ГЛАВА 8

Восславленный некогда как воплощение чести, Майкл Шерон никак не мог предположить, что его жизнь в конце концов окажется основанной на лжи и коварстве. Даже порождения теней, именуемые Кошарами, вряд ли могли считаться кошмарными по сравнению с жутчайшим вероломством, ставшим для него повседневной реальностью.

Преодолевая по воздуху расстояние между пещерой и храмом Старейших, Майкл любовался великолепием открывавшейся внизу панорамы. Пологими травянистыми холмами. Сочными зелеными долинами с бурными реками. Величественными водопадами.

Умело созданными декорациями, призванными предотвращать недовольство.

Обретенное им презрение к этому раю, на защиту которого он затратил столько усилий, не могло не печалить, однако теперь все это великолепие виделось иллюзорным и зыбким, как сны, оберегаемые его народом. Под этим фасадом скрывался фундамент, глубоко увязший в трясине обмана. Другое дело, что сие было ведомо лишь Старейшим и бунтовщикам. Большинство же Стражей чувствовали себя здесь вполне счастливыми. Оставаясь в неведении относительно небольшой группы недовольных, они и дальше могли радоваться жизни.

Мошенническое поддержание этого неведения являлось нелегкой и день ото дня все более усложнявшейся задачей. Капитан Эйдан Кросс был воином-легендой, одно лишь присутствие которого придавало Избранным Воителям спокойствие и уверенность. Его исчезновение не могло не повлечь за собой всякого рода домыслы и толки. Теперь исчез Брюс, что еще более усугубило проблему. Эти двое, наиболее заслуженные и почитаемые офицеры корпуса Избранных Воителей, всю свою жизнь оставались самыми близкими друзьями. В сознании Стражей просто не укладывалось, как двое столь отважных и преданных своему долгу воинов могли совершить такое ужасное предательство. Неизбежно возникали вопросы, появлялось сомнение, строились предположения и догадки насчет того, что же могло разочаровать и отвратить их. И на все эти вопросы приходилось искать ответы. Конечно, существовала возможность попытаться заклеймить их как негодяев, но Майкла эта версия не устраивала. По его убеждению, сохранить прежнее почтение к ним было бы гораздо полезней. Преклонение перед героями — сильнейший эмоциональный стимул, и в будущем он может послужить в качестве весьма полезного инструмента. История полна свидетельств того, как великие подвиги совершались в подражание славным деяниям вызывающих восхищение героев былого.

Когда показался поблескивающий белый храм, Майкл замедлил скольжение по воздуху, перешел в вертикальное положение и мягко приземлился на ноги. Первым делом он набросил капюшон, который носили все Старейшие, скрывая от посторонних взоров свои чахлые, болезненные лица. А ведь когда-то он был весьма привлекательным мужчиной. Впрочем, с той поры миновали века. А кроме того, утрата физической красоты казалась не столь уж высокой платой за возможность достижения его целей.

Приняв подобающий вид, Майкл прошел сквозь массивные красные тории, использовавшиеся Старейшими в качестве мотиватора. Высеченное на них предостережение на древнем наречии «Берегись Ключа, что открывает Запор» давало Стражам цель и надежду, именно то, что требовалось для поддержания душевного равновесия. И если удастся не допустить распространения сведений о бунте, это послание продолжит служить своей цели.

Его путь по открытому центральному двору отмечался капельным следом. После стычки с Брюсом облачение Шерона промокло насквозь и до поры до времени должно было оставаться таким. Майкла ждали, и пунктуальность являлась лучшим способом избавиться от излишнего любопытства.

Зная, что за ним наблюдают, Майкл двигался неспешно, а близ чозуя задержался, зачерпнул ковшом воды, прополоскал рот и омыл руки. При этом он настороженно осматривал место, которое для большинства Стражей служило воплощением надежности и покоя, но им воспринималось как тюрьма.

Глубоко вдохнув, он прояснил сознание, зная, что в ходе предстоящей встречи ему необходимо продемонстрировать уверенность, даже самонадеянность. Встречу с Брюсом он провел, согласовав ее со Старейшими, однако толчок к развитию последующих событий, данный им в ходе состоявшегося разговора, был его сугубо личным решением. При этом он отдавал себе отчет в том, что участвует в весьма сложном групповом танце, где один неверный шаг может стоить ему всего.

Майкл пересек двор и вошел в хайдэн, где его уже ждали остальные Старейшие. Равные. Во всяком случае, так принято было говорить. Другое дело, что лишь очень немногие из общего числа разделяли его цели.

Внутри храма было прохладно. Круглое помещение утопало в тени, и лишь в самом его центре было яркое световое пятно. Именно в этом пятне света он и остановился, после чего луч потускнел и стали видны полукруглые ряды, заполненные фигурами в надвинутых капюшонах.

— Старейший Шерон, вступил ли капитан Брюс в контакт с Кроссом и Ключом?

— Если пока и не вступил, то скоро это непременно случится.

Старейшие заговорили разом, и зал наполнился гулом и гомоном обсуждения. Майкл терпеливо ждал, расставив ноги и сцепив руки за спиной. Резким движением головы он сбросил мокрый капюшон, чтобы убедительнее продемонстрировать остальным свою искренность. Никому не удавалось притворяться искренним лучше, чем ему.

— Что, по твоему мнению, нам следует предпринять теперь, когда Брюс пребывает вне Сумерек?

— Нам нужно направить Старейшего, чтобы он возглавил команду по поискам артефактов.

Снова началось обсуждение, сотни голосов звучали одновременно, накладываясь один на другой.

— Шерон!

Услышав женский голос, он внутренне улыбнулся:

— Да, Старейшая Рейчел?

— Кого бы ты направил туда с этой целью?

— А кого бы предпочла ты?

Встав, Рейчел откинула капюшон, открыв взорам черные как вороново крыло волосы и пронизывающие зеленые глаза.

— Я отправлюсь. И возглавлю.

— Именно тебя я и имел в виду, — веско заявил он.

Старейшая Рейчел была отважной воительницей, с редкостными, под стать Кроссу и Брюсу, командными задатками. Ну а в данной ситуации ее внешность была дополнительным плюсом. В отличие от мужчин, выглядевших изможденными и немощными старцами, женщины, вступая в ряды Старейших, не старели внешне и не теряли привлекательности.

— Для капитана Кросса будет довольно трудно вступить в противоборство с женщиной, — заметил Шерон. — Это станет весьма желательным для нас преимуществом.

— А Брюс? — послышался чей-то вопрос. — Мне до сих пор непонятно, чем его присутствие в мире смертных способно нам помочь?

— Каждый из них по отдельности пассивен. Вместе они обретают активность. Они могут положиться один на другого, рассчитывать на взаимную поддержку. Они прочнее укоренятся в том мире, станут действовать энергичней, позволят себе больший риск, чем это было бы возможно поодиночке.

— Но это займет слишком много времени, — посетовал кто-то.

Это замечание вызвало у Майкла внутренний протест.

— Если мы хотим, чтобы Спящая зачала дитя от Стража, то должны дать им время, — спокойно произнес он. — Они балансируют на лезвии бритвы, и, пока не ощутят себя в безопасности, достаточной для того, чтобы выстраивать совместное будущее, рассчитывать на беременность не приходится. А кроме того, срок вынашивания плода у смертной изменить невозможно.

— Но она не такая, как остальные ее сородичи.

— Что лишь порождает дополнительные вопросы, — парировал он. — Мы не можем торопить события. Мы должны проявить терпение и дождаться, когда все элементы головоломки окажутся на своих местах.

Обсуждение растянулось на несколько часов, чего, впрочем, и следовало ожидать. Сообщество Стражей по самой своей природе не жаловало перемены. Майкл частенько думал, что подобная популяция вообще в состоянии существовать только за счет бесконечно долгой жизни. В противном случае ей не удалось бы довести до конца исполнение ни одного замысла.

Но в конечном счете он добился своего.

— Старейшая Рейчел, тебе потребуется какая-либо подготовка? — спросил за все собрание один из Старейших. — Адаптация к миру людей непроста сама по себе, да и капитан Кросс не тот противник, с которым легко иметь дело. Это будет серьезным испытанием.

Ее сочные губы изогнулись в улыбке, которая, однако, не затронула льдистых зеленых глаз.

— Я буду готова.

— Тогда с этим покончено. Переходим к следующему вопросу.

Стейси закончила укладывать свои вещи и в последний раз оглядела гостевую спальню Лиссы на тот случай, не забыла ли чего.

На самом деле Стейси вовсе не радовала перспектива возвращения в пустой дом, но никаких причин оставаться у нее не было, да и желания такого тоже. Как бы это вообще выглядело с учетом того, что Лисса и Эйдан знали, что она переспала с Коннором. Кроме того, Коннор находился здесь по делу, а поскольку Эйдан серьезно относился к своим древним артефактам, следовало предположить, что они без промедления приступят к работе. Да и ей самой есть чем заняться…

Забросив одну лямку рюкзака на плечо, Стейси спустилась по лестнице вниз, где, к своему удивлению, обнаружила одного Коннора. Он сидел за обеденным столом, сосредоточенно очищая от засохшей грязи какой-то предмет. На нем была черная футболка, обтягивающая широченные плечи, чуть ли не трещавшая по швам, и свободного покроя линялые джинсы.

— Привет, — сказала она, проходя мимо, чтобы забрать с барной стойки свою сумочку. — А где Эйдан с Лиссой?

— Спать пошли. Они явно гнали без остановки всю ночь и вконец вымотались.

Стейси повернулась к нему, и Коннор впился в нее своими аквамариновыми, казавшимися всезнающими глазами. Как будто ему в своей жизни довелось и повидать, и совершить куда больше, чем это вообще возможно для мужчины его возраста. По ее прикидкам ему никак не могло быть больше тридцати пяти, хотя по части энергии и жизненных сил он дал бы фору и вдвое более молодому. Уж об этом она могла судить по личному опыту.

Стейси покачала головой:

— Я так надеялась, что им удастся хоть недолго, но как следует отдохнуть. И он, и она отдают работе так много сил.

— А ты куда собралась? — мягко спросил он, удивленно посмотрев на ее розовый с черным рюкзачок фирмы «Рокси».

Сама она такой экстравагантный в жизни бы не купила. Ей вполне подошел бы и простой рюкзак за пять долларов из «Уолмарта». Но Лисса заметила, как она восхищалась этим рюкзаком, и купила ей в подарок. Теперь это был один из ее любимейших «предметов роскоши».

— Домой. У меня там куча дел.

— Например?

— Порядок навести. Дом нуждается в уборке, а когда Джастин дома, до этого редко доходят руки. Потом — первая ступенька крыльца стала подгнивать. Сосед обещал посмотреть, что там можно сделать, и я спрошу, сможет он сегодня или нет.

Коннор опустил предмет, который держал в руках, и убрал обратно со стола одним неуловимым, полным опасной грации движением. Было удивительно видеть, как такой громила движется словно пантера. Текуче и плавно.

— Я могу починить твое крыльцо.

Она заморгала и невольно слегка откинула голову, чтобы целиком охватить его взглядом:

— С чего бы это?

— А с чего тот сосед предложил тебе свою помощь?

— Он хороший парень.

— Вот и я хороший парень.

— Ты занят.

И великолепен. Боже мой, ну до чего соблазнителен! И как же ему идет черный цвет. Она это еще вчера заметила, когда он только появился. Черный цвет оттеняет золотистую кожу и эти дивные волосы. Чуть-чуть длинноватые. Футболка, джинсы и черные армейские ботинки создавали образ крутого парня. А стоило ей представить его в своем доме, как с ее чувством равновесия произошло нечто странное.

— Я занят планированием, — указал он. — Это можно делать где угодно.

— Чинить ступеньки — скучное занятие.

— А вот твой сосед так не считает.

— Он любит яблочный пирог домашней выпечки.

Коннор скрестил руки на груди:

— Обожаю яблочный пирог домашней выпечки.

— Ну… это не больно хорошая идея.

— Замечательная идея, — решительно возразил он, и от того, как упрямо выставилась его челюсть, у нее защемило сердце. — Я большой дока по части ремонта ступеней.

Ей следовало его отшить. Без вариантов. Ясно ведь, он надеялся, что помощь в ремонте обернется для него некой сексуальной благодарностью. И ее основательно беспокоило четкое осознание того, что его надежды были вовсе даже не беспочвенны. В конце концов, моясь под душем, она всю дорогу воображала себе, каково было бы заняться с ним любовью без спешки, имея в своем распоряжении сколько угодно времени. Опасные мысли.

— Думаю, — удалось выдавить ей, — нам пора попрощаться.

— Цыпленок.

У нее отвисла челюсть.

— Прошу прощения?

Коннор сунул ладони себе под мышки, замахал руками, как крыльями, и закудахтал.

— Господи боже мой, — пробормотала она, — это детский сад какой-то.

— Неважно. Ты боишься взять меня с собой, потому что я слишком тебе нравлюсь.

— Вовсе нет…

— Вруша.

— Интересно, почему это все мужчины, стоит им не заполучить то, чего хочется, мигом впадают в детство? — поинтересовалась Стейси.

Он показал ей язык.

Стейси прикусила нижнюю губу и торопливо отвела взгляд. Он покатился со смеху, и она закашлялась, подавляя порыв присоединиться к нему.

— Пошли. Хватит уже этой бессмыслицы. — Он обогнул обеденный стол и забрал у нее рюкзак с такой ухмылкой, что у нее свело живот. — Обещаю вести себя хорошо.

— Но ведь я такая неотразимая, — с расстановкой проговорила она.

— Знаю.

Примешавшиеся к его акценту интимные нотки заставили ее задержать взгляд на Конноре гораздо дольше, чем следовало. Его ответный взгляд был теплым, властным и чуточку голодным. Ей очень хотелось иметь Проблему с большой буквы, чтобы пригласить его к себе с полным на то основанием. Дать ему возможность поиграть нынче вечером в «мужчину в доме». Позволить ему вписаться в ее быт.

Она вздохнула:

— А что, если я не стану вести себя хорошо?

Коннор отступил в сторону и жестом указал в направлении прихожей.

— Я отнекиваться не буду, — предупредил он. — Если ты и правда вообразила, будто я стану разыгрывать из себя джентльмена, подумай снова.

— Ладно. — Стейси направилась к входной двери, и Коннор, прихватив меч, пошел следом. — Но учти, мистер Кудахчущий Громила, я действительно приставлю тебя к работе.

— Всегда готов, милая.

Через мощеное патио Лиссы они вышли на маленькую гостевую парковку, и Стейси, достав прицепленный к брелку с ключами пульт дистанционного управления, открыла багажник своего «ниссана». Коннор засунул туда рюкзак и ножны, а затем, насвистывая, направился к пассажирской двери.

— Что-то уж больно ты радуешься, — пробормотала она.

— А ты больно уж беспокоишься. — Он помедлил, глядя на нее через крышу автомобиля. — Стейси, у нас был секс. Чудесный секс. — Голос его понизился, акцент усилился. — Я был в тебе. И кем бы я, спрашивается, оказался, если бы после этого меня не радовала возможность провести с тобой время.

Стейси заморгала и тяжело сглотнула. Таким она его лицо уже видела. Сосредоточенным. Серьезным. И это выражение очень ему шло. Как, впрочем, и шутливое.

— Ты мне мозги трахаешь. Мне это не нравится.

— Чем трахаю? Тем, что говорю правду?

— Тем, что ты такой классный, — прошипела она и тут же испуганно огляделась — а вдруг кто-нибудь подслушает. — Прекрати это!

Он ласково улыбнулся:

— Ты малость чокнутая, знаешь это?

— Да? — Стейси уселась за руль. — Между прочим, никто не заставляет тебя цепляться к чокнутой!

Коннор открыл дверь, с трудом втиснулся на неожиданно показавшееся миниатюрным сиденье и скривился.

— Если не собираешься вылезать, сдвинь сиденье назад, — сказала она.

— Никуда я вылезать не собираюсь, — покачал головой Коннор и взглянул на нее с возмущением. — Привыкай к этой мысли.

Закатив глаза, Стейси наклонилась и засунула руку ему между ног, нащупывая рычаг.

— И не надейся, что, если тебя сплющит, я буду чувствовать себя виноватой. Надави назад. — (Он не шелохнулся.) — Черт тебя побери! — Она чмокнула его в подбородок. — Ну почему ты такой упрямый? Назад надави, кому сказано?

Но Коннор так и не пошевелился. Не двинул ни единым мускулом.

Она повернулась, чтобы излить свое негодование, но ее взгляд упал на впечатляющий бугор, оттопыривший его джинсы в районе ширинки. Рука его лежала на бедре, побелевшие пальцы судорожно впивались в обтянутые синей тканью мышцы. Это зрелище ошеломило ее так, что Стейси и сама на миг остолбенела. Понимание приходило к ней постепенно. Сначала она осознала, что ее груди прижимаются к его левому бедру, да еще и ритмично надавливают на него в такт ее тяжелому дыханию. Затем взгляд ее скользнул вверх, заметил ходившую ходуном грудь и остановился наконец на его лице, выражение которого было крайне насмешливым.

— Ты, выходит, решила сделать так, чтобы мне было удобнее?

— Ты это все нарочно! — вспыхнула Стейси и напряглась.

Фыркнув, Коннор сам сдвинул сиденье:

— Ну, трогай, милая.

Они выехали из ворот кондоминиума Лиссы и погнали по дороге в тот район, где жила Стейси. Его по привычке называли Старым городом, однако в настоящее время он энергично перестраивался. Появился новый полицейский участок, новое здание городской администрации, а на всех свободных площадках как грибы росли деловые центры, так что Мурриету скорее следовало назвать Новым городом с давней историей. В пределах одного квартала можно было встретить и кофейню «Старбакс», и ферму. Стейси такого рода двойственность вполне удовлетворяла. Совсем неплохо совмещать прелести загородной жизни со всеми современными городскими удобствами.

— Тебе здесь нравится? — спросил Коннор, с любопытством озирая пробегавший ландшафт.

— Да. Для меня это самое то.

— А что именно в этом тебе нравится?

— А что тут может не нравиться? — покосилась она на него.

— Вонища, — сказал Коннор и сморщил нос.

— Понятно. — Стейси задумалась. — Мы в долине, — наконец сказала она, а увидев его недоуменно поднятые брови, пояснила: — Смог имеет тенденцию оседать в долинах.

— Прекрасно.

Она пожала плечами:

— Если тебя так достают здешние запахи, не вздумай сунуться в Норко.

— Звучит словно название бензоколонки, — откликнулся он.

— Знаешь, мне всегда тоже так казалось! — рассмеялась она. — Правда. Но на самом деле это, можно сказать, лошадиный край. К тому же там уйма молочных ферм. Короче говоря, весь городишко насквозь провонял навозом.

— Здорово.

Его рот изогнулся в той неподражаемой улыбке, которая заставляла ее сердце безумно трепетать.

Свернув за угол, они оказались в той части старой Мурриеты, где не было тротуаров, а дома находились на приличном расстоянии один от другого. Здесь все было совсем не так, как в районе, где проживала Лисса. Где взять в долг у соседа сахарку можно было, просто высунув руку из окна.

По усыпанной гравием подъездной дорожке Стейси подкатила к маленькому, на две спальни, строению, которое называла домом. Небольшому, меньше тысячи квадратных футов, но все равно замечательному. Во всяком случае, так утверждала она. Его широкое крытое крыльцо обрамляли цветочные клумбы, которые засадила она сама. Выкрашенный в нежный шалфейно-зеленый цвет с ярко-белой отделкой, он чудесно выглядел снаружи и был набит всякой современной техникой внутри. И принадлежал ей.

Ну, в той степени, в которой можно считать своей заложенную недвижимость.

— Ну вот и приехали, — сказала она, горделиво подняв подбородок.

Коннор обошел машину сзади и подошел к ней:

— Мне здесь нравится.

Взглянув на него, она обнаружила, что он внимательно изучает ее жилище.

— Тебе тут будет немного тесновато, — озвучила Стейси то, что только что пришло ей в голову, и тут же пожалела о сказанном. Вдруг он вообразит, будто она размечталась, что он будет здесь жить.

Он наклонился к ней, а поскольку и без того стоял очень близко, ей было никуда не деться от его запаха. Что это за запах, она понять не могла, ни на один из известных ей одеколонов или других ароматических средств это даже отдаленно не походило. И Стейси даже подозревала, что это просто его естественный запах. Запах Коннора.

«Просто Коннор» — прекрасное название для именного одеколона, будь у нее средства на такую роскошь.

— Обожаю тесноту, — промурлыкал он с греховной усмешкой.

Далеко не в первый раз Стейси подумала о том, каково было бы жить со столь самоуверенным мужчиной. Именно внутренняя уверенность позволяет ему быть таким дразняще-бесстыдным. И существенно отличает его от всех прочих мужчин, с которыми ей доводилось встречаться. Все они, по существу, ничего из себя не представляли и лишь прикидывались крутыми. А она всякий раз покупалась на эту напускную мужественность, тешила себя иллюзией обретения стабильности. Пока не завела Джастина. Став матерью, от которой зависело другое человеческое существо, Стейси научилась находить силы в себе самой.

Протиснувшись мимо Коннора, Стейси достала из багажника рюкзак. Она увернулась от Коннора, когда он попытался забрать его, и направилась к крыльцу.

— Осторожней со второй ступенькой, — предупредила Стейси. — Она подгнила, можно навернуться.

— Усек.

Когда она распахнула сетчатую дверь, он оказался рядом и, взявшись рукой за край, придержал ее открытой, пока она возилась с тремя замками.

— Здесь что, небезопасно? — поинтересовался он.

— Нет, нормально. Но я всего боюсь и предпочитаю перестраховаться, особенно когда темно.

Коннор кивнул, словно бы с пониманием. Стейси, однако, подозревала, что, даже если он сочувствует ей вполне искренне, едва ли что-либо способно напугать его самого. Слишком уж он стоек, слишком уверен в себе. По ее догадкам, такая решительность являлась следствием того, что он родился и вырос в семье, все члены которой посвящали себя военной профессии. Смертельная опасность сопутствовала им постоянно и потому уже не устрашала их так, как других людей.

Он вошел следом за ней в гостиную, и сетчатая дверь закрылась за ним со скрипом, за которым последовал громкий стук. Коннор нахмурился.

— У тебя дверь сломана, — заметил он.

— Ну, если быть точной, так не вся дверь, а одна маленькая деталька.

— Неважно, раз она сломана.

— Да там просто подкрутить надо. Ладно, устраивайся поудобнее.

Она направилась по коридору в прачечную, вытащила из рюкзака свою покрытую кошачьей шерстью одежду и запихнула в стиральную машину. Чуть позже до нее донесся голос Коннора:

— А сын у тебя симпатичный.

Стейси сделала глубокий вдох и вернулась в гостиную. Коннор стоял в прихожей и рассматривал множество вставленных в рамки фотографий. Помещение было тесным, и он заполнял его почти целиком, а его голова едва не касалась низкого потолка.

— Спасибо. Я тоже так думаю.

Оказалось, что он рассматривает снимок, сделанный «поляроидом», когда они с Джастином, еще в его бытность скаутом-волчонком, участвовали в гонках на деревянных автомобилях. Джастин уже тогда был почти с нее ростом, а каштановые волосы и темные глаза делали их и вовсе не похожими на мать и сына.

— Этой фотографии уже пара лет, — объяснила она. — Он с тех пор вышел из волчат. Сказал, что такими делами мальчишке надо заниматься с отцом.

Коннор протянул руку и погладил ее по спине. То был утешительный, поддерживающий жест, вроде того поцелуя накануне вечером, но было в нем и что-то еще. Только вот этого «еще» она допустить не могла. Не могла, как бы ей того ни хотелось, позволить себе увлечься, ощутить в нем опору, поскольку он не собирался оставаться здесь навсегда. Она уже многократно совершала такую ошибку — искала опору на стороне, вне себя. И не собиралась делать это снова.

— Я займусь пирогом, — заявила она и, пройдя мимо него, ушла на кухню.

Он присоединился к ней не сразу, а когда появился, выражение лица у него было странное.

— Ты в порядке? — спросила она, выключив воду, под которой мыла яблоки. — Тебя все семейные дела достают? Хочешь, чтобы я отвезла тебя домой?

— Дом Эйдана не мой дом.

Он прислонился к косяку арочного проема, соединявшего кухню с уголком для завтрака. Отдельной столовой в доме не было, и она прекрасно без нее обходилась.

Коннор, чье присутствие казалось особенно ощутимым на ее крохотной кухоньке, не сводя с нее пристального взгляда, спросил:

— По-твоему, меня достает то, что у тебя есть ребенок?

Он скрестил руки на груди, отчего бицепсы вздулись. И от этого, уже такого знакомого ей жеста у нее увлажнился рот. Коннор заполнял все ее помыслы, решительно не давая возможности хоть как-то отвлечься от факта его присутствия. Невероятная личность, пребывающая вдобавок в невероятном теле. Это уже чересчур. Он — это чересчур.

— Не знаю. — Она встряхнула дуршлаг, выливая оставшуюся воду. — Просто вид у тебя какой-то странный.

— У меня выдалась та еще пара дней.

— Хочешь об этом поговорить?

— Честно говоря, да.

— Ладно. Выкладывай. — Она полезла в один из нижних ящиков за приспособлением для чистки яблок.

— Не могу.

Стейси напряглась и попыталась скрыть необоснованное чувство обиды и разочарования за колкостью:

— Ну конечно, как же иначе.

— Ты бы все равно не поверила.

— Мне пришлось бы положиться на твое слово. — Она встретила его взгляд и не отвела своего. — Ничего другого все равно не остается.

На долгий момент в кухне воцарилось молчание.

Она ощущала шедшую в нем внутреннюю борьбу: он явно испытывал потребность сказать что-то важное, но она не имела ни малейшего представления насчет того, что именно. Поэтому Стейси озвучила свою наилучшую догадку:

— Ты ведь не собираешься проводить здесь все время, верно?

— Мне придется много путешествовать, — нахмурился он.

— Прекрасно. — Она вздохнула. — Ты ведь не собираешься предложить, чтобы я была с тобой, когда ты в городе, и хранила тебе верность, когда ты в отлучке, правда? Пожалуйста, не надо!

— Стейси, уж не такая я задница, — произнес он со спокойным достоинством. — Не могла бы ты, думая обо мне, поднять планку повыше?

Беспокойство Стейси нервировало Коннора, заставляя его злиться на себя. Сам же, болван, все, к черту, испортил, а теперь не знаешь, как исправить.

Он хотел быть с ней.

Вроде бы куда проще, но на самом деле — сложнее некуда.

Она громко вздохнула и подняла руки:

— Извини. Я просто не знаю, что ты тут делаешь. Почему смотришь на меня вот так. Что я, по-твоему, должна сделать или сказать?

Нетерпеливой рукой она убрала падавшие на лицо черные кудряшки. Он понимал, что ей хочется надежности и стабильности. Пусть даже не навеки, но он, увы, не мог обещать ей чего-либо выходящего за пределы этого момента. Сейчас он пребывал в этом мире, но не имел ни малейшего представления о том, когда обстоятельства смогут вернуть его обратно. А лучшим способом обеспечить ее безопасность было покончить с угрозой, прежде чем она сможет до нее добраться.

Эйдан был прав. Коннор осознавал, что является для нее наихудшим выбором, однако не мог заглушить в себе внутренний голос, упорно утверждавший, что она дана ему для того, чтобы о ней заботиться.

Он выпрямился:

— Инструменты у тебя есть?

Физический труд. Это как раз то, что ему сейчас требуется. Занять чем-то руки, пока мозг будет пытаться разрешить дилемму. И поскорее, а то он не выдержит и попытается добиться того, чего так страстно желает: завалить ее, чтобы она обхватила ногами его бедра и впилась ногтями в его спину.

— Только простые. — Ее зеленые глаза выдавали так много: он мог лишь гадать, осознает ли это она сама. — Они в желтом металлическом ведре сразу перед дверью.

— Возьмусь за работу.

— Спасибо.

Благодарность. Он услышал это в ее голосе, и какая-то примитивная часть его души чуть не взвыла от восторга. Ей что-то требовалось, и он мог ей это дать.

Коннор отроду не испытывал собственнических чувств по отношению к своим любовницам. Но все шло к тому, что после встречи со Стейси он вообще не походил на себя.

Взяв ведро за ручку, он толкнул сетчатую дверь и вышел на крыльцо, перед которым были разбиты клумбы, переходившие в лужайку. Весь участок был обнесен оградой из цепей.

Славный дом. Манящий и чарующий. Дом, очень подходивший Стейси и открывавший ее с новой стороны. Ему хотелось остаться здесь на ужин, до очередного фильма. Хотелось снова заняться с ней любовью. Правильно. И долго. Всю ночь. А потом проснуться оттого, что ее аппетитный зад трется о его член, — только на сей раз они оба должны быть голыми. Он мог бы войти в нее сзади…

Дверь за ним захлопнулась. Выругавшись и пробуравив раздражающий объект гневным взглядом, Коннор принялся за работу, одновременно стараясь выбросить из головы все мысли о Старейших и Кошмарах. Его нынешний день со Стейси вполне мог оказаться единственным, и хотя явился он сюда, потому что опасался отпускать ее в дорогу одну, теперь он хотел провести оставшиеся часы так, словно никакого завтра не было вовсе.

Поскольку для них его и не было.