9
Я пробуждаюсь в темноте. Марк еще спит в моей постели. Он бесстыже красив, сурово, по-мужски. Его сладкие, созданные для поцелуев уста слегка приоткрыты, лунный свет подчеркивает белизну зубов, черные кучерявые волосы растрепаны. Но мой взгляд останавливается на неподвижно застывших в полумраке руках — мужественных, но нежных. Безукоризненных и невинных. Невинных ли? После прошлой-то ночи?
Во рту у меня пересохло.
Набрасываю ночную сорочку и ускользаю на кухню. Там выпиваю стакан холодной минеральной воды. Понятия не имею, что со мной происходит. Может, Джессика права, я влюбляюсь.
Пару минут я стою посреди наполненной тенями кухни. Смотрю в окно, на небо, где луна любуется своим отражением в водах Тирренского моря.
Я тихонько забираюсь в постель и ложусь поближе к Марку, ощущая его тепло и размеренное дыхание.
* * *
Просыпаюсь утром. Яркое солнце Кампании уже пробивается сквозь щели моего перекошенного жалюзи, образуя на голых стенах штрихкоды. Он ушел? Я тут же прихожу в панику. Сердце колотится в груди. Нет. Только не так, не так, нет — только не на одну ночь — не после такого. Пожалуйста.
Успокойся, Икс, успокойся!
На подушке Марк оставил девственно-белый листок. Изящная записка сложена вдвое, а сверху перьевой ручкой написано: «Икс». Откуда он взял бумагу и ручку? Как ему удаются эти маленькие фокусы? Я нетерпеливо хватаю записку и читаю:
«Во сне ты выглядела такой счастливой. Я ушел за завтраком. В семь лакомимся sfogliata . Р. Целую».
Я снова счастлива. Тут же проверяю на телефоне время: 6.40. Марк вернется через двадцать минут. Я быстро принимаю душ, переодеваюсь в симпатичное серое платье из хлопка и не успеваю посушить волосы, как раздается звонок в дверь.
— Buongiorno, — слышу я голос Марка по старенькому домофону. — La colazione и servita .
Через мгновение лорд Роскаррик уже стоит на пороге — с великолепной улыбкой, пакетиком выпечки и due cappuccini на картонном подносе.
На Марке свежая темно-синяя рубашка, джинсы и потрясающие дизайнерские туфли. Как? Может, запасные рубашки лежат в «мерседесе»? Волнующие меня вопросы исчезают, когда я пробую восхитительный кофе. А затем мы едим пирожные: внешне они немного напоминают круассаны, но вот начинка…
— Ух ты, вкусно как!
— Из ресторана «Скатуркьо» на улице Спакканаполи. Там их выпекают целое столетие.
— Бесподобно! А что внутри?
— Мягкая рикотта с цукатами и пряностями. Одно плохо: десять штук сразу не съешь, — улыбается Марк.
Я отвечаю тем же. Удивительно, но неловкости нет, хотя это наш первый совместный завтрак. Сидим на балконе, на пластиковых стульях. Вдалеке, по ту сторону залива, нежно-белые ленты облаков окутывают верхушку Везувия, а Капри мечтательно подернулся пеленой.
— Итак, — начинает Марк, отставляя в сторону пустую тарелку. — Насчет прошлой ночи…
Моя улыбка дрогнула. Вряд ли мне хочется начинать такой разговор. Прошлая ночь была удивительной! Но лучше оставить ее такой, не обсуждая, не анализируя. Одна ночь совершенства. Ночь пылкого, животного, восхитительно безрассудного секса. Никаких вопросов, никаких обсуждений. Она такая, какая есть.
— Прошлая ночь была perfetto, — говорит Марк. — Возможно, даже слишком.
— Прости?
Он чуть склоняет голову набок и спрашивает меня:
— Ты знаешь выражение… «coup de foudre»?
— Да. — Внутри меня всю колотит. — Coup de foudre. Дословно — «вспышка молнии».
Он кивает. Я недоуменно смотрю на него.
Значит, вот что он думает о нас? Вот, что это было? Вспышка сумасшествия и похоти? Нечто скоротечное? Чему уже не быть на следующей неделе?
Марк, видимо, уловил мою неловкость.
— Икс, мне просто нужно кое-что знать, прежде чем мы двинемся дальше.
— Что именно?
— Знать… — Он отводит взгляд. — Готова ли ты. Если ты действительно хочешь продолжить наши отношения, есть кое-что… — Голубые глаза вновь останавливаются на мне. — Кое-что, о чем ты должна знать.
Должна знать? Ну, хватит.
Я ставлю на стол тарелку:
— Марк, скажи мне, что это за величайшая тайна? Просто скажи. Я справлюсь. У меня даже есть водительское удостоверение, я уже взрослая.
— Я заметил, — улыбается он.
Притворяюсь, что хочу бросить в него пакет от пирожных. Марк виновато улыбается и прикрывается рукой:
— Хорошо, прости. Но это… очень сложно. Не хочу отпугнуть тебя в тот самый момент, когда мы только встретились. Икс, ты мои «самые лучшие новости», как сказал поэт. — Марк на миг замолкает. — Но некоторые стороны моей жизни очень важны для меня, стороны, о которых ты обязана знать, если мы продолжим встречаться. И если ты не сможешь принять это, лучше нам не заходить дальше. Мы просто не сможем идти вперед. Ради тебя и ради меня.
Мне совершенно не нравятся его слова. В них мало хорошего. Я молча жду, чтобы он развил тему. Но сердце мое не на месте, оно бешено стучит, пребывает в смятении.
Марк делает последний глоток кофе.
— Ты когда-нибудь слышала о мистериях? — наконец спрашивает он.
— Нет, кажется. — Роюсь в памяти, перебирая уроки истории в школе. — Что-то до периода христианства? В университете я в основном изучала современную историю.
— Мистерии — это древние культовые мероприятия с таинственными ритуалами посвящения. Они являлись неотъемлемой частью средиземноморского общества Греции и Рима. Некоторые стали очень популярными, например мистерии Митры. Некоторые сохранили противоречивый и оргиастический характер, такие как мистерии Диониса.
Я с изумлением гляжу на Марка. Дионис. Оргии. Куда он клонит?
— Я не понимаю.
Марк смотрит на тихую улочку раннего утра.
— У тебя есть сейчас пара часов? — спрашивает он.
— Да, я сама себе хозяйка.
— Хочешь проехаться до Помпей? — Он бросает взгляд на часы. — Мы будем на месте раньше открытия. Я знаю администратора там. В Помпеях есть нечто способное все тебе объяснить лучше любых слов.
Это так внезапно и стремительно, но я, кажется, начинаю привыкать. С Марком такое в порядке вещей. Он спонтанный и решительный. Мне это даже нравится, нет, я это просто обожаю. Зануда-Математик не увлек бы меня в древние Помпеи. Правда, у него не было ничего общего с тайными культами и оргиями.
Двадцать минут спустя мы мчимся через унылые окраины Неаполя. Мимо проносятся серые бетонные здания, изуродованные граффити, однако вокруг шелестят оливковые рощи и ароматные лимонные сады, спускающиеся к блестящему морю. Даже среди всеобщей запущенности они выглядят чудесно. Возможно, разруха — это важная составляющая Неаполя. Как жестокость для любви или увядание для роз.
Мы обгоняем небольшие трехколесные фургоны, водители которых — ссохшиеся старички, перевозящие дыни.
— Фабио! — говорит по телефону Марк. — Buongiorno…
Насколько я понимаю, он разговаривает с администратором в Помпеях.
Вскоре мы подъезжаем к внушительным железным воротам. Нас уже ждет низенький, элегантно одетый мужчина — в белых джинсах и очень дорогих солнцезащитных очках от Армани. Он с раболепием приветствует Марка, даже с капелькой страха, а затем поворачивается ко мне и целует мою руку.
После этого милого фарса администратор открывает ворота и впускает нас в Помпеи.
Помпеи!
Я мечтала оказаться здесь еще со школы — своими глазами увидеть сохранившийся до наших дней известный римский город, погребенный под пеплом после извержения Везувия. И сейчас мне дарована невероятная привилегия: осмотреть его без туристов.
Сидящий внутри меня историк хочет изучить каждый уголок, но Марк шагает вперед, ведя меня мимо руин, мимо римских публичных домов и бань, магазинчиков и таверн.
Наконец мы останавливаемся. На улице жарко, я покрываюсь потом.
— Вилла мистерий, — объявляет Марк.
Мы заходим внутрь, оставляя администратора позади. Передо мной открывается двор, боковые комнаты и яркие мозаичные полы. Заворачиваем за угол и оказываемся в более темной комнате, мастерски украшенной фресками. Им две тысячи лет, на багровом фоне, окаймляющем каждое изображение, слоем лежит вековая пыль.
Веревка отгораживает пространство перед фресками. Наверное, чтобы уберечь их от туристов. Марк перешагивает через нее и, взяв меня за влажную руку, помогает сделать то же самое.
Теперь я в центре комнаты, любуюсь поэтической и мечтательной прелестью этих изображений. Танцующие девушки, трогательные сатиры, печальные и прекрасные женщины. Здесь царствует красота изящества, яркая и живая, спасенная от забвения.
— Эти фрески показывают ритуал инициации, — объясняет Марк. — Девушку посвящают в мистерии.
Я изучаю огромные древние изображения с возрастающим любопытством.
Слева элегантную девушку готовят к изощренной церемонии. Кто-то играет на флейтах. Молодую красавицу тщательно омывают. Она что-то пьет — вино или одурманивающие напитки. Это не важно, но после этого девушка пускается в пляс. Танцует до умопомрачения.
Во рту у меня пересохло. Смотрю направо. На последней фреске девушка проходит обряд посвящения, ее одевает рабыня, укладывает волосы в прическу. Все это время девушка печально смотрит на меня со стены, даже с сожалением, но есть в ее выражении нотка пресыщения.
Пресыщения чем?
Делаю шаг вперед.
Парадоксально, но самая важная, кульминационная сцена спрятана в дальнем темном углу комнаты. Девушка, стоя к нам спиной, наконец сняла одеяния и предстала почти обнаженной. Изгибы ее белоснежного тела восхитительны. Она выглядит божественной и невероятно возбужденной, будто откликается на некую эротическую стимуляцию.
Сердце бьется чаще. До меня доходит, в чем дело. Девушку бьют хлыстом.
