10

— Что все это значит? Я не понимаю, — говорю я, попятившись от фресок.

Марк внимательно смотрит на меня в полумраке виллы, будто заглядывает в самую душу, в мое прошлое…

— Как видишь, Икс, это инициация.

Голос его слишком спокойный, даже неестественный. Мой же срывается на крик.

— И к… к чему это имеет отношение? — (Он ничего не отвечает.) — Марк, поговори со мной. Объясни эти фрески… Зачем ты привел меня сюда?

Между нами повисает тишина. Я слышу пение птиц на улице, отдаленный шум дороги. Однако на Виллу мистерий будто лег покров безмолвия: мы осквернили ее своим разговором. Но можно ли осквернить это? Снова смотрю на женщину на самой дальней и значимой фреске. Затем окидываю взглядом остальные изображения.

Кто этот улыбающийся бог, откинувшийся назад, будто в опьянении? Кто эта женщина с лавровым венком и серебряным подносом? И почему, черт побери, ту молодую девушку бьют хлыстом?! Почему она принимает такое?

Фрески вызывают слишком много вопросов. Мне не хочется тщательно изучать их и разбираться во всем. Тем более скоро сюда хлынут туристы. А наше присутствие здесь против правил. И вообще это ошибка.

— Марк, мы можем отсюда уйти?

— Конечно. — Он машет рукой в сторону освещенного солнцем дверного проема. — Можем пройти здесь, а потом…

Не собираюсь ждать, когда он закончит. Я стремительно перешагиваю через порог и вырываюсь на свежий воздух. Правда, выхожу я в какой-то внутренний дворик с изящной статуей Меркурия из позеленевшей меди на пьедестале — стройный, красивый юноша в крылатых сандалиях. Не припомню эту статую.

— Но здесь нет выхода!

— Икс, подожди. Надо всего лишь повернуть налево.

Налево? Спотыкаясь на камнях, я тороплюсь за угол. В моих мыслях сумятица. Ступали ли по этой же самой тропе молоденькие римские невесты? С голыми, гибкими телами, скрытыми под туниками, в алых сандалиях с золотой отделкой, заходили ли в ту темную комнату в ожидании порки?

И какое это имеет отношение к Марку и ко мне? К нам?

Я заблудилась. По обе стороны тянутся коридоры. Стоя за моей спиной, Марк нежно и успокаивающе кладет руку мне на плечо и направляет меня. Я скидываю его руку и упрямо шагаю по темному проходу. Не хочу, чтобы лорд Роскаррик прикасался ко мне. Слишком уж это напоминает о прошедшей ночи.

О том, как он беззастенчиво раздел меня. Как вдавливал лицом в подушку — нежно и властно, с примесью ярости.

И все же мне это понравилось. Правда. Как он обладал мною, раскрывая и поглощая целиком. Мне понравилось. Я уступила перед его ненасытностью, он пожирал меня, будто свежевыловленного ricci: морского ежа, которого подают в лучших ресторанах Позиллипо. Если я стану думать о нашем восхитительном сексе, то вновь сдамся. Но прямо сейчас я готова обороняться.

— Куда идти? — Мой голос звучит натянуто.

— Сюда, Икс, — мягко говорит Маркус. — Всего лишь пройди здесь.

Я чуть ли не бегу. Мне отчаянно нужен свежий воздух, а не эта тысячелетняя пыль. Торопливой походкой иду по темному коридору, мимо других фресок и мозаики. Вдалеке — наконец-то! — виднеются желтые полевые цветы, покачивающиеся на солнце Кампании. Выход из этого лабиринта. Я выбегаю на свет, летний ветерок окутывает меня. Облегченно вздыхаю.

Я даже вспотела. Пребываю в легкой панике.

Маленький щеголь в белых джинсах испарился. Древняя римская дорога, усыпанная могилами и домами, уходит в бесконечность. Здесь так тихо. Я оглядываюсь, что-то мне это напоминает. Но что?

И тут меня осеняет. Здесь такая же зловещая атмосфера, как и в Лос-Анджелесе. На освещенных улицах никого нет. Никто не гуляет. Иногда калифорнийские города с их полным отсутствием пешеходов напоминают мне о местах, пораженных чумой или пострадавших от стихийного бедствия. И вот опять я здесь. В городе мертвых.

Маркус выходит на солнце следом за мной.

— Икс, приношу свои извинения. Не хотел тебя огорчить.

— Ты и не огорчил, — грубо отвечаю я. — В смысле, в смысле… О боже…

— Присядем?

Да, мне и правда нужно сесть. Я оглядываюсь по сторонам и нахожу обломок мраморной римской колонны, в которой вырезано импровизированное сиденье. Подхожу и сажусь. Разглядываю ногти на ногах.

Мы красили их вместе с Джесс. Как же мне хочется оказаться сейчас с ней в моей квартире, смеяться, сплетничать, пить дешевое кьянти из супермаркета и болтать про наши веселые деньки в Дартмуте. Теперь все изменилось. Моя развлекательная поездка в Неаполь превратилась во что-то иное, мрачное. И лучше, и хуже. У меня был умопомрачительный секс, который, возможно, изменит всю мою жизнь. Но сейчас все покрыто завесой тайны, очень темной и пугающей.

Вдохнув полной грудью аромат трав и диких цветов, выросших в этом археологическом месте, я поворачиваюсь на своем мраморном троне и говорю:

— Хорошо, Марк. Рассказывай.

— Спрашивай что пожелаешь.

— Значит, ты говоришь, что раньше люди делали то… что изображено на тех фресках.

— Да. Делали. — Он пристально смотрит на меня, даже не мигая. — И до сих пор делают.

Теперь завеса тайны приподнимается.

Мне совсем не нравится то, что я слышу. Совсем.

— Мистерии… существуют и сейчас?

— Да, — с серьезной улыбкой говорит Марк.

— Где? Как? Когда?

— По всей Италии, иногда во Франции, Великобритании и так далее. Но в основном в Италии.

— Кто их проводит?

— Не могу рассказать, — отрицательно качает головой Марк.

— Ты же сказал: спрашивай что пожелаешь!

— Ты можешь спрашивать все, что угодно, про меня. — Он искренне разводит руками. — Я не могу нарушать частную жизнь других.

Справедливо ли это замечание? Не знаю. Не знаю, что думать обо всем этом. Возникшая передо мной правда слишком ужасна.

— Хорошо. Что это за люди? — с трудом задаю я следующий вопрос.

— Как правило, богатые и интеллигентные. Умные и образованные.

— Но зачем?

Марк пожимает плечами, будто этот вопрос ниже его или же моего достоинства. Меня это не волнует.

— Когда проводят мистерии? — допытываюсь я.

— Каждое лето. Они начинаются в июне и завершаются в августе или сентябре.

— Значит, они начнутся очень скоро?

— Да.

Мне придется спросить. Но я не хочу спрашивать об этом. Не могу. Однако у меня нет выбора. Марк прав в одном: наши отношения не смогут развиваться, если я не буду знать правду. А если я ее узнаю, то, может, не захочу увидеть Марка вновь. Может, моя жизнь снова меняется, во второй раз за двенадцать часов.

— Ты участвуешь в них, да? — медленно произношу я. Он кивает. — И ты хочешь, чтобы я тоже стала их частью?

Ужасающая пауза.

— Да.

— И что будет со мной, Маркус? — резко говорю я. — Я буду как та римлянка на фреске? Меня будут хлестать кнутом, точно лошадь?

Он не отвечает. Может, я и рада этому.

Слева от меня жужжит пчелка, паря над ярко-алым цветком. Марк делает несколько шагов прочь, глядя на старый римский магазинчик с мраморным прилавком, в котором вырезаны ровные круги.

— Здешние места, магазины… — произносит Марк. — Из всех достопримечательностей Помпей именно эти маленькие магазинчики больше всего трогают меня. — Он опускает взгляд, ласково проводит рукой по старому мрамору. — Раньше эти отверстия использовали для мисок с горячей едой навынос. Здесь были харчевни. Ресторанчики фастфуда. — Он делает широкий взмах рукой. — Икс, разве ты не видишь ее? Слегка подвыпившую римскую женщину, которая подает еду на этот прилавок, отгоняет мух от баранины, вытирает руки о фартук и вспоминает о своем муже, ушедшем служить в легион… — Пауза. — Живая история. Вот что действительно трогает меня. Человеческие судьбы. Благородная трагедия повседневности.

Марк поворачивается. Возвращается ко мне, от его походки и выражения лица веет опасностью. Этот мужчина привык получать желаемое. Может, он даже привык брать желаемое силой.

— Бичевание — часть мистерий, — после небольшой паузы говорит он.

— Ты даже не отрицаешь этого, Марк?! — чуть ли не кричу я. — Признаешь? Они бьют женщин?

— «Бьют» — неверное слово. Совершенно неверное.

— Ах да, прости. Я такая глупая. Как надо сказать? Лупят? Истязают? Какое слово правильное, Марк!

— Бичевание. И лишь по согласию. Вся суть в том, что участник соглашается на обряд инициации. Он или она должен изъявить желание и подчиниться. Здесь нет принуждения. Без готовности участников мистерии теряют смысл. Тогда величайшая тайна не будет достигнута. Последняя преобразующая мистерия, пятая мистерия, «катабазис», остается нераскрытой.

— Значит, люди сами хотят поучаствовать. Значит, это кучка извращенных франкмасонов.

Лорд Роскаррик печально качает головой и дарит мне обворожительную и всепрощающую улыбку. Мне вдруг хочется ударить его… а еще поцеловать. Все-таки больше тянет поцеловать, хотя я и испытываю к нему легкую ненависть. Мне словно нужно вывести Марка из себя, разозлить, чтобы он побежал вслед за мной, как и прошлой ночью, когда с хищным оскалом преследовал меня на лестнице.

Чтобы проглотил, как морского ежа из Позиллипо.

Будь он проклят! Дважды!

— Александра?…

Не смотри, Икс, не смей на него смотреть.

Он тоже садится на обломок римской колонны и, подавшись вперед, тихо говорит:

— Алекс, мистериям где-то три тысячи лет. Они восходят к Древней Греции, рощам и миртам Аттики. Это не клоунада, не поверхностный культ глупцов в нелепых костюмах.

Его голос с великолепным британским акцентом словно льется сквозь меня. Можно ли возбудиться от одного лишь голоса? Как такое возможно? Что мне делать? Заткнуть уши?

Но пока придется послушать.

— Мистерии олицетворяют сексуальные, эмоциональные и духовные истины, приближают к осознанию души. Я прошел инициацию в очень юном возрасте. То, что я познал, теперь часть меня. Мистерии помогли мне достичь высот небывалого экстаза и откровения, я не могу описать свои эмоции, но хотел бы поделиться ими. С тобой, Икс.

— Поэтому ты хочешь, чтобы меня раздели и избили?

— Я хочу, чтобы ты испытала радость и истину, которую обрел я. Тогда у нас есть шанс… быть по-настоящему вместе.

— Порка принесет мне радость, так, что ли?

Марк качает головой.

— Хорошо, — вздыхает он. — Хорошо… Прости меня. — Он проводит рукой по черным кудрям. — Может… мне следовало рассказать тебе об этом в другое время, может, я слишком увлекся.

— Знаете что, лорд Роскаррик… — Я резко встаю. — Вряд ли в принципе есть подходящее время для слов: «Ой, кстати! Меня очень заводит бить женщин, притворившись римским сенатором…»

— Икс, подожди.

— Но я рада, что ты мне все рассказал. Теперь я со спокойной совестью сяду на обратный поезд до Санта-Лючии.

— Икс!

Марк сурово окликает меня, будто я нашкодившая школьница. Я прихожу в еще большее бешенство. Когда он подает голос, я веду себя сдержанно и спокойно.

— Икс, я показал тебе это потому, что, когда мужчина проходит полный обряд посвящения, завершает пятую мистерию, ему запрещается вступать в серьезные… отношения… с неинициированными женщинами. Таковы правила.

— Что? Что еще за правила?

— Древние, строгие правила. — Он пожимает плечами. — Им следует подчиняться.

— Значит, ты не можешь быть со мной… пока я не соглашусь на это? Не пройду все ритуалы?

— Да. Боюсь, все так и есть, именно это я и хотел тебе сказать. На самом деле мне не следовало проводить с тобой ночь, но, как я уже говорил, ты обезоруживаешь меня, Икс. Я неспособен противостоять. Правда, теперь мне придется совладать с собой. Пока ты не согласишься. Ради нашей безопасности.

— Ты мне угрожаешь? — презрительно фыркаю я.

— Конечно нет! Если ты не согласишься, с тобой ничего не случится. Но больше мы никогда не встретимся. — В его глазах блестит грусть. — По крайней мере мое желание слишком сильно. Но мистерии не такие ужасные, Алекс, они божественны, они дар. Ты поймешь, обещаю тебе, если согласишься. Но это лишь твой, и только твой выбор.

Мне отчасти хочется дать Марку последний шанс. Под этим знойным солнцем он выглядит печальным, спокойным и идеальным. Он даже не вспотел. Лишь единственный локон темных волос упал на восхитительные голубые глаза, будто с небес спустился ангел мужской красоты и сказал: «Ах, он само совершенство. Пускай хотя бы упадет один локон». Правда, от этого Марк выглядит еще более perfetto. Твердая линия подбородка, с легкой щетиной. Загорелая крепкая грудь. Линия скул — резкая, суровая и прекрасная.

Хватит! К черту его совершенство. Может, он и красавчик, но я не допущу, чтобы меня из-за кого-то пороли.

— Ciao!

Я поднимаюсь и иду прочь, очень быстро, несмотря на нарастающую жару. Позади раздается голос:

— Икс, per favore, ricordati di me.

Я не обращаю внимания и иду вперед. В самом конце римской дороги вижу первых туристов. Они все в одинаковых бейсболках и фотографируют один и тот же экземпляр римского театра.

Помпеи. Ох, мне даже хочется сплюнуть. Я так радовалась, когда мы сюда приехали. Теперь все пошло наперекосяк. Все в руинах.

Вскоре я пробираюсь сквозь дебри туристов, потом прохожу турникеты, хотя все остальные проталкиваются внутрь.

Я знаю, что поступила правильно. Но в голове отчетливо раздается голос Марка.

«Per favore, ricordati di me».

Зачем говорить это?

Забудь, Александра. Забудь и его, и фрески, и мистерии — забудь все. Темноволосые мужчины, сидящие в маленьких кафе, широко улыбаются мне, как в рекламе пепси. Я бегу вниз по склону к станции Вилла-деи-Мистери и вокзалу Чиркумвезувиана, чтобы сесть на поезд до Неаполя.

«Пожалуйста, помни меня!»