Я еще ни разу не занималась сексом. Однажды дело чуть до этого не дошло, но в последний момент я струсила. Относительно долго я встречалась всего с одним парнем – Керрис познакомила меня с ним как раз накануне моего семнадцатилетия.

Брат Керрис учился в колледже, и однажды (это было пару лет назад) к нему приехал друг – погостить на весенних каникулах. Его звали Сет, ему было восемнадцать, и я решила, что влюбилась. На самом деле, думаю, мне просто нравилось, что у меня появился парень. Он учился в Техасском университете, как минимум в четырех часах езды на машине от нашего дома.

Мы встречались примерно полгода: часто разговаривали по телефону, общались в чате. Мне уже исполнилось семнадцать, мы много обсуждали это, вот я и решила, что пора. Меня отпустили гулять до полуночи, он снял номер в гостинице, а маме мы сказали, что поедем в кино.

Когда мы добрались до гостиницы, у меня тряслись руки. Я передумала, но боялась сказать ему, ведь он так старался, чтобы у нас все получилось, даже привез из дома постельное белье, чтобы обстановка была уютнее. Некоторое время мы лежали на кровати и целовались, а потом он снял с меня рубашку и уже взялся за джинсы, как я вдруг разревелась. Он тут же остановился и даже не пытался уломать меня. Он даже не обиделся на меня за то, что я передумала, – просто поцеловал и сказал, что все в порядке. Мы взяли в прокате какой-то фильм и смотрели его, лежа на кровати.

Через семь часов рассвело, и мы в панике проснулись. Никто не знал, где мы находимся, телефоны были отключены всю ночь. Мои родители наверняка уже сходили с ума от беспокойства. Он побоялся встречаться с ними, довез меня до дома и сразу же уехал. Помню, как я отчаянно мечтала оказаться в каком-нибудь другом месте. Мне наверняка предстоял серьезный разговор, придется объяснить, где я пропадала. А я терпеть не могла скандалы…

Стоя у джипа, я разглядываю уставленный гномами дворик дома, который на самом деле не стал нам домом. Меня охватывает знакомое чувство беспокойства, под ложечкой предательски сосет. Мама наверняка захочет обо всем поговорить: о раке, о Келе… Она захочет поговорить напрямую, а мне хочется разве что забиться в угол.

Я медленно подхожу к двери, нажимаю на ручку и мечтаю, чтобы кто-нибудь держал ее изнутри, не давая мне войти. Однако дверь открывается, и я вижу маму, Кела и Колдера, расположившихся за барной стойкой.

Они вырезают тыквы – отлично, значит, разговор откладывается.

– Привет! – говорю я, не обращаясь ни к кому конкретно.

Мама даже не смотрит в мою сторону.

– Привет, Лейкен! Гляди, какая у меня тыква! – радостно кричит Кел и поворачивает тыкву ко мне «лицом» – глаза и рот вырезаны крест-накрест, а сбоку на скотч прилеплен пакет с конфетами. – Он кислый, потому что переел кислых леденцов, – объясняет мне брат.

– Что ж, очень креативно, – хвалю я.

– А смотри, какая у меня! – вмешивается Колдер и поворачивает ко мне свою тыкву, но у той вместо лица лишь множество больших дырок.

– Ой… а это как понимать? – спрашиваю я.

– Это Бог!

– Бог?! – растерянно переспрашиваю я.

– Ну да, Бог! – смеется Колдер, смотрит на Кела, и они хором говорят:

– Потому что Бог не просто всех прощает – у Него голова дырявая, и Он все забывает!

– Да, ребята, вы друг друга стоите! – смеюсь я и в этот момент ловлю на себе мамин взгляд: она пытается понять, в каком я настроении. – Привет! – говорю я, обращаясь непосредственно к ней.

– Привет! – улыбается она.

– Слушай, а что, если сегодня мы будем просто вырезать тыквы? Просто вырезать тыквы, и больше ничего? – повторяю я, надеясь, что она поймет, на что я намекаю.

– Конечно, – с улыбкой отвечает она, разглядывая стоящую перед ней тыкву. – Но мы не сможем вырезать тыквы каждый вечер, Лейк. Рано или поздно нам придется перестать вырезать тыквы.

Я беру с пола свободную тыкву, ставлю ее на стойку и усаживаюсь поудобнее, но тут кто-то стучится в дверь.

– Я открою! – кричит Колдер, спрыгивая со стула.

Мы с мамой оборачиваемся – в дверях стоит Уилл.

– Привет, малыш! Ты теперь уже и дверь тут гостям открываешь? – спрашивает он у Колдера.

– Мы вырезаем тыквы для Хеллоуина, – радостно сообщает Колдер, хватает его за руку и тянет через гостиную на кухню. – Смотри, Джулия и для тебя тоже купила!

– Да нет, я как-нибудь в другой раз. Вообще-то, я за тобой пришел. Надо дать людям отдохнуть…

– Садись, Уилл, – говорит вдруг моя мама, отодвигая свободный стул. – Сегодня мы просто вырезаем тыквы. Просто вырезаем тыквы, и все. Ничего больше.

Колдер уже достал тыкву и поставил ее на стол перед предназначенным Уиллу стулом.

– Ладно… Тыквы так тыквы, – соглашается Уилл.

Колдер протягивает ему ножик, мы впятером сидим за стойкой и просто вырезаем тыквы. И все.

Кел заставляет нас немного понервничать, спросив, почему я так поздно вернулась из школы. Мама внимательно смотрит на меня, ожидая ответа, а Уилл просто вырезает тыкву, не поднимая глаз.

– Нас с Эдди оставили после уроков.

– Оставили после уроков?! Но за что? – спрашивает мама.

– Мы на прошлой неделе прогуляли урок – спали во дворе.

– Лейк, но зачем вы это сделали? – кладя ложку на стол и разочарованно глядя на меня, спрашивает мама. – И какой же урок вы прогуляли?

Я молча надуваю губу и киваю в сторону Уилла. Мама переводит взгляд на него, он смотрит ей в глаза, пожимает плечами и смеется:

– Она прогуляла мой урок! И что мне оставалось делать?!

– Я тебя ужином за это угощу, – улыбается мама, похлопывает его по плечу и достает телефонный справочник.

Вечер проходит просто нереально: мы едим пиццу, болтаем, смеемся – все, даже мама. Как приятно слышать ее смех! Она сегодня совсем другая: думаю, что ей стало легче уже потому, что она наконец все мне рассказала. Я вижу это по ее глазам.

Кел с Колдером обсуждают, кем они хотят быть на Хеллоуин. Колдер не может решить: то ли трансформером, то ли сердитой птичкой, а Кел и вовсе еще не придумал.

Я убираю с пола тыквенные очистки, ополаскиваю в раковине коврик, а потом, подперев руками подбородок, облокачиваюсь на стойку и наблюдаю за ними. Возможно, мама в последний раз вырезает с нами тыквы. Через месяц мы в последний раз отпразднуем День благодарения, а потом наступит ее последнее Рождество. Но сейчас она как ни в чем не бывало болтает с Уиллом о планах на Хеллоуин и смеется. Остановись, мгновенье! Ну почему нельзя вырезать тыквы целую вечность?

Мама уходит к себе, чтобы собраться на работу, Уилл и Колдер возвращаются домой. Я прибираюсь на кухне, подбираю с пола обрезки тыквы, складываю их в большой мешок и несу его в мусорный бак в конце улицы. Стоит мне выйти, как открывается дверь дома напротив и на пороге появляется Уилл, тоже с мусорным пакетом. Уже почти у самого бака он оглядывается, замечает меня и улыбается, потом поднимает крышку и закидывает мусор в бак.

– Привет, – говорит он, засовывая руки в карманы куртки, и подходит ко мне.

– Привет, – отвечаю я.

– Привет, – повторяет он, проходит мимо меня и садится на бампер моего джипа.

– Привет, – произношу я, прислоняясь к машине.

– Привет…

– Перестань! – не выдерживаю я и смеюсь.

Мы оба ждем, что кто-нибудь заговорит первым, но никто не решается нарушить неловкое молчание. Ненавижу такие паузы, поэтому решаю рискнуть:

– Прости, что я рассказала Эдди… Но она такая умная, знаешь, она сама обо всем догадалась… Только ей показалось, что между нами есть нечто большее, чем на самом деле, поэтому мне пришлось рассказать ей правду. Я не хотела, чтобы она плохо о тебе думала.

– Я тебе доверяю, Лейк. – Уилл запрокидывает голову и смотрит в небо. – Я даже Эдди доверяю. Просто мне нужно было, чтобы она поняла, почему я так дорожу этой работой. А может быть, я все это рассказал вам, чтобы ты поняла, почему я не могу рисковать.

– В любом случае, – продолжаю я, не в силах проанализировать услышанное, – я знаю, что тебе было непросто решиться на такую откровенность… Спасибо тебе!

Мимо проезжает машина и останавливается у соседнего дома. Из нее выходит женщина, а за ней – две девочки. У каждой в руках по тыкве.

– Слушай, а я ведь не знаю никого из соседей, кроме вас с Колдером, – признаюсь я.

– Это Эрика, – рассказывает Уилл, глядя в сторону дома, куда только что зашла мама с дочками. – Ее мужа зовут Гас, они женаты уже лет двадцать, наверное. Две дочки, подростки. Старшая иногда подрабатывает няней и сидит с Колдером. Наши соседи справа, Боб и Мелинда, живут здесь дольше всех. Их сын недавно ушел в армию. Они очень помогли мне после смерти родителей… Мелинда несколько месяцев готовила нам обед каждый день. Она до сих пор приносит нам что-нибудь вкусненькое, примерно раз в неделю… А вон в том доме… Видишь? Там живет ваш хозяин, Скотт. Он владеет шестью домами только на этой улице. Хороший человек, но съемщики у него надолго не задерживаются. Ну вот и все, кого я знаю.

Я разглядываю соседние дома – они как две капли воды похожи друг на друга, сложно даже представить, что в них живут разные семьи. Интересно, а у них тоже есть свои тайны? Может быть, кто-то из них влюблен. Или, наоборот, пытается разлюбить кого-то? Они счастливы? Грустят? Напуганы? Обанкротились? Страдают от одиночества? Насколько они ценят то, что имеют? Интересно, Гас и Эрика понимают, какое счастье, что они здоровы? А Скотт? Понимает ли он, как ему повезло, что у него такой большой доход от аренды? Ведь все это, абсолютно все, не вечно. Все изменяется, нет ничего постоянного. Единственное, что всех нас объединяет, – это неизбежность смерти: рано или поздно все мы умрем.

– А еще тут есть одна девушка… – продолжает Уилл. – Она переехала на нашу улицу не так давно. Я помню, как увидел ее впервые: она уверенно парковала перед домом фургон с прицепом. Он был, наверное, раз в сто больше ее, но она легко заехала задом во двор, даже не попросив о помощи. Я смотрел, как она ставит ручку в режим паркинга и кладет ноги на торпеду – как будто всю жизнь только и делала, что грузовики водила. Сущие пустяки! Мне было пора на работу, но Колдер уже побежал к их дому и стал сражаться на воображаемых мечах с маленьким мальчиком, который выпрыгнул из фургона. Я хотел было позвать его, но в той девушке было нечто такое… В общем, я почувствовал, что должен с ней познакомиться. Перешел дорогу, но она меня даже не заметила и с отсутствующим видом наблюдала, как ее брат играет с Колдером. Я стоял рядом с фургоном и любовался девушкой. И вдруг она посмотрела на меня. В ее взгляде было столько печали… Мне захотелось узнать, о чем она думает, чем живет, почему она такая грустная. Мне ужасно захотелось обнять ее. Наконец она вышла из кабины, я подал ей руку, поздоровался. Мне ужасно не хотелось отпускать ее. Я хотел держать ее за руку вечно. Хотел сказать ей, что она не одинока в этом мире. Какая бы тяжесть ни лежала у нее на сердце, я готов был снять с него этот груз.

Я кладу голову ему на плечо, и он обнимает меня.

– Мне жаль, что я не могу сделать этого, – продолжает он. – Жаль, что не могу снять камень с твоего сердца. Но, к сожалению, так не бывает. Ничто не проходит само собой. Твоя мама пытается объяснить тебе именно это. Ей нужно, чтобы ты приняла то, что происходит, нужно рассказать все Келу. Ты должна помочь ей.

– Я знаю, Уилл, знаю… Но я не могу. Я еще не готова смириться с этим.

– К этому невозможно подготовиться, Лейк, – шепчет он, прижимая меня к себе. – Никому еще не удавалось.

Он отпускает меня и уходит. Да, он снова прав. Но на этот раз меня это не задевает.

– Лейк? Можно войти? – доносится из коридора мамин голос.

– Открыто, – отвечаю я.

Она входит и прикрывает за собой дверь. На ней униформа: медицинский халат и брюки. Мама садится на кровать рядом со мной, а я продолжаю писать в своей тетрадке.

– Что пишешь? – спрашивает она.

– Стихотворение.

– Для школы?

– Нет, для себя.

– Не знала, что ты пишешь стихи, – удивляется она, украдкой пытаясь заглянуть мне через плечо.

– А я и не пишу. Просто если мы выступим со своими стихами в клубе «ДЕВ9ТЬ», то получим зачет автоматом. Я думаю, может, стоит попробовать, но еще не решила. Очень страшно выходить на сцену на глазах у множества людей.

– Расширяй свои границы, Лейк! Они для того и существуют.

– Так что ты хотела? – спрашиваю я, откладывая в сторону тетрадку.

– Да ничего особенного… Просто мне скоро на работу, и я подумала, что мы можем поговорить… Сегодня я работаю последний день. Хотела тебе сказать, что больше на работу ходить не буду. – Мама заглядывает мне в глаза.

Я отвожу взгляд, беру ручку, надеваю на нее колпачок, закрываю тетрадку и убираю все в рюкзак:

– Мам, я все еще тыквы вырезаю.

Она тяжело вздыхает, встает, некоторое время смотрит на меня и выходит из комнаты.