Глава 31
Эпилог
Денни не поскупился и закатил Эбби свадьбу, о которой та и мечтала. Все было с иголочки, прямиком из магазина для новобрачных. Получилось сногсшибательно. Церемония состоялась в фешенебельном отеле «Фэйрмонт олимпик» в центре Сиэтла. Потрясающее место: шестиметровые потолки, хрустальные люстры, арочные окна во всю стену, белые парчовые шторы, скатерти и китайский фарфор.
Мы с Келланом были свидетелями. Я растрогалась до слез, стоя у алтаря в окружении роз и мерцающих огней. Не иначе гормоны вмешались – беременность есть беременность. Впрочем, я так не думала. Дело было в Денни, женившемся на отраде своего сердца. В выражении лица, с которым он произнес: «Согласен». В Келлане, стоявшем рядом на правах лучшего друга и светившемся радостью. В повлажневших глазах моего мужа. Это напоминало мне обеты, данные во время нашего незатейливого бракосочетания.
После долгой церемонии к счастливой паре выстроилась очередь. Я никогда не видела Эбби столь лучезарной – она искрилась улыбкой, стоя в белом, с замысловатым узором подвенечном платье с длинным рукавом. И Денни никогда еще не был так рад. Когда наконец пришел мой черед обниматься, я еле могла говорить от наплыва чувств. Наверное, я сказала ему, крепко стиснув, что счастлива за него. Он стер с моей щеки слезу и ответил:
– Здорово, что ты здесь! Я люблю тебя, подружка.
Это стало последней каплей, и Келлан, посмеиваясь, отвел меня в сторонку посидеть и попить водички. Черт, если уже сейчас такие страсти, то следующие семь месяцев мне не пережить.
– Эй, соберись, – бросил Келлан, гладя меня по спине.
Эта свадьба была намного пышнее нашей, и шаферы прибыли при полном параде. Келлан выглядел ослепительно. Я заметила, что кое-кто из собравшихся глазел не на жениха и невесту, а на него.
Келлан пододвинул мне стул, усадил. Он поступал так с церемонии награждения, как будто считал, что я уже совершенно немощная. Впрочем, я не возражала. Он так и не пришел в себя от моего сюрприза. Я тоже, но мне было нужно чуть больше времени, чтобы привыкнуть.
На каждом столе красовались серебряные держатели с именными карточками, надписанными каллиграфическим почерком. Я вновь прослезилась при виде своего нового имени: «Миссис Кира Кайл». Анна и Гриффин сидели слева от нас, Эван и Дженни – справа, а Мэтт и Рейчел замкнули круг, устроившись напротив. Остальные столы предназначались многочисленным друзьям и сослуживцам Денни и Эбби.
После роскошного пятизвездочного обеда, когда молодожены разрезали свадебный торт, выступили «Чудилы». Давно я уже не видела их на такой площадке. Как будто мы вернулись к Питу! Они сыграли бесподобно: звук был чистый и брал за душу, а чувство всеобщей близости преобладало над впечатлением от самого концерта. Келлан заигрывал с толпой – он заводил гостей и заставлял их танцевать. К исходу вечера уже никто не сидел на месте.
В подарок Денни, к изумлению Эбби, а также, наверное, потому, что она не любила выбирать песни, Келлан написал для первого танца собственную композицию. Это была завораживающая баллада о двоих: тебя находят, тебя открывают, любовь крепнет с каждым днем, когда один уходит, второму не вздохнуть, когда они вместе – им трудно дышать. Песня была сексуальной, искрометной, сердечной и романтичной, как и сам Келлан. Пусть она была написана для Денни и Эбби, я знала, откуда взялось вдохновение. И снова расплакалась.
В конце вечера новобрачные скрылись в своем номере. Рано утром они улетали домой, в Австралию, где собирались провести медовый месяц и устроить для друзей и близких вторую свадебную церемонию. По-моему, Денни рехнулся, но этого хотела Эбби, а он был только рад выполнить ее желание.
Мы с Келланом тоже летели в Австралию, но лишь через несколько месяцев. Турне начиналось с Лас-Вегаса – еще одного места, где мне всегда хотелось побывать. Денни ухитрился выбить нам отдельный автобус. Наш, целиком! Я могла вопить сколько влезет, и меня не услышит никто, кроме Келлана. Ну, еще был шофер, о котором я часто забывала, плюс телохранитель. После происшествия в Нью-Йорке мы с Келланом согласились нанять охрану для тех случаев, когда бывали на публике. Мне это продолжало казаться странным. Но правда заключалась в том, что мы привлекали внимание, куда бы ни пошли, и порой оно оказывалось излишне пристальным. Теперь, когда я была беременна, нам не хотелось рисковать.
И хотя наше уединение оказывалось не столь полным, как я рассчитывала, его все же оказалось достаточно, чтобы я изнывала от нетерпения отправиться на гастроли.
* * *
На первый концерт раскупили все билеты. И на второй. И на следующий. В какой бы город мы ни приехали, «Чудилы» вызывали ажиотаж. Настоящее помешательство. Но все это было замечательно и на сей раз по-честному – никакой лживой болтовни. Тур предусматривал трехмесячное путешествие по США и Канаде и месяц за океаном. Так настоял Келлан. Он не хотел быть в разъездах больше нескольких месяцев в году – особенно когда родится ребенок. Как только это произойдет, путешествия, возможно, сократятся еще больше, если я по какой-то причине не смогу его сопровождать. Келлану не хотелось ничего упустить, и я не винила его.
Турне шло своим чередом, и то же происходило с беременностью. Живот, казалось, удивительным образом вырастал за ночь вдвое. Сначала он был плоским, потом чуть выпятился, а дальше я словно проглотила арбуз! Келлану очень нравилось следить за его ростом. В постели он иногда таращился на него или просто смотрел на кожу, как будто ждал, что та растянется на глазах.
Однажды вечером после таких бесстыдных гляделок я заметила, что чайник никогда не закипит, если смотреть на него, а Келлан поднял взгляд и буркнул:
– Знаю. Я прикидываю, насколько вырос ребенок. Пытаюсь представить.
– Я занимаюсь тем же, – с улыбкой погладила я его по щеке.
Келлан, усмехаясь, осторожно положил голову на бугор, скрывавший наше дитя. На пятом месяце места ему хватило. Я стала гладить его по нежной коже, и Келлан вскинул глаза.
– Что ты делаешь? – спросила я наконец.
Довольное выражение превратилось в мечтательное.
– Я ее слушаю. Или его.
Мы решили не узнавать пол. Нам хотелось сюрприза. Да и врачи ошибаются, судя по истории с Анной.
– Нет, – смеясь, возразила я, – ты слушаешь куриную грудку под пармезаном, что была на обед. – И, взглянув на дверь нашей комнаты в салоне автобуса, пробормотала: – Интересно, не осталось ли еще.
– Ш-ш-ш… Я внимаю.
Келлан возобновил свое пытливое исследование моей пищеварительной системы.
Затем он тихо замычал, как будто подпевал моим внутренним шумам. В животе у меня что-то сместилось: младенец пошевелился. Келлан расширил глаза и посмотрел на меня с таким лицом, что я расхохоталась.
– Мычи дальше, – велела я ему.
Он повиновался, и ребенок вновь шевельнулся, затем наподдал ножкой.
– Нравится папочкин голос, – вздохнула я, и Келлан рассмеялся.
– Как и его мамочке. Или ее, – улыбнулся он, подняв голову.
Я на минуту задумалась, чего хотела больше – Келлана или холодного цыпленка. Победил, как обычно, Келлан. Притянув его к себе, я предалась развлечению, которое нам обоим очень нравилось – скоротечному сексу на фоне беременности.
Когда «Чудилы» отправились за рубеж, я была на седьмом месяце. Келлан сперва беспокоился насчет моего участия в турне. Он не хотел рисковать – не дай бог, рожу за сценой, – предпочитая, чтобы все было как можно надежнее. Я заявила, что все будет хорошо, мы вернемся домой задолго до окончания срока. Келлану все равно не улыбалось быть вдалеке от меня, и мне не составило труда его убедить. В придачу я напомнила, что в течение сверхдолгого перелета в Австралию мы станем наконец членами клуба «На высоте мили» . Келлан никогда не занимался сексом в самолете, а потому был как минимум заинтригован. С учетом моего срока вступление в клуб являлось своего рода вызовом. Оно потребовало ловкости, навыка и руки, зажимавшей мне рот. Автобусный закуток показался нам весьма просторным по сравнению с бортовым туалетом, но мы худо-бедно справились. Хихикающая стюардесса даже вручила нам на прощание летную эмблему – крылышки, и Келлан щеголял ими все время, пока мы гостили на другом конце земли.
Так я и странствовала по рок-концертам в обществе рок-звезды – округлая и полная жизни. Первое выступление было в Перте, затем – в Сиднее и Брисбене. Закулисье полнилось призерами-конкурсантами, ярыми фанатами, сотрудниками радиостанций, членами экипажа и музыкантами. Хотя охрана была начеку, Келлан настоял, чтобы поклонникам открыли доступ не только в специальный зал для встреч, но и дальше – пусть общаются со своими кумирами. Отдельным группам даже позволили оставаться за сценой во время концерта, чего никогда не разрешала Сиенна. Однако Келлан стремился к определенному сближению с фанатами. Писать мне стало еще труднее, так как многие желали пообщаться и с миссис Кайл. Но все же, вооруженная ноутбуком, я находила места, где можно было и работать над текстом, и слушать Келлана.
После выхода первой книги я всерьез взялась за вторую. Может, дело было в романе «Гордость и предубеждение», который Келлан без устали читал мне вслух, но в моей голове складывался сюжет сугубо в стиле Джейн Остин – историческая романтика. Меня захватил тот период, и автобиографическое повествование пошло побоку. Мне хотелось создать нечто иное и отойти от романов о современности.
Сочиняя, я поглядывала на своего мужчину. Тот выступал. Турне ему очень нравилось. Он любил проводить время с «Крутым поворотом» и «Уходя от расплаты». Все три коллектива хорошо сочетались во всех отношениях. Вообще, Джастин и Келлан намеревались по завершении гастролей записать совместную песню, над которой трудились на досуге. Я слышала, как они репетировали – пронзительная вещь, – и не могла дождаться, когда ее услышат фанаты.
«Чудилы» же на сей раз собирались записывать альбом в Сиэтле, поближе к дому, так как роды мои приближались. Ник, впрочем, не возражал. Откровенно говоря, он вел себя в последнее время очень неплохо. После скандала с Сиенной отец его застращал. Тот не захотел лишиться двух крупнейших исполнителей из-за интриг, которые плел его сын.
Сиенна, верная своему слову, соблюдала дистанцию. На банкете она поздравила ребят с «Грэмми», но больше мы ничего о ней не слышали. После ее прочувствованного и откровенного признания рейтинг ее альбома упал, однако певица медленно восстанавливала позиции. И я ни секунды не сомневалась, что своего она добьется. Упорства этой женщине было не занимать.
* * *
К исходу турне мне уже хотелось домой. Я устала, а живот стал огромен. Я по-новому зауважала Анну, которая выдержала тур до самого конца. В пути было весело, но такая жизнь утомляла. Мне, как и Гриффину, не терпелось поскорее увидеть сестру. Анна решила на этот раз не присоединяться к ребятам. Гибсон теперь нуждалась в большем внимании: она тянула в рот решительно все, – и Анна осталась дома. Я очень гордилась тем, что сестра поставила нужды ребенка на первое место. Она разительно отличалась от той Анны, с которой я выросла. Она сомневалась и волновалась, но из нее вышла превосходная мама. Мне оставалось надеяться, что я окажусь не хуже.
На девятом месяце меня все достало. Я была огромной. Измотанной. Ноги отекли. Спина болела. Я не знала, как лечь, чтобы выжить, а обострившийся сексуальный голод сошел на нет. Мне хотелось, чтобы этот ребенок покинул мое тело.
Келлан мне всячески потакал. Он ездил к черту на кулички только затем, чтобы купить мороженое определенного сорта. Он каждый вечер массировал мне поясницу. Он даже пробовал сделать мне педикюр, но я так смеялась, что ноги тряслись и Келлан перепачкал красным лаком и себя, и меня. Но это было приятно.
Схватки начались, едва я смирилась с фактом, что буду беременной вечно. Я сразу записала время их появления и продолжительность. Келлан заметил, как я царапаю что-то в его поэтическом дневнике, и положил голову мне на плечо:
– Что делаешь?
Я смотрела на секундомер, считала секунды и дышала сквозь боль:
– Схватки фиксирую.
– Что? – Келлан в панике развернул меня лицом к себе. – Уже пора? Едем в больницу? Я заведу машину. И сумку соберу. Черт, мне нужно погрузить переноску!
Он сорвался с места, так и не дав мне ответить ни на один вопрос.
– Келлан! Еще… рановато.
Схватки были слабыми и редкими. Даже мне было ясно, что времени полно.
Но Келлана обуяла бешеная активность, и я не стала заморачиваться с объяснением всех этих тонкостей. Я просто сидела на диване и ждала очередной схватки. Келлан метался по дому, подбирая нужные, по его мнению, вещи и бормоча под нос о тех, которые он наверняка не учел.
– Кира, подгузники нам нужны? Я возьму подгузники. Их надо захватить.
– Келлан! – крикнула я через плечо. – В больнице они наверняка есть!
Он не ответил, и я уверилась, что он набьет их в «шевелл» в количестве достаточном, чтобы прикрыть задницы половине детей Сиэтла.
Я глянула на маму, спокойно восседавшую рядом. Она прилетела заранее, не желая пропустить рождение второго внука. Папа собирался присоединиться сразу после этого события.
– Он рехнулся, – сказала я, наблюдая за Келланом.
Мама со смехом потрепала меня по колену:
– В первый раз они все такие.
Через двадцать минут, хотя я совсем еще и не рожала, мы погрузились в «шевелл», и Келлан рванул в ближайшую больницу.
– Сбавь скорость, – взглянув на спидометр, строго велела я. – У нас уйма времени.
Келлан нервно поглядывал на меня.
– Ты уверена? Почем тебе знать? Может, схватки просто сами по себе слабые. Может, это плохо!
С заднего сиденья донеслись мамины смешки. Я не нашла в его словах ничего смешного.
Через несколько часов я была готова убить мужа, маму и производителя противозачаточных таблеток с негодной маркировкой. Я не сомневалась, что умираю. В жизни не испытывала такой боли. Но вот сквозь туман явился ангел в образе медсестры в хирургическом халате, дал мне лекарство, и стало намного, намного лучше.
Но все еще было чудовищно неудобно и тяжко. Я и представить не могла, как это трудно – рожать. Рожают все, сплошь и рядом: могло бы показаться, что это дело куда более легкое. Мы же не наблюдаем, как кошки и собаки визжат и корчатся от боли, – клянусь, эти создания даже не замечают, что разрешаются потомством. А я, уж поверьте, заметила, даже частично онемев ниже пояса.
Келлан держал меня за руку и помогал, чем мог. Он ощущал себя совершенно бесполезным и хотел бы сделать больше. Наверное, он и родил бы вместо меня, если бы умел.
– Ты молодец, солнышко, уже почти все.
Со слов врача, мне оставалось напрячься в последний раз, и я чуть не взвыла. Мне хотелось, чтобы этот кошмар закончился. Пусть меня лучше еще раз собьет грузовик, чем я рожу еще одного ребенка. Мама сжала другую мою руку.
– У тебя получится, – внушала она.
Я и сама это знала и старалась изо всех сил. Облегчение наступило почти мгновенно, и я поняла, что делу конец, еще до того, как услышала детский плач. Обливаясь слезами, Келлан поцеловал меня в мокрую голову.
– Ты просто молодчина, – прошептал он.
Закрыв глаза, я выдавила слабую благодарную улыбку.
Бойкий возглас медсестры вывел меня из ступора:
– Поздравляю! Мальчик!
Мама разрыдалась, а я открыла глаза и уставилась на Келлана. Мальчик? У нас родился мальчик. Взгляд Келлана был прикован к маленькому свертку в руках у медсестры. На лице мужа отразился восторг и благоговение.
– У меня сын?
Блестящая слеза скатилась с его щеки и упала мне на плечо.
Нет, я ошиблась. Ради этого зрелища я рожу еще тысячу раз. Ну, по меньшей мере два или три.
Медсестра кивнула и шагнула ко мне, держа моего сына. Мне не терпелось увидеть его, взять на руки, но я быстро мотнула головой и показала глазами на Келлана. Та, поняв меня, вручила ему младенца. В жизни Келлана было столько зла, что он заслуживал первым подержать своего ребенка.
Келлан издал звук, вместивший сразу и смех, и всхлип. Он не отрываясь глядел в глаза своему сыну.
– Привет, человечишко, – шепнул Келлан. – Я твой папа, и я тебя люблю… Очень и очень. – Дрожащим голосом он добавил: – Рад тебя видеть.
Я зарыдала задолго до того, как Келлан передал мне ребенка.
* * *
Прошло несколько месяцев. Я пробиралась через море розовых и белых воздушных шаров. Они запрудили весь дом. Я не утрирую – весь. Их гроздья были прицеплены к каждой лампе, вазе, дверной ручке и спинке стула, к перилам и шкафам. Потолок был сплошь в шарах. Так же и пол. Гости развлекались, пиная их. Хорошо бы не лупить по ним в присутствии Гибсон. Моя пятнадцатимесячная племянница была на седьмом небе от счастья, пытаясь прихватить как можно больше податливых шариков. Анна парила над ней, как коршун, следя, чтобы шар не лопнул и не напугал ее, а еще, не дай бог, не превратился бы в резиновую закуску. Эта малютка тянула в рот все. Буквально все. Анна уже пожаловалась, что Гибсон нашла ее тайник с сексуальными игрушками. Теперь сокровища для взрослых хранились в запертом ящике на верхней полке шкафа. И я отдала бы полмира, лишь бы не знать об этом.
В моей кухне посреди широкого дубового стола красовался трехслойный торт в форме сердца, и каждый слой был особого розового оттенка. Даже клеенка была розовой. И тарелки. И столовое серебро. Торт окружали пирожки и пирожные всех форм и цветов, тоже с сердечками. А по всему столу были разложены сердечки помельче – съедобные украшения. Могло показаться, что мы устроили праздник для Купидона.
Но это было не так. Поводов к торжеству было несколько. Они перечислялись на транспаранте, прикрепленном над раздвижной дверью полукруглой веранды: «С годовщиной, Денни и Эбби! С новой книгой, Кира! Со вторым топовым альбомом, „Чудилы“! С Днем святого Валентина!»
Праздник устроила Эбби. Она не только обожала всякие торжества, но и была прекрасным организатором. При малейшем намеке на возможность объединить события она оказывалась тут как тут! На транспаранте не хватало лишь упоминания о моем сыне, которому нынче исполнилось пять месяцев. Но этот факт имел значение лишь для нас с Келланом. Большинство людей не отмечают дни рождения по месяцам, однако мы праздновали каждую веху.
Шел небольшой снег, но это не удержало нашу компанию от барбекю. Эван в дутой куртке и вязаной шапочке колдовал над грилем, переворачивая бургеры и вращая сосиски. При нем был Мэтт, крепко обхвативший Рейчел, которая, судя по виду, медленно превращалась в сосульку. Наблюдая, как люди пригибаются под транспарантом и заходят в дом погреться, я ощутила рядом чье-то присутствие.
Повернув голову, я улыбнулась Денни. Он был чисто выбрит – впервые после окончания университета. В те времена он выглядел таким молодым – детское лицо, юная улыбка! Но теперь он повзрослел и стал похож на человека, который твердо стоит на земле и знает, чего хочет. Его мирная улыбка говорила миру: «Жизнь у меня хороша, и я доволен». Это наполнило мое сердце радостью.
Я указала на стол, ломившийся от сластей:
– Ты и впрямь не шутил, когда говорил о праздничном помешательстве?
Денни взглянул туда же и рассмеялся:
– Нет, не шутил. Приходите на День святого Патрика. Вы обалдеете, какой обед закатит Эбби. Зеленый картофель ела?
Прыснув, я мигом представила, как мой розовый стол превращается в зеленую страну чудес, изобилующую продуктами, которым ни в коем случае не полагается быть зелеными. Посмотрев на кольцо, сверкнувшее у Денни на пальце, когда тот отхлебнул розоватого пунша, я произнесла:
– Поздравляю с первой годовщиной.
Чашка замерла у его рта.
– Спасибо. – Денни сделал еще глоток. – У меня для тебя тоже есть хорошие новости. Как мы и собирались, я разослал «Неотразимых» во все издательства, какие нашел. Из одного вчера позвонили. Их впечатлило, как расходится книга, и от самой истории они в восторге. Хотят переговорить с тобой о публикации.
Я вытаращила глаза. Совсем-совсем настоящая книга? Пока ее можно было заказать только через Интернет. Мое имя на книжных полках повсюду было пределом мечтаний!
– Спасибо тебе за труд, – потрясенно ответила я. – С удовольствием побеседую с ними.
Пока я переваривала новости, подошла Эбби. Она оценила выражение моего лица и спросила у Денни:
– Сказал? – Тот кивнул, и она повернулась ко мне. – Поздравляю, Кира, мы очень рады за тебя! Я хотела переделать транспарант, но Денни сказал, что еще рано выступать с заявлениями.
Я улыбнулась ее очаровательному акценту. Это было особенное удовольствие в обществе Денни и его жены – два акцента по цене одного.
– Спасибо. Я еще… не до конца осознала.
Эбби кивнула и взяла Денни под руку:
– Что говорить, ты заслужила успех. На пару с Келланом. – Она с проказливой улыбкой добавила: – А торт твой разве не чудо?
– Еще какое! Он даже лучше вашего свадебного.
Эбби вскинула брови, и мне пришлось рассмеяться. Ее свадебный торт будто сошел со страниц каталога Марты Стюарт . В нем было семь слоев. И фонтан. Я не шучу.
Денни рассмеялся за компанию, но умолк, когда Эбби надулась.
– С годовщиной, любимая, – уронил он, послав ей милейшую улыбочку.
Она моментально просветлела и потянулась целоваться. Покачав головой, я оставила голубков в покое. В комнате позади меня кто-то заговорил в микрофон, и я скривилась. Проклятье, включили караоке! Ума не приложу, как я только позволила Келлану убедить себя в надобности этой штуки. Я пользовалась ею только однажды, но тогда, кроме нас, в доме никого не было, и это оказалось смерти подобно. Правда, когда за дело взялся Келлан, я решила, что не стоит так уж разочаровываться из-за приобретения.
Извинившись, я покинула Денни и Эбби и направилась в гостиную. Пиная по ходу воздушные шары, я вошла в комнату. Увиденная картина одновременно развеселила и умилила меня. Гриффин во всем своем показном блеске стоял рядом с Келланом у камина, а Келлан при этом держал нашего малыша в нагрудной переноске. «Восхитительный» здесь слишком слабое слово. В красивом мужчине с ребенком было что-то особенное, неуловимо прекрасное.
В нашей просторной гостиной мебель была расставлена так, чтобы создать уютные зоны отдыха. Я без труда видела всех, кто с интересом следил за приготовлениями «Чудил» к выступлению. Анна и Гибсон. Сестра Келлана Хейли. К великой досаде Гэвина, закончив колледж, она решила переехать сюда. Ну, не к такой уж и великой – у него появился лишний повод нас навещать. На самом деле в последний раз я видела его с Райли в «лаборатории» – звукоизолированном строении, где ребята трудились над новыми композициями. Райли быстро осваивал гитару и обещал играть не хуже старшего брата. Он также неумолимо хорошел, превращаясь в настоящего сердцееда.
Гриффин откашлялся и взялся за микрофон:
– Дамы и господа, я хочу поблагодарить вас за то, что пришли на «Шоу Джи-Кей» . – Он облизнул губы и послал собравшимся воздушный поцелуй. – Мы будем рады вас развлечь.
Он похабно задвигал тазом, и я прикрыла глаза ладонью.
Анна, сидевшая перед ним на диване, разразилась хохотом. Гибсон хихикала у нее на коленях. На белокурой девчушке с тощими косичками было красное платьице в рюшах и белые туфельки. Анна сказала, что Гриффин убил на эти косички добрых полчаса, добиваясь симметрии. Все покатились со смеху, когда Гибсон зааплодировала шутовству своего папаши.
Келлан, тоже смеясь над Гибсон, поднес к губам микрофон:
– Может, начнешь играть? Хватит уже!
Гриффин набычился, однако нажал на кнопку воспроизведения. При звуках «Lost in Your Eyes» в исполнении Дебби Гибсон Келлан опустил микрофон и уставился на Гриффина, не веря ушам:
– Ты издеваешься? Ты эту песню собрался петь?
Моя сестрица чуть не опрокинулась от смеха, а Гриффин указал на дочку:
– Дебби Гибсон, чувак! Это для нее.
Келлан со вздохом прикрыл глаза:
– Может, хотя бы «Electric Youth» , раз уж поем дуэтом?
Гриффин сделал непристойный жест и повернулся к аппарату, чтобы сменить композицию. Келлан позади него схватился за живот. Когда он снова поднял микрофон, за шнур уцепилась крошечная рука. Я улыбнулась: Райдер, наш сынуля. Имя дал ему Келлан, выбрав его, потому что оно напоминало мужу о сводном брате. Мне же нравилось, что в нем улавливалось нечто рок-н-ролльное. У сына солиста крутейшей в мире группы должно быть звучное имя.
Лицо Райдера было аккурат поверх переноски. Он жевал лямку, как собака грызет игрушку. Шнур был победно зажат в кулачке, и Райдер пару раз дернул за него. Келлан с улыбкой скосил глаза и чуть покачался на носках. Оба уже спелись. Райдер, конечно, любил меня, но был настоящим папенькиным сынком. И в точности как Келлан: густые каштановые волосы, которые не причесать, как ни старайся, и темно-синие глаза, похожие на вечернее небо. Может быть, я судила предвзято, но все в нем выглядело обалденным: щеки, нос, беззубая улыбка, крапинка на шее. Решительно все!
Этим летом ребятам предстояло турне со вторым успешным альбомом. Мы с Райдером тоже собирались поехать – на пробу. Если ему придется слишком тяжко, мы вернемся домой. Может, где-нибудь погостим. Но мы с Келланом были легки на подъем, а Райдер – паинька, и я не сомневалась, что все сложится удачно. Главное – держать его подальше от публики. Келлан думал о том же. Поэтому нас должен был сопровождать целый эскорт: мы наняли второго телохранителя и няню. Мне казалось, что няня нам ни к чему, я и сама отлично справлялась, но Келлан рассудил, что помощь не помешает.
– К тому же, – внушал он мне, – при няне мы сможем побыть пару ночей наедине… Устроим свидания.
Этим он меня купил.
Когда из динамиков полилась «Electric Youth», меня обняла Дженни. Ее помолвочное кольцо поблескивало на свету. Они с Эваном не спешили развивать отношения, однако на прошлой неделе тот все-таки сделал ей предложение. Остались Мэтт и Рейчел. Прошел слух, что Мэтт собрался сделать предложение в день общего отъезда. Я была уверена, что волноваться не о чем, Рейчел намеревалась согласиться.
– Кира, ау! Классный вечер.
Я со смехом прильнула к Дженни:
– Спасибо. Но старалась в основном Эбби.
Вздохнув, я снова посмотрела на Келлана. Он пел с Гриффином, но так хохотал, что получалось средне. Впрочем, выглядел он отлично.
– Что, проиграл Келлан спор? – фыркнула Дженни.
– Какой еще спор? – нахмурилась я.
Она усмехнулась и отвела длинные локоны с плеч.
– Видишь ли, Гриффин поспорил, что обрюхатит Анну по новой быстрее, чем Келлан тебя. – Дженни закатила глаза. – Келлан вряд ли принял пари, но ты же знаешь Гриффина… Ему только бы победить.
Я вытаращила глаза. Анна снова беременна? Та как раз выпрямилась и случайно взглянула в мою сторону. По моему лицу и присутствию рядом Дженни она мгновенно поняла, что я в курсе. Ее губы изогнулись в ухмылке, и она просто пожала плечами. Я так опешила, что не находила слов. Когда же наконец обрела дар речи, то недоверчиво спросила:
– Они что, хотят перенаселить Землю?
– Ага, – поджала губы Дженни. – Не иначе.
Келлан ко второму куплету перестал усмехаться. Затем он взялся за дело всерьез. Артист всегда артист! Он выложился до предела, исполняя примитивный подростковый гимн восьмидесятых. Никто в помещении не сумел сдержать слез. Ни Шайен с Мидоу и остальными участницами «Поэтик блисс». Ни Джастин с Кейт, приютившиеся на канапе. Ни Трой, ни Рита, ни Сэм.
Когда Келлан и Гриффин закончили петь, Келлан и Райдер отвесили легкий поклон. Затем Келлан передал микрофон Рэйн. Та, охочая до выступлений не меньше Гриффина, вскочила с дивана и устремилась к «сцене». У Райдера пришлось отобрать шнур, и тот заревел. Качая его на ходу, Келлан полез в задний карман и вручил ему погремушку в форме гитары. Тот сразу затряс ею, улыбаясь крошечным ртом.
Келлан направился ко мне, извлекая Райдера из переноски. Я вытянула руки, изобразив лицом: «Дай-дай-дай!» Келлан немедленно вручил мне его, предварительно чмокнув в макушку. Я прижала Райдера к груди, переполняясь теплом и нежностью. Он схватил меня за волосы, и я глубоко вздохнула. От него пахло, как от Келлана. Не знаю, было ли это делом наследственным или всего лишь результатом постоянного пребывания в тесной близости с ним. Невероятно, но факт.
Через несколько часов, когда праздник закончился, я слонялась по дому, замусоренному красными пластиковыми стаканчиками и недоеденными кусками торта. На душе воцарился полный покой. Здесь было мое убежище, мой храм, пусть даже в нем царил беспорядок. Дорога к нему оказалась тернистой, но он стоил всех ссор, сокрушений и слез. Благодаря им мы с Келланом стали такими, какие есть. Мы научились открываться, доверять друг другу и поворачиваться к миру лицом, держась за руки. Я твердо верила, что нет препятствия, которого мы не смогли бы преодолеть. Не было трудностей и невзгод, способных нас разлучить, и это знание даровало нам уверенное спокойствие.
Отпихивая воздушные шары, каким-то образом проникшие наверх – потом приберу в своей безопасной гавани, – я дошла до ванной. Из-за двери доносился плеск воды и голос Келлана: он купал Райдера. Странно, но он опять напевал «Electric Youth». Должно быть, прицепилась. Я прислонилась к косяку и стала наблюдать за ними.
Райдер лежал в голубой пластмассовой ванночке, которая стояла в большой. Так он был в полной безопасности. Келлан осторожно полил ему на голову из кружки, и Райдер разинул рот, высунул язык, как будто хотел еще и попить. Но вместо этого он сунул туда руку. Келлан ощутил мое присутствие и повернул голову:
– Ложись, если хочешь. Я справлюсь.
– Мне нравится за вами наблюдать, – улыбнулась я, помотав головой.
Келлан намылил руки и обратился к Райдеру:
– Слышал? Маме нравится наблюдать. Это называется вуайеризмом.
Он словно ждал, что Райдер повторит. Но тот сжал губы, а затем фыркнул и плюнул, забрызгав себя и все вокруг.
Я шагнула к Келлану и отвесила ему пинка. Придурок. Тот хохотнул и продолжил промывать Райдеру волосы, где еще осталась пена. Райдер малость побрызгался, и Келлан к концу купания слегка промок. Он вынул кроху из ванночки и завернул в полотенце в форме огромной желтой утки. Как будто мало было того, что мужчина держал младенца, – тот еще был в капюшоне в виде утиного клюва! Завораживающая картина.
Не знаю, нормально это было или нет, но один лишь вид того, как он заботится о сыне, приводил меня в приподнятое настроение. Может, мне все же следовало лечь и дожидаться его в постели, одетой лишь в трусики с инициалами «КК». Но я не могла отвести взгляд и последовала за ними в спальню Райдера.
Мы превратили эту комнату в сцену. Дженни помогла с росписью: у нее был явный художественный талант. Одна стена была закрашена в черный цвет, с боков красовались красные занавеси. По центру, на месте солиста, стояла колыбелька Райдера. Мама чуть не упала в обморок, когда я сказала, что покрасила детскую в черный. Но то была дань памяти бару «У Пита», где начались и карьера Келлана, и наш роман. Когда Райдер подрастет, мы даже собирались развесить на этой стене гитары. К тому же во всех журналах о воспитании детей я читала, что малышам нравится контраст между черным и белым. Именно белыми и были остальные стены – разве что на каждой по центру изображался черный нотный стан в пять полос. Дженни на славу потрудилась над ним. А ноты, порхавшие по безупречно прямым линиям, представляли собой подлинную песню «Чудил» – ту самую, печальную, которую пел Келлан, когда мы воссоединились. Его посвящение мне. И у меня сжималось сердце всякий раз, стоило мне войти в эту комнату.
Пробравшись сквозь россыпь игрушек и книжек, Келлан уложил Райдера на пеленальный столик и ловко надел ему подгузник. Это мы освоили быстро: если замешкаешься, то не успеешь оглянуться, как тебя уже окатили. Келлану однажды досталось в лицо. Я так смеялась, что чуть не лишилась чувств. Но вот дело сделано, и Келлан, нагнувшись, пофукал Райдеру в пузико. Помещение наполнилось моим любимым звуком – свободным смехом милого человечка, знать не знавшего о самосознании. Это было заразно, и мы с Келланом рассмеялись в унисон.
После многих поцелуев – в каждую пяточку, ручку, щечку – Келлан наконец переодел его ко сну. Райдер уже наелся и остервенело тер глаза – значит, через несколько секунд уснет. Но Келлан держал его и баюкал, пока тот не смежил веки. И пел. Это повторялось почти из вечера в вечер. И Келлан всегда говорил ему, что любит его, словно хотел, чтобы Райдер никогда, ни на миг в этом не сомневался.
Когда Келлан уложил наше спящее дитя в постельку, глаза у меня были на мокром месте. Он посмотрел на меня, криво улыбнулся и шепнул:
– Каждый раз.
– Что? – шмыгнула я носом.
Он взял меня за руку и тихонько потянул из комнаты. Притворил за собой дверь.
– Каждый раз, когда я его укладываю, ты плачешь. Почему?
«Потому что я люблю тебя сильнее, чем полагается любить человека».
– Мне просто нравится смотреть, как ты выражаешь свою любовь к нему.
Задыхаясь от счастья, я уронила слезу. Келлан шагнул ко мне, взял меня за руки, приткнулся лбом. Палец прошелся по имени на моем запястье.
– Ты же знаешь, что я и тебя люблю.
– Знаю, – кивнула я. – Ты мне это ежедневно доказываешь. – Отстранившись, я мотнула головой в сторону спальни. – Но почему бы не доказать еще раз, прямо сейчас?
Улыбка Келлана была настолько обворожительна, что желание затопило меня. Как здорово, что мое тело все так же сильно реагирует на него.
– С удовольствием – еще раз, и еще, и еще.
Он закусил губу и медленно провел по ней зубами, пожирая меня взглядом. Обалдеть, какой жест. Мне казалось, что я уже обнажена. И сексуальна, и любима, и желанна.
Я прижалась к нему и обняла за шею. Притиснувшись грудью, я встала на цыпочки, чтобы наши губы встретились.
– Отнеси меня в нашу комнату и люби красиво и медленно… пожалуйста, – попросила я без тени стыда.
Я могла просить его о чем угодно. И быть с ним кем угодно. Я могла быть с ним всем, чем угодно.
Келлан прижал меня к стене, вынудив задохнуться. Он впился в мои губы, его руки потянулись вниз, подхватили меня за ноги, и я оплела ими его талию. Он впился в меня жадным и страстным ртом.
– Обожаю, когда ты просишь, – выдохнул Келлан, отступил от стены и понес меня в нашу шикарную спальню.
Он не опускал меня, пока мы не достигли кровати. Я воспламенилась, когда он раздел меня. Затем уже он со свистом втянул воздух, как только я сняла с него футболку и поцеловала татуировку. Желание было столь острым, что можно было подумать, будто мы воздерживались не сутки, а многие недели, но так уж у нас было заведено. Из раза в раз.
Его пальцы расстегнули мне джинсы, а мои скользнули к нему за пояс. Я ощутила силу желания Келлана, и он чуть всхлипнул. Я хотела его страстно, отчаянно. К моменту, когда мы оказались раздеты, я понимала, что скоро взорвусь, но Келлан, вместо того чтобы быстрее довести до конца то, к чему мы оба стремились, предпочел действовать не спеша. Он тянул время. Он подводил меня к краю, все усиливая желание. Такими же были и наши отношения – все мало, никогда не бывает достаточно. Конечно, между нами случалось всякое, но близость радовала при любом раскладе. И Келлан испытывал то же самое. Это было ясно по его реакции, когда мы наконец кончили вместе. Он хотел еще и еще. Ему было нужно, чтобы я всегда находилась рядом. В его глазах я никогда не перестану быть высшей ценностью. Две половинки одного целого. Идеально. Родственные души.
Страсть, дружба, любовь, преданность, доверие – все это будет, если сделать правильный выбор.