Глава 30
Успех
При выписке Келлана усадили в коляску и предписали смириться с ней на шесть недель. Он был раздражен, так как желал уйти из больницы на своих двоих. Ходил он уже значительно лучше и был в состоянии спуститься самостоятельно, но я велела ему угомониться и сидеть смирно. Келлану как-никак сделали операцию, и он нуждался в покое, а не в бравурной демонстрации неуязвимости.
Он дулся, покуда я катила его по коридору – к полному восторгу Гриффина и остальных «Чудил». Я гладила его по голове, как послушного щеночка, а он зыркал в ответ, ничуть тому не радуясь. Меня терзали опасения, что возле дверей он почует свободу и вырвется, но Келлан, к моему удивлению, остался сидеть в кресле, полностью препоручив себя моей заботе. Две медсестры шли за нами с тележками, нагруженными цветами и подарками. Я понятия не имела, что делать со всеми этими подношениями от фанатов.
На улице нас ожидал длинный черный лимузин – любезность Ника, цеплявшегося за свое место в компании. Я подумала, не поставить ли Келлану автографы на подарках и не вернуть ли их обожателям. Поклонники были повсюду. Они держали плакаты, свечи – у каждого в руках что-то было. При виде своего выздоравливавшего кумира они разразились приветственными воплями.
Больничная охрана поспешила оттеснить их и направила нас к машине. Когда здоровяк из числа санитаров перехватил у меня кресло, Келлан поднял руку:
– Постойте, я хочу с ними поговорить.
Персонал удивился его намерению общаться с «людишками», но я – ничуть. Келлан был свидетелем фанатского бдения холодными ночами напролет. Меньшее, что он мог сделать, – это поблагодарить их за преданность. Зная Келлана, я догадывалась, что он был готов обнять каждого. Но людей было много, а мы торопились на самолет. Поскольку Келлан не мог продолжать турне, мы собирались воспользоваться приглашением Гэвина и провести несколько недель в Пенсильвании, а после отправиться к моим родителям в Огайо. То была передышка, которой я искренне ждала – как и Келлан.
Вновь взявшись за ручки кресла, я направила Келлана к большой компании, толпившейся на углу. Остальные «Чудилы» почтительно топтались возле автомобиля, давая Келлану возможность побыть наедине с его поклонниками. Ну, в большинстве своем почтительно. Мэтту пришлось затолкать Гриффина в лимузин, чтобы тот не покушался на чужое.
Крики, летевшие из толпы, оглушали. Оставалось надеяться, что в этом крыле больницы никто не спал. Оказавшись уже достаточно близко, Келлан завел руку назад и в молчаливой признательности коснулся моих пальцев. Вскинув другую, он призвал собравшихся к тишине.
– Мне не хватает слов, чтобы выразить всю свою благодарность за вашу преданность и молитвы. – Он покачал головой, и девочки, стоявшие прямо перед ним, завздыхали. – Я видел вас. Каждый вечер я наблюдал вас стоящими на морозе… ради меня. Вы не представляете, как это ценно, как важен мне каждый из вас. – Он всматривался в толпу, которая старалась вести себя по-взрослому и не визжать на девчоночий манер. – Я никогда этого не забуду.
Он сжал мою руку, и я знала, что он имел в виду не только фанатов, но и место, и сам этот момент. Здесь мы поженились.
Келлан поблагодарил толпу, и я принялась его разворачивать.
– Поздравляю с женитьбой! – выкрикнула сбоку какая-то отважная девушка.
Келлан оглянулся на нее, улыбаясь ужасно сексуально:
– Спасибо.
Несчастная была близка к обмороку, и я быстро покатила Келлана прочь.
– Иначе же просто никак, правильно? – шепнула я, нагнувшись к Келлану, под прощальные возгласы.
– Что – никак? – спросил он с невинным видом.
Улыбнувшись, я чмокнула его в щеку:
– Не быть обалденно симпатичным.
Он тряс головой, пока я усаживала его в лимузин.
– Симпатичная здесь только ты, – пробормотал он и заворчал от боли.
Я закатила глаза и села следом. Попытка засчитана, но Келлан знал о своих достоинствах. Он, может, и сомневался в том, как он важен для окружающих, однако о внешности не забывал никогда. Наверное, так и случается с объектами постоянного всеобщего вожделения.
Багаж был погружен, и лимузин устремился в аэропорт. Туда доставили даже гитару Келлана. «Чудилы» расставались, и мне стало грустно. Я буду скучать по своему шумному семейству. Но их турне завершилось. Когда Келлан достаточно оправится, Сиенне останется гастролировать лишь несколько недель. Ребята решили не возвращаться к ней на последнем отрезке пути и предпочли сделать перерыв и поработать над песнями для второго альбома. Не совсем так, конечно. Решение не целиком зависело от них.
На следующий день после нашей свадьбы Сиенна выступила с публичными извинениями. Появившись в популярном утреннем шоу, она слезно призналась поклонникам в том, что помогала фабриковать сведения о своем романе с Келланом. Она заявила, что «втянулась и позволила деньгам и славе возобладать над правилами приличия». Она извинилась перед всеми фанатами за то, что ввела их в заблуждение, и взмолилась о прощении. Закончила она объявлением миру о том, что завершит турне без «Чудил», чтобы у Келлана было достаточно времени поправиться и отдохнуть с женой.
Поклонники, естественно, были крайне огорчены, и до меня дошли слухи, что сборы от ее последних концертов значительно снизились.
Жест был скромный, но я послала ей благодарственную открытку.
Ник незамедлительно начал планировать для ребят новый тур, где им, как и предсказывал Джастин, предстояло играть первую скрипку. Он позвонил безмятежным вечером, когда мы наслаждались обществом Гэвина, Райли и Хейли. Келлан как можно вежливее ответил, что все организационные вопросы должны решаться при участии их нового агента Денни Харриса. Завершив разговор, он расплылся в улыбке:
– Это было забавно!
Денни же, став официальным представителем «Чудил», обговорил все детали гастролей. Когда он перезвонил Келлану через пару недель, я уже ни секунды не сомневалась, что он идеально подошел для этой работы. Он понимал и коллектив, и его чаяния. Он настоял на меньших площадках – больше, чем в туре Джастина, но меньше, чем у Сиенны, – для улучшения контакта аудитории и исполнителей. Денег это приносило меньше, но Келлан не заботился о деньгах, и Денни знал это. Да они и вовсе перестали быть проблемой. После несчастного случая альбом «Чудил» моментально обогнал альбом Сиенны и вышел на первое место, там и остался. В финансовом смысле «Чудилы» были обеспечены надолго.
Денни помог и лично мне. Через месяц после происшествия, когда мы с Келланом встречали Рождество у моих родителей в Огайо, я наконец позволила ему прочесть свою книгу. Посылая ее по электронной почте, я сходила с ума. Мне было в сто раз страшнее, чем когда книгу читал Келлан. То, как я поступила с Денни в реальной жизни и в романе, не имело прощения. Я не представляла, как можно читать об этом спокойно. Когда он позвонил тремя днями позже, сердце буквально выпрыгивало у меня из груди. Келлан твердил, что все будет в порядке. Мама тоже говорила, что я волнуюсь из-за ерунды, но я ничего не могла поделать. Книга была глубоко личной – частью моей души. Отсутствие немедленной реакции на нее убивало меня. Но я, возможно, того и заслуживала.
В день, на который была изначально назначена наша свадьба, я мерила шагами гостиную и размышляла, позвонит ли мне Денни вообще, как вдруг телефон ожил. Я до того разволновалась, что вышла из дома. Родительский двор был в снегу, и все вокруг скрывалось под белой пеленой. Стояло утро, машин было мало, и голос Денни звучал поэтому отчетливее.
– Привет, это я! Дочитал наконец твою книгу.
Я присела на лавочку и вспомнила, как сидела здесь с Денни столетия назад.
– И?.. – Я поморщилась, не уверенная в своем желании услышать ответ.
Он выдержал паузу.
– По-моему, это круто. Мне кажется, надо публиковать.
– Ты уверен? – Я испытала неимоверное облегчение. – Она такая… личная. Мне не хочется ранить тебя сильнее, чем я уже ранила.
Денни вздохнул, и в этом впервые не прозвучало ни тени прошлых страданий.
– Я знаю, Кира. По ходу чтения… Теперь я намного лучше понимаю, что произошло. Жаль, что вышло именно так, – и тебе, насколько я понимаю, тоже жаль. Но все позади, я больше не напрягаюсь. Вперед, печатай. Задай перцу литературной общественности. Ты этого заслуживаешь.
– Спасибо, – произнесла я, откинувшись на лавочке. – Мне это очень важно. – С улыбкой я добавила: – Наверное, пора заняться публикацией. Что скажешь, мистер Умник? Есть у тебя связи в издательском деле?
В голосе Денни так и сквозила улыбка:
– Ты, наверное, подумывала договориться с обычным издателем, но, может быть, лучше сначала издать ее самой? Заручиться поддержкой, а уж потом пойти проторенной дорожкой. Как только я дочитал ее, то начал рыться в Сети и нашел массу статей и сайтов о самиздате. Если хочешь, помогу технически. А потом посодействую с раскруткой – ты же знаешь, это моя специальность.
– Нет, мне это в голову не приходило, но идея недурная.
Я прикинула: в словах Денни имелся резон. Продать издательству роман об измене мне было бы, наверное, нелегко. А опубликовать его самостоятельно представлялось отличным способом выявить для начала достоинства твоей книги.
– Ты и правда поможешь? – спросила я, качая головой в изумлении.
– Ты же пообещала мне, Кира, помогать всем, чем можешь. Я тоже готов ради тебя на все. Ради вас с Келланом.
Я даже не знала, что ответить, а потому в итоге лишь поблагодарила его. Затем я помчалась в дом и повисла у Келлана на шее, покрывая поцелуями его лицо.
– Меня напечатают! – взвизгнула я.
Тот обнял меня и бережно пересадил рядом с собой на диван.
– Знаю! Ты прославишься! – Келлан очаровательно надул губы. – Ты станешь известной, а у меня все окажется в прошлом, и ты меня бросишь! Правильно я понимаю?
Хихикнув, я запустила пальцы ему в шевелюру:
– Во-первых, твоими стараниями я уже знаменита. А во-вторых… – Я нежно припала к его губам. – Во-вторых, я никогда тебя не брошу. – Отстранившись, я окунулась в глубины его прекрасных глаз. – И последнее: ничего у тебя не в прошлом. Не для меня.
Через две недели мы с Келланом простились с нашими близкими и отправились домой в Сиэтл. Келлану не сиделось на месте. Едва самолет замер, он вскочил на ноги и выдернул из кресла меня. Я не вполне понимала, из-за чего он так разволновался, покидая салон первого класса – очередной реверанс от Ника. Наверное, Келлан был просто рад вернуться в пенаты, однако подлинная причина стала предельно ясной после того, как он поприветствовал нескольких фанатов в аэропорту, забрал багаж и погрузился в такси.
Келлан назвал шоферу не наш адрес, а Эвана.
– Зачем нам к Эвану? – недоуменно уставилась я на него.
Не то чтобы мне не хотелось повидаться с ребятами. Наоборот. Но мы провели последние полтора месяца в обществе близких, и я стремилась побыть с мужем наедине. Конечно, нам удавалось уединиться и у моих родителей, и у Гэвина. Папа даже выделил нам комнату, коль скоро мы поженились официально. И хоть нам и запретили, мы нарушили врачебные предписания насчет близости. На самом деле уже на третьей неделе. Перед Келланом не очень-то устоишь! Когда он заявил, что чувствует себя отлично, и провел мне языком по ключице… Что ж, наверное, сила воли по-прежнему не входила в число моих достоинств. Но этих коротких эпизодов было отчаянно мало, и мне не терпелось попасть домой.
– А мы не к Эвану, мы в мастерскую, – сияя, ответил Келлан.
Какое-то время я оставалась в замешательстве, пока не сообразила, о чем шла речь, – мы ехали в автомастерскую под студией Эвана, где стоял «шевелл» Келлана. Я закатила глаза и рассмеялась. Мальчики верны своим игрушкам. Когда такси прибыло на место, там уже с ключами наготове стояла Рокс – женщина-механик, «знавшая» Келлана «очень хорошо». Мой муж до того возбудился, что подхватил и закружил ее. Я покривилась, но не от ревности – просто боялась, что он себе что-нибудь повредит. Все вроде было в порядке, но осторожность не помешает.
Рокс покатывалась со смеху. Келлан опустил ее на землю. Она указала перепачканным в машинном масле пальцем на гараж, у дальней стены которого я разглядела огромный чехол, повторявший очертания «шевелла». Я обрадовалась: не только приютили тачку, но и сберегли! Глаза у Келлана загорелись, и он выхватил у Рокс ключи.
Добравшись до машины, он любовно снял чехол. Видя его лицо, я подумала, не дать ли ему побыть минутку наедине со своей «крошкой». Широко улыбаясь, он медленно погладил ее по сверкавшему черному боку, затем по крыше. И будь я проклята, если это не было эротично: трепеща, я пожелала, чтобы он оставил автомобиль в покое и так же поласкал меня.
– Да уж, машину он любит, – буркнула Рокс у меня за спиной.
Я не выдержала и рассмеялась, когда Келлан приложился к крыше щекой. Боже. Неужели?
– Ага, так оно и есть.
– Я никогда не верила слухам! – выпалила Рокс, когда я уже пошла прочь от нее. – Просто к твоему сведению.
У нее было странное выражение лица, и я ей не очень поверила, но поняла, что она старается держаться любезно, и подыграла:
– Спасибо! Приятно слышать.
Подступив к Келлану, я протянула руку ладонью вверх. Он отнял голову от крыши и нахмурился:
– Чего?..
– Ты еще не оправился от тяжелой операции, – строго заявила я. – По-моему, тебе нельзя за руль.
У Келлана отвалилась челюсть. Он хищно сжал ключи:
– Со мной полный порядок, и ты это знаешь! Секс отнимает больше сил, чем вождение, а мы уже не одну неделю им занимаемся. – Проказливо сверкнув глазами, он добавил: – Сегодня ты меня объезжала – и совершенно не больно! На самом деле даже очень приятно.
Я сделала большие глаза и заткнула ему ладонью рот. Рокс веселилась – значит, расслышала сквозь общий шум слова Келлана. Тот знай себе хохотал под моей рукой, и я это чувствовала. Мне захотелось стукнуть его в живот – просто проверить, не больно ли будет это, но я поклялась никого не бить и сдержалась. Я заставила его открыть дверцу и живенько сесть внутрь. Когда я устроилась рядом, он все посмеивался.
– А что? – спросил он, включая зажигание. – Я не прав?
Шкодливо улыбнувшись, я помотала головой. Нет, он не был не прав. Утро выдалось классное. Силы вернулись к Келлану. По нему не было видно, что он побывал в столь жуткой катастрофе. Единственной отметиной являлся розоватый рубец посередине живота, где выполнил разрез врач, спасавший его селезенку. Но зашито было умело, и шрам со временем должен был сделаться почти неразличимым. Меня это не волновало – пусть бы его и было заметно до скончания дней. К тому же – непостижимое дело! – он даже выглядел сексуально.
Мы поехали домой, страстно желая наконец оказаться вдвоем. На нашей улице нам быстро стал очевиден прискорбный факт: вернуться домой иногда не удается. Узкая улочка Келлана была до того забита машинами и людьми, что мы не могли въехать туда. Припарковавшись на основной магистрали, мы уставились на запруженную народом улицу. Я даже не могла разглядеть наш двухэтажный дом и пришла в ужас, заметив, что его фотографируют.
– Пожалуйста, скажи, что у соседей не квартальная вечеринка, – прошептала я.
Келлан оглянулся на меня. Он был готов сдаться.
– Боюсь, что это не имеет никакого отношения к соседям.
Те самые соседи, пока мы глазели, повыскакивали во дворики и принялись орать на бездельников. Я знала, что Келлан прав – и вот доказательство. Его дом непостижимым образом стал достопримечательностью и теперь привлекал туристов. И нам не помогли бы даже полицейские, прогони они всю эту публику. Люди просто вернутся. Я понадеялась по инерции, что наше имущество цело. И тут же нахлынули мысли о злоумышленниках, которые могли вломиться и нюхать мое белье или белье Келлана. Господи, только не это!
Келлан со вздохом вернулся за руль. Я поняла. Ехать дальше было нельзя. На сердце стало муторно. У меня была связана масса воспоминаний с этим домом – хороших и не очень. Но место – это всего лишь место. Моим домом являлось сердце Келлана, откуда я вовек не собиралась съезжать.
Келлан отвез нас к Мэтту и Гриффину. Их жилище находилось в сравнительно тихом районе, и, когда мы прибыли, поблизости никого не оказалось. Этот дом был навряд ли известен фанатам, а потому нас не могли побеспокоить. Для нас нашлось и место, благо Гриффин перебрался к моей сестре. Впрочем, не так уж и много места, ибо за праздники сюда успела вселиться Рейчел. Но эта пара вела себя тихо, и я не сомневалась, что жить с ними будет спокойно – по крайней мере, какое-то время.
Мэтт просветил нас насчет судьбы дома Келлана. Дело, очевидно, было в Джоуи. Она слила наш адрес в интервью какому-то поганому сетевому таблоиду. Тот же, не имея ни малейшего представления об этике, вывесил его на всеобщее обозрение, и эти сведения, как пожар, за считаные часы распространились по всему Интернету. После признания Сиенны в обмане публики, Джоуи тоже наконец поведала миру о том, что именно она была героиней сомнительного порноролика, а Сиенна заплатила ей за молчание.
Интервью вроде бы шокировало меня, а вроде бы и нет. Мы подозревали, что Джоуи подкупили. Не запретила ли Сиенна обнародовать остальные записи, благо больше ни одна из них не всплыла? Хотя не исключено, что другие девушки уважали себя больше, чем Джоуи. Все это теперь не играло роли. Пусть обнародуют. Я знала своего мужа так, как никогда не познать его никакой бабе, снимавшей самодельное порно.
Пока мы с Келланом подыскивали новое жилье, я опубликовала электронную версию своей книги. Денни помог мне подготовить рукопись и сделал стильную романтическую обложку, которая немедленно привлечет внимание к тексту. Публикация пугала меня до чертиков. Я понятия не имела, как отнесутся к написанному читатели. Но я должна была решиться. Это была моя мечта, жизненная стезя, страсть. И я с великим трепетом загрузила свое детище в киберпространство и выставила его на суд в надежде, что похвал будет больше, чем порицаний.
Как только дело было сделано, я почувствовала облегчение. Я справилась. Я создала роман, частицу своей души, и обрела мужество им поделиться. Пусть его примут не все – я гордилась собственным упорством. Когда же был продан первый экземпляр, меня захватило иное чувство – возбуждение! Мне показалось, что с этой секунды я стала настоящей писательницей.
Вокруг электронной книги начал формироваться фанклуб, а я тем временем подготовила бумажную версию. Мне до боли хотелось держать в руках подлинное издание, и я ежедневно проверяла почту – не прибыла ли посылка с авторскими экземплярами. Когда это наконец произошло, ее принял Келлан. Я была на ланче с Дженни, Кейт и Шайен, а по возвращении к Мэтту обнаружила на двери записку. Она была лаконична: «Найди меня».
Улыбнувшись почерку Келлана, я отворила дверь. На полу лежали розовые лепестки. На каждом имелось послание. Я со смехом пошла по следу, постепенно читая: «Мне не терпится быть найденным, давай-ка уже, поднажми». Череда лепестков завернулась, уводя меня в кухню и дальше в гостиную. Странно! Она оборвалась у ванной. Я помялась, не решаясь войти, но любопытство взяло верх.
– Келлан, да чем ты там занимаешься? – пробормотала я и распахнула дверь.
Но его там не было. Вместо него к унитазу крепился огромный лист бумаги. Большие буквы гласили: «Нет времени на крышесносный секс здесь! Сосредоточься и найди меня!»
Я развернулась и рассмеялась:
– Келлан, где ты?
Стрелка у выключателя указывала на коридор, и я рассудила, что он в нашей спальне.
В коридоре были развешаны самоклеющиеся листочки. Они лепились к фотографиям. «Что, возбудилась? Готова? Давай быстрее, ищи меня!» Перед бывшей комнатой Гриффина было выложено сердечко из лепестков. В центре красовалась записочка: «По-моему, я здесь».
Я распахнула дверь, хихикая:
– Келлан? В чем дело?
Но его и там не было. Гитарный футляр лежал на нашей кровати открытый и усыпанный листками – моими набросками к следующему роману. Розовые буквы уведомляли: «Будущий бестселлер!» Смех разобрал меня еще пуще, и я огляделась в поисках Келлана. Так и не обнаружив его, я сунулась в шкаф. Мне было ясно, что он где-то в доме. Но не было его и в шкафу. Я нашла лишь клочок бумаги со словами песни. Новая красивая вещь. Я так и слышала безукоризненное пение Келлана: «Тебе не понять, что я люблю отчаянно, невероятно – готовый все заново пережить, вернуться в начало, обратно».
Мой взор затуманился, я снова кликнула его, но он не отозвался. Не было ли в песне намека? Я пошла «в начало» – к парадной двери. Опять никого. Уже уверенная, что ни за что не отыщу мужа, я распахнула дверь и выглянула на улицу. На коврике стоял Келлан, одетый в вылинявшие синие джинсы и черную кожаную куртку. В одной руке он держал огромный букет роз, а в другой – экземпляр моей книги. Не знаю, что взволновало меня сильнее: то, что я наконец нашла его, горящий взор синих глаз, аромат цветов или вид моего имени на глянцевой обложке.
Келлан вскинул брови и не дал мне заговорить, упредив:
– И почему же так долго?
Со смехом и в слезах, я бросилась к нему, обняла и увлекла с мороза в дом, где насладилась прохладой его губ. Захлопнув дверь ногой, Келлан исхитрился произнести:
– У меня… кое-что… есть для тебя.
Я смерть как хотела наконец-то подержать в руках свою книгу. Оставив в покое Келлана, я простерла руки, словно дитя, выпрашивающее конфету. Келлан немедленно вручил мне цветы. Я надулась, и он захохотал: розы были прекрасны, но он-то знал, чего мне хотелось. Придуриваясь и скалясь, он показал на книгу, которую мне не терпелось полистать:
– Не получишь, пока не пообещаешь надписать! – Я поджала губы, но Келлан замотал головой: – Нет. Мне нужен экземпляр с автографом. Первый!
Застонав, я кивнула и протянула свободную руку:
– Ладно, я напишу что хочешь, только дай!
– Да ну? – заинтересовался Келлан. – Все, что хочу?
Он забрал у меня цветы и вручил книгу.
Я проигнорировала его похотливый тон, глазея на черно-белую фотографию женщины, стоящей между двумя мужчинами. Поверху шло заглавие: «Неотразимые», а внизу крупными жирными буквами был набран мой псевдоним. Я больше не скрывалась, но люди узнали мое подлинное имя, а мне не хотелось успеха благодаря замужеству. Как и Келлан, я желала добиться его самостоятельно, а не на гребне чужой славы.
Нереальное чувство – держать в руках свою книгу. Я и вправду написала и опубликовала роман. С ума сойти!
– Я страшно горжусь тобой, Кира.
Лицо его светилось от гордости, и это согревало меня, даря покой и уют.
* * *
Очередные гастроли Келлана совместно с «Крутым поворотом» и «Уходя от расплаты» на разогреве были назначены на апрель. Не знаю, чьими стараниями – студии или Денни, – но турне на сей раз предстояло международное. После концертов в США они отправлялись в Британию и Австралию. Я сочла поистине забавным путешествие «Чудил» на другой конец света.
Но прежде чем пуститься с ребятами в тур, к чему Келлан очень стремился, он должен был сделать кое-что, к чему не стремился ничуть. Однако этого, как ни поразительно, хотела я.
Застегнув сумку, я пошла через свою новую спальню на его поиски. Пару недель назад мы переехали в просторный дом, который был лучше всех, что я знала прежде. Он был велик для двоих, но Келлан твердил, что прибавление в семье неизбежно и нам в итоге понадобятся лишние спальни. И расположен дом был очень удачно. Гриффин, будь на то его власть, поселил бы нас в Медине по соседству с Биллом Гейтсом, но мы предпочли вообще убраться из города. Мы поехали на север и подыскали себе отдельный дом на одиннадцати акрах земли. Нашими ближайшими соседями была милая пожилая чета, которая встретила наш фургон пирогами. Нам предстояла жизнь куда более затворническая, чем в Сиэтле, однако при том безумии, которым сопровождалось каждое наше появление на публике, нельзя было придумать ничего лучше созерцательного загородного существования.
Перевезти вещи из старого дома Келлана было еще той задачкой. Друзья помогли. Они сумели протолкнуться через толпы почти круглосуточных посетителей, попасть внутрь и все упаковать. Не очень приятно, когда в твоих вещах роются посторонние, но мы с Келланом жили просто, да и поклажи набралось не очень много. Мы и продолжали жить так же незатейливо. Новое жилище выглядело пустоватым, мебели было мало. Я собиралась обратиться за помощью к Дженни и Денни, которые были мастерами по части шопинга и дизайна.
Но я прилагала все усилия, чтобы придать дому жилой вид. Наше, и только наше, присутствие ощущалось в каждой комнате. Пересекая просторную спальню, я улыбнулась знакомой картине: уютное кресло Келлана пристроилось в углу возле торшера – идеальное место для чтения. Постер «Рамоунз» – мой подарок – был заключен в рамку и занял почетное место на стене рядом с постером «Чудил» с фестиваля искусств. Ковбойская шляпа Келлана из стрип-клуба висела на деревянном гвозде в изножье нашей новой кровати. А компакт-диски «Чудил» соседствовали с моей книгой. Уже могло показаться, что мы провели здесь годы.
В ванной комнате я взглянула на саму ванну – такую огромную, что можно было в ней спать, душевую на две персоны и широкие гранитные столешницы. Я могла бы поселиться здесь и быть счастливой. Келлан в белой рубашке с закатанными рукавами налег на стойку и смотрелся в зеркало. Он делал длинные вдохи и выдохи. Не знай я его, я бы решила, что он нервничает.
– Нам пора. Ты в норме?
Келлан взглянул в мою сторону, послав беспечнейшую улыбку:
– Ага. Готов.
Я уперла руки в бока:
– Я спросила, в норме ли ты.
Улыбнувшись уже обольстительно, Келлан развернулся и обнял меня за талию:
– Я только что занимался любовью с прекрасной, успешной писательницей. Лучше и быть не может!
Я просияла, а затем переключилась на грандиозные события:
– А твоя группа собирается завтра взять «Дебют года», так что побежали-ка на самолет, чтобы доставить твою задницу на «Грэмми».
Номинантов объявили в конце ноября, через неделю после нашей свадьбы, но Келлан так и не верил в происходившее. У него не укладывалась в голове скорость, с которой развивались события. Бывало, что не верилось и мне, но я удивлялась меньше. Келлан представлял собой «полный набор»: в нем сочетались внешность, талант и харизма. В нем была изюминка, привлекавшая людей. «Грэмми» – только начало.
– Неужели это обязательно? – расслабленно улыбнулся Келлан.
– Тебе выступать, так что да, желательно поприсутствовать, – кивнула я, смеясь над его нежеланием принимать похвалу даже от людей его круга.
– Зачем я только согласился на это? – прикрыл глаза Келлан.
Я стиснула его крепче и нежно поцеловала:
– Затем, что ты не мыслишь себя без сцены, и мир от этого только краше.
Келлан в неверии приоткрыл один глаз. Я со смехом поцеловала его опять:
– Иди же, рок-звезда, повелевай миром!
Он отпустил меня, направился в спальню и бросил через плечо:
– Да нам все равно не победить. Наш альбом еще совсем свежий.
Я промолчала, понимая, что данное обстоятельство не имеет значения. В душе я не сомневалась, что победа достанется Келлану.
* * *
Когда лимузин помчал нас на церемонию в «Стэйплс-центр», я пересмотрела свои восторги насчет пребывания в этом месте. Я никогда не ступала на красную ковровую дорожку, не считая больничной на свадьбе, и перспектива очутиться на ней перед многочисленными фотографами породила неприятное ощущение в животе: там будто засел человечек, взбивавший яичный белок для безе. Как бы меня не вырвало. Взглянув на сидевшего рядом Келлана, я поразилась: он, судя по виду, испытывал то же самое. Впрочем, я была уверена, что прохождение по дорожке его не пугало, он больше боялся предстоящего торжества. Келлана не волновало чужое внимание, но он не умел принимать похвалу. Он даже отказался заготовить речь, заявив, что все равно не победит, а потому ему незачем заморачиваться.
Я вынула телефон, чтобы успокоиться, и быстро написала сообщение. Келлан покосился на экран. Словно тоже ища, чем отвлечься, он спросил:
– Что ты делаешь?
– Пишу твиты твоим фанам, – усмехнулась я, подняла телефон и прочла: – «Едем на „Грэмми“. Пожелайте мне удачи».
Келлан закатил глаза. Одной из первых вещей, которые сделал в качестве его агента Денни, было требование присоединиться к социальным сетям. Денни заявил, что лучший способ положить конец сплетням – напрямую общаться с фанатами. Я согласилась, не в состоянии уразуметь, почему мы не сделали этого раньше. Но лицо Келлана, исполнившееся смятения, нежелания и раздражения, объяснило все. «В какой такой „Фейсбук“? И что такое „твиттить“? Чирикать, как птичка? Ты издеваешься?» – ответил он Денни, придя в негодование.
Келлан держался от новшеств подальше. Он пребывал вне технологий. У него даже не было компьютера. Ноутбук он брал либо у меня, либо у Гриффина. Предпочитал мой. Он заявил, что у Гриффина липкая клавиатура. Я не хотела знать почему. Но Келлана буквально пинками загоняли в современную эру. Он так очаровательно подавил отвращение, что я его даже сфотографировала. Когда-нибудь, может быть, повешу на стенку.
На мой твит от имени Келлана посыпались благие пожелания. В итоге Келлан рассмеялся и втянулся в процесс. Мы так увлеклись комментариями, что даже не заметили, как подъехали к «Стэйплс-центру». Келлан с ребятами уже бывали здесь, когда репетировали, но те посещения не шли ни в какое сравнение с нынешним. Люди были повсюду. Камеры – тоже. Полно знаменитостей. Нереальное мгновение из тех, что бывают раз в жизни.
– Вот же мать твою так, – пробормотал Келлан, смотря в окно, пока машина сбавляла ход.
Все, кто сидел в салоне, пришли в возбуждение. Никто не захотел ехать врозь, и лимузин был набит битком – с нами были Гриффин, Анна, Эван, Дженни, Мэтт и Рейчел. Все они тоже выглядели классно. Анна и Дженни сделали прически и накрасились, а ребятами занимались видные модельеры, подобравшие им гардероб. На мне было черное платье с оголенным плечом, стоившее, наверное, больше, чем я зарабатывала официанткой за год. Я всячески старалась его не испачкать и не порвать.
Мальчики оделись чуть небрежнее, но выглядели все равно сногсшибательно. Эван был в сером свободном костюме и черной рубашке. Мэтт облачился в истертые по моде джинсы и темно-синий блейзер поверх белой сорочки. Гриффин разнашивал теснейшие кожаные штаны. Все умоляли его надеть что-нибудь другое, но он и слышать об этом не желал. Анна хотя бы сумела отговорить его от футболки с надписью «Задрот». Впрочем, вовсе не из-за надписи, а лишь потому, что она считала футболку неподходящим нарядом для церемонии награждения. Келлан оделся в черный костюм и белую рубашку, которую расстегнул на три или четыре пуговицы, пиджак же был однобортный и сходился чуть ниже груди. Вышло чертовски стильно и сексуально.
Мы обменялись словами признательности и поддержки, после чего выбрались на свет божий. И началось шоу.
Моя трясучка прекратилась на полпути по ковровой дорожке. Поразительно, как быстро привыкаешь к шквалу вопросов и фотовспышек. Мне не хотелось бы вариться в этом постоянно, но от случая к случаю – в самый раз. Улыбка Келлана была ровной и ослепительной, походки – обворожительной. Никто, кроме меня, не подозревал о его волнении. А я знала о нем лишь по мертвой хватке, которой он вцепился в мою руку. Неизвестно, что успокоило бы его больше – победа или поражение. Ему, наверное, стало бы легче от выступления, да только группа, увы, шла на сцену лишь после момента истины. Но я намеревалась помогать ему, как всегда помогал мне он.
По ходу церемонии я отвлекала его как могла. Мы подшучивали над Денни и Эбби, сидевшими с Гибсон на выходных, а также над намерением Эбби обзавестись к понедельнику собственным чадом. Эти мысли привели нас к обсуждению репертуара группы на их свадьбе, до которой оставалось два дня. Эбби обожала «Islands in the Stream» , но Келлан отказывался делать кавер как на эту песню, так и на запасную, тоже ее любимую – «Endless Love» .
Когда подошла очередь номинации Келлана, он стал говорить меньше, а ерзать – больше. Еще он принялся как одержимый целовать свое имя, вытатуированное у меня на запястье. В какой-то момент дело дошло до того, что я начала бояться, как бы он не высосал все чернила с моей татуировки. И вот на сцену вышли двое ведущих, готовых объявить лучший дебют. Колено Келлана заходило ходуном. Я никогда не видела, чтобы ему было так страшно.
Мне пришлось придавить его ногу. Он же с глазами, как блюдца, повернулся ко мне и шепнул:
– Я психую. Реально психую, черт возьми. Как, по-моему, и все вокруг в той или иной степени.
Покуда парочка у микрофона пыталась разрядить обстановку прескверной клоунадой, Келлан заметил:
– А вот ты не психуешь.
Я молча посмотрела на Келлана, прикидывая, сказать ему кое о чем или нет. Я собиралась дождаться, пока утихнет гул, но понимала, что тогда он окончательно спятит. А что до меня, так я уже. Пошла кинозаставка: показывали клипы номинированных групп. Едва аудиторию заполнил безупречный голос Келлана, я подалась вперед и прошептала ему на ухо свой секрет. Он в изумлении уставился на меня. Я же, готовая расплакаться, только кивнула в ответ на его невысказанный вопрос.
Улыбка начала расползаться на его лице в тот самый момент, когда ведущие дружно произнесли:
– И победителями в номинации «Дебют года» становятся… – Для вящего эффекта они выдержали паузу, и Келлан подался ко мне, чтобы поцеловать. – «Чудилы»!
Помещение взорвалось аплодисментами и ликующими возгласами, но я была уверена, что Келлан не слышал ни слова. Взяв мое лицо в ладони, он-таки добрался до губ. Остальные музыканты начали вставать, а Келлан все сидел, покрывая мои щеки легкими поцелуями. Понимая, что за этим наблюдают миллионы телезрителей, я оттолкнула его и заставила подняться. И он встал. Эван и Мэтт хлопнули его по спине, понуждая идти. Я стояла с остальными девчонками и аплодировала, пока ребята неуклюже пробирались к сцене. Келлан оглядывался на меня каждые пять секунд с выражением ликующим и в то же время недоверчивым. Не знаю, что было тому причиной – победа или мои новости.
Мальчишки взошли на сцену и вежливо обнялись со знаменитыми ведущими. Эван и Мэтт отступили как по команде и пропустили к микрофону Келлана, Гриффина они деликатно придержали за плечи, как бы «сопереживая» ему. Келлан же подошел к микрофону, качая головой и сжимая статуэтку – золотой граммофон.
– Ох… я не знаю, что сказать. Мне хочется поблагодарить…
Его голос сорвался, и у меня потекли слезы. Келлан прикрыл рот тыльной стороной ладони и замолчал. Затем опять покачал головой и опустил руку.
– Извините. – Он еле сдерживал эмоции. – Жена только что сказала мне, что беременна.
Ему пришлось сделать шаг назад – настолько обуревали его чувства.
Аудитория разразилась ором. «Чудилы» напрыгнули на Келлана, поздравляя его. Все сидевшие неподалеку от меня повернули головы в мою сторону, включая сестру и подруг. Я еще никому не говорила, потому что сама узнала недавно. На прошлой неделе, если быть точной. И назвать мою первую реакцию удивлением означало бы не сказать ничего. Я принимала таблетки, а потому меня не волновало, что я могу забеременеть. Наверное, просто задержка – я постоянно волновалась, переживала. Слишком много навалилось событий. Но я ощущала в себе нечто странное. Меня не тошнило, нет. Я просто чувствовала себя не как обычно. Быстрее уставала, а есть то не хотелось, то хотелось так, что я могла умять в один присест две буханки хлеба. Я пошла к врачу только затем, чтобы исключить какую-нибудь хворь. Милая женщина заверила меня, что я не умираю от испанки, а просто беременна.
Когда я сухо возразила, что это невозможно при моей болезненной дисциплинированности – я в жизни не пропускала приема противозачаточных средств, – та сообщила, что на рынок попала партия бракованных упаковок. Таблетки расфасовали неправильно, указав не ту дозировку. Приятная новость. Всю партию отозвали, но я, очевидно, успела сорвать джекпот. Ребенок должен был родиться в сентябре.
Сестра и Дженни начали тихонько выпытывать у меня подробности, а Келлан наконец взял себя в руки. Вновь приблизившись к микрофону, он протяжно выдохнул:
– Я не покривлю душой, если скажу, что это лучший день в моей жизни. – Овации смолкли, и он продолжил: – Я хочу поблагодарить всех, кто хоть чем-то, хоть когда-то нас поддержал. Ваша преданность была важнее всего на свете, и без вас мы бы здесь не стояли. Наверное, сейчас я чересчур эмоционален, так как собираюсь стать отцом, но я искренне люблю вас всех вместе и каждого в отдельности. От всей души я говорю вам – спасибо!
С моего места не было видно, но я не сомневалась, что он помахал и отошел от микрофона со слезами на глазах. Мне было ясно, что этот трогательный момент будет завтра транслироваться во всех передачах, посвященных церемонии «Грэмми». О нем будут судачить на всех радиостанциях. Его обсудят в каждой курилке. И я была рада – на сей раз в порядке исключения. Мне хотелось, чтобы эта минута навсегда сохранилась в нашей жизни. Я мечтала пересмотреть видеозапись через двадцать лет и вспомнить лицо Келлана, когда тот узнал, что станет отцом. И показать ее нашему сыну или дочери – пусть не сомневаются, что их любили. С самого первого дня.