ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Через несколько недель после памятного купания и чудесных событий на катере я проявила вновь обретенную смелость. Я восстала против привычного командования Трачины. Нет, никаких гадостей, но просто теперь, когда она опаздывала на смену, я спокойно отправлялась домой, вместо того чтобы беспомощно ее дожидаться. Я решила, что пусть Уилл заполняет прорехи и ругается с ней, а я ни при чем. Кроме того, я высветлила волосы и стала собирать их в низкий хвост. Я залезла в страховые сбережения, оставшиеся после смерти Скотта, и накупила шмоток — роскошь, которой я себе прежде не позволяла. Я купила две пары черных трусов в обтяжку и ярких футболок с V-образным вырезом. Под конец я осмелела настолько, что отправилась в «Трэши дива» — магазин винтажной одежды и дамского белья во Французском квартале, о котором часто упоминала Трачина. Там я прикупила несколько симпатичных лифчиков и трусиков им под стать плюс сексуальную ночнушку. Никаких безумств, но в то же время шаг вперед по сравнению с моими обычными расходами на всякий ситец. Я не транжирила. Я просто хотела, чтобы мой внешний вид отражал перемены, происходившие со мною внутри. Мои пробежки после работы тоже еде-лались регулярными, включая трехмильный круг по Французскому кварталу. Я обнаруживала места, которые в повседневной рутине всегда игнорировала. Я даже настояла, чтобы наше кафе выставило палатку для сбора средств на костюмированном балу общества «Возрождение Нового Орлеана», хотя Уилл поначалу огрызался: «Мало нам, что ли, переоборудования?»
Кафе и вправду обновлялось, пусть очень медленно, и Уилл, к неудовольствию Трачины, тратил на это почти все свободное время. Он начал с покраски внутренних помещений и покупки кухонной утвари из нержавейки. Его грандиозные планы включали в себя открытие на втором этаже ресторанного зала с изысканными обедами, музыкой и деликатесами, но, когда он оборудовал на лестничной площадке небольшую ванную, вмешались власти, и дело застопорилось. Уилл приобрел матрас и положил его прямо на полу на втором этаже. Если он не оставался у Трачины, то ночевал в кафе, где я и заставала его с утра — он строил планы, переливал из пустого в порожнее или просто дулся. Нынче он перетаскивал сверху всякий хлам, скопившийся еще со времен кофейни и предназначенный теперь беднякам.
— Альтруизм — хорошая реклама, Уилл, — заметила я. — Жертва спасает душу.
Я вспомнила эпизод на кухне Особняка и то, как познала радость дарить наслаждение другим, ничего не требуя взамен. С тех пор прошло несколько месяцев. Столь малый срок — и так много изменилось.
Вызвавшись участвовать в благотворительной акции, я впервые в жизни соприкоснулась с типичным новоорлеанским времяпрепровождением: своего рода сводным гражданским оркестром. Я никогда не состояла ни в клубах, ни в общинах, ни в благотворительных организациях, ни в чем-то подобном еще. Читая светскую хронику, я никогда не тосковала ни по богатству, ни по престижу, однако догадывалась, что существует другой мир, где ценится общность людей и где приятно почувствовать плечо соседа. А ведь я прожила в этом городе почти шесть лет. Однажды завсегдатай нашего кафе сказал мне, что «Новый Орлеан принимает после семи». Сейчас я начала понимать, что он имел в виду. Этот город наконец стал мне домом. Я так и сказала Матильде у Трейси на «после-шаговой» беседе, вошедшей в традицию.
— На то, чтобы прижиться, уходит семь лет, — согласилась она, благо сама была приезжей, пусть с Юга и не одно десятилетие.
Кроме того, она принесла мне глубочайшие извинения за все накладки, включая падение с яхты и пережитый ужас.
— В сценарии этого не было. Мы собирались изобразить, будто двигатели заглохли, и послать Джейка якобы вам на выручку — никто не ожидал, что они и вправду замрут. Не говоря уж о том, что это случится во время тропического шторма!
— Тропического шторма? — удивилась я. — Это был ураган, Матильда.
— Да, верно. Извините. Но уж брелок Шага пятого вы точно заслужили.
Она указала на мой приятно обогатившийся браслет. Я вскинула руку, выставляя белое золото на свет. Мне очень нравилось собирать подвески, но в то же время я тосковала о постоянстве. Я начала представлять, какой была бы моя жизнь, окажись в ней всего один мужчина — единственный, но преданный мне одной. Чем больше фантазии меняли мою жизнь и самовосприятие, тем сильнее я чувствовала пустоту. Я не хотела обсуждать это с Матильдой. Осталось воплотить еще четыре фантазии, и было ясно, что Матильда всяко уговорит меня идти до конца и не вступать в отношения, пока я не буду готова, а то и вовсе обойтись без них. Но скоро я распрощаюсь с С.Е.К.Р.Е.Т. И что тогда? Войду в их команду или воспользуюсь опытом и найду кого-то особенного, чтобы жить вместе? Готова ли я к этому? И кому я буду нужна? У меня накопилось очень много вопросов к Матильде.
— Вы в процессе познания, — пригубив вино, сказала она. — Что вы за личность, что вам нравится и не нравится — это в первую очередь. Потом дойдет до партнеров. Понимаете?
— Но вдруг я всерьез увлекусь кем-нибудь и скажу, что вхожу в С.Е.К.Р.Е.Т., а его это отвратит?
— Значит, он не тот, кто вам нужен, — пожала плечами она. — Мужчина, которому не смириться с тем, что здоровая одинокая женщина, не связанная никакими обязательствами, вступает в интимные приятные и безопасныеотношения со взрослыми, добровольными партнерами, не стоит вашего времени. К тому же, Кэсси, вы вовсе не обязаны отчитываться перед новым возлюбленным во всех своих похождениях, особенно если это нисколько ему не вредит. Особенно если это пойдет ему на пользу!
Я снова посмотрела на свой браслет. Я носила его не каждый день, но всякий раз, когда надевала, во мне возникали особые ощущения. Возможно, в связи со словами, выгравированными на подвесках: Капитуляция, Смелость, Доверие, Великодушие,теперь вот еще и Мужество.В кафе о браслете никто до сих пор не высказался, не считая реплики Уилла на аукционе. Даже Трачина, хотя она, как сорока, была падкой на все блестящее.
— Эти слова мне и вправду важны, — призналась я Матильде, удивляясь тому, что говорю это вслух.
— В этом, Кэсси, есть парадокс, с которым вы, надеюсь, постепенно справитесь. В каком-то смысле сам момент блаженства не значит ничего. Но если вы научитесь вызывать его и расставаться с ним, то это будет значить решительно все.
Я знала мужчин, которым и в голову не пришло бы обойтись одной женщиной. Они пошли бы на смерть за возможность осуществить все мыслимые сексуальные фантазии — никаких тормозов — с женщинами мечты, специально нанятыми для удовлетворения их причуд. Я была благодарна Матильде и С.Е.К.Р.Е.Т., но мне становилось все труднее противиться проснувшемуся и крепнувшему стремлению к союзу с кем-то единственным и неповторимым. И почему я годами раньше отказала Уиллу? Он всегда мне нравился. Даже очень. Но в те далекие дни я боялась, что он, если мы сойдемся, увидит меня как есть — занудной, трусливой, нелюбимой. Теперь я впервые в жизни почувствовала, что все это не про меня. Я постигала себя и обретала веру в то, что могу быть достойной мужчины вроде Уилла. Увы, это пришлось на пору, когда он все глубже связывался с Трачиной.
Я все еще стремилась увидеться с ним на работе. Я вздрагивала при звуке его грузовика и тряслась, когда мы бывали в офисе наедине. После решения участвовать в благотворительном бале общества «Возрождение Нового Орлеана» мы оставались вдвоем дольше прежнего, придумывая баннеры для палатки. Больше времени, чем он проводил с Трачиной.
В предпраздничный вечер Трачина попросила меня помочь ей с костюмом для Уилла. Шить она не умела, зато прекрасно командовала. В этом году бал проходил под лозунгом «Притворись» — карнавал, где гостям предстояло одеться героями любимых сказок, книг или фильмов. После обеда затевался аукцион наиболее завидных холостяков и незамужних женщин города; победители выигрывали танец со своими призами. Трачина записала на торги и себя, и Уилла. Ее социальное положение оставляло желать лучшего, но она была красавицей, и за нее могли назначить хорошую цену. Что касается Уилла, то, хотя его кафе и не процветало, он происходил из старейшей луизианской семьи. Сам он, правда, заартачился.
— Да ладно, Уилл, будет весело, — настаивала Трачина. — К тому же — благотворительность.
Мой рот был полон булавок, я трудилась над брючным швом. Уилл хотел нарядиться Геком Финном — в коротких штанах с подтяжками, в соломенной шляпе и с удочкой. Трачина решила быть феей Динь-Динь, и ее костюм состоял из белой балетной пачки, крылышек и волшебной палочки. Глядя, как она дефилирует по кухне, я подумала, что образ этой надоедливой мелкоты подходит ей как нельзя лучше.
Она всем подряд стучала по голове своей волшебной палочкой.
— Делл, — возгласила она, коснувшись палочкой макушки нашей поварихи, — в моей власти исполнить одно желание.
— Если ты еще раз ткнешь мне в башку этой штуковиной, я ее сломаю и обе половинки тебе в зад засуну.
Скорчив физиономию, Трачина навела палочку на меня, как пистолет.
— Бабах! Слушай, Кэсси, я не могу работать с тобой в этой палатке. Я танцевать хочу. Да и тебе не мешает.
— Я туда не развлекаться иду. А помогать.
— Ой, да брось ты, это же бал. Ты вообще хоть когда-нибудь в люди выходишь? Кстати, а кем ты нарядишься?
— Никем. Моя смена кончается, когда подадут обед. И если ты не собираешься работать в палатке, мне придется найти кого-то еще.
— Я помогу, — вызвался Уилл.
— Нет уж, ты со мной, — заскулила Трачина. — Мы Делл привлечем, вот кого. Но костюм тебе, Кэсси, все равно нужен, и я знаю какой. Золушки!
Я представила себя в придворном наряде — просто смешно, я так и сказала. Трачина тоже развеселилась:
— Нет, я имела в виду Золушку передбалом. Ну, когда она, бедняжка, мыла-шила-готовила, пока ее злые сводные сестрицы оттягивались в свое удовольствие. Это как раз твоя роль!
Я не поняла, что это, шутка или оскорбление. Уилл высился надо мной без рубашки, держа в руке свои мешковатые штаны, и слишком смахивал на статую Давида. Он не был атлетом, но обладал впечатляюще плоским животом и мускулистыми руками. Я изо всех сил старалась не таращиться на него.
— Кэсси, а почему ты устраняешься? — спросил он. — Как-то не по-соседски.
— Наверное, все еще зарабатываю гражданство.
Трачина предупредила Уилла, что хотела бы станцевать с почетным гостем, Пьером Кастилем — миллиардером, владевшим обширными землями на берегах озера Пончартрейн, унаследованными от многих поколений предков. Он был частным лицом и имел репутацию человека, умевшего оставаться в тени.
Председателем бала уже четыре года была Кэй Jla-дусер, местная знаменитость и самый консервативный член городского совета. Она-то и пригласила Пьера. Уилл ее недолюбливал. У них возникли трения при согласовании перестройки кафе. Кэй требовала, чтобы он сперва заменил проводку, а после уже расширялся. Но Уилл не мог этого сделать, не расширившись. В результате он оказался в патовой ситуации, невзирая на то что половина домов на Френчмен-стрит прекрасно обходилась старой проводкой.
Если поведение Трачины и раздражало Уилла, он всячески старался не подавать виду. К тому же в появлении Пьера Кастиля уверен не был никто и никогда. На одном из организационных собраний я подслушала, как Кэй жаловалась, что он, дескать, не сказал точно, когда придет, не разрешил упоминать о себе в рекламе бала даже намеком, не говоря уж об участии в аукционе или обеде.
Уилл взирал на меня сверху вниз с бесконечно несчастным лицом. Сочувственно пожав плечами, я подогнула брючину еще на дюйм, напомнив себе, что он спит с другой, и неважно, как относилась к нему Трачина, — лично я начала сомневаться, что столь же хорошо. В последние недели она не раз пропадала и часами оставалась вне досягаемости, а я знала Уилла достаточно хорошо, чтобы учуять его ревность.
— Наверное, встречается с братом, — бормотал он, вытягивая шею и высматривая ее машину. — А может, по магазинам забегалась. Все время там проводит.
Я улыбалась и кивала, не считая нужным возражать и удивляясь, насколько искусно мы лжем себе, когда боимся знать правду. Со Скоттом я занималась этим годами. Но С.Е.К.Р.Е.Т., среди прочего, научил меня важнейшей вещи: приобретенный опыт не допускал самообмана. Подшивая посреди кухни штаны, я встретилась с Уиллом взглядом, и он задержался на мне глазами дольше обычного. Я сказала себе, что это ничего не значит. Когда он предложил меня подбросить, я объяснила это тем, что ему по пути.
Но когда он, высадив меня у «Отеля старых дев», не заглушил мотор, но дождался, пока я благополучно доберусь до двери, послал мне на прощание воздушный поцелуй, я поневоле задумалась, не обманываю ли себя снова.
Общество «Возрождение Нового Орлеана» принадлежало к числу старейших городских организаций такого рода и было основано вскоре после Гражданской войны. В ту пору оно собирало деньги на строительство школ в пригородах, где стали селиться недавние рабы. После разрушительного урагана «Катри-на» общество начало восстанавливать школы в бедных районах, поскольку ждать, пока этим займется правительство, можно было вечно. Мое волонтерское участие было попыткой превратить этот город в свой дом, а также обзавестись друзьями и знакомыми за пределами кафе и его окрестностей. На вечере мне полагалось сидеть в палатке для пожертвований, принимать чеки и кредитные карты. Бальные костюмы и танцы были не про мою честь. Я хотела подойти к делу серьезно. В обмен на мое время Кэй разрешила баннер с рекламой кафе «Роза» по краю стола.
В этом году бал давался в Новоорлеанском музее искусств, одном из моих любимых строений. Меня восхищали фасад с четырьмя колоннами в стиле греческого Возрождения и квадратный мраморный холл в окружении высоких балконов. Я часто бродила по его гулким залам, когда еще была замужем за Скоттом, но наши отношения уже дали трещину. Мне больше всего нравилась «Девушка в зеленом» Дега, потому что она казалась мне скорбной — смотрела в сторону, то ли печалясь о прошлом, то ли страшась будущего. Но может быть, это была игра моего воображения. У меня был час до начала, за который я должна была установить палатку и получить последние наставления от Кэй. Ее, наряженную Красной Королевой из «Алисы в Стране чудес», я нашла посреди беломраморного холла.
— Лестницу передвиньте! — кричала она.
Двое молодых людей пытались подвесить к потолку гигантскую гирлянду искрящихся снежинок. Кэй, похоже, была не в восторге.
— Не знаю, как сочетаются снежинки с карнавалом, но что еще подвесить к потолку? Фею?
Представив себе Трачину на ниточке, я улыбнулась, но улыбка тут же исчезла, когда на меня сквозь очки посмотрела Кэй.
— Где вы хотите поставить палатку? Надеюсь, не здесь?
— Наверное, там, — указала я в заднюю часть помещения.
— Ни в коем случае! Я не хочу, чтобы вульгарный сбор денег испортил обед. Устраивайтесь поближе к гардеробу, пожалуйста. А где ваши инструменты?
— Инструменты? Я не знала, что...
— Ладно, — тяжело вздохнула Кэй. — Пришлю вам на помощь пару ребят.
К прибытию Трачины в ее белой пачке и диадеме палатка была установлена, а я удобно устроилась за столом у входа.
— А где Уилл? — спросила я как можно небрежнее.
— Грузовик паркует. Я собираюсь выпить. Будешь?
— Спасибо, мне и так хорошо.
Начали прибывать первые гости. Я приметила Белоснежку, сразу несколько Скарлетт, Ретта Батлера, двух Дракул, Али-Бабу и Гарри Поттера. Нарисовались Дороти Гэйл, Безумный Шляпник, пират Черная Борода и аристократ-убийца Синяя Борода. Я невольно оглядела свою юбку колоколом и незатейливую блузку. Может, и вправду стоило приодеться? Так ли было нужно надевать фартук официантки? Но мне предстояло принимать подписи да прокатывать кредитные карты. И я пришла не ради мужчин. Я занималась благотворительностью. Но когда я прилаживала сзади к палатке второй рекламный баннер кафе «Роза», послышался возглас: «Эй, Кэсси!» — и я увидела, как из собравшейся у палатки толпы мне машет красивая женщина в костюме Шахерезады. Это была доктор Амани, миниатюрная индианка, сидевшая со мной рядом, когда я впервые оказалась в штаб-квартире С.Е.К.Р.Е.Т. Она выглядела ослепительно в своем многослойном красно-розовом одеянии, которое лишь подчеркивало великолепную для шестидесяти лет фигуру. Однако больше потрясали глаза — полные озорного блеска, подведенные сурьмой, обрамленные ярко-красной чадрой.
— Что вы здесь делаете? — изумилась я, так как мне было странно видеть в обществе женщину из С.Е.К.Р.Е.Т.
— Хотите — верьте, хотите — нет, но нашемаленькое сообщество ежегодно делает очень щедрые пожертвования, хотя и не от своего имени. Прошу. — Она протянула мне конверт, и я поблагодарила ее за взнос. — Матильда тоже придет, вы ее обязательно увидите. Она одета феей-крестной. Что неудивительно.
Я не успела ничего ответить, как рядом выросла Кэй, следившая, как гости один за другим опускали конверты в ящик.
— Доктор Лакшми, вы выглядите просто сногсшибательно, — произнесла Кэй, протягивая руку.
— Спасибо, Кэй, — чуть поклонилась Амани. — Ну, Кэсси, надеюсь, скоро увидимся.
Кэй не спросила, как вышло, что я оказалась на короткой ноге с такой уважаемой персоной.
— Аукцион еще не начался, а квоту, похоже, уже набрали! — сказала она.
— Будем надеяться.
Обед состоял из шести перемен феерических местных блюд: рагу из лобстеров, гритс с трюфелями и бренди, филе-миньон, крабы под беарнским соусом, а на десерт подали пудинг с кремом-фреш и кукурузные хлопья с медом и арахисом. Чистые тарелки означали, что мне пора уходить. Но я хотела посмотреть на аукцион и узнать, кому достанется Уилл.
— О'кей, пора делать ставки! — объявила Кэй, поспешившая выступить вперед. — Мы больше не можем егождать.
Она имела в виду Пьера Кастиля. О его компании мечтала не только Трачина.
Я присматривалась к участницам торгов, толпившимся у сцены, на которой Кэй собрала «призовых» мужчин. Помимо Уилла, там был очень молодой сенатор штата, способный, будь он демократом, свести меня с ума. Стоял пожилой, но все еще чрезвычайно красивый муниципальный судья, устроивший марафонский забег после смерти жены и заслуживший вздохи всех одиноких женщин старше пятидесяти. Был там и симпатичный афроамериканский актер из телешоу, показывавшегося в Новом Орлеане. Можно было предположить, что наибольшую сумму соберет именно он, но нет, почтенный судья достался председательнице Исторического общества Гарден-Дис-трикт за двенадцать с половиной тысяч долларов. Актер шел вторым с результатом восемь тысяч.
Глядя на все это веселье из-за палатки, я вновь почувствовала себя изгоем. Почему я всегда наблюдаю за кипением жизни и остаюсь в стороне? Когда наконец я научусь жить?
— И наш последний кавалер, — провозгласила Кэй. — Уилл Форе, владелец во втором поколении почтенного кафе «Роза», одного из лучших на Френч -мен-стрит. Учтите, леди, что ему тридцать семь лет и он не женат. Кто сделает ставку?
Уилл выглядел подавленным, но все равно сексуальным в своем костюме Гека Финна, с удочкой и в штанах на подтяжках. Я не одна так думала. Разгорелись страсти, и Трачина запаниковала. Когда ставка взлетела до пятнадцати тысяч, она выхватила у Кэй микрофон.
— Никакой он не одинокий, — заявила она. — Мы с ним встречаемся уже три года и собираемся жить вместе.
Она выпила слишком много шампанского, и если мне казалось, что сильнее смутить Уилла уже нельзя, то я ошибалась. Он покраснел, как свекла.
Наконец победила немолодая дама в потускневшей диадеме: она предложила двадцать две тысячи, и Кэй выкрикнула: «Продано!» Уилла, самого дорогого жениха, проводили к его покупательнице.
— Мужской аукцион объявляется закрытым! — Кэй ударила молотком. — Но я прошу вас наполнить бокалы. На сцену выходят леди, и нам, дорогие друзья, нужно еще семьдесят пять тысяч долларов. Так что не убирайте далеко свои чековые книжки!
И тут все зашикали. В зал, рассекая толпу, вошли два телохранителя. За ними следовал высокий мужчина в щеголеватом смокинге, черной рубашке с черным галстуком-бабочкой и очках-авиаторах с синими стеклами. Под мышкой он держал мотоциклетный шлем, который тут же сунул ближайшему охраннику, затем снял очки и убрал в карман.
— Простите, что опоздал, — произнес он. — Не знал, как одеться.
Это был Пьер Кастиль, его песочные волосы чуть растрепались от шлема. Он небрежно приветствовал горстку людей, рванувшихся поздороваться, в том числе и Кэй, которая в очевидном волнении бросила микрофон и поспешила ему навстречу. Непринужденная улыбка придавала Кастилю вид не столько наследника-затворника, сколько стильного инди-роке-ра. Когда он отвернулся от Кэй и направился к моей палатке, у меня бешено заколотилось сердце. Я проминала Трачину за то, что она меня бросила. Опустив глаза, я принялась возиться с пин-падом, изо всех сил стараясь скрыть смущение перед знаменитостью.
— Взносы здесь принимают?
Подняв взгляд, я увидела, что он стоит в непринужденной позе, держась за палатку, и на секунду лишилась дара речи.
— Я... Да, опустите чек в ящик, но я могу принять и кредитку.
— Чудесно, — отозвался он, удерживая мой взгляд, как показалось, целую вечность.
Боже, до чего он был сексуален.
— А как вас зовут?
Поверьте, я оглянулась, не будучи уверена, что спрашивают меня. Все в зале смотрели на нас, включая Уилла, который пробирался к нам сквозь толпу.
— Кэсси Робишо.
— Робишо? Из мандевилльских Робишо?
Тут, к моему изумлению, Уилл, добравшийся до палатки, протянул Пьеру руку.
— Она просто произносит на северный лад, «D» вместо «X».
— Ба, да это никак Уилл Форе Второй. Сколько же мы не виделись? Лет пятнадцать?
Я потрясенно взирала, как мойУилл запросто поздоровался за руку с самимПьером Кастилем. Трачина спешно проталкивалась к ним.
— Да, что-то вроде того.
— Рад повидаться, Уилл, — сказал Пьер. — Жаль, что отцы не видят. Они порадовались бы.
— Твой-то, наверное, — ответил Уилл, теребя свою соломенную шляпу. — До завтра, Кэсси, увидимся на работе.
Я проводила его взглядом. Он прошел мимо Тра-чины и скрылся за дверью.
— Значит, Кэсси Робишо не из Мандевилля. И откуда же мы?
— Забавно, но я живу как раз на Мандевилль-стрит в Мариньи, хотя родом из Мичигана. А французская фамилия — от отца. Но я не уверена в корнях...
Кэсси , ты что-то слишком разболталась!
— Понятно. Перед уходом обязательно вернусь и сделаю взнос, — пообещал он с легким поклоном.
Я не млела от могущественных богачей, но у этого была харизма.
Трачина вдруг захотела в волонтеры.
— Я тебя сменю, — заявила она, нырнув в палатку. — Уилл ушел, так что могу помочь. Можешь идти домой, у тебя и костюма-то нет.
— Ты знала, что они с Уиллом знакомы? — спросила я.
— Они друзья детства.
— Понятно. Ну ладно, мне, наверное, и вправду пора.
— Да, беги скорее, — сказала она, глядя уже не на меня, а на Пьера, занимавшего место в первом ряду.
Наступал черед аукциона «невест». Я оглядела свой наряд. Трачина права. Я была замарашкой. Кушанья приготовлены, пора уходить. Я направилась к выходу, высматривая Уилла, но вместо него натолкнулась на Матильду, которая шла прямо на меня и разговаривала по сотовому телефону. Попрощавшись с собеседником, она закрыла крышку. Только теперь я обратила внимание на ее костюм — наряд русалки с изумрудными блестками и маленькую корону.
— Кэсси! Постойте! Вы куда?
— Домой. Смена в палатке для пожертвований закончилась. Кстати, спасибо за взнос. Это очень щед...
— Нет уж, никакого «домой», — заявила она, крепко взяв меня под локоть и развернув к двери с надписью «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН». -Мы, конечно, до последнего момента держали все в тайне, но сегодня... Короче, Кэсси, у вас намечается особенный вечер.
— Сегодня? — переспросила я, не веря ушам: очередная фантазия. — Но мой наряд...
— Не беспокойтесь. Помощь уже в пути.
Она прокатала карту в маленьком белом картриде-ре, и дверь со щелчком открылась. Внутри оказалась уютная гардеробная, где на обитых шелком стульях сидели Амани и еще одна женщина, смутно знакомая мне. При нашем появлении они взволнованно встали. Слева от них находился туалетный столик с зеркалом, обрамленный светящейся гирляндой; на белом полотенце была аккуратно разложена косметика. На вешалке рядом висело прекрасное бледно-розовое платье до пола. Я не была глупой девочкой, но это потрясающее бальное платье всколыхнуло что-то древнее в генах. Под ним стояла пара восхитительных сверкающих лодочек.
Матильда кашлянула:
— Мы все объясним потом, Кэсси, а сейчас вы должны подготовиться. В темпе. Вот-вот начнется.
— Что начнется?
— Неважно.
И все это мне? Платье, макияж. Меня собирались выставить напоказ, но перед кем и зачем?
— Вы помните Мишель? Из штаб-квартиры С.Е.К.Р.Е.Т.? Она будет вашим стилистом.
Я вспомнила круглое ангельское личико и беззаботный смех. Стилист? О каком стиле она говорит?
— Кэсси, я очень рада за вас, но давайте поторопимся. Первым делом нижнее белье. Переодевайтесь.
Прежде чем я успела отреагировать, Матильда затащила меня за бамбуковую ширму и перебросила сверху шелковый, почти невесомый бюстгальтер, трусики и светлые чулки на поясе.
— Спорим, вы думали, что птички и бабочки вам помогут? — рассмеялась она.
Я ничего не поняла.
Когда я надела белье, Мишель выдала мне купальный халат и усадила перед зеркалом. Она собрала мои длинные волосы и уложила их в низкий пучок. Амани чуть нарумянила мне щеки и подкрасила губы, затем большой кисточкой вернула лицу естественный блеск. Немного туши — и мы закончили.
— Теперь платье, — сказала Мишель, осторожно снимая розовый наряд с вешалки и вновь увлекая меня за ширму.
Матильда все это время то выходила из комнаты, то возвращалась.
— Долго еще? — спросила она у Амани.
О чем она? Я просунула голову в тяжелое платье и ощутила, как оно скользнуло по мне. Я вышла из-за ширмы, чтобы мне помогли застегнуть молнию, мельком увидела свое отражение в зеркале и онемела. Платье было изумительное, бледно-розовое, словно изнанка морской раковины. Оно сидело как влитое и великолепно подчеркивало талию, — оказывается, она у меня есть. Наряд из атласа, без бретелей, с сердцевидным вырезом спереди; плечи и руки открыты. Юбка его разлеталась, как у балерины, а форму держал мягкий кринолин.
— Вы... необыкновенно красивы, — сказала Матильда.
— Но на что вы рассчитываете? Люди прекрасно меня знают. Подружка моего босса все еще здесь. Да весь город собрался!
— Доверьтесь нам, Кэсси. Все будет хорошо, — заверила Матильда, взглянув на часы.
Да, фантазии застигали меня врасплох, особенно в случае с Джесси, но сейчас все было иначе. Я впервые находилась среди людей, которых знала в реальной жизни. Это было не только волнующе и рискованно, но и страшно. Мишель осторожно извлекла из маленького бархатного футляра сверкающую серебряную диадему и надела мне на голову.
Мы с Матильдой взглянули на себя в зеркало.
— Потрясающе, моя дорогая. Но не забудьте вот это. — Она вручила мне блестящие белые туфельки.
Скользнув в них, я сделала несколько пробных шажков на каблучках, испытывая смущение и восторг. Да я могла в них танцевать — так, вероятно, и будет сразу после аукциона, который, по моим прикидкам, уже должен бы завершиться. Хорошо, что я пропустила эту часть.
— Пора! — объявила Матильда, беря меня за руку и направляя через холл к бальному залу.
— Что? Куда? Танцы еще не начались, — упиралась я.
Но она не слушала. Мы шли так быстро, что мне пришлось придерживать диадему, чтобы та не свалилась. В бальный зал я вошла, прячась за спину Матильды. Выглянув из-за ее плеча, я увидела на сцене рассевшихся в ряд красавиц. Симпатичная телеведущая, похожая на юную Наоми Кэмпбелл фотомодель, актриса из того же телешоу, что и мужчина с аукциона холостяков, хорошенькая блондинка — виолончелистка из городского симфонического оркестра, две красотки-итальянки — сестры, владевшие лучшими в городе спа-салонами, несколько «папиных дочек»... и Трачина, которая, судя по сбившейся пачке, уже основательно приняла на грудь.
— Один стул не занят, — объявила в микрофон Кэй, осматривая из-под ладони зал. — Может, ушла?
«Боже, сделай меня невидимой,— молила я. — Я не смогу пройти через зал в этом платье у всех на виду; не смогу, чтобы эта толпа из-за меня торговалась. Я выставлю себя полной дурой».
— Никуда она не ушла! — крикнула Матильда и вытолкнула меня вперед.
— Вот она где! — пропела Кэй. — Это мисс Кэсси Робишо, наша прекрасная волонтерка. Ну разве она не красавица?
Я вся сжалась. Матильда положила руки на мои плечи. Какая-то часть меня умерла, и она шепнула:
— Учтите, Кэсси, это Шаг шестой, Уверенность.Она уже есть у вас, надо только ее почувствовать. Вперед.
Она в последний раз подтолкнула меня, и я медленно двинулась сквозь толпу, и все взоры были прикованы ко мне. Я огибала столики, обметая подолом ножки стульев. Когда я пересекла пустовавший танц-пол и направилась к сцене, мое платье вызвало охи и ахи. Но ободряющий свист с балкона заставил меня улыбнуться. Неужели это мне? Проходя мимо столика Пьера, я постаралась не встречаться с ним взглядом. Поднявшись по ступеням, я миновала Трачи-ну, которая сидела на стуле, словно взбудораженная птичка на жердочке.
— Чем дольше я тебя знаю, тем больше сюрпризов, — прошипела она, когда я заняла свое место.
— Ну что, приступим?
Кэй начала с телеведущей новостей, которая после яростных торгов досталась главному менеджеру прибрежных казино за семь с половиной тысяч долларов. Модель, агрессивно пытавшаяся завладеть вниманием Пьера, упала духом, когда, назначив шестнадцать тысяч, его обошел Марк «Акула» Ален — ювелирный король. Сестры ушли общим лотом, две дебютантки заработали пятизначные цифры. Трачина прихорашивалась и чистила перышки, поедая глазами сидевшего неподалеку от сцены Пьера. Однако ее под гром аплодисментов увел Каррутерс Джонсто-ун, необычайно рослый и широкоплечий окружной прокурор из Орлеанского округа, назначивший финальную сумму в пятнадцать тысяч.
Я о таких деньгах даже не мечтала. Трачина была длинноногая, живая, веселая, стильная. Она умела наладить отношения. Могла постоять за себя. Даже в наряде феи она была сексуальна, как все прочие, вместе взятые. Чем ближе становился неумолимый финал, тем большее унижение я испытывала.
— Мы еще не достигли цели, но у нас осталась еще одна холостячка. Кэсси работает официанткой в кафе «Роза», которое входит в число наших уважаемых спонсоров. Начальную ставку назначим, пожалуй, в пятьсот долларов — приступим?
Боже мой, боже, пусть надо мной сжалятся и покончат с этим. Я все верну, только пусть мне дадут по минимуму и заберут с подиума.Но вот раздался мужской голос: «Я начинаю с пяти тысяч», — и я решила, что ослышалась. Поскольку я стояла в круге света, мне было не различить лиц.
— Вы хотели сказать «пятьсот», мистер Кастиль? — переспросила Кэй.
Мистер Кастиль ? Пьер Кастиль только что предложил пятьсот долларов ? За меня ?
— Нет, Кэй. Я сказал «пять тысяч». Я хочу начать торги с пяти тысяч, — возразил он и шагнул вперед, к освещенному подиуму, так что теперь его было хорошо видно.
Он смотрел на меня, как на конфету, которую еще не пробовал. Я сложила руки на коленях, скрестила ноги, потом вернула их в прежнее положение.
— Это... весьма щедро, мсье Кастиль. Итак, начинаем с пяти тысяч. Кто-нибудь предложит больше?
— Шесть тысяч! — послышалось из задних рядов, и голос принадлежал... Уиллу.
Он вернулся? Трачина заерзала на стуле и поджала напомаженные губы. Уилл сошел с ума? У него нет таких денег!
— Семь тысяч, — сказал Пьер, глянув на Уилла.
Внутри меня все оборвалось, затем отпустило.
Я была потрясена. Потом живот снова свело.
— Восемь тысяч, — выдавил Уилл.
Трачина гневно зыркнула на меня, а затем уставилась на Уилла, который пересек зал и встал рядом с Пьером. Да что он делает? Кэй уже собралась опустить молоток и присудить приз Уиллу, когда Пьер объявил:
— Пятьдесят тысяч.
Толпа ахнула.
— Цель стала ближе, Кэй?
— Мсье Кастиль, — ошеломленно произнесла Кэй, — это намного больше. Еще ставки?
Взглянув на Уилла, я чуть не заплакала. Он уронил голову и вымученно улыбнулся, признавая свое поражение.
— Продано! — воскликнула Кэй, закрывая торги финальным ударом молотка. — А теперь — танцы!
Толпа пришла в движение, люди вставали и шли к открытой площадке перед сценой.
Трачина соскочила со стула и затерялась в толпе, пустившись на поиски выигравшего ее кавалера. Пьер стоял у сцены и загадочно улыбался, Уилл неловко топтался рядом.
— Славная попытка, старина, — сказал Пьер и хлопнул Уилла по спине чуть сильнее, чем следовало. — Обязательно загляну к тебе в кафе, теперь у меня есть серьезный повод.
— Валяй, — пробормотал Уилл. — Кэсси, я надеюсь, ты не... Хотя забудь. Я пошел домой.
Прежде чем я успела как-то отреагировать, Уилл исчез.
— Вы выглядите великолепно, мисс Робишо, — сказал Пьер. — Как раз для принца. — С этими словами он взял меня за руку и повел в центр танцпола. Его телохранители держались неподалеку.
На нас смотрели, и я читала один и тот же вопрос: Да кто она такая, что пленила самого Пьера Кастиля ?И хотя на площадке появились другие пары, казалось, будто мы с Пьером были в зале одни. Он притянул меня так близко, что я чувствовала на шее его дыхание. Когда заиграл оркестр и он повел меня в танце, я испугалась, что упаду в обморок.
— Почему я? — вырвалось у меня. — Вы можете выбрать кого угодно.
— Почему вы? Вы поймете, когда примете Шаг, — ответил Пьер, крепче прижимая меня к себе.
Пьер Кастиль связан с С.Е.К.Р.Е. Т. ?
— Я... Но как же... вы?
— Вы принимаете Шаг, Кэсси?
Мне понадобилась почти минута, чтобы усвоить тот факт, что он связан с С.Е.К.Р.Е.Т. Кто еще в этом зале сотрудничает с организацией или знает о ней? Кэй? Окружной прокурор? Кто-то из дебютанток? Зал кружил, как мои мысли, пока оркестр не завершил песню звучным аккордом. Пьер выпустил меня из объятий и поцеловал руку.
— Спасибо за танец, мисс Кэсси Робишо. До новой встречи.
Мне захотелось крикнуть: «Стойте! Я принимаю Шаг!»Но так ли это было? Как насчет Уилла?
Пьер низко поклонился и ушел в сопровождении своих телохранителей, оставив меня в одиночестве посреди танцпола. Я огляделась по сторонам в поисках Матильды, Амани — кого угодно, кроме Тра-чины, но она, конечно же, поспешила ко мне первой.
— Скажи теперь только, что ты не загадка, — проговорила она, уперев кулак в пояс своей обвисшей пачки.
— Где Уилл? — спросила я, вытягивая шею в надежде его увидеть.
— Отвалил.
Прежде чем я успела ответить, меня взял под локоть охранник.
— Мисс Робишо, вам срочный звонок. Прошу за мной, — пригласил он, к удивлению как моему, так и Трачины.
Охранник вывел меня из бального зала. Мы миновали мраморный холл и вышли к поджидавшему снаружи лимузину. Все это время с меня не спускали глаз. Голова шла кругом. Что за вечер! Весь город увидел меня в роли избранницы, победительницы. Это пьянило, это было здорово! Но чтобы насладиться этим чувством вполне, я должна была выбросить из головы мысли об Уилле.
В лимузине я обнаружила бокал ледяного шампанского, отпила глоток и утонула в кожаном сиденье, пока водитель подавал машину к частной парковке, где появилась группа телохранителей. Я не успела глазом моргнуть, как Пьер проскользнул сквозь нее и тайком шмыгнул ко мне в салон. Все было исполнено так ловко и для всех, кроме меня, видимо, было привычным делом.
— Выезжаем сзади, через гараж, — распорядился он.
Водитель кивнул и опустил стекло, разделявшее кабину и салон лимузина.
— Привет, — сказал Пьер, поворачиваясь ко мне с ухмылкой и чуть покраснев. — Похоже, все удалось.
— Я... да, точно... — с запинкой отозвалась я, теребя подол платья.
Оно и в самом деле было лучшим, какое я видела, не говоря уж о том, чтобы носить.
— Итак. Вы принимаете Шаг?
У меня по-прежнему не укладывалось в голове, что миллиардер из Байю может быть связан с С.Е.К.Р.Е.Т. В мыслях я вернулась к ночи открытия «Гало», где он беседовал в лобби с Кэй Ладусер. Я слегка покраснела, вспомнив изысканного британца и то, что он вытворял своими руками. Может быть, Пьер и тогда участвовал в фантазии?
— Кэсси, правила таковы, что я спрошу в последний раз: вы принимаете Шаг?
Помедлив, я кивнула.
Его поцелуй настиг меня столь неожиданно, что мне понадобилось несколько секунд, чтобы собраться. Затем я без труда ответила на его страсть. Он потянул меня на себя и обхватил руками, целуя ключицы, плечи и шею. И тут сквозь окно лимузина я мельком увидела Трачину, державшуюся за руки с окружным прокурором. Что такое? Нет!
— Это Каррутерс Джонстоун? — затаив дыхание, спросила я Пьера.
Пьер повернулся как раз тогда, когда великан подхватил Трачину и усадил на капот машины, страстно целуя в губы.
— Он самый. Боюсь, не промах по женской части.
— Ох, бедный Уилл, — пробормотала я.
— Кэсси. — Пьер взял меня за подбородок, заставив смотреть в свои зеленые, самые каверзные на свете глаза. — Вот он я, здесь. И нам придется снять это платье. Сейчас же.
Я не могла, не должна была думать об Уилле. Не сейчас, когда была в лимузине с одним из самых сексуальных мужчин города.
— А как же водитель?
— Одностороннее стекло. Мы его видим, а он нас нет. Никто не видит.
С этими словами он аккуратно расстегнул молнию и избавил меня от корсажа, и я, млея, осталась лишь в розовой юбке. Он собрал подол платья и стянул его с меня через голову. Моя диадема зацепилась за ткань и потянула прическу, так что, когда платье было полностью снято и отброшено в сторону, я осталась в кружевном лифчике без лямок, шелковых трусиках и сверкающих туфельках. Мои волосы рассыпались по голым плечам.
— Не могу поверить, — выдохнул он, прижимая меня к сиденью напротив. — Я хочу видеть вас целиком. Снимите остальное, Кэсси.
Вдохновленная аукционом, танцем, шампанским, уединением в быстро движущемся лимузине и очевидным желанием Пьера, я так и сделала. Медленно расстегнула и уронила на пол бюстгальтер, засунула палец под резинку трусиков и спустила их до лодыжек, после чего сбросила движением ног и, снова откинувшись перед ним на сиденье, раздвинула бедра, не снимая туфель. Куда подевалась Кэсси, стеснявшаяся выйти из спальни в купальном халате? Я размякла, ноги ослабли и подрагивали. Мы смотрели друг другу в глаза, так глубоко и страстно, что было не оторваться.
— С ума сойти, — произнес он, чуть выждал и подался вперед.
Он зарылся лицом в мои груди, нащупал рукой сосок и начал медленно, а потом настойчиво сосать его и лизать. Это было исключительно сексуально — он сам по себебыл таким. Его палец неспешно скользнул в меня. Я запустила руки в его мягкие волосы, а он целовал меня в ложбинку между грудей, пока не спустился ниже, к трепещущему животу. Господи, это было уже слишком! Я вздрагивала от каждого поцелуя.
— Вы у меня будете кричать, Кэсси, — пообещал он и углубился в меня, направив язык в то самое сокровенное место.
— О боже.
Больше я ничего не могла вымолвить. Я целиком отдалась ощущениям. Он целовал мои бедра, дразнил, потом сомкнул губы и потянул в сказку. Я не могла и не хотела противиться волнам наслаждения. Я полностью подчинилась, раскинув ноги и тая на сиденье.
И вот миновал опаляющий, неистовый миг, ослепительная вершина, куда он с такой легкостью вознес меня ртом. Я услышала его голос, его сдавленное дыхание. Внутри меня закружил сладостный вихрь, и я знала, что это только начало.
Пока я лежала и задыхалась, Пьер сорвал с себя одежду, как будто она жгла ему кожу. Свободной рукой он натянул презерватив; я подалась навстречу и ухватилась за его руки, и тут он вошел в меня.
— Как же здорово, — прохрипел Пьер.
Решимость на его лице была так сексуальна, что
я не могла не прикоснуться к нему, а как только дотронулась, он взял мои пальцы в рот и стал их облизывать и обсасывать, вращаясь во мне, что возносило меня на новый уровень страсти. Я обвила ногами его стройные бедра и двигалась с ним, вцепившись ему в ягодицы и стараясь не впиться в них ногтями, но обмирала от счастья, чувствуя пальцами его крепкое тело. Он не снижал темпа даже на поворотах. Он вновь и вновь повторял мое имя, пока не содрогнулся и не застыл; его рука приподняла меня, выгибая дугой и вознося в сказочный мир, который открывался мне все ярче и ярче. А потом он отправил меня на новый уровень блаженства. Я кончила снова, вжимаясь в него и крепко обхватив бедрами. Он тоже излился, после чего медленно опустился на меня, держа за руку, так что наши пальцы сплелись, а губы разделяло лишь несколько дюймов, хотя целоваться мы уже все равно не могли. Нам нужно было отдышаться. Он осторожно отстранился и распластался на сиденье против меня, а я лежала, едва переводя дух.
— Простите за спешку, но мне захотелось сорвать с вас платье, еще когда вы стояли на сцене. Так что я терпел довольно долго, вы не находите?
— Рада, что вы сдержались, — ответила я.
У меня были вопросы, и я набралась храбрости их задать.
— Скажите, вы уже делали это? Я имею в виду С.Е.К.Р.Е.Т. Вы же, как бы это сказать, из числа избранных. Неужели вы не можете реализовать ваши сексуальные фантазии иначе?
— Вы удивитесь, Кэсси. Впрочем, мне не велено особо откровенничать. Матильда предупредила, что вы любопытны. Я могу задать вам тот же вопрос. Зачем такой соблазнительной женщине, как вы, понадобился С.Е.К.Р.Е.Т.?
— Вы тоже удивились бы, — ответила я, садясь и собирая одежду.
Меня обидело и немного рассердило то, что Матильда обо мне распространяется.
— Все получилось, как вы ожидали? — спросил Пьер.
— С.Е.К.Р.Е.Т. меня многому научил. — Я натянула платье и застегнула молнию на спине.
— Например?
— Например, тому, что один мужчина не в состоянии исполнить всежелания женщины.
Откуда это безразличие?
— Вот тут вы можете ошибаться, — возразил Пьер, надевая трусы, а потом брюки.
— Неужели?
Он потянулся через сиденье, обхватил меня за талию и потянул к себе, так что я оказалась перед ним на коленях. Его глаза встретились с моими. Он склонился к моей шее и жарко поцеловал изгиб. В эту секунду лимузин подъехал к «Отелю старых дев» и остановился. Пьер полез в карман своего смокинга и извлек оттуда золотую подвеску. Мою подвеску.
— Стойте, дайте мне посмотреть. Римская шестерка, на обороте — «Уверенность».Ну что ж, это очень... веско.— Он усмехнулся своему каламбуру, и я потянулась за подвеской, но Пьер отвел руку. — Не так быстро. — Его зеленые глаза полыхнули огнем. — Я хочу вам кое-что сказать, Кэсси. Когда вы закончите... то, чем сейчас занимаетесь, я вас разыщу. А когда найду, покажу вам, что один мужчина все-таки может исполнить все ваши желания.
Не понимая, чего во мне больше — восторга или усталости, я унесла его прощальный поцелуй вместе с туфлями, которые держала в руках, к себе наверх, мимо двери Анны; свет у нее горел.
