ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
С приближением праздника Марди Гра весь Новый Орлеан уподобился невесте, занятой последними приготовлениями к судьбоносному дню. Неважно, что год назад было то же самое, и будет в следующем, и вообще ежегодно, — Марди Гра всякий раз казался последним и лучшим.
Когда я сюда переехала, меня заворожили крю— стар и млад, устраивавшие балы и строившие колесницы для парада. Я не понимала, зачем тратить столько времени на костюмы и мишуру. Но, прожив здесь несколько лет, я начала постигать фаталистическую натуру среднего новоорлеанца. Горожане стремились жить сегодняшним днем.
Даже пожелай я стать членом крю, у меня бы ничего не вышло — попасть в старейшие с названиями «Протей», «Рекс» и «Бахус» было немыслимо, если в твоих жилах не текла кровь аристократов Байю. Но с приближением к концу моей истории с С.Е.К.Р.Е.Т. мне все больше хотелось влиться во что-то или куда-то вступить — то было, как ни крути, единственное средство от одиночества. Я начинала понимать, что в меланхолии нет никакой романтики. Это был лишь красивый синоним депрессии.
Еще за месяц до Марди Гра я не могла пройти по Мариньи или Тримею, не говоря уж о Французском квартале, чтобы не позавидовать кружкам рукодельниц, собиравшимся у подъездов. Они шили яркие костюмы, покрывали блестками причудливые маски и высоченные головные уборы с перьями. В другой раз, вечерами, совершая пробежку по району Уорхаус, я замечала в приоткрытых дверях художников: те, прикрыв лица, орудовали аэрозольными баллончиками, нанося последние штрихи на разукрашенные карнавальные платформы. Внутри у меня что-то екало, и я впитывала капельку радости.
Но было действо, которое неизменно наполняло меня чистым ужасом: «Ревю девочек с Френчмен-стрит». То был бурлеск на Марди Гра с участием женщин, работавших в ресторанах и барах Мариньи. Трачина, входившая в оргкомитет этого шоу, в котором наша округа отдавала должное эротизму, из года в год небрежно спрашивала меня, не хочу ли я поучаствовать. Я неизменно отказывалась. Категорически. Уилл разрешал девочкам репетировать танцы на втором этаже кафе, всякий раз замечая, что если двадцать девиц способны отплясывать там без ущерба для старых перекрытий, то вряд ли что-то случится с парой десятков клиентов, спокойно обедающих за столиками.
Но в этом году Трачина не только не стала меня упрашивать, но и сама отказалась от участия в смотре, сославшись на семейные обстоятельства. Уилл говорил мне, что брат ее вступил в переходный возраст и с ним становится все труднее, а я старалась учитывать это всякий раз, когда меня подмывало нелестно о ней отозваться.
Я удивилась, когда Уилл сам подкатил ко мне с предложением присоединиться к девочкам.
— Ну же, Кэсси. Кому еще представлять кафе?
— Делл. У нее ноги что надо, — отозвалась я, сосредоточенно протирая кофеварку и стараясь не встречаться с ним взглядом.
— Но...
— Нет. И больше ни слова об этом.
Ставя точку, я высыпала с подноса в помойку пустые молочные пакеты.
— Сдрейфила, — поддразнил меня Уилл.
— К вашему сведению, мистер Форе, я в этом году отмочила несколько таких номеров, что вы содрогнетесь. Моя отвага имеет границы, и я их знаю. А значит, не собираюсь трясти сиськами перед толпой пьяных мужиков.
В тот вечер, когда был назначен смотр, я уже второй раз за неделю подменяла Трачину и закрывала кафе. В восемь часов, переворачивая стулья, чтобы пройтись по полу шваброй, я услышала отзвуки последней репетиции наверху — надо мною словно резвился табун развеселых пони. Девочки выступали по очереди; все это сопровождалось смехом, свистом и улюлюканьем, и во мне пробудилось уже подзабытое чувство одиночества и никчемности вкупе с мыслью, что уж меня-то точно подняли бы на смех, учуди я что-то подобное. В мои тридцать пять, почти тридцать шесть, я была бы среди них самой старой после Бетти-Пароход и Кит ДеМарко. Кит работала барменшей в «Пятнистом коте» и в сорок один год еще считала возможным красить волосы в синий цвет, как у феи, и надевать джинсовые шорты с бахромой. Бетти-Пароход правила старомодным табачным киоском в «Уютной гавани», ежегодно появлялась в одном и том же карнавальном костюме и похвалялась, что носит его уже тридцать шесть лет подряд, а он ей по-прежнему впору. Ну и потом — я никак не могла танцевать рядом с Анджелой Реджин, статной божественной гаитянкой, которая работала горничной в отеле «Мейсон» и подрабатывала джазовым пением. Ее тело было настолько прекрасно, что не было смысла завидовать.
Закончив наводить порядок, я пошла наверх, чтобы отдать ключи Кит, которой было велено запереть заведение после ухода. Смотр начинался в десять вечера. Девицы собирались репетировать до последнего, а мне не терпелось пойти домой и смыть под душем дневную усталость. Я надеялась увидеться на шоу с Уиллом, но днем, когда я спросила, пойдут ли они с Трачиной на праздник, он только пожал плечами.
Наверху я прошла мимо новенькой девушки, кучерявой блондинки. Она сидела на полу, скрестив ноги, держала зеркальце и умело прилаживала накладные ресницы. Не понять было, парик на ней или настоящие волосы, но прическа завораживала. Дальше стояли и сидели еще с десяток девиц, в разной мере раздетых, — подготовка шла полным ходом, пальто и куртки свалены на старом матрасе Уилла, которым тот и сам пользовался, когда ночевал на работе. Кроме матраса, в комнате был только сломанный деревянный стул, на котором Уилл, бывало, сидел верхом, опершись подбородком о спинку и погрузившись в раздумья. В кафе было много места — идеальная площадка для репетиций. Закрывались мы рано, располагались неподалеку от «Голубого Нила», где принимали в этом году праздник, а ванная наверху была совсем новая, хотя и без двери. Несколько женщин, одна по пояс голая, вертелись там перед зеркалом, по очереди накладывая грим. Повсюду были разбросаны бигуди и щипцы для завивки. Яркие карнавальные костюмы, боа из перьев и маски оживляли помещение, обычно скучное и серое.
Кит в лифчике без лямок и чулках отрабатывала танцевальное па; ее костюм висел на голой кирпичной стене, как произведение искусства. Штучное изделие: белый кружевной корсаж на черной атласной подкладке, с зубчатой розовой каймой по передней вставке. Розовыми были и кружева на спине. Я машинально коснулась костюма, но как только дотронулась кончиками пальцев до атласа, отдернула их, мгновенно вспомнив о приключении вслепую. Я никогда не смогла бы проделать перед толпой мужиков то, что затевали Кит и эти девчонки, — во всяком случае, без повязки на глазах.
— Привет, Кэсс. Не забудь сказать Уиллу спасибо за то, что дал поработать после закрытия. Ключи верну в «Голубом Ниле», — сказала она, ни на секунду не сбившись с ритма. — Ты же придешь?
— Я всегда прихожу.
— Тебе придется когда-нибудь с нами сплясать, — крикнула Анджела из стайки девушек, столпившихся в ванной.
Я была польщена ее вниманием, но возразила:
— Да меня на смех поднимут, дуру такую.
— Тебе и надо выставиться дурой, — рассмеялась она и пробасила в шутку: — Так сексуальнее!
Ее поддержали кивками и смехом, а Кит напугала меня, подкравшись сзади:
— Я правильно оделась для лесбы?
Когда пару лет назад она призналась в своей ориентации, удивился один Уилл.
— Типичный гетеросексуал, — отреагировала Трачина и вытаращилась на него. — По-твоему, раз одевается сексуально, то хочет привлечь мужиков.
Кит стала одеваться откровеннее, когда все всплыло, и завела постоянную подругу. Нынче она прилепила себе мушку, наложила фальшивые ресницы и накрасилась самой ядовитой помадой. Волосы у нее отросли, и голубая фея превратилась в смазливого подростка. Но ее нарочито девчоночий вид все равно контрастировал с фирменными ковбойскими сапогами и черными махровыми напульсниками, неизменно красовавшимися у нее на запястьях.
— Может быть, через год и приобщусь, — сказала я, отчасти даже веря в это.
— Обещаешь?
— Нет, — рассмеялась я.
Пожелав девчонкам удачи, я поспешила вниз, но уже там вспомнила, что, заболтавшись, так и не отдала Кит ключи! А когда повернулась, чтобы сгонять обратно, она сама врезалась в меня: летела вниз — не иначе, по той же причине. Кит поскользнулась, упала и, проехав на заду пять последних ступенек, при-печаталась к плиточному полу. Мне повезло, я была в кроссовках и устояла.
— Кит!
— Матерь божья, — простонала она, перекатываясь на бок.
— Ты цела?
— Похоже, задницу переломала!
Я поспешила к ней вниз:
— Господи, какой кошмар! Прости меня! Давай помогу!
К тому времени уже стала спускаться Анджела — с опаской, на шпильках в четыре дюйма, в ярко-розовом боа на плечах, которое обвивалось вокруг запястий.
Кит не шевелилась.
— Не трогай меня, Анджи. Ох, дело дрянь. Это не задница, это копчик.
— О боже! — вскричала Анджела, приседая над ней. — Сесть можешь? Ноги чувствуешь? В глазах не двоится? Кто я такая? Кто у нас президент? «Скорую» вызывать?
Не дожидаясь ответа, Анджела заковыляла к кухонному телефону. Кит попыталась приподняться, скривилась и снова легла.
— Кэсси, — прошептала она.
Я подалась ближе:
— Что, Кит?
— Кэсси... этот пол... он грязный!
— Знаю. Прости.
Я хотела взять ее за руку, попытаться успокоить и тут увидела под сбившимся напульсником золотой браслет. Браслет от С.Е.К.Р.Е.Т.! Весь в подвесках!
Мы переглянулись.
— Что за...
— С моей задницей все в порядке, Кэсси. И еще... — Кит поманила меня пальцем, и я придвинулась к ее накрашенным губам. — Ты... принимаешь последний Шаг?
— Что? С тобой? То есть ты, конечно, прекрасна и все такое, но...
Она села и улыбнулась:
— Расслабься, я в этом не участвую. Но меня попросили тебя подтолкнуть. Ты ведь почти у цели, дорогуша. Не тот случай, чтобы идти на попятный. Только не теперь, когда будет по-настоящему круто!
Заслышав шаги возвращавшейся с кухни Анджелы, Кит снова разлеглась на полу. Театральные стоны возобновились.
— Проблема, — сказала Анджела, уперев руки в бока.
— Еще бы. Кто будет танцевать вместо меня? — спросила Кит, картинно прикрывая глаза рукой. — Кого мы успеем найти?
— Без понятия, — отозвалась Анджела.
Интересно, она тоже замешана?
— Я к тому, что есть у нас кто-нибудь, кто сегодня свободен? И чтобы симпатичная. Чтобы мой костюм подошел? — спросила Кит.
— Трудно сказать, — пробормотала Анджела, не сводя с меня коварного взгляда.
Я знала Кит не один год и думала, что она всегдабыла такой — уверенной в себе, энергичной, сильной. Но чтобы попасть в С.Е.К.Р.Е.Т., ей пришлось, скорее всего, преодолеть немало страхов и сомнений. Сейчас ничего этого не было и в помине. А тут еще и Анджела, образчик телесного совершенства. Я знала, как подбирает кадры С.Е.К.Р.Е.Т., а потому удивилась, когда розовое боа соскользнуло и у Анджелы тоже оказался браслет!
— Ну ладно, — заявила Анджела, подавая мне руку, чтобы помочь подняться с корточек. — Давай-ка наверх, юная мисс. Разучим несколько новых па.
— Но... эти браслеты? Вы что, обе?..
— Все вопросы потом. А сейчас — танцевать! — Она прищелкнула пальцами, как танцовщица фламенко.
— А твой браслет где, если на то пошло? — спросила Кит, поднимаясь и отряхиваясь.
Она так и была — в чулках и лифчике. Прохожие останавливались и заглядывали в окно.
— В сумочке, — ответила я.
— Отлично, потому что это первое, что ты наденешь. Второе — мой костюм.
Я судорожно сглотнула.
Анджела развернула меня к лестнице и повела наверх, где объявила девушкам, что я заменю Кит. Я ждала недовольства хотя бы потому, что могла испортить им всю хореографию. Но нет, они одобрительно засвистели, захлопали в ладоши, поставили меня в строй и медленно, чтобы мне было легче, продемонстрировали несколько шагов. Кит, волшебным образом исцелившаяся, сделалась балетмейстером и отбивала ритм, так и оставаясь в белье. Это напоминало девичник, куда меня никогда не звали. Правда, все были в нижнем белье. Когда я сбивалась, никто меня не ругал. Девчонки смеялись, и я чувствовала себя любителем, который настолько пленит толпу, что ей будет наплевать на мастерство. Я была готова расплакаться от их великодушного стремления меня поддержать и приободрить, но боялась размазать шесть слоев грима, наложенного Анджелой. Под ним мне стало не так страшно. Ненамного.
Спустя два часа, один из которых ушел на общую тренировку, а второй — на индивидуальную под руководством Анджелы, я очутилась за кулисами «Голубого Нила». Зал стремительно заполнялся публикой, все больше мужчинами, которые устраивались за шаткими столиками. Между приступами рвения и паники я принимала помощь одной из девушек. Она нанесла последние штрихи: приладила мушку и поправила сетчатые чулки с эластическим верхом. И вот подошла Анджела с карнавальным нарядом Кит, белые кружева на черной подкладке. Длинные розовые завязки волочились по полу.
— Молодцом, солнышко. Давай сюда ногу, теперь другую. — Она разгладила ткань, обтянувшую бедра. — Повернись, я зашнурую.
Я повиновалась, прижимая ладонь к изнывавшему животу. Чем туже стягивала шнуровку Анджела, тем выше подымался мой бюст. Но вот за кулисы нырнула Матильда, и я окончательно смешалась. Улыбнувшись Анджеле, она развела руками.
— Вы чудо, Анджела, — сказала она и добавила шепотом, подавшись ближе: — Думаю, вы почти готовы стать наставницей. Оставьте нас ненадолго, дорогая моя.
Сияющая Анджела ушла. Значит, она скоро станет наставницей в С.Е.К.Р.Е.Т. Интересно, каково это?
— Вы только полюбуйтесь на себя, Кэсси! — воскликнула Матильда.
— Меня упаковали, как сосиску. По-моему, это дурацкая затея.
— Чушь! — отрезала Матильда и отвела меня в сторону, чтобы никто не слышал ее последние наставления. — Сегодня, Кэсси, вы будете выбирать.
— Что выбирать?
— Мужчину.
— Какого мужчину?
— Из ваших фантазий. Из тех, о ком вы думали в этому году чаще всего. Из тех, кто раздразнил вас и заставил о себе тосковать.
— Что? Они здесь?— чуть не выкрикнула я.
Матильда прикрыла мне рот ладонью. Холод в животе мгновенно сменился тошнотой.
Она взглянула на меня:
— Одного-то вы точно знаете.
— Пьера?
Мое сердце замерло при звуке этого имени. Матильда кивнула. Мне показалось, что немного мрачновато.
— Кто тогда?
— А по кому еще вы сохли?
Я вспомнила мощное татуированное тело, белую майку, задранную над плоским животом... то, как меня уложили на металлический стол... Я закрыла глаза и сглотнула.
— Джесси.
Я была уверена, что никогда больше их не увижу, а потому мирилась с потерей. Знай я, что они будут среди зрителей, умерла бы на месте.
— Но разве Пьер и Джесси знают друг о друге? И что же, я должна одного выбрать, а от другого отказаться? Мне это не очень нравится, Матильда. То есть совсем не нравится. Я не смогу. Не выйдет.
— Послушайте меня. Друг о друге они не знают. Им лишь известно, что их, как и всех, пригласили на легендарное шоу. Они понятия не имеют, что вы будете выступать. И не узнают.
— Да как же им меня не узнать?
Матильда извлекла из сумочки парик платиновой блондинки а-ля Вероника Лейк и повертела на руке.
— Прежде всего, вы наденете это, — она снова полезла в сумку, — и вот это.
Я увидела черную глянцевую полумаску.
— Запомните, Кэсси, вы исполняете роль, — размеренно говорила Матильда, умело надевая мне на голову парик. — У вас могут сдать нервы. Прежняя Кэсси могла считать себя никчемной, некрасивой, недостаточно сексуальной, чтобы добиться успеха. Но женщина, носящая эти парик и маску, никогда не подумает так. И мужчины, которые на нее смотрят, никогда этому не поверят. Поэтому она точно знает, что не просто умеет пленить, но уже зажала в кулак весь зал. Вот так. — Матильда аккуратно надела на меня маску и закрепила резинку. — Отлично! Теперь идите и будьте этой женщиной!
О какой женщине она говорила? Я не могла понять, пока не столкнулась с ней в зеркале за кулисами.
Девушки толпились перед ним, в последний раз подкрашиваясь и поправляя наряды. Я стояла с ними на равных, не лучше и не хуже, просто кому-то нравилось мое тело — так я думала. Но Бетти-Пароход протолкалась вперед и принялась ожесточенно запихивать груди в корсаж.
— Девчонки нынче неугомонные, — сказала она, возможно не имея в виду девочек с Френчмен-стрит.
Кит с Анджелой смотрели на меня с материнской гордостью. Они вскинули руки с браслетами, и я сделала то же. Дружный звон музыкой отозвался в моих ушах.
Заиграл джаз. Конферансье объявил ежегодное «Ревю девочек с Френчмен-стрит» и напомнил мужчинам быть щедрыми, но «держаться прилично, чтобы не схлопотать по заднице».
— Скорее, Кэсси! — крикнула Анджела. — Мы начинаем!
Глубоко вдохнув напоследок, я оглядела соратниц с их париками, мушками и накладными ресницами. Мы были прекрасны, все на свой лад. Каждая играла некую версию самой себя, но преувеличенную, рискованную. Может быть, так время от времени поступают все женщины. Под нашими обыденными нарядами скрывались одинаковые страхи и тревоги. Они наверняка имелись у Анджелы, да и у Кит. Но, глядя на них сейчас, я не могла себе представить их обмирающими от страха перед красной дверью коуч-цен-тра. Меня переполняла благодарность вкупе с некоторой надеждой на то, что если они преодолели свои страхи, то я тоже смогу. Я просто должна поверить в себя.
Я сделала первые шаги, попала в ритм, и мы, как танцовщицы из коллектива Фосси, выпорхнули на сцену, помахивая затянутыми в перчатки руками. Толпа, невидимая за светом прожекторов, обезумела, и это накачало нас адреналином одну за другой, пока волна не дошла до меня.
— Видишь? — шепнула Анджела. — Я говорила, что ты им понравишься!
Первые несколько минут передо мной все плыло, и я без конца напоминала себе, что никто в зале не узнает во мне тихую мышку Кэсси из кафе «Роза». Наша цепь разбилась на пары, и стало легче повернуться к залу спиной. Я медленно двигалась вперед и назад, беря за пример Анджелу и подчиняясь ритму малого барабана, который бил в унисон с нашими кружениями. Она была моей партнершей, и единение с прекрасной Анджелой Реджин и развязной музыкой так меня захватило, что я расслабилась и даже позволила себе импровизировать. В какой-то момент я так завертела задницей, что Анджела ахнула в оторопелом восторге. А когда она вдруг соскочила со сцены в зал, я не раздумывая последовала за ней и принялась, как она, цепляться к мужчинам: забрасывать галстуки на макушки да походя ерошить волосы — не только им самим, но и их женам. Женщины веселились не меньше мужчин, и наши выходки вдохновляли их вскакивать и отплясывать шимми на радость распаленной толпе. Среди публики мелькали туристы, довольные тем, что попали на местный праздник. Но я узнала многих завсегдатаев нашего кафе — музыкантов, лавочников и всяких чудаков, ликовавших на островке прекрасного в израненном и натерпевшемся городе.
Мы с Анджелой показывали постановочный кик-степ. Она подмигнула мне и шепнула: «Подыгрывай, Кэсси». Накинув мне на шею свое боа, после очередного разворота, притянула к себе и припала к моим губам.
Толпа встретила это аплодисментами и восторженными воплями. Анджела закончила тем, что отсалютовала мне и мягко толкнула на место. У меня тряслись поджилки. Я постаралась продолжить тустеп, демонстрируя высокие подвязки, но ее поцелуй обескуражил меня, а обезумевшие зрители повскакали с мест. У барной стойки я заметила Кит и Матильду, хлопающих в ладоши, свистевших и гордых материнской гордостью.
Повернувшись для воздушного поцелуя, я натолкнулась на знакомый взгляд. С улыбкой, способной растопить айсберг, за столиком в первом ряду сидел Джесси.
— Ну, привет, — произнес он, откидываясь на стуле, чтобы оценить меня целиком.
Как я могла забыть, насколько он сексуален? Сегодня он был одет в уютную рубашку-шотландку и джинсы, в расстегнутом вороте белела футболка. Эта футболка. Его впалый живот, его небрежно повязанные волосы...
— О боже! — вырвалось у меня, когда я остановилась перед его столиком.
Его растерянный вид напомнил мне, что он не знает, кто скрывается под париком и маской. Я нервно оглядела зал и, убедившись, что все взоры обращены к нам, еще раз улыбнулась Джесси и застыла. Анджела схватила меня за руку и развернула для совместного танца живота. Я оглянулась на него. Он явно завелся, сидя у самой кромки светового пятна. Когда наш маленький номер подошел к концу, он, как и весь зал, отреагировал восторженными возгласами.
Вдохновленная анонимностью, я вновь повернулась к нему и положила руки ему на плечи, чтобы он как следует разглядел мой глубокий вырез. Со стороны могло показаться, что мы старинные знакомые, любезничающие друг с другом; на самом же деле я шепнула ему:
— Все для тебя, дорогой.
— Ответно, крошка, — отозвался он, обдав жарким дыханием мое ухо.
«Вот, значит, как это делается», — подумала я, проведя пальцем по его колючему подбородку. Мы снова встретились взглядами, и тут, заметив в его глазах тень узнавания, я отпрянула, а Джесси откинул голову и рассмеялся, радуясь этому случайному флирту. Кто эта отважная женщина — я? Нет, не может быть. Но это я! И Джесси приложил руку к моему освобождению.
Тем временем уже все девушки спустились в зал и доводили толпу до неистовства. Две нависли над Джесси, на лице которого было написано страдальческое наслаждение. Вдруг девица с мелкими кудрями набросила ему на шею боа и потянула, вынудив встать. Под одобрительные крики зрителей он охотно последовал за ней и скрылся за дверью с видом счастливейшего человека в зале. Я могла его взять сама — и не стала. Печально улыбнувшись, я мысленно попрощалась с моим милым незваным гостем.
Я углубилась вслед за Анджелой в зал, но та свернула за колонну, и я потеряла ее из виду, а мигом позже встретилась взглядом с другим возбужденным зрителем — Пьером Кастилем. Он стоял у стены, скрестив руки, и любовался мною. Рядом высился телохранитель. Выбор был за мной. «Какую же власть дает контроль над телом»,— подумала я. Руки в боки, подавшись вперед и пригнув голову, я устремилась к Пьеру под барабанную дробь. Я сократила дистанцию, напоминая себе, что я всего лишь девица в платиновом парике и черной маске. Его кадык так и гулял. В трех футах от него я стянула зубами перчатку и швырнула через плечо, вызвав бурю восторга. Сняв вторую, я стала вертеть ею под самым носом осклабившегося Пьера. Я потянулась и пару раз шлепнула его перчаткой по щеке.
— Говорят, что ты гадкий, скверный мальчик, — шепнула я с придыханием, как говорила с Джесси.
— Правильно говорят. — Он окинул меня голодным взором и потянулся к моей талии, будто я была его вещью.
В прошлую встречу он выступил Прекрасным Принцем, но то была роль, фантазия. Сейчас его жест казался недобрым и грубым.
— Ай-ай-ай! — вмешалась Анджела. — Она не ваша, мистер, не забывайте.
Все на меня смотрели даже притом, что остальные девушки вновь выстроились гуськом и возвращались к сцене, приплясывая в бестолковом ритме. Я провернулась вкруг оси и разрушила чары. Спиной к Пьеру я в назидание толпе принялась извиваться, как струйка неуловимого дыма. Наконец луч прожектора переместился от нас на сцену, и Пьер, воспользовавшись этим, схватил меня за шнуровку корсажа, как будто взял на поводок, и шепнул в ухо:
— Я уж думал, мы не увидимся, Кэсси.
Мои глаза под маской выкатились из орбит.
— Но как?..
— Браслет. Я узнал свою подвеску.
— Моюподвеску, — поправила я.
— Брюнеткой ты была лучше, — заявил он.
Я резко развернулась. Мы на миг соприкоснулись грудью. Я стояла на каблуках, и наши глаза были почти вровень. Я ощутила себя несказанно крутой, и это возбуждало.
— Да и тымне больше нравился в роли Прекрасного Принца, — сказала я.
Мне пришло в голову, что на нем тоже маска, но она не скрывала от меня его истинный облик. И если под моей таились обычные женские страхи и неуверенность, то в нем я рассмотрела угрозу. Он использовал женщин и после терял к ним интерес. Он был прекрасен для ночной фантазии, но жить с ним бок о бок было нельзя.
— Я не твоя, — шепнула я. — Скорее, совсем наоборот.
Как только луч прожектора нащупал нас вновь, Пьер схватил меня за корсаж и высыпал туда пригоршню золотых монет. Несколько штук он для пущего эффекта уронил на пол. Я окаменела от шока. Толпа не знала, рукоплескать Пьеру или освистать его. Луч метнулся обратно к сцене, где исполнялся прощальный канкан.
— Отстань от нее, — послышалось в темноте. — Пока по зубам не схлопотал.
Из сумрака выступила чья-то фигура, подсвеченная огнями. Но я не хотела, чтобы меня спасал какой-то мужчина. Я вырвалась, отпрянула и налетела на Уилла Форе, который поддержал меня за талию теплой рукой.
— Все в порядке? — спросил он.
— В полном.
Барабанная дробь возвестила финал.
Уилл повернулся к Пьеру, с надменным видом привалившемуся к стене:
— Пьер, это не стриптиз-клуб.
— Я всего лишь отблагодарил прекрасную танцовщицу в достойной валюте, — развел руками Кастиль.
— Ты ее за платье схватил. Это запрещено.
— Вот уж не знал, Уилл, что тут бывают правила.
— С этим, Пьер, у тебя всегда было плохо.
Теперь аплодисменты грянули во всю мощь. Зрители встали, устроив овацию девушкам на сцене.
Пьер отряхнул рукав, потом другой, одернул пиджак и протянул мне руку:
— Ладно, инцидент исчерпан. Пошли отсюда, Кэсси.
Услышав мое имя, Уилл повернулся и уставился на меня с разинутым ртом, не то потрясенный, не то разочарованный:
— Кэсси?
Я сняла маску:
— Привет! — Я взялась за корсаж. — Ну что тут скажешь? Подстраховала в последний момент.
— Я... ты... — запинался Уилл. — Я думал... Ни хрена себе, до чего круто выглядишь!
Пьер начал терять терпение:
— Ну а теперь-то можно идти?
— Да, — ответила я.
И тут увидела, как поникли плечи Уилла, — то же самое произошло на балу, когда Пьер выиграл аукцион. Повернувшись к Пьеру, я добавила:
— Тыможешь идти. В любую секунду. — Я неуверенно шагнула к Уиллу, стремясь подчеркнуть свой выбор. — Ты, — прошептала я. — Я выбираю тебя.
Лицо Уилла смягчилось, на нем появилось выражение расслабленного торжества. Он сжал мою руку так доверительно, что я чуть не упала в обморок. Он не сводил с меня глаз. Победа за ним, решила я.
Пьер рассмеялся и покачал головой, как будто Уилл упустил что-то очень важное.
— Кто смел, тот и съел, — изрек Уилл, по-прежнему глядя на меня.
— Кто сказал, что ты что-то съел? — возразил Пьер.
Он окинул меня долгим взглядом и с нахальной ухмылкой растворился в толпе. Телохранитель поспешил следом. Я была рада, что он ушел.
— Пойдем отсюда, к черту, — сказал Уилл, увлекая меня сквозь толпу.
Когда мы проходили мимо столика Матильды и Кит, обе сверкнули браслетами. Я ответила тем же. А потом точно так же мне помахала со сцены Анджела, и ее подвески ярко блеснули в свете софитов.
— Э, да у нее такой же браслет, как у тебя, — заметил Уилл.
— Да, такой же.
Меня схватили за руку. Это была тетка средних лет в огромной футболке с надписью «Все самое лучшее в Новом Орлеане».
— Где продаются такие браслеты? — спросила она, точнее, потребовала.
Судя по акценту, уроженка Новой Англии. Массачусетс или Мэн.
— Это подарок, — ответила я, но не успела отдернуть руку, как она вцепилась в подвеску.
— Мне нужна такая же! — вопила она.
— Это не продается! — Я вырвала руку. — Это нужно заслужить.
Уилл оттащил меня от нее и провел мимо зрителей, еще толпившихся в дверях. Мы вышли на мороз, и он набросил мне на голые плечи куртку, а потом прижал меня спиной к витрине «Трех муз», не в силах больше тянуть с поцелуем. И это был всем поцелуям поцелуй. Уилл целовал меня долго, от всего сердца, лишь иногда прерываясь, словно желал увериться, что это действительно я дрожу в его объятиях. Я не озябла. Я просыпалась и возвращалась к жизни в его руках. Одно дело, когда на тебя смотрит желанный мужчина, и совсем другое, когда любимый. Но... Мне нужно было задать вопрос, хоть я и сомневалась, что хочу знать ответ.
— Уилл... что у тебя с Трачиной?..
— Все кончено. Не сейчас, раньше. Теперь только ты и я, Кэсси. Больше никого. И так будет всегда.
Мы пропустили группу туристов, пока я переваривала эту сногсшибательную новость. Ты и я.Мы прошли чуть дальше, и Уилл остановил меня снова, прижав к красной кирпичной стене ресторана «Пралин конекшн», приведя в изумление пару ночных работников. Уилл Форе и Кэсси Робишо ? Целуются ? Посреди Френчмен-стрит?
Имело смысл все: руки Уилла, его запах, его губы, любовь в его глазах. Я хотела его всего. Он уже жил в моих мыслях и сердце, теперь же и тело наполнилось желанием. Когда Уилл снова остановил меня, взял в ладони мое лицо и заглянул в глаза в поисках ответа на незаданный вопрос, я поняла, что он прочел в них мое невысказанное «да». Мы чуть не бегом преодолели расстояние, остававшееся до кафе «Роза», и руки Уилла так тряслись, что он дважды уронил ключ, пытаясь отпереть дверь.
Как получилось, что он волновался больше меня? И почему я не волновалась вовсе?
Шаги.
Они выстроились в моей памяти. Капитуляция —я сдалась мужчине, которому поначалу сопротивлялась. Смелость, Доверие, Великодушие, Бесстрашие —всего этого мне хватало, чтобы его принять. Я доверяла Уиллу, и это позволяло мне без страха смотреть в будущее. И уж конечно, я умирала от любопытства, мечтая узнать, каким он окажется в постели. Во мне вызревало новое чувство: ощущение полноты жизни, то самое Изобилие,которому посвящался Шаг девятый. Мы были воплощенная радость.
Смеясь и целуясь, мы взбежали по лестнице, на бегу сбрасывая обувь. Уилл лихорадочно расшнуровал мой корсаж, а я помогла ему стянуть футболку посреди комнаты, где больше никогда не бывать одиночеству.
Уилл оказался вовсе не так застенчив, как мне представлялось. Он был сразу неистов и нежен — и я старалась не отставать. Мои объятия, мои поцелуи не оставляли сомнений в моем страстном желании. Это был мой мужчина. Стоя надо мной уже полуголый, так что я видела его прекрасные грудь и руки, он расстегнул пояс, сорвал с себя джинсы и швырнул через комнату.
— А, черт, — пробормотал он, о чем-то вспомнив.
Он бросился к джинсам и вытряхнул бумажник,
в котором стал искать презерватив.
«Наверное, он в жизни не надевал эту штуковину так быстро», — подумала я. Вернувшись к матрасу, Уилл опустился на колени, раздвинул мне ноги и, вобрав в себя взглядом все мое тело, тряхнул головой, будто все было в точности, как он представлял. Затем он навис надо мной и покрыл поцелуями, сначала осторожными, затем все более настойчивыми и страстными, медленно спускаясь по шее к грудям, на которых задержался. Я не могла не прыснуть, потому что он меня щекотал, переходя ниже. Время от времени он останавливался и смотрел мне в лицо, снова и снова ища мой взгляд. «Я вот-вот займусь сексом с Уиллом Форе, моим боссом, моим другом, моим мужчиной»,— стучало у меня в голове.
Когда он вошел в меня, я задохнулась и выгнулась дугой. Как это назвать, если вы жаждете кого-то, а когда наконец оказываетесь вместе, то он дает вам именно то, чего вы хотели? Как это выразить, если восторгом наполняются сразу сердце, мысли и тело? С другими мужчинами мне было очень хорошо физически, но сердце мое никогда не пробуждалось полностью. С Уиллом, под Уиллом во мне оживало все. Мое сознание говорило «да», мое тело говорило «да», а сердце и вовсе чуть не разрывалось от изумления. «Может быть, это и есть любовь ?— подумала я и поняла: — Да, это любовь. Моя любовь здесь, мой юный старик, мой Уилл».
— Как ты прекрасна, — произнес он сдавленно.
— О Уилл!
Не верилось, что этот экстаз возможен. Я извивалась под ним, обезумев от желания. Я хотела кончить, должна была кончить, но вместе с тем отчаянно хотела задержать, продлить это невероятное, заставлявшее таять наслаждение.
— Мы хотели этого с первой встречи, — сказал он.
Уилл подался вверх, чтобы поцеловать мое лицо,
не прекращая медленных, проникновенных движений, — они породили во мне тысячу «я», готовых сдаться. Он оперся на локти, пригладил мне волосы, его глаза изучали меня. И тут его охватила жажда того, что он только начал пробовать. Я поняла это по его лицу. Одно сильное, плавное движение — и я оказалась на нем, схватилась за его мускулистые плечи, и мои бедра задвигались в такт его ритму. Я знала, он тоже чувствует это, испытывает наслаждение больше и ярче, чем когда-либо прежде. Блаженство захлестывало меня, прокатывало сквозь меня, и я могла лишь отдаваться этому со все возрастающей страстью. Когда я кончила, он выкрикнул мое имя и его спина выгнулась, так как он чувствовал меня, слившись со мной своим прекрасным телом.
После всего я упала ему на грудь. Снаружи было холодно, но наше дыхание, жар наших тел так разогрели комнату, что казалось, будто от окон исходит пар. Я еще и отдышаться не успела, а его губы вновь нашли мои для долгого поцелуя. Потом он снова упал на спину и закрыл глаза. Мы затерялись в блаженном спокойствии.
— По-моему, ты завтра опоздаешь на работу, — ласково пробормотал он чуть позже. — И еще мне кажется, что я не буду ругаться.
Я рассмеялась, прижимаясь щекой к его груди и слушая стук сердца. Он обнял меня и притянул к себе, целуя в макушку.
— Ты правда думал об этом с того дня, как меня встретил? — спросила я.
— Ага. И больше ни о чем, Кэсси.
Во мне зародилось ужасное сомнение. Я должна была знать.
— Так почему же вы, ребята, разбежались?
Это объясняло плохое настроение Трачины и ее отлучки в последние недели.
Уилл прикрыл глаза, как человек, которому придется рассказывать о том, что он предпочел бы забыть.
— Пару недель назад я обнаружил, что она переписывается с тем окружным прокурором, с которым познакомилась на аукционе. Но у нас все давно шло к разрыву. Она просто дала мне повод.
— Она изменяла тебе?
— Говорит, что нет. Но мне уже все равно. Не имеет значения. Все кончено.
— Что она скажет, когда узнает про нас?
— Она скажет: «Ну, что я тебе говорила?» Она всегда знала, что я немного влюблен в тебя.
Немного влюблен?Должно быть, он уловил мое изумление, потому что принялся щекотать меня за бока:
— Ага, я так и сказал. А ты испугалась? Что, мне нельзя в любви признаться?
— Нет, ты сказал «немного»,а не «сильно».Я этогоиспугалась, а не признания.
— Послушай... — начал он.
Я прикрыла ладонью его чудесный рот.
— Молчи! — Я приподнялась на локте и нависла над его лицом, прекрасным и сейчас глубоко задумчивым.
Он снял мою руку и поцеловал ее.
— А ты не такая, как мне казалось, — заметил он, пристально глядя на меня.
— Ты имеешь в виду... в постели?
— Нет. Я не только о сексе, я о тебе.Ты кажешься более... собранной. Ну, может быть, более уверенной, даже не знаю. Я всегда думал, что ты такая, но не ожидал, что ты такой и окажешься. До последнего времени. В последнее время ты стала просто... больше собой.
Глядя на него сверху, я улыбнулась лучшему комплименту в моей жизни.
— Знаешь, ты прав. Наверное, с недавних пор я действительно стала больше собой.
Яподалась к нему и снова поцеловала.
Через секунду мы уже спали под саксофон. Музыкант, хотя его время давно вышло, собирал слушателей у дверей кафе «Роза», положив в ногах шляпу и обращая свое одиночество в музыку, тогда как мое растворилось в ночи.