ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
После «фантазии вслепую» жизнь стала казаться мне ярче. Все мои чувства ожили. Я стала внимательнее к людям, событиям и вещам, которых раньше не замечала. Так, например, я машинально ощупала кованые створки ворот, отметив тонкую гравировку, и даже представила себе художника, создававшего этот изысканный узор. Раньше меня раздражали посетители, занимавшие столик на улице и сидевшие там все утро за одной чашкой кофе, болтая напропалую с прохожими. Из-за их велосипедов и собак по тротуару было не пройти. Теперь же я радовалась этой дружеской атмосфере, воцарявшейся по утрам на Френчмен-стрит. За нашими столиками сходились люди всех возрастов и рас. Мне нравилось быть частью этого сообщества. Я почувствовала себя дома.
И вот вместо того, чтобы просто поставить чашку перед словоохотливым пожилым мужчиной с резной тростью, я задала ему несколько вопросов о его жизни. Он рассказал мне о жене, сбежавшей с его адвокатом, и трех дочерях, с которыми виделся редко. Я начала понимать, что, быть может, его чудачества имели целью привлечь к себе внимание, чтобы просто поговорить и скрасить одиночество. А Тим из магазина велосипедов Майкла, когда уловил мою готовность его выслушать, поведал несколько пронзительных историй об урагане. «Многие выжили лишь с тем, чтобы помереть от сердечного приступа», — так он сказал.
И я поверила ему, поскольку знала, что такое утрата и разочарование.
Зима в Новом Орлеане выдалась одной из самых теплых за всю историю наблюдений, и потому я пришла в восторг, когда мне позвонил волонтер и сообщил, что на балу я выиграла в благотворительную лотерею поездку на выходные в Уистлер, Британская Колумбия, — на два лица. Мне хотелось покататься на лыжах, как встарь, но больше — ощутить дыхание зимы. Даже обжившись на юге и сроднившись наконец с этим городом, в душе я оставалась северянкой.
Перед отъездом я попросила Анну взять на неделю Дикси. Я не хотела пускать ее к себе: затеет шарить и вынюхивать, найдет дневник фантазий или еще что-то, объясняющее таинственные путешествия в лимузине. А когда я сказала о выигрыше Матильде, та лишь спросила, когда меня ждать обратно, и пожелала хорошо провести время.
Уиллу не хотелось меня отпускать, однако в городе накануне Марди Гра воцарилось кратковременное затишье. Я напомнила ему, что лучшей поры для отпуска не найти.
— Наверное, ты права, — согласился он, когда мы, после того как схлынула утренняя толпа, пили кофе за уличным столиком. — А ты одна едешь?
— Мне совершенно некого с собой взять.
— А Пьер Кастиль? — Он чуть ли не выплюнул это имя.
— Ох, перестань, — отмахнулась я, надеясь скрыть трепет, охвативший меня при одном упоминании этого человека. — Между нами ничего нет. Во всех смыслах.
— Ты произвела на него впечатление, Кэсси. Он не искал тебя?
Уилл даже не пытался скрыть ревность, и над металлическим столиком в патио собралась гроза.
— Нет, Уилл. И я ничего такого не жду.
Это была правда. Я теребила передник. Мне страшно хотелось узнать об отношениях между Пьером и Уиллом. Набравшись храбрости, я спросила:
— Слушай, ты же неплохо знаешь Пьера? Почему ты никогда не рассказывал?
— «Холи кросс», — ответил он, имея в виду частную школу для мальчиков. — Я там учился. Его отец поговорил с кем надо, чтобы меня приняли.
— Так вы друзья детства?
— Неразлейвода. Много лет. Но время и темперамент развели нас в стороны. А это, — указал он на кондоминиум через улицу, — вбило последний гвоздь в крышку гроба. Его отец основал «Кастиль девелоп-мент», и Кастили построили этот кошмар. Я выступал против, но проиграл. Понятия не имею, с чего ему приспичило строить девятиэтажную башню. Ладно четыре этажа, ну пять, но они воткнули гребаную высотку. Им можно, им городской совет разрешил, а я не могу открыть второй зал наверху, чтобы пара десятков человек выпили и закусили.
— Так дело же в старых перекрытиях. И проводке уже лет шестьдесят.
— Ей-богу, Кэсси, я все это починил бы, — буркнул он и отхлебнул кофе.
— На деньги, которыми на балу за меня торговался? — спросила я.
Уилл скривился, и я пожалела о сказанном.
— Ну да, был азартный момент. — Он поспешил сменить тему. — Я взял бы кредит. Мог бы даже попросить грант на модернизацию. Или сунуться в какой-нибудь фонд по ликвидации последствий урагана. Мне нужно придумать, как выжать прибыль из этого чертова здания.
Я посмотрела на высившееся напротив девятиэтажное здание из светлого кирпича и подумала, что, видя его, Уилл всякий раз вспоминает о Пьере.
— Мне будет не хватать тебя, Кэсси.
Я не поверила ушам.
— Меня же не будет всего четыре дня.
— Не знал, что ты лыжница.
— Была когда-то. Последний раз каталась лет десять назад, — ответила я и сообразила, что мой лыжный костюм, наверное, безнадежно устарел. — А ты когда-нибудь катался?
— Да куда там. Я южанин, здесь родился и вырос. До сих пор удивляюсь, когда выпадает снег. — Он ухмыльнулся и с преувеличенным южным акцентом добавил: — Я не видел высоких гор никогдашеньки в жизни.
Тремя неделями позже, ловя гору Уистлер в видоискатель фотокамеры, я была вынуждена признать, что и сама никогда не видела такой большой горы.
В Мичигане мы гоняли по склонам холмов — высоких, крутых, но все же холмов. И даже горы Брайтон и Холли на самом деле горами не были. Не то что эта. Хотя день стоял ясный, я не могла разглядеть ее вершину, и все же январскому морозу в Британской Колумбии было далеко до мичиганской зимы. К тому же солнце припекало так, что я прокляла свой новый светло-голубой комбинезон. Куртку пришлось расстегнуть, и мне казалось, что я похожа на странного цвета тюльпан с увядшими лепестками. Белая шапочка и перчатки уже покрылись кофейными и шоколадными пятнами, так как первые полтора дня я паслась у подножия и только потом осмелилась подняться на вершину в фуникулере.
Одно время я прожила в Канаде, в Виндзоре, штат Онтарио, благо пить там разрешалось в возрасте более юном, чем в Мичигане, а я встречалась со Скоттом, который много пил еще до нашей свадьбы. Поначалу я пыталась не отставать, но мне не нравилось, как на меня действовало спиртное. И все же для светлых дней, когда он ухаживал за мной, было типично, что я любила и делала все, что любил и делал Скотт. Он водил «форд», и моей первой машиной стал «фокус». Он любил тайскую кухню — я тоже к ней пристрастилась. Он был заядлым лыжником, и я последовала его примеру. Но из всего перечисленного я искренне полюбила и освоила только лыжи.
Сперва мы катались вместе, и Скотт никогда не усердствовал в моем обучении, ограничиваясь азами. Но я стремилась преуспеть и до того хотела, чтобы у нас все было складно, что уже на третий день занялась скоростным спуском, рискуя сломать себе шею.
Я была естественна, и Скотту это сначала нравилось, но постепенно стало раздражать. Кончилось тем, что я покоряла склоны, а Скотт сидел в номере у камина, готовый встретить меня теплой постелью и стаканчиком бренди. Разъезжая в одиночестве, я чувствовала себя независимой, от выбросов адреналина захватывало дух. Мне нравилось мчаться и ощущать, как трудятся на холоде мышцы бедер. Но это увлечение длилось недолго. Как только Скотт понял, что я прекрасно обхожусь без него и на меня даже посматривают мужчины, с лыжами было покончено.
Сейчас, пробираясь сквозь толпу лыжников по главной площадке горы Уистлер, я испытывала дежавю. Вспоминалось как плохое, так и хорошее. Не скрою: пока Скотт не сдал, мы пережили счастливое время в поездках на Верхний полуостров. Может быть, именно так я начинала прощать Скотта и расставаться с обидой на эгоиста, оставившего меня вдовой в двадцать девять лет. Хорошо бы. Я перестала печалиться о моем одиночестве и обвинять в нем Скотта. Стоял замечательный день: ярко светило солнце, искрился снег, и я посмела сказать себе, что люблю свою жизнь, благо она стала всецело принадлежать мне. Я посмотрела на гору и подумала, что никогда бы не привыкла к такой красоте, даже если бы видела ежедневно. Мое сердце затопила не просто благодарность, но чистая радость.
— Давайте я вас щелкну на фоне горы.
' Верхний полуостров— северная часть штата Мичиган, отделенная от южной части озерами Мичиган и Гурон и соединяющим их проливом Макино.
Я вздрогнула и не успела возразить при звуке голоса и при виде руки, взявшейся за мою камеру.
— Стойте! — воскликнула я, выхватывая камеру.
Лишь через пару секунд я поняла, что вижу перед
собой молодого человека с загорелым лицом, ямочкой на щеке и каштановыми прядями, торчавшими из-под черной лыжной шапочки. Я уловила легкий французский акцент.
— Да я не насовсем. — Он отдал камеру и выставил руки ладонями вперед: сдаюсь. — Я просто подумал, что вам, наверное, хотелось бы сняться на память. — Он широко улыбнулся, сверкнув зубами. — Меня зовут Тео.
— Привет.
Я опасливо протянула руку, подальше держа другой камеру. Ему было никак не больше тридцати. Судя по загорелому, обветренному лицу, он целыми днями бывал на воздухе, а сексуальные морщинки в уголках глаз придавали ему умудренности, невзирая на молодость.
— Я Кэсси.
— Простите меня, пожалуйста. Не хотел вас напугать. Я здесь работаю. Лыжный инструктор.
Хм. Я провела два дня в полном одиночестве и с немалым удовольствием, но вот передо мной стоит прекрасный мужчина. Не иначе как его прислала Матильда. Я решила взять быка за рога.
— Значит, вы работаете здесь, в Уистлере? А может быть, вы из тех... ну, сами знаете. — (Он посмотрел исподлобья.) — Из тех... ну, как мне выразиться? Из тех... мужчин?
Тео растерянно оглянулся на толпу.
— Нуда... я мужчина, — согласился он, явно ничего не понимая.
До меня дошло, что он мог быть вообще ни при чем — случайный симпатяга, который захотел познакомиться и не имел никакого отношения к С.Е. К.Р.Е.Т. В этом не было ничего невозможного, и я улыбнулась про себя.
— Ладно, — сказала я. — Теперь вы меня извините. Я и не думала, что вы фотоаппараты крадете.
— Может, тогда позволите дать вам бесплатный урок лыжного мастерства?
Да, легкий французский акцент мне не почудился — вернее, квебекский.
— А если меня нечему учить? — спросила я уже увереннее.
— Знаете, стало быть, местные склоны? — Тео улыбнулся обезоруживающей улыбкой. — Знаете, что здесь к чему, где проходят черные трассы, какой подъемник куда везет и каких новичков бояться на повороте, если зазеваетесь?
Кого я дурю?
— Вообще-то, нет, — призналась я. — Два дня кружила внизу, у подножия. Не знаю, хватит ли у меня духу подняться наверх.
— Вот я и буду вашим духом, — заявил он, подавая мне руку.
Тео был педагогом от бога, и хотя я еще не отваживалась ступать на страшные черные трассы, после несложного часового восхождения к Седловине — ледниковому склону, где снег колюч и рыхл, как нигде, — мы отправились в скоростном подъемнике к Симфонической Чаше. Тео посулил мне крутые спуски пополам с легкими гребнями, чтобы ноги могли немного передохнуть, а после — неспешный пятимильный пробег до поселка. Хорошо, что я приучила себя к пробежкам по Новому Орлеану. Если бы я покоряла склоны без подготовки, меня бы так и парализовало у очага на весь уик-энд.
На краю Чаши мне пришлось остановиться. Да, от ослепительных снегов, простиравшихся до неба, столь голубого, что было больно смотреть, захватывало дух. Но меня завораживало и то, как изменился мой мир с простым словом «да». За последние несколько месяцев я научилась делать вещи, которые еще год назад казались немыслимыми. И речь шла не только о сексе с незнакомцами, но и об участии в благотворительном бале, регулярных пробежках, манере одеваться — она сделалась сексуальнее. Я стала общительнее, могла постоять за себя и вот отправилась сюда одна, не имея ни малейшего представления о том, чем обернутся эти четыре дня. Все это было бы невозможно, не прими я дар от С.Е.К.Р.Е.Т.
Когда ко мне подошел этот молодой человек с лыжами на плече, я не отпрянула, не усомнилась, а постаралась осознать, что в этом нет ничего странного и я вполне достойна его внимания. Через час, очутившись буквально на вершине мира, я поняла, что преобразилась. И все же какая-то часть меня сомневалась, что все случилось само собой. Я все еще ждала, что вот мы доберемся до гребня, обменяемся долгими взглядами и Тео спросит, принимаю ли я Шаг.
— С ума сойти от красоты, — пробормотал он, становясь рядом и обозревая восхитившую меня панораму.
— Да. В жизни не видела ничего подобного.
— Яо вас говорю, — возразил Тео и устремился вниз — я лишь успела заметить его ухмылку.
Мне ничего не оставалось, как только последовать за ним, и я на несколько жутких секунд повисла в воздухе. Кое-как приземлившись, я выпрямилась и заскользила по его лыжне. Он искусно лавировал между ледовыми выступами, то и дело оглядываясь и проверяя, все ли со мной в порядке. После крутого правого поворота на дорожку без знаков мы вскоре присоединились к группе усталых лыжников, которые шли в уютный поселок, мерцавший желтым и розовым в лучах заходящего солнца.
У подножия мы съехались, и Тео поднял руку: дай пять.
— Браво! — похвалил он.
— За что же браво? — спросила я, когда наши перчатки соприкоснулись.
От быстрого спуска я разогрелась и у меня чуть кружилась голова.
— Первая миля последнего спуска — черная трасса, и вы с ней справились. Глазом не моргнули!
Во мне взыграло что-то вроде гордости, смешанной с ликованием.
— Обмоем успех? — предложила я.
Мы направились в «Шато Уистлер», где я остановилась, и пересекли Большой зал, где все до единого, похоже, знали Тео. Он познакомил меня с официантом Марселем, его старым другом, тоже из Квебека, который принес нам фондю и обжигающий ромовый пунш. Затем последовали горячие мидии и жареная картошка. Я так и набросилась на нее — до того проголодалась, но вскоре опомнилась.
— Ох ты господи! — ужаснулась я. — Ем, словно животное. — Не в силах удержаться, я снова набила полный рот картошки.
— Я этим весь день занимался, — откликнулся Тео, подался через стол и притянул меня к себе для поцелуя.
Руки у него были сильные, в мозолях от лыжных палок. Волосы растрепались. Я знала, что мои тоже, хотя, наверное, и не столь очаровательно. Но это было не важно. Он запал на меня, это точно. Я вспомнила Полин с ее спутником и их тесную связь. Сейчас я переживала что-то похожее. Я украдкой оглядела зал — не заметил ли кто-нибудь это... меня... нас.Нет. Даже на людях мы пребывали в нашем собственном мире.
Мы долго говорили о лыжах и впечатлениях дня, делясь друт с другом самыми яркими. Я не чуралась никаких личных вопросов. Они попросту были не так важны, как его касания и взгляды глаза в глаза. После обеда, когда он взял со стола счет, поднялся и протянул мне руку, я поняла, что попрощаемся мы не скоро.
Я даже не догадывалась, насколько промерзла, пока Тео не принялся раздевать меня в ванной, словно капусту, снимая одежку за одежкой.
— Да мясо-то будет когда-нибудь? — пошутил он, стягивая с меня леггинсы.
— Найдется, — прыснула я.
— Обещаете?
— Обещаю.
Когда он свалил мою одежду в кучу на пороге ванной, я осталась совершенно голой. Меня украшали только приличные синяки, расцветавшие на ногах и руках. При виде их Тео присвистнул.
— Bay, боевые ранения! — Он включил душ, и помещение стало наполняться паром. — Кому-то пора согреться.
— Не полезу же я одна, — отозвалась я, шокированная собственной смелостью больше, чем он.
Срывая одежду, он рассмеялся. Тело его было худощавым и мускулистым. Да, этот парень ездил на лыжах целыми днями. Или годами. Я ступила под душ, он за мной, а через несколько секунд наши губы уже встретились под струями. Он поднял мои руки вверх и прижал к мокрой стене. Затем раздвинул мне бедра коленями и чуть приподнял меня, так что мои ноги оказались по бокам от него. Он действовал уверенно, но ни к чему не принуждал. Я распласталась по стене, как морская звезда. Он провел языком по моей шее, его напрягшийся член уперся мне в живот. Взяв в широкую ладонь мою грудь, Тео слизнул с соска капли воды. Я почувствовала, что внизу у меня стало мокро, хотя и стояла под душем, когда другая его рука спустилась по телу и он ввел в меня сначала один палец, а потом еще один. Мы встретились взглядами, я вцепилась в его мокрые волосы. Стоять было скользко, и он поддержал меня за ягодицы.
— Нравится?
— В жизни такого не было, — ответила я.
— Добавим новизны, коли так?
Вокруг нас сгущался пар. Я целиком раскрывалась для Тео, всеми порами, всем существом.
— С тобой я готова на что угодно.
Тео приподнял мое нагое тело, так что я обхватила ногами его бедра, и, прежде чем успела сообразить, что происходит, он понес меня, мокрую, из ванной к королевской постели. Уложив меня, он вернулся в ванную, выключил душ, подобрал свои брюки и начал рыться в карманах в поисках, как я сообразила, презерватива. Затем он подошел к кровати и остановился, весь лучась.
Я подползла, взяла у него в рот, а он смотрел. Чуть погодя он разорвал упаковку и протянул мне презерватив. Я натянула резинку ему на член, после чего Тео мягко уложил меня на спину и стал вылизывать, умело и страстно. Я лежала, разведя колени и прикрыв ладонью глаза. У меня захватило дух, и тут он сильными руками перевернул меня спиной к себе. Член его стал еще крепче, чем несколько минут назад.
— Мы только начинаем, — прошептал Тео, поцеловав меня в шею.
Он еще шире развел мне ноги и забросил мое бедро на свое, так что наши тела образовали нечто вроде буквы «S». Он ощупал мою спину, а потом обратился к совершенно новому месту. Он ввел только палец, и сперва было больно, но скоро боль унялась, сменившись восхитительным ощущением полноты. Во мне все оборвалось — что-то похожее было, когда я одолевала снежный гребень. А потом он вошел в меня сзади; не так, как я ждала. Это было мучительно приятное чувство. Он крепко обнял меня, притягивая к себе.
— Нравится? Тебе хорошо? — шептал он, нежно убирая мои мокрые волосы с лица и шеи.
— Да, — ответила я. — Да. Это такая... приятная боль.
— Уверена? Я могу прекратить в любой момент.
Я снова кивнула, ибо то, что он делал, порождало
очень приятные, несказанно глубокие ощущения. Когда меня накрыла волна жаркого наслаждения, я в экстазе вцепилась в простыни. Я могла прожить миллион лет и не попробовать ничего подобного. Но сейчас лишь твердила: «Да! Да! Да!» — с каждым его глубоким, мощным толчком. Его рука скользнула мне под живот и ниже, заставив меня намокать все сильнее. Я кончила снова, резко подавшись назад и насадив себя на него; мне казалось, что я не выживу, если это прервется. Мне было нужно освободиться до конца — здесь, в этой комнате, на этой постели, с этим мужчиной, который выглядел подставной фигурой, обязанной меня научить.
— Я сейчас кончу из-за тебя. — Он подхватил меня и наклонил вперед, покусывая и разминая другой рукой груди.
Наконец, излившись, он мягко вышел наружу, и мы оба обессиленно повалились, глядя в узорный потолок, которого до сих пор не замечали. Его рука лежала на моем животе.
— Это было... глубоко, — сказал он.
— Да уж, — отозвалась я, еще не отдышавшись.
Я испытала нечто новое, волшебное, но мне было немного тревожно. Этот мужчина был не из С.Е.К.Р.Е.Т. Значит, я не приняла Шаг, а просто ступила на неизведанную территорию.
Тео уловил перемену в моем настроении:
— Все в порядке?
— Да. Просто... Просто я никогда в жизни так не делала. Не в моих правилах цеплять незнакомцев и с ходу ложиться с ними в постель.
Мужчины от С.Е.К.Р.Е.Т. тоже были незнакомцами, но тамошние женщины их знали.
— Ну и что? В чем преступление?
— Я считала себя не такой.
— «Такой» — это решительной, отважной.
— Правда? Неужели это я?
— Честное слово, — ответил он, поглаживая меня так ласково, что трудно было поверить, что мы едва знакомы.
Потом Тео подтянул тяжелое пуховое одеяло и укрыл нас обоих.
Когда я через шесть часов проснулась, его уже не было, и это меня, как ни странно, не огорчило. Я была счастлива с ним, но и расставшись, не испытывала чувства утраты. Он был мил, однако я радовалась, что проведу оставшиеся дни в одиночестве. Правда, записку, которую я нашла в ванной, мне было все-таки приятно прочесть.
«Кэсси, ты прекрасна. Я опаздываю на работу! Ты знаешь, где меня найти. A bientdt\ Тео».
Прим. перев.
Мы сидели в коуч-центре. Матильда восхищенно рассматривала фотографии, а я без умолку трещала о том, как здорово было снова погонять по крутым склонам, и расписывала гору Блэккомб, на которой провела последний день. Дэника принесла нам кофе и зависла над снимком Марселя, где мы с Тео поглощали фондю.
— Милашка какой, — пропела она и ушла, оставив нас с Матильдой наедине.
Матильда пришла в восторг, когда я рассказала про Тео. Она расспросила обо всем: как мы встретились, что он говорил, что я отвечала. Потом я поведала ей... о том, что он сделал.
— Понравилось? — спросила она.
— Да, — ответила я. — Я, может быть, повторю. С правильным партнером. Кому я буду доверять.
— У меня для вас кое-что есть. — Она выдвинула ящик стола и достала маленькую деревянную шкатулку.
Когда Матильда ее открыла, на черном бархате сверкнула подвеска Шага восьмого.
— А я-то думала, что Тео — фигура случайная.
— Это совершенно неважно, случайная или нет.
— Не понимаю.
— Этот Шаг означает Бесстрашие.Это не просто смелость, потому что вы рисковали необдуманно, без подготовки. «Лови момент» — вот лозунг Бесстрашия.Поэтому неважно, имеет Тео отношение к С.Е.К.Р.Е.Т. или нет. Вы заслужили эту подвеску.
Я вынула ее из коробки, повертела и прикрепила на место; вскинула руку и восхитилась мелодичным звоном. Так кем же был Тео? Случайным человеком, который увлекся мною? Или агентом S.E.C.R.E.T? Узнать было негде. Но Матильда, наверное, права: разницы никакой.
— Буду считать, что я сама очаровала Тео, — сказала я. — Хотя все еще сомневаюсь.
— Все хорошо, Кэсси. Славно, что вы больше не чувствуете себя ненужной и одинокой. Вы, моя дорогая, расцвели.
