Часть первая
Глава 1

— Лейкен тут или там? — спрашивает Эдди, заглядывая в дом.

— Там! — кричу я из кухни.

У меня что, на дверях висит табличка, приглашающая входить без стука? Лейк, понятное дело, уже давно не стучится, прежде чем войти, а теперь, судя по всему, эта привилегия распространяется и на Эдди. Она пересекает улицу к дому Лейк, а ко мне заходит Гевин, на ходу слегка постучав костяшками пальцев в дверь. Это, конечно, не официальный вопрос, можно ли войти, но Гевин хотя бы делает вид…

— Что у нас на ужин? — спрашивает он, снимая ботинки и проходя в кухню.

— Бургеры, — отвечаю я, отдаю ему лопатку, киваю на плиту и прошу перевернуть мясо, пока я достаю из духовки картошку фри.

— Уилл, слушай, а ты замечал, что почему-то готовим всегда мы с тобой?!

— Ну, это, может, и неплохо, — откликаюсь я, перекладывая картошку со сковородки на блюдо. — Вспомни, как Эдди пыталась приготовить куриный Альфредо.

— Ты, как всегда, прав, — усмехается Гевин.

Я зову на кухню Кела и Колдера — в их обязанности входит накрывать на стол. Последний год, с тех пор как мы с Лейк стали встречаться, Гевин и Эдди ужинают у нас минимум два раза в неделю. Мне все-таки пришлось купить обеденный стол, потому что за барной стойкой мы помещаемся с трудом.

— Привет, Гевин! — здоровается Кел, входя на кухню и доставая из буфета чашки.

— Привет! Ну что, придумал, где будем справлять твой день рождения?

— Не знаю, — пожимает плечами Кел. — Может, в боулинге? Или просто здесь что-нибудь устроим…

В кухню входит Колдер и начинает накрывать на стол. Я оборачиваюсь и тут же замечаю, что он ставит на одну тарелку больше, чем обычно.

— Мы ждем кого-то в гости? — спрашиваю я.

— Кел пригласил Кирстен, — ухмыляясь, сообщает Колдер.

Кирстен переехала на нашу улицу с месяц назад, и, похоже, Кел в нее по уши влюбился, хотя, конечно, ни за что в жизни не признается в этом. Ему вот-вот исполнится одиннадцать, и мы с Лейк подозревали, что нечто подобное скоро случится. Кирстен на несколько месяцев старше его и намного выше. У девочек половое созревание наступает раньше, чем у мальчиков, но, возможно, он ее все-таки догонит.

— Парни, в следующий раз будьте добры ставить меня в известность, если приглашаете кого-то еще! Мне теперь придется еще один бургер делать! — ворчу я, доставая из холодильника дополнительный бифштекс.

— Кирстен не ест мяса, она вегетарианка, — просвещает меня Кел.

— Соевого мяса у меня нет! — раздраженно кидаю я через плечо, убирая бифштекс обратно. — И что она в таком случае будет делать? Булочки жевать?!

— Булочки вполне подойдут, — заявляет Кирстен, входя в дом — естественно, не постучавшись. — Обожаю булочки! И картошку фри тоже! Просто я не ем продукты, полученные в результате безжалостного убийства животных.

Она подходит к столу и, аккуратно отрывая от рулона бумажные полотенца, начинает раскладывать их рядом с тарелками. Надо же, Кирстен ведет себя здесь так же уверенно, как Эдди.

— А это кто? — спрашивает Гевин, наблюдая за тем, как Кирстен хозяйничает в моей кухне. — И не скажешь, что она тут в первый раз.

— Это моя одиннадцатилетняя соседка. Я тебе о ней рассказывал. Правда, мне кажется, что она просто успешно маскируется. Судя по ее разговорам, на самом деле она уже взрослая, только ростом не вышла и поэтому притворяется маленькой рыжей девочкой.

— А, так это та, в которую Кел втюрился? — улыбается Гевин, и по огоньку в его глазах я понимаю, что он уже придумывает, как бы поддразнить Кела за ужином. Да-а, вечер обещает быть интересным…

За последний год мы с Гевином очень сблизились. Думаю, это неплохо, учитывая, что Эдди и Лейк — лучшие подруги. Тем более они очень нравятся Келу и Колдеру. Это хорошо. Да и мне нравится, как все устроилось. Надеюсь, так будет и дальше.

Приходят Эдди и Лейк, и мы наконец садимся за стол. Лейк собрала мокрые после душа волосы в узел на макушке. На ней домашние туфли, спортивные брюки и футболка. Мне нравится, что она чувствует себя здесь вполне комфортно. Сев рядом со мной, она целует меня в щеку.

— Спасибо, милый! Прости, что я задержалась. Долго пыталась зарегистрироваться на курс по статистике через сайт университета, но там уже мест нет. Видимо, завтра утром придется идти в деканат и уговаривать их все-таки взять меня.

— А зачем тебе статистика? — удивляется Гевин, наливая в тарелку кетчуп.

— Я выбрала «Алгебру-два» на зимний мини-семестр — хочу разобраться с математикой в первый год, я ж ее терпеть не могу! — объясняет Лейк, забирая у Гевина кетчуп и выдавливая немного сначала на мою тарелку, а потом на свою.

— А зачем так торопиться? У тебя уже и так больше баллов, чем у нас с Эдди, вместе взятых.

Эдди согласно кивает, не отрываясь от бургера, а Лейк выразительно смотрит на Кела с Колдером.

— А еще у меня уже больше детей, чем у вас с Эдди, вместе взятых. Вот зачем так торопиться.

— А какая у тебя специальность? — спрашивает Кирстен.

— А ты вообще кто? — Эдди будто только теперь заметила, что нас за столом на одного человека больше.

— Я Кирстен, — улыбается в ответ девочка. — Живу наискосок от Уилла и Колдера, рядом с Лейкен и Келом. Мы переехали сюда из Детройта перед Рождеством. Мама сказала, что пора выбираться из города, пока город не избавился от нас… Не знаю, что конкретно она имела в виду. Мне одиннадцать лет. Одиннадцать мне исполнилось одиннадцатого ноября две тысячи одиннадцатого года. Не думаю, что много кому так повезло: чтобы одиннадцать лет исполнилось одиннадцатого-одиннадцатого-одиннадцатого. Жаль только, что я родилась в три часа дня. Вот если бы я еще и родилась в одиннадцать часов одиннадцать минут, меня бы наверняка показали в новостях, ну или еще что-нибудь в этом роде. Можно было бы записать фрагмент телепередачи на видео — когда-нибудь пригодилось бы для портфолио. Хочу стать актрисой, когда вырасту.

Эдди, как, впрочем, и все мы, в шоке смотрит на Кирстен и молчит. Кирстен поворачивается к Лейкен и, совершенно не обращая внимания на наше замешательство, повторяет свой вопрос:

— Так какая у тебя специализация, Лейкен?

— Я еще не решила, — неуверенно отвечает Лейкен, откашливаясь и откладывая бургер. Я-то знаю, как она ненавидит, когда ее спрашивают об этом.

— Ясно, — с сочувствием смотрит на нее Кирстен. — Все та же пресловутая неопределенность. Мой старший брат уже три года учится на втором курсе в колледже, у него баллов хватит на пять специализаций! Думаю, он не хочет принимать решение, потому что предпочитает спать каждый день до полудня, потом пару-тройку часов сидеть в аудитории и каждый вечер развлекаться. Кому охота заканчивать учебу и устраиваться на настоящую работу? Мама говорит, что я не права, считает, что он пытается понять, «в чем его истинное предназначение», занимаясь всем, что ему интересно. А по-моему, это полная хрень.

Я не могу удержаться от смеха и одновременно кашляю, потому что все, что я только что проглотил, пытается вырваться обратно.

— Ты сказала «хрень», — замечает Кел.

— Кел, не смей говорить «хрень»! — одергивает его Лейк.

— Но она первая сказала «хрень»! — встает на защиту друга Колдер.

— Колдер, не смей говорить «хрень»! — ору на него я.

— Прошу прощения, — обращается Кирстен к нам с Лейкен. — Мама считает, что Федеральная комиссия по связи объявила некоторые слова ругательными просто для того, чтобы средствам массовой информации было легче шокировать аудиторию. Она говорит, что если все будут их произносить часто, они перестанут восприниматься как ругательства и никого не оскорбят.

Да, девчонка-то не промах!

— Твоя мама разрешает тебе ругаться? — удивляется Гевин.

— Да, — кивает Кирстен. — Но лично я смотрю на это несколько иначе. Скорее, она разрешает нам последовательно разрушать систему злоупотребления словами, которым хотят придать вредный смысл, хотя на самом деле они, как и любые другие слова, всего лишь набор букв и ничего больше. Ну вот возьмем, например, слово «бабочка». Что, если кто-нибудь однажды решит, что «бабочка» — грубое ругательство? Тогда люди рано или поздно начнут использовать слово «бабочка» в оскорбительном смысле, а также чтобы негативно оценить те или иные события. Само слово на самом деле не означает ровным счетом ничего — оно становится ругательным из-за негативных ассоциаций, которые возникают у людей, когда они его слышат. Поэтому, если мы все договоримся часто произносить «бабочка», люди перестанут обращать на него особое внимание. Слово перестанет их шокировать и станет самым обычным. То же самое касается всех так называемых плохих слов: если мы начнем постоянно употреблять их, то они перестанут быть плохими. Так, по крайней мере, мама говорит, — с улыбкой заканчивает свой монолог Кирстен, макая в кетчуп картошку фри.

Я сижу и думаю: как же Кирстен выросла такой, какая она есть? С ее мамой я еще не знаком, но, судя по всему, она личность явно незаурядная. Кирстен намного умнее большинства сверстников, хотя, конечно, и кажется немного странной. Стоит ей открыть рот, и мне начинает казаться, что Кел и Колдер — вполне себе нормальные дети.

— Кирстен, хочешь быть моей новой лучшей подругой? — спрашивает Эдди.

— Что за хрень! — Лейкен швыряет в сторону Эдди ломтик картошки фри и попадает ей прямо в лицо.

— О, бабочка тебя задери! — кричит Эдди, отвечая Лейкен тем же.

Я хватаю блюдо с картошкой фри, надеясь избежать еще одной вечеринки с бросанием едой. Они устроили такую на прошлой неделе, и у меня до сих пор по всему дому брокколи валяется!

— А ну-ка перестаньте! Только посмейте устроить еще одну пищевую битву — клянусь, я вам бабочки надеру!

Лейк понимает, что я говорю серьезно, и чуть сжимает под столом мое колено.

— Ну что, а теперь «отстой-отпад»? — меняет она тему.

— «Отстой-отпад»? — растерянно переспрашивает Кирстен.

— Надо рассказать, что у тебя было за день самого отстойного и самого отпадного, ну, то есть самого хорошего и самого плохого, — объясняет ей Кел. — Плюсы и минусы. Мы всегда так делаем за ужином. Поняла?

— Ага, — кивает Кирстен.

— Давайте я начну, — предлагает Эдди. — Сегодняшний отстой — регистрация на курсы. Мне пришлось записаться на понедельник, среду и пятницу, потому что на вторник и четверг все уже занято.

Конечно занято: все хотят учиться по вторникам и четвергам. В эти дни занятия идут дольше, но это равноценный обмен, потому что приезжаешь в колледж два раза в неделю, а не три.

— А мой отпад сегодня — знакомство с Кирстен, моей новой лучшей подругой! — продолжает Эдди, хитро поглядывая на Лейк.

Лейк снова кидает в нее картошкой, но Эдди быстро наклоняется, и снаряд пролетает над ее головой. Я забираю у Лейк тарелку и ставлю по другую руку от себя, чтобы она не достала.

— Ну, тогда извини, — пожав плечами, улыбается Лейк и начинает есть картошку с моей тарелки.

— Ваша очередь, мистер Купер, — оборачивается ко мне Эдди.

Она до сих пор называет меня «мистер Купер», если ей кажется, что я веду себя как зануда.

— Ну, мой отстой сегодня — тоже регистрация. Достались только понедельники, среды, пятницы…

— Да ты что?! — расстроенно восклицает Лейк. — А я думала, будем вместе ходить по вторникам и четвергам.

— Я старался, малыш, но в эти дни нет занятий для моего уровня. Я же тебе написал.

— Да, и правда отстой… — надув губы, тянет Лейк. — А эсэмэску я не получила. Опять не могу найти телефон.

Она постоянно теряет телефон.

— Ладно, а какой у вас сегодня отпад? — спрашивает меня Эдди.

— Ну, это проще простого. Вот мой отпад! — улыбаюсь я, целуя Лейк в лоб.

— Уилл, у тебя каждый вечер одинаковый отпад! — раздраженно стонет Колдер, и Кел вторит ему в унисон.

— Так, моя очередь! — прерывает их Лейк. — На самом деле мой отпад на сегодня — регистрация. Со статистикой я еще не разобралась, но зато попала на остальные четыре курса — именно на те, куда хотела. А самое отстойное, — продолжает она, в упор глядя на Эдди, — то, что моя лучшая подруга променяла меня на одиннадцатилетнюю девчонку!

Эдди смеется.

— Я тоже хочу! — заявляет Кирстен и, поскольку возражений не поступает, признается: — Самое отстойное сегодня — булочки от гамбургеров на ужин.

Смелая девчонка, думаю я и кладу ей на тарелку еще одну булочку.

— Возможно, когда ты в следующий раз соберешься прийти на ужин к мясоедам, да еще и без приглашения, то захватишь с собой соевое мясо.

— А самое отпадное было сегодня в три часа! — продолжает она, ничуть не смутившись.

— А что произошло в три часа? — спрашивает Гевин.

— Уроки закончились, — пожимает плечами Кирстен. — Я бабочки как ненавижу школу!

Она переглядывается с мальчиками, как будто между ними существует какой-то тайный сговор. Я мысленно ставлю галочку: надо поговорить об этом с Колдером. Лейк толкает меня в бок и вопросительно смотрит, явно думая о том же самом.

— Твоя очередь. Как тебя, кстати, зовут? — спрашивает Кирстен у Гевина.

— Гевин. Отстой в том, что у какой-то одиннадцатилетней девчонки словарный запас больше, чем у меня, — с улыбкой глядя на Кирстен, говорит он. — А вот отпад… Ну, это сюрприз! — Он поворачивается к Эдди.

— Что еще? — спрашивает она.

— Да, в чем дело? — поддерживает ее Лейк.

Мне тоже становится любопытно, но Гевин просто разваливается поудобнее на стуле и, улыбаясь во весь рот, ждет, пока мы угадаем.

— Ладно, давай уже рассказывай! — толкает его Эдди.

— Работу нашел! — хлопая ладонями по столу, со счастливым видом провозглашает Гевин. — Устроился разносчиком пиццы в «Гетти»!

— Это и есть твой отпад?! Ты теперь разносчик пиццы?! — переспрашивает Эдди. — Вообще-то, больше похоже на отстой!

— Я ведь искал работу? Искал. А какая у нас с вами любимая пицца? Конечно «Гетти»!

— Что ж, тогда поздравляю, — закатив глаза, бурчит Эдди, явно не уверенная в том, что новость достойна поздравлений.

— А мы теперь будем есть пиццу бесплатно? — спрашивает Кел.

— Нет, но зато со скидкой! — гордо отвечает Гевин, радуясь, что хоть кто-то заинтересовался его карьерным ростом.

— Значит, это и есть мой отпад! Дешевая пицца! А вот самое отстойное сегодня — директор Брилл! — сообщает Кел.

— Боже, в чем же она провинилась? — спрашивает Лейк. — Хотя нет: сначала рассказывай, что ты натворил.

— Не только я… — смущается Кел, а Колдер тут же ставит локоть на стол, пытаясь закрыться от моего взгляда.

— Колдер, что ты натворил? — спрашиваю я.

Он опускает руку и смотрит на Гевина, который поспешно ставит локоть на стол, пряча от меня лицо, и продолжает есть, не обращая внимания на мой возмущенный взгляд.

— Гевин?! Что за бред ты рассказал им на этот раз?!

— Все, с меня хватит! — Гевин бросается картошкой в Кела и Колдера. — Больше никаких историй! Из-за вас у меня одни проблемы!

Кел и Колдер смеются и отвечают ему тем же.

— Я могу рассказать за них, мне несложно, — вмешивается Кирстен. — Они влипли на обеде. Миссис Брилл сидела в другом конце столовой, и они решили придумать, как бы заставить ее пробежаться. Все знают, что она переваливается, как утка, когда бегает, вот мы и решили посмотреть. Кел притворился, что подавился, а Колдер устроил настоящий спектакль: вскочил, стал бить его по спине и делать вид, что пытается помочь ему по методу Хаймлиха. Миссис Брилл чуть с ума не сошла! Подлетела к нашему столу, но Кел сказал, что ему уже лучше и что Колдер спас ему жизнь. Все бы ничего, но только она уже попросила кого-то позвонить в службу 911. Через пару минут к школе подъехали две «скорые» и пожарные. А один из мальчишек с соседнего стола наябедничал миссис Брилл, что они все это подстроили, поэтому Кела вызвали к ней в кабинет…

— Пожалуйста, скажи мне, что это шутка! — разъяренно глядя на брата, требует Лейк.

— Ну да, мы просто хотели пошутить, — с невинным видом отвечает Кел. — Кто же мог подумать, что они станут звонить 911! А теперь я целую неделю должен оставаться после уроков.

— А почему миссис Брилл мне не позвонила?

— Да звонила она, точно звонила. Но ты же не знаешь, где твой телефон.

— Значит, так. Если она еще раз на тебя пожалуется, пеняй на себя. Будешь сидеть под домашним арестом.

— Колдер, а ты что скажешь? — поворачиваюсь я к брату, который старательно прячет глаза. — Почему миссис Брилл не позвонила мне?

— Кел меня выгородил, — озорно улыбаясь, сообщает он. — Сказал ей, что я и правда решил, что он подавился, и пытался спасти ему жизнь. Вот это и есть мой отпад: меня наградили за героическое поведение! Я могу два урока заниматься самостоятельно в читальном зале!

Да, такое может произойти только с Колдером! Вместо наказания его еще и наградили!

— Так, мальчики, немедленно заканчивайте с такими выходками, ясно? Гевин, и никаких больше историй про чудесные школьные годы, понял?

— Да, мистер Купер, — язвительно отвечает Гевин и поворачивается к двум проказникам: — Только скажите, парни, она правда похожа на утку, когда бегает?

— Да не то слово! — смеется Кирстен. — Утка чистой воды! А какой у тебя был сегодня отстой, Колдер?

— Мой лучший друг сегодня подавился, — внезапно посерьезнев, отвечает тот, — и чуть было не задохнулся. Он мог умереть!

Все дружно смеются. Мы с Лейк изо всех сил пытаемся быть ответственными родителями, но иногда очень сложно учить их уму-разуму и при этом не думать о том, что они наши младшие братья. Мы вместе стараемся решать, когда нужно вести себя с ними построже, — Лейк считает, что так нужно поступать не слишком часто. Украдкой взглянув на нее, я вижу, что она смеется, и решаю, что это явно не тот случай.

— Можно, я все-таки доем? — спрашивает она, показывая на тарелку, до которой по-прежнему не может дотянуться, и я тут же переставляю ее обратно. — Благодарю вас, мистер Купер!

Я пихаю ее коленкой под столом: Лейк прекрасно знает, что я ненавижу, когда она меня так называет! Не знаю, почему меня это ужасно бесит… Наверное, потому, что, когда я и правда был ее учителем, жизнь превратилась в сплошное мучение. На первом же свидании я понял, что влюбился. Никогда в жизни мне не было так хорошо просто оттого, что я нахожусь рядом с девушкой. Все выходные я думал только о Лейк, а в понедельник, увидев ее в коридоре школы перед моей аудиторией, почувствовал, как будто мне сердце из груди вырвали… Я мгновенно понял, что происходит, а вот Лейк догадалась не сразу. А когда поняла, что я учитель, то посмотрела на меня таким взглядом, что я готов был сквозь землю провалиться. Я причинил ей боль. Разбил сердце. Но то же самое испытал тогда и я. Не дай мне бог еще раз увидеть в ее глазах такое выражение.

— Мне пора. — Кирстен встает и кладет свою тарелку в раковину. — Спасибо за булочки, Уилл, — ехидно благодарит она. — Они просто потрясающие!

Кел вскакивает с места и идет за ней к двери:

— Мне тоже пора. Давай я тебя провожу.

Я смотрю на Лейк, но та лишь закатывает глаза и вздыхает. Конечно, она волнуется — у Кела первая любовь! Лейк старается не думать о том, что мы будем делать, когда у наших братьев всерьез разыграются гормоны.

Колдер тоже встает:

— Пойду к себе, посмотрю телик. Увидимся, Кел! Пока, Кирстен!

Они машут ему на прощание и уходят.

— Она мне ужасно понравилась! — восклицает Эдди, как только дверь за Кирстен закрывается. — Надеюсь, Кел попросит ее быть его девушкой! А когда они вырастут, то поженятся и нарожают кучу необыкновенных детишек. И тогда мы все будем одной семьей!

— Перестань, Эдди! Ему же всего десять лет! — возмущается Лейк. — Какие девушки?!

— Ну вообще-то, через восемь дней ему исполнится одиннадцать! — перебивает ее Гевин. — Одиннадцать — самое время, чтобы завести первую подружку!

Лейк кидает целую пригоршню картошки фри в лицо Гевину.

Я обреченно вздыхаю: ну что с ней поделаешь…

— Ты сегодня прибираешься после ужина, — говорю я. — И ты, Эдди, тоже. А мы, Гевин, как настоящие мужчины, пойдем смотреть футбол, пока женщины будут заниматься своим делом.

— А ну-ка плесни мне еще, женщина! — распоряжается Гевин, ставя перед Эдди пустой стакан. — А я пока пойду футбол посмотрю.

Эдди и Лейк прибираются в кухне, а я пользуюсь моментом, чтобы попросить Гевина об услуге. Мы с Лейк уже несколько недель не оставались наедине, потому что мальчики все время с нами. А мне так хочется хоть немного побыть с ней вдвоем.

— Слушай, а вы с Эдди не могли бы сводить Кела и Колдера в кино завтра вечером?

Гевин молчит, и я начинаю чувствовать себя виноватым, что вообще завел этот разговор: у них, наверное, уже есть свои планы.

Кевин делает вид, что размышляет.

— Возможно, — наконец отвечает он. — А Кирстен тоже надо с собой взять?

— Ну, это твоей девушке решать, — с облегчением смеюсь я. — Это же ее новая лучшая подружка.

— Не вопрос. Мы все равно собирались в кино. Во сколько их забрать? И как долго не привозить обратно?

— Не важно. Мы никуда не пойдем. Просто я хочу провести с Лейк наедине хотя бы пару часов — мне нужно кое-что ей подарить.

— А-а-а… ясно… Ну ты тогда напиши мне, когда ты ей уже все «подаришь», и мы привезем мальчиков домой!

Я смеюсь. Гевин мне нравится. А вот что мне совсем не нравится, так это что мы все друг про друга знаем — что бы ни происходило между мной и Лейк, между Эдди и Гевином. Это очевидный минус дружбы с парнем лучшей подруги своей девушки: какие уж тут могут быть секреты…

— Пойдем! — Эдди тянет Гевина за руку. — Уилл, спасибо за ужин! Джоел приглашает вас в следующие выходные — обещает сделать тамалес.

— Обязательно придем! — соглашаюсь я. Кто же откажется от тамалес?!

Гевин и Эдди уходят. Лейк с ногами забирается на диван рядом со мной. Я обнимаю ее и крепко прижимаю к себе.

— Я расстроена… — вздыхает она. — Надеялась, что у нас хотя бы расписание будет совпадать… Нам с тобой вообще не побыть вдвоем из-за этих бабочкиных мальчишек!

Можно подумать, что раз мы живем через дорогу, то кучу времени проводим вместе, но это совсем не так. В прошлом семестре она училась по понедельникам, средам и пятницам, а я вообще пять дней в неделю. По выходным мы делали домашние задания и возили Кела и Колдера на тренировки. В сентябре умерла Джулия, и Лейк пришлось совсем тяжко. Ей, мягко говоря, ко многому пришлось приспособиться. Единственное, чего нам не хватает, это свободного времени, чтобы побыть вдвоем. Если мальчики дома у кого-то из нас, как-то неловко уходить в другой дом, чтобы побыть одним. Братья в буквальном смысле ходят за нами по пятам.

— Мы с этим справимся, все получится, — успокаиваю ее я. — У нас с тобой всегда все получается.

Лейк обнимает меня за шею, притягивает к себе и целует. Уже год с лишним я целую ее каждый день, и почему-то с каждым разом мне это нравится все больше и больше.

— Я, наверное, пойду, — наконец говорит она. — Завтра рано вставать: надо до конца разобраться с регистрацией. А еще придется проследить, чтобы Кел не обнимался с Кирстен где-нибудь за углом.

Сейчас нам обоим смешно, но через пару-тройку лет все изменится. Нам еще и двадцати пяти не исполнится, а придется воспитывать двух подростков. Жуть берет от одной только мысли об этом.

— Подожди. Еще один вопрос: какие у тебя планы на завтрашний вечер?

— Ну что ты спрашиваешь! — возмущается она. — Все мои планы — это ты, и других у меня не бывает!

— Отлично! Эдди и Гевин возьмут мальчиков в кино. Встретимся в семь?

— Ты меня на свидание зовешь, что ли? Прям по-настоящему? — улыбается Лейк.

Я киваю.

— Ну, в таком случае должна сказать, у тебя хреново получается, — смеется она. — Вообще-то, девушек надо просить, а не говорить им, что они должны сделать.

Она пытается изображать из себя недотрогу, но это бесполезно — она у меня на крючке! Однако я все-таки подыгрываю ей: встаю на колени, проникновенно смотрю ей в глаза и торжественно произношу:

— Лейк, позволь пригласить тебя на свидание завтра вечером!

— Не знаю… Вообще-то, я занята, — кокетливо отводя глаза, бормочет она. — Загляну в ежедневник и скажу, найдется ли для тебя минутка.

Она пытается выглядеть смущенной, но не выдерживает, улыбается и обнимает меня за шею. Я теряю равновесие, и мы оказываемся на полу. Я перекатываю ее на спину, она смотрит на меня снизу вверх и смеется:

— Ладно, уговорил! Заезжай за мной в семь.

— Я люблю тебя, Лейк, — шепчу я, убираю челку с ее глаз и провожу рукой по щеке.

— Скажи это еще раз.

— Я люблю тебя, Лейк, — повторяю я, целуя ее в лоб.

— Еще!

— Я… люблю… тебя… — медленно произношу я, через каждое слово целуя ее в губы.

— Я тебя тоже!

Осторожно накрывая ее своим телом, я беру Лейк за руки, завожу их ей за голову и прижимаю к полу, а потом наклоняюсь, как будто собираюсь поцеловать, но не спешу делать это. Мне нравится дразнить ее, когда она находится в таком положении. Мои губы слегка касаются ее, она прикрывает глаза, а я медленно отстраняюсь. Она открывает глаза, я улыбаюсь и снова наклоняюсь к ней. Как только она снова закрывает глаза в ожидании поцелуя, я снова отстраняюсь.

— Твою мать, Уилл! Немедленно поцелуй меня, бабочка тебя подери! — возмущается она, прижимаясь губами к моему рту.

Мы целуемся до тех пор, пока не достигаем «точки возврата» — это выражение придумала Лейк. Она выкарабкивается из-под меня, садится на пятки, а я переворачиваюсь на спину и неподвижно лежу на полу. Мы стараемся не слишком увлекаться, если дома не одни. Но это нелегко. Поэтому, когда мы понимаем, что заигрались, один из нас всегда объявляет точку возврата.

До того как Джулия умерла, мы однажды совершили ошибку: слишком быстро зашли слишком далеко… Это была непростительная ошибка с моей стороны… Прошло всего две недели с тех пор, как мы стали встречаться официально, и однажды Колдер остался ночевать у Кела. Мы с Лейк вернулись из кино и пошли ко мне. Началось все на диване, и очень скоро нам обоим совершенно расхотелось останавливаться. До секса дело не дошло — точнее, не успело дойти, потому что в самый неподходящий момент на пороге появилась Джулия. Она была в ярости. А мы до смерти испугались. Лейк на две недели посадили под домашний арест, и мне запретили с ней видеться. За эти две недели я извинился перед Джулией миллион раз, не меньше…

Джулия усадила нас перед собой и заставила поклясться, что мы подождем хотя бы год. Она купила Лейк противозачаточные таблетки, а меня заставила дать ей слово, глядя в глаза. Ее волновало не то, что ее восемнадцатилетняя дочь чуть было не потеряла девственность, — Джулия была разумным человеком и прекрасно понимала, что рано или поздно это произойдет. Ее задело, что я собрался переспать с Лейк всего через две недели. Я чувствовал себя жутко виноватым и готов был пообещать Джулии все, что угодно. Еще она хотела, чтобы мы подавали только хороший пример Келу и Колдеру, и попросила нас не ночевать друг у друга дома в течение этого года. После смерти Джулии мы сдержали слово — скорее из уважения к ее памяти, чем из каких-либо других соображений. Видит Бог, иногда это тяжело… Всегда тяжело.

Мы об этом не говорили в открытую, но на прошлой неделе исполнился ровно год с тех пор, как мы дали слово Джулии. Я не хочу торопить Лейк: она должна сама решить, когда придет время, поэтому я этот разговор не заводил. Она тоже. Ну и к тому же у нас практически не было возможности остаться наедине.

— Точка возврата! — Лейк произносит заветные слова и встает. — Увидимся завтра вечером. В семь. Не опаздывай.

— Найди телефон и напиши мне «спокойной ночи», — отзываюсь я.

Она открывает дверь, оборачивается и, медленно пятясь назад, шепчет:

— Еще раз…

— Я люблю тебя, Лейк!