Глава 6

«Бентли» был одним из множества отелей, принадлежавших корпорации Эша, Гейба и Джейса. Эш стоял в холле, недовольно поглядывая то на часы, то на входные двери.

Джоузи опаздывала.

Может, она вообще не придет? Вряд ли. Эш был готов поспорить на любую сумму, что придет. Драгоценности матери значили для нее очень много, а он, как последний мерзавец, шантажировал ее, делая совместный обед условием их возвращения. Эш сознавал это, но не испытывал ни капли раскаяния. Только так можно получить желаемое.

В данный момент он желал провести несколько часов в обществе Джоузи.

С его губ готовы были сорваться десятки вопросов. Прежде всего Эш хотел знать, почему она перестала носить ошейник. Означало ли это, что парень, подаривший ей аляповатую штучку, был убран с ее жизненного холста? Если нет, придется потратить чуть больше усилий и времени. Но лучше, если бы Джоузи сейчас была свободна. Это значительно упростило бы развитие их отношений.

Без четверти восемь. Вероятность того, что она не придет, возрастала с каждой минутой. Эша начинала захлестывать досада. Чувство было малознакомым. Обычно у него все получалось с первого раза. Неужели Джоузи согласилась пожертвовать материнскими драгоценностями, только бы не встречаться с ним? Но напрасно она думает, что он отстанет. Препятствия всегда его только раззадоривали.

Эш полез за мобильником, чтобы позвонить водителю, когда в вестибюль влетела запыхавшаяся Джоузи. Судя по ярко-красным щекам и взлохмаченным волосам, она не ехала, а бежала сюда.

Увидев Эша, она остановилась. Их взгляды встретились. Эш шагнул к ней, удивляясь себе. Обычно не он делал первый шаг, а другие шли к нему. Зачастую даже бежали. Но сейчас Эш всерьез опасался, что Джоузи вдруг передумает и выскочит на улицу.

— Добрый вечер, Джоузи, — поздоровался он.

— Извините за опоздание. — Она шумно дышала. — Я писала картину. Так увлеклась, что совсем забыла про время.

Судя по знакомой сумке, висевшей у нее на плече, и перепачканным пальцам, она говорила правду. Она сама выглядела сейчас очень живописно, и Эш не отказал себе в удовольствии оглядеть ее с ног до головы.

— Ничего страшного. Столик ждет нас. Хотите сначала поесть или выпить?

Джоузи наморщила лоб:

— Знаете, я не ахти какая любительница выпивки. Нет, я не имею ничего против и иногда выпиваю. Но я слишком разборчива в таких вещах и люблю разные изыски, которые нравятся жеманным девицам из высшего общества. Впрочем, иногда не откажусь выпить рюмочку вина.

— Вы бы отлично вписались в компанию Миа, Бетани и их девчонок, — усмехнулся Эш.

— А кто такие Миа и Бетани?

— Миа — жена моего друга и делового партнера Гейба. Она же младшая сестра моего второго друга и делового партнера Джейса. А Бетани — невеста Джейса.

— Получается большая и счастливая семья?

— Что-то вроде этого.

Метрдотель ресторана сразу провел их к столику, который всегда держали свободным на случай, если Эш, Гейб или Джейс захотят сюда прийти.

Джоузи села напротив Эша. Она держалась скованно, сидела на самом краешке, поглядывая во все стороны. Казалось, она сейчас предпочла бы сидеть где угодно, только не в этом зале и не с ним. Ее поведение больно ударяло по самолюбию Эша. Он не привык уговаривать женщин встретиться с ним. Обычно было достаточно легкого намека.

— Хотите вина? — спросил Эш, когда возле столика бесшумно появился официант.

— Нет, спасибо. Меня устроит стакан минеральной воды.

— Принесите нам два стакана минеральной воды, — сказал он официанту.

— Зачем же вы лишаете себя удовольствия пить вино? — удивилась она. — У меня от выпивки туманится голова, а мне еще добираться домой. Вечерний Манхэттен — не лучшее место для прогулок под градусом.

— Я помню, что вы предпочитаете изысканные девичьи напитки, где содержание алкоголя чуть выше, чем в лимонаде.

Джоузи скривила губы. Ее глаза блеснули. Похоже, она собиралась улыбнуться, но не стала. Неужели она видит в нем страшилу? Эш привык, что женщины легко поддавались его обаянию. Конечно, с Джоузи он и не пытался быть обаятельным. Ни в парке, ни особенно сегодня днем, на улице. Увы, в Эше так и не заговорила совесть. Наоборот, в нем стали пробуждаться пещерные инстинкты. Удивительно, что он еще мог связно говорить, а не рычал. Дикарь, обитавший у него внутри, требовал схватить Джоузи за волосы и поволочь в ближайший укромный угол.

Эш мысленно представил эту сцену. Мало того что Джоузи пустила бы в ход ногти и зубы — Эш в этом не сомневался, — их встречи прекратились бы навсегда.

Официант ушел. Напряженность в глазах Джоузи не исчезала.

— Вы принесли драгоценности? — тихо спросила она.

Эш достал из нагрудного кармана шкатулочку, обтянутую бархатом, поставил на стол и слегка подтолкнул к Джоузи. Едва она потянулась за шкатулочкой, Эш прикрыл вожделенный предмет ладонью.

— Вы согласились отобедать со мной, — сказал он. — Я отдам вам драгоценности, но очень надеюсь, что в следующее мгновение вы не вскочите и не убежите отсюда.

Джоузи покраснела. От смущения или стыда — он не знал. Возможно, он разгадал ее маневр.

— Должен вам признаться, что мое мужское самолюбие ущемлено. Джоузи, неужели я кажусь вам таким монстром? В парке, когда вы уходили, я не тянул вас за язык. Я помню ваши последние слова. Думаю, вы их тоже помните. Мы оба почувствовали, что между нами проскочила какая-то искра. Но вы держитесь так, будто я переносчик чумы и вам страшно дышать одним воздухом со мной.

Ее ладонь тоже накрыла шкатулку, и их пальцы соприкоснулись. По руке Эша побежала теплая волна, мгновенно достигнув плеча. И это от одного короткого прикосновения, за которым ничего нет. Случайность, сразу изменившая атмосферу за их столиком. Она тоже это почувствовала, но не обрадовалась.

— Думаю, женщины наговорили вам достаточно комплиментов по поводу вашей внешности. Едва ли я должна повторять то, что вы слышите постоянно. Женщины готовы из кожи лезть, только бы вам понравиться.

— Мне ровным счетом плевать, что думают другие женщины обо мне и на что они готовы ради меня, — резко произнес Эш. — Зато меня очень интересует ваше мнение.

Джоузи осторожно потянула шкатулочку к себе. Сейчас она напоминала ребенка, боявшегося, как бы у него не отобрали игрушку. Видя, что Эш сидит неподвижно, Джоузи быстро открыла крышку и осторожно вынула два кольца, ожерелье и браслет.

Ее глаза ожили, в них снова появились цвет и глубина. Только смотрели они не на Эша и даже не на драгоценности матери, а куда-то вдаль. Эш заметил поблескивающие слезы.

— Спасибо, что вернули мне память о моей матери, — прошептала она. — Я часто слышала, что память нужно хранить в сердце. Но мне этого мало. Я редко надевала мамины украшения, зато часто брала их в руки. Я чувствовала маму. И бабушку тоже. Когда-нибудь я надеюсь передать эти вещи своей дочери. Мама и бабушка были удивительными женщинами. Я хочу, чтобы моя дочь знала о них. Знала бы, кем они были и какую важную роль играли в моей жизни. Вещи помогут ей почувствовать их.

— А что случилось с вашей мамой? — осторожно спросил Эш.

Губы Джоузи дрогнули, но она не опустила головы и не отвела взгляда. Просто глаза заблестели ярче. От слез.

— Рак.

— Давно? — еще осторожнее спросил Эш.

Меньше всего ему хотелось бередить ее душевные раны. И в то же время ему было приятно, что Джоузи раскрывается перед ним. Между ними начиналось общение. Потом, если он проявит определенную настойчивость, оно превратится в нечто более постоянное. А Эш готов был проявлять настойчивость. Но в отношениях с Джоузи одной настойчивости будет мало. Понадобится терпение. Возможно, чертова пропасть терпения.

Тема разговора была тяжелая, и все равно Эша захлестывал адреналин. Джоузи казалась ему крепостью, которую он должен завоевать. Ему не терпелось начать завоевание. Давно уже он не испытывал такого возбуждения. Эта женщина его нешуточно возбуждала.

— Джоузи, вы мне не ответили, — деликатно напомнил он.

— Два года назад. — В глазах Джоузи было столько боли, словно она потеряла мать совсем недавно. — Но мама очень долго болела. И в конце… — Ее голос дрогнул.

— И что в конце?

— В конце я почувствовала облегчение, хотя все внутри меня разрывалось от горя. Я понимала: еще немного — и я больше не увижу ее. Но мама страдала от сильных болей. На это было тяжело смотреть. Иногда я удивлялась, как она выдерживает. Мама страдала не только от боли. Ее угнетало сознание того, что своей болезнью она накрепко привязала меня к себе, подчинив всю мою жизнь уходу за ней. Так оно и было. Но разве я могла поступить иначе со своей матерью? Я делала все возможное. Я не жалею, что мои дни проходили в заботах о ней. Мама не боялась смерти. Она была готова уйти. Ее сражение с болезнью было слишком долгим и тяжелым. В какой-то момент у нее просто не осталось сил. Она перестала сопротивляться. Последние недели были для меня самыми трудными. Видеть, как моя стойкая, волевая мать неотвратимо угасает. И в то же время я понимала ее желание освободиться от боли и ощутить долгожданный покой. Поэтому, когда она покинула наш мир, я испытала облегчение. Наверное, вам жутко слышать такие признания.

— Джоузи, в ваших признаниях нет ничего жуткого. Это нормальное человеческое состояние. Вы любили свою мать. И вам было тяжело видеть ее нескончаемые страдания. У вас разрывалось сердце.

Джоузи кивнула, вытирая глаза тыльной стороной ладони. У нее дрожали пальцы.

— Веселенькая у нас застольная беседа. Простите… вырвалось как-то.

— Не надо извиняться. Я спросил и очень благодарен, что вы ответили. Вы ни слова не сказали о своем отце. У вас есть братья, сестры или вы были единственным ребенком?

— Единственным, — вздохнула она. — Родители хотели еще детей, но после меня мама не смогла рожать. Рак у нее обнаружили вскоре после моего рождения. Лечение забирало у нее все силы. Врачи предупреждали, что новая беременность может привести к непредсказуемым последствиям. Мама очень ослабла. Но тогда ей и всем нам казалось, что она победила рак. Период ремиссии длился целых двадцать лет. И вдруг — снова. Очаг поражения оказался шире, чем тогда, а реакция ее организма на лечение была уже не той. — Джоузи тряхнула волосами. — Простите. Меня занесло на эту тему.

Эш протянул руку под столом и коснулся ее сложенных рук:

— Джоузи, у нас с вами происходит обычный разговор. Встречаясь, люди всегда о чем-то разговаривают. Хватит извиняться. Если бы меня это не интересовало, я бы не стал спрашивать. Но если для вас это слишком болезненная тема, давайте поговорим о чем-нибудь другом. Хотя, должен признаться, мне в вашей жизни интересно все. Вы, ваша семья. Словом, то, из чего состоит ваш мир.

Джоузи улыбнулась. Она не пыталась снять его руку или убрать свои. Эш посчитал это своей первой маленькой победой.

— Простите за любопытство, Джоузи. Ваш отец… Он тоже умер?

Джоузи поджала губы. Аквамариновые глаза стали похожими на льдинки.

— Он бросил маму… Бросил нас вскоре после того, как у нее впервые обнаружили рак. Не сразу. Он дождался, пока мама встанет на ноги, и тогда ушел. Почему? У него, видите ли, разрывалось сердце от ее страданий. Он не хотел, чтобы она умирала у него на глазах, и потому ушел. Как вам такая причина? Большего лицемерия я не встречала. Это какая-то извращенная логика: бросить жену и ребенка только потому, что жена серьезно больна и он не может смотреть на ее мучения! Он тогда не знал, что мама проживет еще почти двадцать лет. Но он потерял не только ее. Он потерял и меня. Я никогда ему этого не прощу. Он бросил нас в самый тяжелый момент, когда мы отчаянно нуждались в его помощи и поддержке. Особенно мама. Представляете, после интенсивного лечения она даже не отдохнула, а сразу была вынуждена искать работу.

— Да, редкостное лицемерие, — согласился Эш. — И трусость. Значит, с тех пор вы его не видели. И давно это было?

— Восемнадцать лет назад.

Чувствовалось, что Джоузи и сейчас не может спокойно говорить об отцовском предательстве. Гнев в ее голосе перемешивался с душевной болью. Эшу захотелось ее успокоить, и он большим пальцем провел по костяшкам ее пальцев. Главное, чтобы она сейчас не захлопнулась, поскольку он, сам того не зная, затронул еще одну больную тему.

— Когда он ушел, мне было всего десять лет. Долгое время он не появлялся, не звонил и не писал. Я уже заканчивала школу, как вдруг он соизволил мне позвонить и сказал, что у него есть для меня подарок. Я назвала ему место, куда он может засунуть свой подарок. — Глаза Джоузи становились все мрачнее, а губы болезненно кривились. — Потом он снова пропал и не появлялся до самой маминой смерти. — Джоузи осторожно высвободила одну руку, чтобы смахнуть слезы. — Извините, — снова пробормотала она. — Я вообще никогда об этом не говорила. Никому не рассказывала. А сейчас… Странно, но я до сих пор зла на него.

— Это вполне понятно. Трудно столько лет носить в себе боль и обиды. — (Она молча кивнула.) — Значит, отец снова напомнил о себе уже после смерти вашей мамы. А он знал, что она заболела вторично?

— Он все прекрасно знал! — почти крикнула Джоузи. — И ни разу ее не навестил. Ни разу не позвонил. Слова ей не сказал. А вот после ее смерти сразу вспомнил обо мне. Позвонил. Сказал, что хочет меня видеть. Говорил, что скорбит о маминой смерти. Предлагал жить вместе. Семьей. Я ему ответила, что семьи у меня больше нет, а все его сожаления — пустой звук. С тех пор я не слышала о нем. Я даже не знаю, где он живет. После развода с мамой он без конца переезжал с места на место. Это было связано с его работой.

— Вы не жалеете, что ваши контакты с ним оборвались?

Чувствовалось, вопрос ее удивил.

— Нет. Ничуть не жалею. Сомневаюсь, что смогла бы спокойно с ним говорить. Особенно сразу после маминой смерти. Я тогда находилась в таком отчаянии, что набросилась бы на него с кулаками. Да и о чем говорить с трусом? Зная мамин характер, она многое могла бы ему простить, если бы он хотя бы изредка ее навещал.

— Я вас понимаю. Очень понимаю. У меня давно разорваны контакты с родительской семьей. Недавно ко мне на работу приходила моя сестра, а так я не жажду ни видеть свою родню, ни слышать их голоса в телефонной трубке.

Склонив голову вбок, Джоузи смотрела на него. Наверное, так она разглядывала то, что собиралась рисовать. Она по-прежнему не убирала своей руки и не противилась тому, что Эш гладил ей не только костяшки пальцев, но и всю тыльную сторону ладони, а потом и запястье. Он мог бы весь вечер водить по ее руке, наслаждаясь бархатистостью кожи. Ему нравилось трогать ее пальцы с разноцветными следами масляных красок.

— Чем ваша семья так обидела вас? — с заметным интересом спросила Джоузи.

— Долгая история. Как-нибудь я вам расскажу. А сейчас мне гораздо интереснее послушать про вас.

— Так нечестно, — нахмурилась Джоузи. — Я достаточно рассказала вам о своей семье. Больше не скажу ни слова, если не услышу ответного рассказа.

Он усмехнулся и крепко сжал ее руку. Джоузи удивленно смотрела на их переплетенные пальцы. Она чувствовала то же, что и он, но отчаянно сопротивлялась, а Эш наслаждался каждым мгновением.

— Сделаем так. Я немного расскажу вам про свою семейку, а потом снова будет ваш черед.

— Это я решу, когда услышу ваш рассказ. Хочу услышать что-нибудь серьезное, сравнимое по значимости с тем, что рассказала вам.

— Такое просто невозможно, — сказал Эш, чувствуя, как все глубже погружается в ее глаза. — Мой рассказ все равно будет бледным по сравнению с вашим. Я не смогу сообщить вам ничего интересного. Поверьте, моя жизнь достаточно обыденна в сравнении с вашей.

Джоузи покраснела и опустила глаза. Она попыталась вырвать руку, однако Эш крепко держал ее пальцы.

— Вам это просто кажется, — хрипло проговорила она. — А для меня, наоборот, интересным будет ваш рассказ. У меня ведь не столько возможностей, как у вас. В этом плане я сильно вам проигрываю. Вы собирали сведения обо мне, устроили за мной слежку. Уверена, вы уже знаете обо мне слишком много. Элементарная порядочность требует от вас уравновесить наше положение и рассказать мне все ваши страшные тайны.

Она флиртовала с ним. Робко, застенчиво, словно это искусство ей не было знакомо. Но Эш впервые испытывал такое мощное возбуждение. Он был переполнен сексуальным желанием. Он хотел Джоузи так, как никогда не хотел ни одну женщину. Однако, помимо плотской страсти, он чувствовал неподдельный интерес. Ему хотелось исследовать каждый квадратный дюйм ее мозга, проникнуть в водоворот ее мыслей. А еще ему отчаянно хотелось завоевать ее доверие. Вот только как? Шантаж не очень-то помогает доверию.

Ничего. Ее доверие — вопрос времени. Она убедится, что ему можно доверять… если даст ему шанс.

— Страшные тайны. Скелеты в шкафу. Боюсь, мой рассказ вас разочарует. Я невероятно скучный тип. Я женат на бизнесе, и мое неприязненное отношение к родне вполне соответствует их неприязненному отношению ко мне. Моей настоящей семьей я считаю своих деловых партнеров и их женщин.

— А как же ваша сестра? Вы сказали, что она была у вас на работе. Вы с ней помирились?

Теперь Эш сам убрал руку и откинулся на спинку стула. Сам не зная зачем, он обвел глазами зал. Столик стоял в укромном уголке, где можно было беседовать, не опасаясь чужих ушей.

— Вы спрашиваете, помирился ли я с сестрой. Можно сказать и так. Правда, пока я еще не убедился в искренности ее намерений. Хочется думать, что у нее наконец нашлись силы вырваться из этой волчьей стаи. Но говорить о результатах еще рано.

— Что же такого ужасного родители сделали вам и вашей сестре?

— Произвели нас на свет, — вздохнул Эш. — Знай я заранее, то ни за что на свете не родился бы у такой парочки. Начнем с того, что моя мать напрочь лишена материнского инстинкта. Тем не менее она произвела на свет четверых детей. Уму непостижимо: зачем самовлюбленной женщине, зацикленной только на собственной персоне, столько детей? Мы же для нее были откровенной обузой.

Джоузи посмотрела на него с явным сочувствием и наморщила нос:

— Неужели у вас всегда были плохие отношения с родителями? Даже в детстве?

— В детстве я их редко видел, — сухо ответил Эш. — Мы все учились в закрытых школах, домой приезжали только на каникулы, но и тогда видели не родителей, а няню. Спрóсите, чем в это время занимались наши отец и мать? Путешествовали. Посещали разные светские сборища. Им было не до нас. В свое время мой дед сумел заработать кучу денег, но он не принадлежал к числу потомственной финансовой аристократии. Таких, как он, называли нуворишами. Мать это до сих пор не может пережить.

— Если вы ничего не преувеличиваете, получается, ваша мать — ужасная женщина.

— Я ничего не преувеличиваю. Понимаете, ужасные люди иногда многого добиваются в своей жизни. А мои родители — просто никудышные люди. Не только никудышные родители, но и никудышные во всем остальном. Я твердо убежден: мать родила нас четверых только затем, чтобы тянуть деньги из деда. Сам он вырос в большой семье, с кучей братьев и сестер. Он заявил матери, что ему нужны внуки. Чем больше, тем лучше. Дед единственный, кого мать опасается злить, поскольку целиком зависит от его финансовой поддержки. Она нас только рожала, а за воспитание и образование платил дед. Родителей мы видели исключительно во время торжеств, где присутствовал дед. Даже не знаю, что было хуже: их привычное наплевательское отношение к нам или игра в заботливых родителей, когда в доме появлялся дед или чужие люди.

— Не повезло вам, — сказала Джоузи. — Я очень любила маму. И бабушку тоже. Они были удивительными женщинами… А что случилось с вашей сестрой? Кстати, сколько ей лет?

— Бриттани — самая младшая из нас. Ей тридцать. Сразу после колледжа мамочка выдала ее замуж за человека, который был значительно старше, зато породистый и с корнями. Их брак продлился два года, и Бриттани не выдержала, развелась. Освободилась от мужа, не получив ни цента. Мать восприняла это как пощечину. Орала на Бриттани, что столько сил положила, устраивая их брак. По мнению матери, Бриттани нужно было несколько лет поиграть в заботливую жену, дождаться, когда муж умрет, и тогда она богатая вдовушка. Думаете, она о счастье дочери думала? Нет, расчет был совсем другим: присосаться к деньгам Бриттани, как они с отцом присосались к деньгам деда.

— Какой кошмар, — прошептала Джоузи. — Просто безумие. Такое ощущение, что вы пересказали мне содержание исторического романа. Неужели в наше время есть такие люди?

— Простите, если разрушил ваши представления об эпохах, — улыбнулся Эш.

— Что заставило Бриттани прийти к вам?

— Желание вырваться из-под влияния родителей. Как я уже сказал, в результате развода она не получила ни цента и была вынуждена вернуться к родителям. Имея образование, она никогда не работала. Ко мне она пришла за помощью. Прежде всего финансовой. А еще — она искала союзника. Эмоциональную поддержку.

— И вы ей помогли?

— Конечно. Я нашел ей квартиру, перечислил деньги на ее счет. Их ей должно хватить до первой зарплаты. Через несколько дней она начнет работать в одном из моих отелей. Остальное целиком зависит от нее. Я помог ей на старте, но не могу за нее добиваться успеха. И потом, надо знать нашу мать. Она сделает все, только бы вернуть Бриттани под свою власть. Я предупредил сестру, чтобы не поддавалась ни на какие родительские провокации. Надеюсь, у Бриттани хватит сил.

— Как здорово, что ей было к кому обратиться за помощью. Я так поняла, до этого ваши отношения складывались не лучшим образом?

— Это еще мягко сказано. Я уже привык, что в родительской семье подрастает новая гадюка и со временем она будет бросаться на меня вместе с матерью. Сейчас я понимаю: у сестры была сломлена воля. Она копировала поведение матери, иначе та съела бы ее. Мне хочется верить, что сестра действительно решила начать новую жизнь. Если это действительно так, я сделаю все, чтобы ей помочь. Мне наплевать, как к этому отнесутся родители и братья.

— Братья старше вас?

— Да. Обоим за сорок. И оба иждивенцы, потому и управляемы. Пляшут под родительскую дудку и целиком зависят от финансовых вливаний деда. Не представляю, как их дети могут уважать таких отцов.

— Печально слышать. А как вам удалось вырваться? И не просто вырваться, а достичь таких успехов?

— По-моему, сейчас опять моя очередь задавать вопросы. Я вывернул себя наизнанку. Но что я знаю про вашу семью? Только то, что ваш отец повел себя как жалкий трус, а мама умерла, не выдержав второго сражения с раком.

— Давайте так: вы ответите на мой вопрос, а потом зададите свой.

— В таком случае я задам два, чтобы сравнять счет.

Джоузи недовольно закусила губы:

— А вам не кажется, что скучно превращать беседу в подобие спортивной игры? Мы так и будем попеременно сравнивать счет?

— Считайте, что я неудачно пошутил. Хорошо, я отвечу на ваш вопрос. Но потом будет ваш черед.

— Договорились.

— В колледже я подружился с двумя парнями: Гейбом Хэмилтоном и Джейсом Крестуэллом. Радости жизни интересовали нас больше учебы. Вечеринки, ухлестывание за девчонками. Не знаю, как сложились бы наши судьбы, если бы родители Джейса не погибли в автомобильной катастрофе. Он остался один с шестилетней сестрой на руках. И тогда в нас что-то повернулось. Вы будете смеяться, но нам захотелось стать большими боссами. Мы приналегли на учебу, а после колледжа стали строить свой бизнес. Взяли отель в аренду с расчетом затем его выкупить. Вкладывали в работу душу и сердце. Работали без выходных, без отпусков. Действовали по классической схеме: каждый заработанный доллар стремились вложить в дело. Через год удалось расшириться. Используя этот отель как плацдарм, сумели купить второй. Потом поняли: просто владеть отелями мало. Нужно постоянно развивать их сеть. Стали искать инвесторов, строить новые отели. В дальнейшем к ним добавились курорты. Доходы росли, репутация крепла. Нам становилось все легче находить инвесторов для новых проектов.

— Значит, ваш успех никак не зависел от родительской семьи?

— Ни капли. Я не просил у них ни цента. Наоборот, потом вернул им деньги за свое обучение в колледже. Я оборвал все ниточки, за которые они могли меня дергать. А пускать их в наш бизнес? Ни в коем случае.

— Надо понимать, семья ничуть не радовалась вашим успехам.

— Что вы! — усмехнулся Эш. — Для них это было как град пощечин. Во-первых, я всего добился сам, при поддержке друзей, но без помощи родителей. Во-вторых, я отказался давать им деньги. Представляете, у родителей хватило наглости утверждать, что они не жалели времени и сил на мое воспитание! Пришлось им кое-что напомнить. С таким же успехом и ваш отец мог бы заявить, что вы теперь должны тащить его на себе.

Лицо Джоузи помрачнело, а губы вытянулись в тонкую линию. Чувствовалось, ей неприятно само упоминание об отце. Эш снова потянулся к ее рукам, но на этот раз Джоузи напряглась. Руки покрылись гусиной кожей.

— Теперь моя очередь задать вам двадцать вопросов, — стараясь не замечать ее хмурого вида, сказал Эш.

— Кажется, я не задавала вам двадцать вопросов.

— Почти.

— Ладно, спрашивайте, — вздохнув, разрешила Джоузи.

Взгляд Эша мгновенно переместился на ее шею, туда, где белела полоска от снятого ошейника. Полоску он заметил сразу же, как только Джоузи вышла из ломбарда. Тогда Эш не осмелился питать никаких надежд. Но она приняла его приглашение, хотя оно и попахивало шантажом, и в ресторан пришла без ошейника. Означало ли это, что она тоже заинтригована странным притяжением, возникшим между ними? Эш мысленно приказал себе не торопиться с выводами. Это могло означать что угодно.

— Почему вы больше не носите ваш ошейник? — спросил Эш.

Левая рука Джоузи инстинктивно коснулась шеи. Глаза недовольно сверкнули. Других реакций не последовало. Ее губы были все так же плотно сжаты.

— Джоузи! Вы обещали ответить на вопрос. Почему вы не носите ошейник?

— Потому что мы с ним больше не встречаемся, — вздохнув, ответила она.

В лице Эша ничего не изменилось, однако внешнее бесстрастие стоило ему немалых усилий. Он и сам предполагал такой ответ, но не хотел торопиться с выводами.

— Что случилось?

Джоузи вырвала руку, уткнувшись глазами в пол. Эш понимал, что ей тяжело на него смотреть. Он ждал, полный решимости добиться ответа. Ответ ему был очень важен. Он хотел знать все.

— Вы с ним порвали или он? — не выдержав, спросил Эш.

— Я.

— Расскажите почему. Джоузи, что случилось?

Она вскинула голову:

— Вы, Эш, — вот что случилось! Вы.