ТРЕБУЕТСЯ. Помощница в довольно необычный дом.

Жилье обеспечивается. Предпочтительно курящая. Обращаться лично к профессору Уиллоуби Д'Ерезби.

Но убедительная просьба не беспокоить во время показа телесериала «Жители Ист-Энда».

Гауер-стрит. На доме, увы, нет номера; просьба ориентироваться по большой урне у парадной двери.

 

Я во все глаза смотрела на объявление профессора Уиллоуби Д’Ерезби, висевшее за стеклом газетного киоска, когда ко мне подошел человек с портфелем служащего и встал рядом. Было пять часов утра. Пустынная черная улица слабо поблескивала. Желтый свет из газетного киоска падал на его черные шнурованные ботинки. Он откашлялся:

– Вы работаете, девушка?

– Да, трубочистом, но обслуживаю собственную трубу.

Он взглянул на меня. У него было приятное глупое лицо. Он был разочарован.

– Извините за беспокойство.

Он повернулся и пошел по улице. Его туфли громко цокали по тротуару.

Он шел, как человек, которому некуда идти. Я держалась поближе к лужице света и наблюдала за ним. Он обернулся и посмотрел на меня. Несколько мгновений мы не сводили друг с друга глаз. Лондон одержал-таки надо мной полную победу. Я обезумела от голода и ужаса. Он снова подошел ко мне, помахивая портфелем. Очень тихо произнес:

– У вас есть куда пойти?

– Нет, а у вас?

– Нет.

– В парк?

– Да, хорошо.

– Не слишком холодно?

– Нет.

Он взял меня за руку; он был навеселе. Спросил, как меня зовут. Я отказалась назвать себя. Он сказал, что его зовут Лесли и он опоздал на поезд. У него не хватало трех зубов. Мы шагали молча, пока не вышли на площадь. Ворота парка были заперты.

– Через забор перелезешь? – спросил он своим тихим голосом.

В ответ я ухватилась за низко свисавшую ветку и взобралась на ограду. Какое-то время я стояла на ней, сохраняя равновесие, чувствуя себя очень удобно в поношенной одежде и тапочках; я готова была прыгать, бегать и кувыркаться в траве.

Он перелезал дольше меня. Лез осторожно, медленно, и я сказала:

– У тебя всего один приличный костюм, да?

– Тот, который на мне, – ответил он. – Я в нем хожу наниматься на работу. Правда, работы я так и не получил, – добавил он. В парке он снова взял меня за руку. – Не люблю темноты, – сказал он.

Мы легли рядышком, а над нами качались деревья. Стал накрапывать дождь.

– Откуда-то пахнет сажей, – сказал он.

– Это от меня, – откликнулась я.

Он снял свою белую рубашку и, аккуратно сложив, убрал в портфель. Он начал дрожать от холода. Я посоветовала ему надеть пиджак.

– Нет, – сказал он. – Мы скоро согреемся.

Несколько мгновений мы тихонько лежали бок о бок под дождем, потом он вежливо спросил, готова ли я начать. Мы начали, продолжили и завершили. В три минуты все было кончено. Он с трудом переводил дух, на его спине светилась в темноте влажная сетчатая майка.

– Что ж, очень было славно, – произнес он, когда мы разъединились и вновь стали двумя отдельными телами.

– Спасибо, – ответила я.

Можно было подумать, что мы говорим про кусок домашнего пирога. Небо уже светлело, и мы перешли к обсуждению моего гонорара.

– У меня всего-навсего несколько фунтов, – сказал он и принялся выворачивать карманы, как будто я обвинила его во лжи. Для пущей достоверности он раскрыл портфель. Я заглянула в него.

– Можно мне взять сигареты и пакетик конфет? – спросила я.

– Да, – ответил он, – а еще могу дать два фунта.

Он вручил мне монеты, и я прижала их к щеке. Я ела карамель, курила сигарету, а Лесли тем временем рассказывал о своей жене и о том, как сильно он ее любит. Незаметно подкрался день. Стало светло. Мы поднялись с земли.

– Я и не знал, что ты такая прелестная, – сказал он. – У тебя волосы свои?

– Нет, парик, – ответила я и побежала к ограде, взобралась на нее, соскочила и умчалась искать дом профессора Уиллоуби Д’Ерезби.