ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
В «Старбаксе» Джулия настояла, что сегодня угощает она, и тайком расплатилась подарочной картой с изображением ярко сияющей лампочки. После кофейни они еще немного погуляли по улицам. В ресторане «Сеговия» их встретил обаятельный испанец, представившийся хозяином заведения. Улыбка испанца стала еще лучезарнее, когда Пол заговорил с ним на его родном языке.
Ярко-желтые стены ресторана создавали иллюзию солнечного света, которого так не хватало в осеннем Торонто. По стенам странствовали Дон-Кихот и Санчо Панса, изображенные в манере Пикассо. Гитарист в углу играл аранжировки знаменитого Андреса Сеговии, в честь которого был назван ресторан. Столы для профессорского банкета занимали центральную часть зала. Их расставили в форме квадрата, оставив узкий проход в его внутреннюю часть. При таком расположении все гости неминуемо видели друг друга. Джулии вовсе не улыбалось лицезреть профессора Пиранью. Да и тайком улизнуть не удастся, если станет уж совсем противно сидеть на этом банкете.
Пол сразу определил, какая сторона квадрата отведена для именитых гостей, и выбрал места подальше. Пока он по-испански обсуждал с официантом меню, Джулия спохватилась, что до сих пор не включила телефон. Она помнила колючий, ревнивый взгляд Габриеля и решила успокоить его эсэмэской. Оказалось, он сам прислал ей сообщение, которое она могла бы прочитать еще в «Старбаксе».
На обед не ходи. Придумай отговорку для Пола.
Жди меня в моей квартире. Консьерж тебя впустит.
Потом все объясню. Прошу тебя, сделай, как я прошу.
Г.
Джулия тупо смотрела на дисплей мобильника.
— Выпить чего-нибудь хочешь? — спросил ее Пол, слегка трогая за локоть.
— Я бы с удовольствием выпила сангрию, но сейчас, наверное, не сезон.
— У нас, сеньорита, сангрию подают круглый год, — сообщил официант.
— Тебе кто-то написал? — осторожно полюбопытствовал Пол, дождавшись, когда официант уйдет.
— Да. Оуэн. Я только здесь вспомнила, что у меня выключен мобильник. Прости, но я должна ему ответить.
— Естественно, — пожал плечами Пол и углубился в изучение меню.
Джулия быстро написала ответ.
У меня был выключен телефон. Увы, слишком поздно. Я уже здесь.
Не надо меня ревновать. Вечером я буду у тебя.
И ночь тоже — до самого утра.
Дж.
Джулия вернула мобильник в сумку, мысленно умоляя Габриеля не слишком сердиться на нее. Потом она, тоже мысленно, помолилась богам всех ревнивых и чересчур опекающих профессоров, прося их вразумить его и уберечь от какой-нибудь глупой выходки. Особенно в присутствии коллег.
Джулия не любила громких сигналов и потому всем сигналам в своем телефоне установила пониженную громкость. Ответ на ее эсэмэску пришел почти сразу же, но мобильник лежал в сумке, и она ничего не услышала.
Минут через двадцать подошли все приглашенные. Неподалеку от Пола сели профессор Лиминг и несколько ее коллег с философского факультета. Габриелю повезло значительно меньше — он был зажат между профессором Мартином и Сингер.
Официант принес сангрию, и Джулия быстрыми глотками опустошила бокал, надеясь, что вторая порция позволит ей сбросить напряжение и не столь болезненно реагировать на соседку Габриеля. Ей было очень неуютно, и она силой заставила себя думать о чем-то другом. Например, о рецепте сангрии. В этом ресторане напиток готовили с изрядной долей апельсинового и лимонного сока.
— Тебе что, холодно? — спросил Пол, кивая на шаль, все еще закрывавшую плечи Джулии.
— Нет. Просто забыла снять.
Джулия сняла шаль и положила поверх сумки.
Пол поспешно отвел глаза. Сегодня ему впервые открылось, что при всей худощавости природа наградила Джулию довольно большой грудью, очень красиво подчеркнутой сейчас вырезом платья.
Едва только Джулия сняла шаль, как в ее тело впилась пара голодных синих глаз. Обстановка не позволяла Габриелю слишком долго наслаждаться зрелищем, и он торопился за считаные секунды впитать в себя как можно больше впечатлений.
— Пол, а эта профессор Сингер… с нею все в порядке? — почти шепотом спросила Джулия, закрывая губы бокалом.
Пол видел, как Энн Сингер пыталась сесть чуть ли не впритык к Габриелю и как тот все время отодвигал свой стул. Тогда она начинала двигать свой. К сожалению, Джулия этого не видела.
— У нее с Эмерсоном был романчик. Похоже, сейчас возобновился, — презрительно усмехнулся Пол. — Теперь понятно, отчего наш проф всю неделю был в хорошем настроении.
Джулия почувствовала, что выпитая сангрия готова выплеснуться наружу.
— Значит, она была его… любовницей?
Пол придвинул свой стул поближе, чтобы их разговор не достиг ушей профессора Лиминг. Впрочем, вряд ли Дженнифер что-то услышала бы. На сцене танцовщица исполняла фламенко. Гитарист аккомпанировал ей на пределе громкости.
— Сейчас расскажу, — пообещал Пол. — А пока рекомендую попробовать испанские деликатесы. Ты смотри, сколько здесь сыров. Хочешь попробовать того, с синими прожилками? Это кабралес.
Джулия кивнула и даже для вида принялась жевать ломтик сыра.
— Уж не знаю, чем она захомутала нашего профа. Там же сплошное садомазо, плюс женское доминирование. Как говорят, на большого любителя.
Джулия хлопала глазами, отказываясь верить.
— Ты смотрела «Криминальное чтиво»? — спросил Пол.
— Не люблю фильмы Квентина Тарантино. Мрачный он, — призналась Джулия.
— Словом, Энн считает средневековые пытки… сильным сексуальным стимулом.
— Ты-то откуда знаешь?
— Это знает каждый, кто зайдет на ее сайт. Она и не скрывает своих пристрастий. Средневековые пытки — тема ее исследований. У нее куча публикаций. Кстати, считается признанным специалистом в этой области.
Джулия с трудом проглотила сыр.
— Ты хочешь сказать, что Эмерсон…
— Видно, у них обоих не все в порядке между ног. Знаешь, с некоторых пор я стал думать, что в Эмерсоне живут два человека. Один — первоклассный исследователь, с которым интересно работать. А второй — Эмерсон в его частной жизни. Вот об этом Эмерсоне я стараюсь не думать. По-моему, уж если двое улеглись в постель, то у них все должно происходить нежно и ласково… А эти взаимные истязания… такого не понимаю. — Пол оглядел гостей. Почти все были заняты разговорами. Кто-то следил за танцовщицей. — Никак не могу понять: почему чем человек утонченнее, тем извращеннее? По-моему, если у двоих дошло до секса, они должны относиться друг к другу бережно и уважительно. Зачем делать друг другу больно? Даже если у кого-то из двоих мозги повернуты.
Джулия пожала плечами и отхлебнула вторую порцию сангрии.
— Я бы ни за что не смог встречаться с девчонкой, которой нужны издевательства над нею. Особенно в постели. — Пол не мог остановиться. — Секс должен приносить радость и удовольствие. Ты можешь представить, чтобы Данте связал Беатриче и начал хлестать плеткой?
Джулия покачала головой.
— Помню, на предпоследнем курсе университета я слушал курс. Назывался он «Философия секса, любви и дружбы». Мы много говорили о взаимном согласии. Казалось бы, если у двоих взрослых людей что-то происходит по взаимному согласию, значит это нормально. Но наш профессор спросил: а если кто-то добровольно соглашается на что-то заведомо несправедливое? Например, добровольно продает себя в рабство?
— По-моему, никто добровольно не согласится стать рабом, — сказала Джулия.
— Я говорю не про рабство на галерах или плантациях. Есть еще добровольное сексуальное рабство. Профессор Сингер любит рассуждать на эту тему. Получается, если человек добровольно соглашается быть сексуальным рабом или рабыней, — это нормально? Или у человека что-то с головой не в порядке, если его тянет в рабы?
Джулии стало совсем тошно, поскольку разговор вплотную касался профессора Пираньи и Габриеля. Она быстро допила второй бокал и спросила:
— Пол, а я ведь так и не знаю темы твоей диссертации. Ты давно обещал мне рассказать.
— Я буду писать о разных аспектах наслаждения, — усмехнулся он. — Сравню его виды, считающиеся смертными грехами, — прелюбодеяние, чревоугодие и алчность, — с райскими наслаждениями. Например, с созерцанием прекрасного. Эмерсон мне очень помог своими советами. Ткнул меня носом во все мои слабые места. Но знать какие-либо подробности его личной жизни… нет уж, увольте. Даже если это нагляднейшая иллюстрация ко второму кругу Ада.
— Не понимаю, почему люди не стремятся к обыкновенной человеческой доброте, — задумчиво произнесла Джулия, обращаясь не столько к Полу, сколько к самой себе. — В жизни и так достаточно боли, чтобы намеренно ее создавать.
— Таков мир, в котором мы обречены жить, — развел руками Пол. — Очень хочу надеяться, что твой парень обращается с тобой по-доброму. Благодари судьбу, что нашла нормального человека, а не какого-нибудь… утонченного извращенца.
К ним подошел официант, и потому Пол не заметил, как резко побледнела Джулия, увидев, что Энн Сингер почти лежит на плече Габриеля и шепчет ему на ухо.
Габриель упрямо глядел в стол. Его губы были плотно сжаты.
«Габриель, ты же чувствуешь мой взгляд. Посмотри на меня. Выпучи глаза, потри щеки, нахмурься… подай мне хоть какой-нибудь знак. Разубеди меня в словах Пола».
— Джулия, — прервал ее размышления Пол, — давай закажем валенсианскую паэлью. Ее почему-то делают всегда для двоих. Согласна? — Только сейчас он заметил, что Джулия бледна и у нее дрожат пальцы. — Ты напрасно ничего не ешь. Видишь, что с тобой сделала сангрия? Она хоть и не очень крепкая, но на голодный желудок… Так я заказываю паэлью?
— Да, — рассеянно ответила Джулия. — Конечно.
Пол решил, что бледность Джулии вызвана не только голодом, но и не слишком пристойной темой, которую его дернуло развивать. Он резко сменил тему и стал рассказывать, как летом ездил в Испанию и был очарован архитектурой Гауди. Джулия кивала и время от времени даже задавала вопросы, однако мысли ее были далеко. С кем же она неделю назад делила постель? С падшим ангелом, в котором еще сохранилось добро? Или с тем, у кого внутри темная бездна?
Пол продолжал рассказывать про Барселону, когда Джулия заметила, что левая рука профессора Сингер скользнула под стол. Джулия не могла заставить себя взглянуть Габриелю в глаза, зато любительница средневековых пыток ее заметила. Их взгляды встретились. Габриель старался оттолкнуть руку своей назойливой соседки. Джулия этого уже не видела. Она повернулась к Полу. Не видела она и изумленно-вопросительного блеска в глазах Энн Сингер. Впрочем, вскоре эти глаза вновь стали немигающими.
Джулии не хотелось никаких испанских блюд. Наверное, самым правильным сейчас было бы уйти. Но на такой демарш у нее не хватало душевных сил. Оставаться в зале Джулия тоже не могла. Шепнув Полу, что ей нужно в туалет, она встала из-за стола и пошла на второй этаж.
Давно ей уже не было так скверно. Глядя на себя в зеркало, Джулия пыталась осмыслить сказанное Полом. Мысли путались, а сердце истекало кровью.
«Ну почему людям так нужно, чтобы их били? Если не физически, то словесно. Габриель… Энн… боль… подчинение… Пальцы Энн на коленях Габриеля… Энн, хлещущая Габриеля… Габриель, хлещущий Энн».
Джулия схватилась за край умывальника. Она боялась, что ее вот-вот вытошнит. Но желаемого облегчения не наступало. Она закрыла глаза и просто стояла, стараясь глубоко дышать. Сколько времени так продолжалось — она не знала.
Хлопнула дверь туалетной комнаты.
— Добрый вечер, — улыбнулась вошедшая профессор Сингер, сверкнув мелкими зубами. Свет, отражаемый стеклами профессорских очков, придавал ее зеленым глазам красноватый оттенок. — Меня зовут Энн Сингер. Рада с вами познакомиться. — Энн протянула руку, которую Джулия вяло пожала, пробормотав ответную вежливую фразу.
Профессорская рука была холодной, но отнюдь не безжизненной. Пальцы Энн цепко и излишне долго держали ладонь Джулии. Прежде чем отпустить ладонь, Энн провела пальцем по ладонной борозде, которая у хиромантов называлась линией жизни. Джулия вздрогнула.
— Мне показалось, что вы ждали меня, — сказала Энн, щурясь и вскидывая голову. — Никак мое присутствие заставляет вас нервничать? Вы же вся дрожите.
— Нет, я не ждала вас, — хмуро буркнула Джулия. — А дрожу я, потому что у меня, кажется, начинается грипп.
— Бедняжка. Грипп — препротивнейшая болезнь. — Энн приблизилась к ней. Теперь она широко улыбалась. — Вообще-то, по вам не скажешь, что вы простудились. Вид у вас вполне здоровый. Кстати, у вас потрясающая кожа.
— Благодарю вас, — почти шепотом произнесла Джулия, намереваясь поскорее уйти.
— Что вы? Не за что. Это не комплимент, а констатация факта. Вы пользуетесь помадой? Или это естественный цвет ваших губ? — Профессор Сингер наклонилась к ней. Их лица разделяло всего несколько дюймов.
— Я не пользуюсь помадой, — сказала Джулия, пятясь назад.
— Удивительно, — улыбнулась Энн, надвигаясь на нее. — Вы наверняка знаете, что у женщин природный цвет их губ повторяется и в более интимных местах. Вашим ртом можно просто любоваться. Уверена, что и там вы завораживающе красивы.
Джулии захотелось опрометью выскочить из туалета.
— Посмотрите на себя в зеркало, — тоном обольстительницы продолжала профессор Сингер. — Разве я могла не заметить вас за столом? К счастью, и вы тоже меня заметили. — Она подошла еще ближе и, понизив голос, спросила: — Вам нравится наблюдать? Вы ведь следили за тем, что я ему делала под столом. Ну и как?
— Не понимаю, о чем вы говорите, — стремительно краснея, выдохнула Джулия.
— Бросьте, дорогая, все-то вы понимаете. Думаю, вам известно, что тело меняет цвет не само по себе, а под действием притока крови. — Энн улыбнулась, снова обнажив ровные змеиные зубы. — Я вас ошеломила или возбудила, и у вас вспыхнули щеки. Но ведь вы покраснели не только лицом. — Теперь профессорский голос превратился в страстный шепот. — А то, что у вас внизу, жаждет ласк. Мучительных ласк. — Она облизала губы. — Моя маленькая розовая жемчужина. Думаю, другие ваши губки так и просят, чтобы я их поцеловала. Из вас могла бы получиться милая домашняя зверюшка.
— Ошибаетесь. Я не была и не собираюсь быть ничьей домашней зверюшкой, — рассердилась Джулия.
Профессор Сингер оторопела. Вероятно, она ждала совсем другой реакции.
— Я человек, а не животное. И нечего ко мне приставать! — довольно грубо бросила ей Джулия.
Она не знала, откуда в ней появилась смелость. Возможно, оттого, что профессор Сингер оказалась еще противнее, чем она думала.
Джулия ждала ответного всплеска гнева, но Энн только смеялась.
— Дорогая моя, человеческие существа — те же животные. У нас одинаковая физиология, одинаковые реакции на раздражители, одинаковые потребности в пище, питье и спаривании. Просто у некоторых из нас больше мозгов, чем у зверюшек. Только не думайте, что мозги приносят счастье.
— Мне моих мозгов хватает, чтобы понять разницу между человеком и животным. И я не хочу, чтобы меня трахали, как зверюшку. — Она обошла Энн и схватилась за ручку двери.
— Если ваши представления изменятся, разыщите меня. Честное слово, не пожалеете, — промурлыкала профессор Сингер.
— С вами я не желаю встречаться даже в аду, — выпалила Джулия, опрометью выбежав в коридор.
За нею кто-то гнался. Джулия вскрикнула. Ее схватили сзади, втолкнули в темную комнату и закрыли дверь на защелку. Джулия молотила в чью-то крепкую, явно мужскую грудь, пока ее не схватили за обе руки.
— Джулианна.
Его лица не было видно, но она узнала голос, а его прикосновение моментально ее успокоило.
— Пожалуйста, зажги свет. Я… боюсь темных замкнутых пространств, — будто испуганный ребенок, захныкала Джулия.
Габриель разжал руки и достал из кармана айфон, используя яркий дисплей вместо фонаря.
— Так лучше?
Он хотел было пошутить, что боязнь замкнутых пространств никак не связана с темнотой, но Джулия была не в том состоянии. Тогда Габриель обнял ее за талию и поцеловал в лоб.
Света дисплея хватало, чтобы понять, куда они попали. Это было хозяйственное помещение.
— Джулианна, я видел, как Энн устремилась за тобою следом. Как ты себя чувствуешь?
— Отвратительно.
— Что она с тобой сделала?
— Сказала, что из меня получилась бы милая домашняя зверюшка, — ответила Джулия, опуская глаза.
— Она тебя трогала? — хмуро спросил Габриель.
— Только за руку.
Габриель уменьшил свечение дисплея. Энн Сингер была пронырливым хищником.
— Этого я больше всего и боялся. Я же тебе послал эсэмэску. Почему ты меня не послушалась?
— Я убрала телефон в сумку и не слышала сигнала. И потом, я и представить не могла, что ученая дама, да еще в людном месте…
— Она все время следила за тобой. Ее возбудила твоя застенчивость, не говоря уже о твоей красоте. Усадить вас за один стол — все равно что размахивать ягненком перед носом волка. — Габриель поморщился и пробормотал ругательство. — Я, как мог, пытался тебя удержать.
— Нет, — тихо возразила Джулия. — Ты приревновал меня к Полу. И тебе еще нужно было самому отбиваться от ее наскоков.
— Да, приревновал, — шумно выдохнул Габриель. — Прежде я никогда никого не ревновал. Для меня это совершенно новое чувство. Я должен был это предвидеть. Ведь мог же заранее попросить Пола, чтобы сводил тебя в любой другой ресторан. Только не на этот чертов банкет!
— У тебя были отношения с Энн Сингер?
Габриель поджал губы:
— Здесь неподходящее место для разговоров на подобные темы.
К горлу Джулии снова подкатила тошнота. Она еще надеялась, что Пол все не так понял. Однако реакция Габриеля доказывала обратное.
— Как ты мог? — прошептала Джулия.
— Давай не здесь. Ты вся дрожишь. У меня такое ощущение, что тебя может вытошнить.
— Почему ты не отвечаешь на мой вопрос?
— Джулианна, мне сейчас всего важнее твое благополучие и нормальное самочувствие. Я не буду отвечать ни на какие вопросы, пока не удостоверюсь, что ты нормально себя чувствуешь. Но если тебя вывернет, я постараюсь, чтобы ты не запачкала волосы.
— Не волнуйся, меня не вывернет, — устало возразила Джулия. — К сожалению, она не первая женщина, у которой я вызываю определенный интерес. Мне вообще было бы на нее наплевать. Но мне больно, что ты что-то скрываешь.
— Джулианна, если я начну тебе о ней рассказывать, ты сама не захочешь слушать. Ты слишком чистое создание, чтобы пачкать твой разум.
— А почему ты позволил ей так откровенно и гадко заигрывать с тобой под столом? Возможно, она бы вообще не обратила на меня внимания. Но я почувствовала, что с тобой что-то происходит, и посмотрела в вашу сторону.
У Габриеля заходили желваки.
— Провокации — ее излюбленный прием. Она знала, что я не решусь поднимать шум. Я мог бы ее осадить. Я терпел лишь потому, что надеялся: она сосредоточится на мне и забудет про тебя. Как видишь, я оказался неправ.
— Габриель, почему я должна узнавать от Пола, что у тебя с нею были близкие отношения?
— Пол тебе рассказал?
Она кивнула.
Габриель выругался и стал тереть себе веки.
— Я вообще не ожидал, что она придет на мою лекцию. У нас с нею разные жизненные ценности. Исследовательские интересы тоже разные. Я несколько месяцев ее не видел. Энн — часть моего прошлого, которое ни за что не повторится, даже если бы мне было суждено жить вечно.
— Пол говорил, что она любит боль. Вы что, хлестали друг друга плетками?
Габриель до хруста стиснул кулаки.
— Не совсем так, но для нее боль — как наркотик. Могу сказать так: Энн была коварной искусительницей, а мне… а я попался на том, что она отличалась от всех прежних моих женщин, готовых любыми способами меня ублажать. Не хочу рассказывать тебе о ее мире. Это темный, мрачный мир, в котором нормальным людям нечего делать. Это ад, но не картинный, как у Боттичелли, а во всей своей неприглядности. Липкий, смрадный… Наши встречи происходили отнюдь не безоблачно. Однажды она… словом, она крепко меня разозлила. И тогда я дал ей попробовать ее же снадобья. На этом наши отношения прекратились. Она буквально вышвырнула меня из своего дома.
— Она била тебя?
— И не однажды, — нехотя признался Габриель. — За это я ей и отплатил.
— Габриель, — всхлипнула Джулия. Габриелю показалось, что ему полоснули ножом по сердцу. — Как ты мог? Как ты мог позволить этой женщине дотрагиваться до тебя?
Он крепко обнял Джулию:
— Джулианна, тебе это лучше не знать. Пожалуйста, забудь все, что рассказывал Пол. Забудь о ней.
— Не могу. Сегодня на лекции ты говорил потрясающие вещи. Помнишь? Ты говорил, что секс — слияние не только тел, но и душ. Получается, слова — это одно, а в жизни ты стремился к другому? Или ты думаешь, что влюбленным такого состояния просто не достичь?
— Влюбленные могут этого достичь, — упрямо возразил Габриель, буравя ее глазами. — Просто я никогда не испытывал это состояние… Так что здесь я тоже… девственник.
Она с удивлением посмотрела на него:
— Но зачем тебе понадобилось добавить к этому еще и боль? Разве в твоей жизни было мало боли?
— Давай не будем об этом, — поморщился он.
— Нет, будем! Твоя жизнь похожа на дом, полный запертых комнат. Я даже отдаленно не могу представить, какие монстры таятся за их дверями. Ты не желаешь мне об этом рассказывать. Даже о твоей бывшей любовнице я вынуждена узнавать от твоего лаборанта!
— Она никогда не была моей любовницей… Между прочим, в твоем доме тоже есть запертые двери. Я спросил тебя о Саймоне, но ты наотрез отказалась говорить о нем. Как видишь, мы похожи.
— Но я рассказала тебе о своей матери.
— Да, — вздохнул Габриель. — И меня потрясло все, что происходило с тобой в Сент-Луисе. Это было страшнее, чем Энн и ее дешевые сцены… Но ты права. Я должен был сам рассказать тебе о ней. — Габриель переминался с ноги на ногу. — Я опасался тебе рассказывать. Думал, когда ты узнаешь, тебя это оттолкнет от меня и ты убежишь. Зачем тебе находиться рядом с дьяволом?
— Ты не дьявол. Ты падший ангел, не утративший доброты. Падший ангел, мечтающий о настоящем любовном союзе с женщиной. Падший ангел, умеющий относиться к женщине с заботой и нежностью… — прошептала Джулия и закрыла глаза. — Узнать от тебя о профессоре Сингер было бы лучше, чем столкнуться с нею в туалете или смотреть на ее вульгарные ужимки за столом.
— Джулианна, мне невероятно стыдно, что так получилось. Конечно, тебе от моего стыда ни жарко ни холодно.
— Габриель, ты не единственный грешник в этой каморке. Потому я не осмеливаюсь попрекать тебя твоими прошлыми грехами. Но скажи, ты все еще хочешь Энн?
— Ни в коем случае! — Габриель брезгливо поморщился. — Джулианна, пойми: у нас с нею даже не было того, что принято называть отношениями. Так, пара встреч. Все закончилось более года назад, и с тех пор я месяцами о ней не слышал. — Он шумно втянул в себя воздух. — Если ты настаиваешь, я расскажу тебе еще, но не сейчас. Ты дождешься, пока я отсижу на этом чертовом обеде?
Джулия задумчиво кусала губу. Габриель осторожно разжал ей зубы.
— Ну зачем ты уродуешь свои губы? Мне больно смотреть, что ты с ними вытворяешь.
— Я могла бы то же самое сказать и тебе. Мне тоже больно смотреть, что ты вытворяешь, хотя и не с губами. — (Он ссутулился и тяжело вздохнул.) — Я дождусь твоих объяснений, если ты обещаешь, что больше не позволишь ей дотронуться до тебя.
— Это я тебе обещаю, и с радостью.
— Спасибо.
— Значит, ты остаешься? — осторожно спросил Габриель.
— Нет. Я не смогу сидеть за одним столом с нею и есть паэлью. Тогда меня точно вытошнит.
— Я отвезу тебя домой.
— Габриель, ты сегодня почетный гость. Ты не можешь уйти.
Габриель задумчиво провел рукой по волосам.
— Тогда давай я вызову такси. Я попытаюсь смотаться как можно раньше. Консьерж предупрежден. Тебя впустят без лишних вопросов. — Он достал бумажник.
— Габриель, у меня найдется на такси.
— Возьми мою кредитную карточку. Закажешь себе обед с доставкой. Хоть спокойно поешь.
— Я смотреть на еду не могу.
Он вздохнул и снова стал тереть себе веки.
Джулия подошла к двери, но Габриель схватил ее за локоть:
— Постой… Ты сегодня вошла в аудиторию, и у меня сердце запрыгало. Представляешь, мое сердце запрыгало! Ты еще никогда не была такой красивой. Ты выглядела… счастливой. — Он шумно сглотнул. — Прости, что своими руками погубил этот взгляд и не предупредил тебя заранее. Ты сможешь… меня простить?
— Габриель, ты согрешил не против меня, — сказала Джулия. Она снова кусала губы, боясь расплакаться. — Я пытаюсь понять, насколько глубоко в тебе укоренилась эта потребность в боли и как это повлияет на нас обоих. Я вдруг поняла, что совсем тебя не знаю, и потому мне больно. — И с этими словами она вышла в коридор.
* * *
Судьба улыбнулась Джулии: когда она вернулась в зал, Энн за столом не было. Оглядев стол, Джулия заметила отсутствие еще одной ученой дамы. Строить предположения ей не хотелось.
Полу достаточно было взглянуть на покрасневшие глаза Джулии, и он сразу же отказался от всех попыток уговорить ее посидеть еще немного. Он спокойно выслушал ее вранье насчет сильной головной боли и не задал никаких вопросов, пока они оба не покинули ресторан.
— Я видел, как Сингер поспешила за тобой в туалет.
Джулия нехотя кивнула.
— Она хищница. Опасная хищница. Забыл тебя предупредить. Надеюсь, обошлось без… инцидентов?
— Обошлось. Но сейчас мне нужно домой. Прости, что лишила тебя паэльи.
— Да плевать мне на паэлью. Меня ты волнуешь… Слушай, если ты хочешь подать на нее официальную жалобу, в понедельник я могу тебя сводить туда, где их принимают.
— Что это такое?
— Комиссия, которая принимает и рассматривает жалобы на неадекватное поведение, угрозы, домогательство и так далее. Если хочешь пожаловаться на приставания Сингер, я тебе помогу.
Джулия покачала головой:
— Свидетелей-то не было. А так получится, что я пытаюсь ее оговорить. Я вообще хочу забыть это, как дурной сон, если только с ее стороны не будет новых поползновений.
— Конечно, тебе самой решать. Между прочим, у меня в прошлом году был с нею конфликт, и я подал официальную жалобу. Она тоже пыталась изворачиваться. Утверждала, что я ее оговариваю. Но мою жалобу приняли и внесли в ее личное дело. И знаешь, помогло. Теперь она обходит меня стороной. Не могу похвастаться обилием умных поступков, но этот считаю самым умным.
— Я бы вообще предпочла никогда больше ее не видеть. Но я подумаю над тем, что ты сказал. — Джулия виновато улыбнулась. — Прости, что испортила тебе вечер.
— С меня тоже хватит факультетских застолий. В «Старбаксе» мне гораздо уютнее. Особенно с тобой… Приятных тебе выходных. Захочешь поболтать — звони.
Пол открыл ей дверцу такси и помахал на прощание.
В машине Джулия достала мобильник и прочла послание Габриеля:
Держись подальше от проф. Сингер.
Не отходи от Пола — его она терпеть не может.
Будь осторожна.
Г.
«Слишком мало. И слишком поздно», — с грустью подумала Джулия.
В квартире Габриеля она первым делом включила камин, надеясь с его помощью разогнать ледяную мглу, окутавшую сердце. Увы, камин согрел лишь воздух в гостиной. Джулии вдруг захотелось вернуться в свою «хоббитову нору», лечь и с головой накрыться одеялом. Но от реальности под одеялом не спрячешься.
Ноги сами понесли ее в спальню Габриеля, где она зажгла свет в гардеробной и принялась искать спрятанные черно-белые фотографии. Ей хотелось проверить, не запечатлена ли на одном из снимков хищная профессор Сингер. Фотографии исчезли. Джулия обшарила всю гардеробную, затем осмотрела спальню и даже заглянула под кровать. Снимков нигде не было.
Теперь стены украшали картины. Две абстрактные композиции, две репродукции с известных картин эпохи Возрождения, репродукция с картины Тома Томсона, прожившего недолгую, полную загадок жизнь.
Джулия стояла перед комодом, любовалась «Весной» Боттичелли и наслаждалась покоем, которым веяло от всех картин. Из пространства спальни ушла тревожность и агрессия. Потом она увидела еще одну небольшую, размером восемь на десять дюймов, картину в темной раме. На картине были изображены танцующие мужчина и женщина. Мужчина был высоким, обаятельным и властным. Он смотрел на свою партнершу, ничуть не сомневаясь, что она должна принадлежать только ему.
Женщина была миниатюрная, даже хрупкая. Краснея, она смотрела на пуговицы рубашки своего партнера. На ней было красивое фиолетовое платье, которое, казалось, затмевало все прочие краски на картине…
«Откуда у него снимок нашего танца в „Лобби“? Наверное, Рейчел…»
Джулия быстро поставила снимок на место и столь же быстро покинула спальню.
