Глава восемьдесят шестая
– До сих пор не могу очухаться от такой потери.
– Я тоже. Два срочных кесаревых одновременно. Хорошо еще, что только одна… – Послышался вздох. – Терпеть не могу такие ночки.
– Нечего сказать, подежурили. Слава богу, наша смена закончилась.
Габриелю понадобилось несколько минут, чтобы открыть глаза. Так он спал или…
Он скреб щетинистый подбородок и ничего не мог понять. Только что он был в старом яблоневом саду. И вдруг – голоса медсестер.
В голове зашумело и зазвенело. Он сразу же вспомнил Джулианну на операционном столе. Бледную. Неподвижную.
Должно быть, медсестры говорили о ней.
«До сих пор не могу очухаться от такой потери».
Габриель подавил рыдания, подступившие к горлу. Снова послышались шаги. В поле его зрения попали какие-то жуткого вида туфли. Сейчас было крайне неуместно, даже чудовищно думать о чужой обуви, но Габриелю было не отделаться от мысли о том, насколько неуклюж и отвратителен фасон у этих туфель и какие они неудобные. Такое ощущение, будто их выдолбили из дерева.
У женщины, носящей такую обувь, обязательно должно быть искривление стоп.
Он поднял голову.
Перед ним стояла и сдержанно улыбалась медсестра, которую он прежде не видел.
– Здравствуйте, мистер Эмерсон. Меня зовут Энджи. Хотите взглянуть на вашу дочь?
Он кивнул и кое-как встал.
– Простите, что вам пришлось так долго сидеть. Вас должны были бы уже давно проводить к ребенку. Но сегодня была сумасшедшая ночь. Мне так сказали. Я только что заступила на дежурство.
Энджи повела его в соседнее помещение, где он увидел детскую кроватку. Возле нее стояла другая медсестра и что-то писала в карточке.
Габриель подошел к кроватке, заглянул в нее.
Маленький белый сверток, лежащий неподвижно. Красноватое личико и черные волосики, частично прикрытые крошечным розовым вязаным чепчиком.
– У нее… есть волосы, – отрешенно произнес Габриель.
– Причем их много, – сказала стоявшая рядом Энджи. – Почти девять фунтов веса. И рост девятнадцать дюймов. Крупный у вас ребенок.
Энджи достала сверток из кроватки и принялась качать.
– Мы дадим вам браслет. Такой же, как у вашей дочери. Чтобы мы сразу видели, что это ваш ребенок.
Вторая медсестра надела на правое запястье Габриеля белый пластиковый браслет.
– Хотите ее подержать?
Габриель кивнул, вытирая липкие ладони о зеленую ткань хирургического костюма.
Энджи передала ему ребенка. И сейчас же его дочь открыла свои большие синие глаза, уставившись на отца.
Их глаза встретились. Габриелю показалось, что окружающий мир замер.
Потом малышка зевнула, широко открыв розовый ротик, и снова погрузилась в сон.
– Какая она красивая, – прошептал Габриель.
– Согласна с вами, – подхватила Энджи. – И здоровая. Роды были тяжелыми, но на ней это не сказалось. А то, что личико у нее сейчас морщинистое, вы не волнуйтесь. Все младенцы рождаются такими. Скоро оно станет гладеньким.
Лица отца и дочери разделяла пара дюймов.
– Ну, здравствуй, Фаршированный Блинчик. Я твой папочка. Я так давно ждал, когда ты появишься. Я тебя очень люблю. – Он почти прижал ребенка к себе, слушая ее тихое дыхание. Даже сквозь пеленки было слышно, как ровно бьется маленькое сердце. – Моя жена, – хрипло проговорил Габриель, чувствуя, как к глазам снова подступают слезы. Он даже не пытался их смахнуть.
Медсестры переглянулись.
– А разве доктор Рубио ничего вам не говорила? – спросила Энджи.
Габриель покачал головой и еще крепче прижал к себе дочь.
Энджи вопросительно взглянула на вторую медсестру. Та нахмурилась:
– Она должна была сразу выйти к вам. Вы уж ее извините. Я же говорила вам: ночь выдалась сумасшедшая. А потом еще смена дежурства. – Энджи указала на стул. – Вы посидите тут с дочкой, а я попробую разыскать доктора.
Габриель послушно уселся, прижимая к сердцу белый сверток.
Лица медсестер были красноречивее слов.
Нет, не придется ему, замирая от радости, везти Джулию домой.
Не будет он наслаждаться зрелищем Джулии с их ребенком на руках.
Он ее потерял. Подобно Данте, потерявшему Беатриче, он потерял свою любимую женщину.
– Не уберег я тебя, – прошептал Габриель.
Он плакал, прижимая к груди свою долгожданную дочку.
