2
КЭШ
Нелегко было отпустить Оливию, чтобы идти открывать дверь Мариссе. Проводить время с Оливией — все равно что прятаться в мыльном пузыре, в совершенном мыльном пузыре, где совсем другая жизнь — без проблем, без обмана и… грязи моего двойного существования. И как же, черт возьми, трудно из него выбираться!
Снова провожу рукой по волосам. Стояк в штанах больше не проблема: голос Мариссы избавил меня от него. На самом деле он подействовал на меня так, что не просто все опало, а только что не втянулось в хренову вагину.
Скрежеща зубами, шагаю к двери в гараж. Распахиваю ее, не пытаясь скрыть неудовольствие. Кулак Мариссы едва не задевает меня по носу — она снова колотила в дверь.
— Ой, — восклицает незваная гостья и отскакивает назад, явно напуганная моим внезапным появлением, затем откашливается. — Кэш. Прости за настойчивость, но мне нужно повидаться с твоим братом. Сейчас. Если я ему позвоню, он не ответит, а мне нужны объяснения.
Чем дольше она говорит, тем больше горячится. Я слышу это по напряжению голоса и вижу по губам, поджимающимся в тонкую линию.
— Извини, Марисса, его здесь нет. Он оставил тут машину вчера вечером и до сих пор не появлялся, чтобы ее забрать.
— Почему он так сделал? Куда он уехал? — спрашивает та, явно озадаченная.
— Он не сказал. Только спросил, может ли оставить здесь машину на день или два. Это все, что я знаю.
Марисса надувает щеки и выпускает воздух. Так расстраиваться, захлебываться эмоциями — это на нее не похоже. Стандартные настройки у Мариссы не слишком разнообразны: от откровенной стервозности она может перейти к равнодушной холодности, потом подарить немного тепла — и тут же возвратиться обратно. Другого от нее не дождешься.
— Тогда я буду снова звонить ему на мобильный, — говорит Марисса, оглядываясь на машину Нэша. Потом поворачивается ко мне, и в глазах у нее — подозрение. — Я найду его. Так или иначе. Прости, что побеспокоила тебя, Кэш. — Это ложь. Она ничуть не сожалеет, что доставила мне неудобства. А эта угроза? О, как бы мне хотелось на нее ответить!
Марисса идет к выходу, но на полдороге останавливается и поворачивается ко мне:
— Оливия все еще здесь? Я видела ее машину на улице.
— Да, она готовится к закрытию. А что?
— Я оставила ей пару сообщений, но она мне до сих пор не перезвонила. Прямо из аэропорта я поехала к Нэшу, а потом сюда.
— Ты хочешь, чтобы я ей что-то передал?
Марисса хмурится и надувает губы. Думает.
— Нет, все хорошо. Просто скажи, что мы с ней встретимся дома. Она ведь тут ненадолго, да?
Я не бью женщин. Никогда. Но Марисса за десять секунд разговора вызвала во мне желание весить на сотню фунтов меньше и иметь титьки. Она не только явилась не ко времени, но намерена испортить мне весь вечер.
— Ну нет. Она тут не задержится. Ты иди. А я ей все передам и прослежу, чтобы она убралась отсюда поскорее.
Марисса улыбается холодно и удовлетворенно, чем доводит меня до предела. Сохранять вежливость, невозмутимость, притворяться, что я тут не при делах, — жесть!
— Ладно. Спасибо, Кэш.
Натянуто улыбаюсь и дожидаюсь, пока она отвернется, после чего закрываю дверь. Я бы с удовольствием захлопнул ее и выругался по-матерному, но какой смысл. Черт бы ее побрал.
Когда я возвращаюсь к Оливии, она заворачивает гейзеры на бутылках с ликерами — это последнее, что делается каждый вечер. Оливия оборачивается и смотрит на меня. На долю секунды мне кажется: вроде в ней что-то изменилось. К худшему. Но вот она улыбается, и я выбрасываю сомнения из головы.
Эта улыбка… М-м-м, от нее у меня в груди напрягается почти так же, как в джинсах.
Останавливаюсь напротив, смотрю, как Оливия закрывает последнюю бутылку и ставит ее на полку. Потом осматривается, проверяет, все ли в порядке в баре, и поворачивается ко мне.
— Я когда-нибудь говорил тебе, какая ты красивая?
Оливия на миг застенчиво отводит глаза, а потом возвращает взгляд ко мне. Она все еще смущается от комплиментов, что меня шокирует. Иметь такую внешность и не чувствовать себя сногсшибательной красоткой? Это за пределами моего понимания. А она не чувствует. Почему-то от этого меня влечет к ней еще сильнее.
— Ты, вероятно, упоминал об этом раза два или три, — с напускной скромностью говорит Оливия и закусывает губу.
Как мне это нравится. Хочется снова отнести ее в спальню. Но у нас мало времени. А быстрый секс с этой девушкой меня как-то не привлекает. Если только за ним не последует что-нибудь более… основательное.
Глядя на меня уголком глаза, Оливия начинает медленно двигаться вдоль бара к выходу из-за стойки. Я иду параллельно с ней по другую сторону.
— Правильно. Я упоминал об этом и раньше. Помню, что говорил тебе, какая ты потрясающая. Кажется, мы тогда стояли перед зеркалом. — Мой приятель подергивается под молнией при одной мысли о том, как я вхожу в Оливию сзади в женском туалете бара «У Тэда». — Не припоминаешь?
Оливия украдкой бросает на меня взгляд. Я замечаю в нем огонь горячего желания. Знаю, она помнит все так же хорошо, как и я.
Она откашливается.
— М-м, да. Это кажется мне смутно знакомым. — Улыбка у Оливии игривая.
Боже, какое искушение!
— Смутно? Может, я вдолбил это в тебя недостаточно крепко.
— О, думаю, ты вдолбил это достаточно крепко.
— Может быть, мне надо было дать тебе больше времени, чтобы язык развязался?
— О, полагаю, выбранная тобой форма коммуникации была очень эффективна.
— Значит, ты все это сейчас вспоминаешь?
— Да, это все вспоминается.
— Если ты лжешь, я выдавлю из тебя это с потом, ты знаешь.
— Я не лгу. Это врезалось мне в память. Навсегда.
— Может, нам стоит съездить туда снова, просто чтобы ты проверила, ясно ли помнишь то, что мы сейчас обсуждаем. Я хочу убедиться, что он все еще там. Глубоко-глубоко. Чтобы ты никогда не забыла.
Наконец Оливия заливается смехом, мы как раз оказываемся у выхода из-за стойки. Она обходит угол, а я преграждаю ей путь своим телом.
— Сомневаюсь, что ты можешь сделать что-то, чтобы забраться глубже.
— О, я могу придумать пару-тройку вещиц. Но чтобы проверить это, нам остается одно — попробовать. Не знаю, как ты, а я — за. Готов выложиться. По полной.
Какой-то огонек вспыхивает в глазах Оливии, но тут же гаснет, и она, кажется, охладевает к игре. Я не успеваю поломать голову над этой загадкой, потому что Оливия меняет тему:
— Ох! Я почти забыла. Марисса. Чего она хотела?
И снова у меня появляется впечатление, что не все в порядке.
Очевидно, сейчас не время говорить о том, что ее беспокоит. Но я знаю: что-то происходит.
— Верно. Марисса. Она искала Нэша. Это естественно. А еще хотела поговорить с тобой. Сказала, что оставила тебе пару сообщений, но это неважно, так как она рассчитывает увидеться с тобой вечером. Ей придется подождать.
Или я чокнутый, или на лице Оливии отражается облегчение.
— Да, у меня телефон в сумочке. Я его еще не проверяла. Думаю, я лучше пойду. Узнаю, чего она хочет. То есть, я имею в виду, мы не можем отмахнуться от нее. Это будет катастрофа, если она узнает… о тебе.
— Оливия, я сказал тебе, что собираюсь бросить дело с отцом. И если это означает…
— Вовсе нет! Это важно, Кэш! Он твой отец и сидит в тюрьме за преступление, которого не совершал. Нет, ты ничего не бросишь. Ради меня или кого бы то ни было другого. Нам просто нужно быть осторожными.
По крайней мере, она продолжает говорить «мы» и считать себя вовлеченной в это дело. Со мной и всем прочим.
— Ты знаешь, я бы сделал это ради тебя, чтобы ты была в безопасности.
— Но я не хочу, чтобы ты это делал. Я в совершенной безопасности. Не о чем беспокоиться. Будем разбираться с проблемами по мере их поступления.
Мне показалось, будто в этих словах кроется какой-то непонятный мне подтекст. Да. С ней определенно что-то происходит.
— Так что, ты планируешь рассказать Мариссе о нас с тобой? — спрашивает Оливия.
— Это зависит от тебя. Я? Мне все равно, кто и что о нас знает, но тебе нет. Это мне известно. Особенно люди, работающие в баре.
— Но ты понимаешь почему, верно?
— Да, я понимаю. Поэтому и не подходил к тебе весь вечер. Знаешь, как это чертовски трудно — не прикасаться к тебе, даже не смотреть в твою сторону. Но я не хотел ставить тебя в неловкое положение.
У Оливии мило розовеют щечки.
— Правда?
— Что правда?
— Тебе правда было трудно не смотреть на меня?
— Боже, быть такой умницей и ничего не соображать! Разве я недостаточно ясно выразил свои чувства к тебе?
Я считал, что сделал это, но, может быть, то, что ясно мне, не столь очевидно для нее. Если дело в этом, мне нужно проявлять больше… откровенности.
Оливия пожимает плечами и отводит глаза. Я подхожу ближе и наклоняюсь, жду, пока она обратит взгляд на меня.
— Эй, я знаю, все это для тебя ново, и понимаю, как ты относишься к парням вроде меня. — Она хочет возразить, но я останавливаю ее, прикладывая палец к губам. — Однако надеюсь, ты начинаешь осознавать, что во мне есть нечто большее, чем тебе показалось на первый взгляд. Тебе следует помнить: я тоже играю роль. Она была бы еще более сложной, если бы я доводил характерность до крайнего предела. Ты ведь знаешь, в некотором смысле я — это оба парня, а в каком-то — ни тот ни другой.
— Как же мне тогда узнать, какой ты на самом деле?
Вижу в глазах Оливии тревогу. Просто не знаю, что стряслось за последнее время, откуда взялось это беспокойство? Я думал, мы уже оставили все тревоги позади.
Глажу шелковистые щечки Оливии тыльной стороной ладони.
— Ты уже знаешь. Только тебе придется закрывать глаза на некоторые вещи, когда мы на людях. Я должен соблюдать приличия, если ты хочешь, чтобы мой план удался.
Оливия смотрит на меня в упор. Хотелось бы мне знать, что творится у нее в голове, но появляется чувство, что она не скажет мне об этом ни за что на свете.
Наконец Оливия качает головой:
— Я все равно хочу, чтобы у тебя все получилось. И постараюсь смотреть глубже и разглядеть не только то, что вижу на поверхности. Только, может быть, мне понадобится некоторое время, чтобы к этому привыкнуть.
— Понимаю. Это непросто — вести такую жизнь, как у меня. Я ведь последние семь лет все свои силы прикладывал только к этому. Но по-другому нельзя.
— Я знаю. И я постараюсь.
— Это все, о чем я прошу.
Между нами повисает неловкая тишина. Противно. Такое чувство, будто что-то осталось недосказанным.
— Значит, мне нужно идти. В тот дом.
Я не просто не хочу, чтобы Оливия уходила, для меня невыносима вся эта ситуация. Ненавижу оставлять проблемы нерешенными. Их в моей жизни было уже достаточно.
— Но позволь мне хотя бы отвезти тебя.
— Это будет выглядеть странно. Она ведь видела здесь мою машину.
— Да, но этот К. Д. не заводится чаще, чем заводится.
— К. Д.?
— Кусок дерьма.
Оливия ухмыляется:
— О. Правильно. Это правда.
— Скажи ей, что машина не завелась и мне пришлось подвезти тебя. Если хочешь, могу вынуть одну из свечей, чтобы все выглядело правдоподобно.
Улыбка Оливии становится шире.
— Слишком много возни с такой маленькой старушкой, как я.
— Что это ты о себе возомнила? У меня далеко идущие планы.
— Да? — Одна бровь Оливии игриво изгибается.
— М-м, хм-м, — говорю я и обвиваю рукой тонкую талию.
— И какие же?
— Подожди, увидишь.
Я наклоняюсь к Оливии, губы у нее теплые и податливые, но не такие отзывчивые, как я ожидал. Что-то гнетет ее. Надо сосредоточиться на этом, пока я не узнаю, в чем дело.
Отклоняюсь назад и целую Оливию в лоб.
— Собирай вещи. Жду тебя в гараже.
Я не смотрю вслед Оливии, а просто разворачиваюсь к двери. Где-то в животе возникает противное ощущение при одной мысли о том, что она уходит.
