ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ

Джулия открыла глаза и увидела яркое июльское солнце, льющееся сквозь откинутый полог шатра. Она лежала, укрытая двумя кашемировыми одеялами, заботливо подоткнутыми со всех сторон. Она была одна. Если бы Джулия не знала, что шатер принадлежит Габриелю, она подумала бы, что вчерашний вечер ей приснился, или решила бы, что видит сон во сне.

Встав, она увидела на подушке записку.

Чтение записки вызвало у Джулии целую гамму чувств, и она не пыталась это отрицать. Чувства напоминали симфонию, и доминирующим инструментом в этой музыке было чувство облегчения.

Габриель вернулся. Он не переставал ее любить.

Однако прощение и воссоединение — отнюдь не одно и то же. Хотя в их расставании были повинны и другие силы, Джулия знала: они с Габриелем тоже несут ответственность за ситуацию, в которой оказались. Джулия не торопилась бросаться к нему в объятия, только чтобы погасить боль их разлуки. Это все равно что глушить телесную боль таблетками, не пытаясь разобраться в причинах, ее вызывающих.

Джулия надела туфли, прошла по саду, взяв по пути свою сумочку, и открыла заднюю дверь. Ребекка уже хлопотала на кухоньке, готовя завтрак.

— Доброе утро, — с улыбкой приветствовала она Джулию.

— Доброе утро, — ответила Джулия. — Я хотела пройти в ванную.

— По-моему, там сейчас Габриель.

Джулия ойкнула.

— Вы поднимитесь, постучите в дверь. Возможно, он уже готов.

Джулия представила, как Габриель выскакивает из ванной: как всегда, наспех вытершийся, с полотенцем, обернутым вокруг бедер, и покраснела.

— Вы не возражаете, если я подожду здесь?

Естественно, Ребекка не возражала. Джулия вымыла руки, затем достала из сумочки эластичную резинку и стянула волосы в конский хвост.

Ребекка пригласила ее за круглый кухонный столик.

— К сожалению, в доме только одна ванная, и это не очень удобно. Мне по нескольку раз в день приходится подниматься на второй этаж. Даже в моем домике две ванные.

— А я думала, вы живете здесь, — удивилась Джулия.

Ребекка засмеялась и вынула из холодильника кувшин со свежевыжатым апельсиновым соком.

— Я живу в Норвуде. Теперь одна. Моя мама умерла несколько месяцев назад.

— Примите мои запоздалые соболезнования, — сказала Джулия, с сочувствием глядя на экономку.

Она наполнила соком два винных бокала.

— У мамы была болезнь Альцгеймера, — сообщила Ребекка и вернулась к приготовлению завтрака.

Джулия смотрела, как экономка включила электрическую вафельницу, после чего вымыла и вычистила клубнику из корзиночки, тут же принявшись взбивать сливки. Габриель хорошо продумал меню их завтрака.

— Я все еще приноравливаюсь к ведению хозяйства в профессорском доме, — призналась Ребекка. — С мамой было проще. Он несколько привередлив, но мне это даже нравится. Вы знаете, что он дает мне книги из своей библиотеки? Я недавно начала читать «Джейн Эйр». Раньше не довелось прочесть. Габриель сказал так: пока я буду готовить ему еду, я могу брать у него книги. Наконец-то у меня появился шанс заняться своим образованием и разнообразить стол. Я много лет смотрю передачи канала «Фуд нетворк», и у меня накопилась уйма кулинарных рецептов.

— Значит, Габриель дает вам книги из своей библиотеки? — недоверчиво переспросила Джулия.

— Да. Правда, здорово? Я еще не очень хорошо знаю профессора, но в восторге от него. Он мне напоминает моего сына.

Не дожидаясь появления Габриеля, Джулия отхлебнула сок и принялась поглощать завтрак.

— Не понимаю, зачем он купил этот дом с такой маленькой кухней и одной ванной, — говорила она, жуя горячие вафли и наслаждаясь ароматом корицы.

Ребекка улыбнулась:

— Ему хотелось жить в районе Гарвард-сквер. И потом, ему понравился сад. Здешний сад напоминает ему тот, что находился где-то за домом его родителей. Так он мне говорил. Габриель собирается перестраивать дом, чтобы стало просторнее и удобнее. Но он отказался нанимать подрядчика, пока вы не осмотрите дом и не одобрите его замысел.

— Ему нужно мое одобрение?

От удивления она уронила вилку, и Ребекка проворно подала ей другую.

— Кажется, он даже грозился продать дом, если вам не понравится. Правда, сегодня утром я случайно услышала обрывок его телефонного разговора. Мне показалось, что профессор готов начать перестройку дома немедленно.

Ребекка поставила на стол тарелку с хрустящими ломтиками бекона.

— Не знаю, заметили ли вы, но профессор иногда бывает немного настойчивым.

Джулия громко расхохоталась:

— Вы даже не представляете.

Она успела съесть целых две вафли, когда по ступенькам лестницы застучали итальянские ботинки Габриеля.

— Доброе утро, — сказал он, поцеловав Джулию в макушку.

— Доброе утро.

Памятуя о присутствии Ребекки, Габриель и Джулия вежливо поговорили о разных пустяках, после чего Джулия отправилась в душ. В ванной рядом с раковиной она заметила пакет. В нем лежал флакон с ванильным шампунем, гель для душа и новенькая губка лавандового цвета. Еще удивительнее было обнаружить там бледно-желтое летнее платье и такой же кардиган. На Джулию вдруг нахлынула волна эмоций, с которой она тем не менее справилась. Приняв душ, она оделась и причесалась.

Джулия обрадовалась свежей одежде, но самоуверенность Габриеля вызвала у нее легкое раздражение. Уж не окажется ли в его шкафу ее нижнее белье? Возможно, уезжая из проданной квартиры, он заботливо собрал всю оставленную ею одежду и все ее вещи.

Она убрала волосы за уши. Серьги Грейс вместе с прочими драгоценностями остались в ее новой квартире, спрятанные на дне комодного ящика с бельем. После исчезновения Габриеля Джулия сняла их и больше ни разу не надевала. Ей такой шаг казался вполне обоснованным. Однако вчера она поняла, как глубоко это задело Габриеля.

Да, они ранили друг друга, и оба нуждались в прощении и исцелении. Однако Джулия не могла решить, какой путь избрать. То, что представляется очевидным, не всегда бывает правильным.

Когда она спустилась вниз, Ребекка мыла посуду, а Габриель ушел в сад. Джулия нашла его сидящим под большим зонтом.

— Тебе никак плохо? — спросила она, насторожившись, что он сидит с закрытыми глазами.

— Теперь уже хорошо, — с улыбкой ответил Габриель и открыл глаза. — Посиди со мной.

Он протянул Джулии руку и усадил на соседний стул.

— Этот цвет очень тебе идет, — сказал Габриель, с нескрываемым удовольствием глядя на ее желтое платье.

— Спасибо за покупку.

— Чем бы ты хотела сегодня заняться?

Джулия поправила подол платья, закрыв колени.

— Нам нужно закончить вчерашний разговор.

Габриель кивнул и, как вчера, молча помолился. Он не хотел терять Джулию, но знал, что окончание истории вполне может привести к разрыву.

— Думаю, ты помнишь наш разговор в коридоре, когда мы вышли из зала. Джон тогда позволил себе грубость в твой адрес, и мне захотелось оторвать ему палец и затолкать в рот.

— Почему?

— Вряд ли ты сможешь постичь всю глубину моего чувства к тебе. Оно превосходит желание быть рядом с тобой и оберегать тебя. Я хочу, чтобы ты была счастлива и чтобы с тобой обращались уважительно.

— Но это не дает тебе права отрывать пальцы тем, кто груб со мной.

Габриель, словно актер на сцене, задумчиво поскреб подбородок.

— В общем-то, не дает. Тогда как мне их проучить? Ударить полным собранием сочинений Шекспира?

— Разумеется, если бы все оно уместилось в одном гигантском томе.

Они посмеялись, но быстро замолчали.

— Я тогда хотел рассказать тебе о том, что происходило за закрытыми дверями, но мне настрого запретили говорить с тобой. Поэтому мне пришлось воспользоваться шифром. Конечно, я допустил колоссальный ляп, процитировав Абеляра. Я совсем забыл, что у нас с тобой разное понимание его отношений с Элоизой. Мне нужно было бы процитировать Данте, Шекспира, Мильтона или кого-нибудь еще. — Он покачал головой. — Ты была очень рассержена. Ты обвинила меня в том, что я тебя оттрахал. Джулианна… — Голос Габриеля дрогнул, едва он произнес ее имя. — Неужели ты такого низкого мнения обо мне? Неужели ты думаешь, что я мог избрать такой способ прощания?

Джулия отвернулась от его пристального взгляда.

— А что еще мне оставалось думать? Ты делал это молча, не говоря ни слова. Наутро ушел, не оставив даже короткой записки. И потом, на этом слушании, я вдруг узнаю, что вообще все кончено.

— Когда в ту ночь мы с тобой занимались любовью, я не мог доверить свои чувства словам. Я думал, ты и так поймешь. Я пытался тебе показать, что мы — одно целое. Что мы были и всегда будем одним целым.

— Однако в коридоре, после слушаний, у тебя прорезался голос, — напомнила Джулия, которой очень хотелось сменить тему. — Я не понимаю, как университетские власти могли заставить тебя уехать из города?

— Никто меня не заставлял и не собирался. Просто Джереми хотел заручиться моим обещанием, что я перестану видеться с тобой.

— Тогда почему ты уехал? — спросила Джулия, складывая руки на коленях.

— Еще до того, как мы вышли из здания, Джереми обнаружил, что я нарушил обещание. Тогда он в категоричной форме потребовал, чтобы я прекратил всякое общение с тобой, и взял с меня слово чести, что впредь я буду держаться от тебя на расстоянии. Если помнишь, я уже пообещал ему выполнить любое его требование, если он поможет нам. У меня не было выбора.

Джулия вспомнила разговор, произошедший у нее накануне выпуска с деканом и профессором Мартином.

— А почему Джереми решил, что ты нарушил обещание? Ты ведь не говорил со мной и не отвечал на мои сообщения. Ты просто уведомил меня электронным письмом, что между нами все кончено.

— Да, и я очень сожалею, что мне пришлось так написать. Но я надеялся: ты прочтешь между строк и поймешь, что это всего лишь уловка для университетской администрации. Ведь перед этим я отправил тебе со своего Gmail адреса другое письмо. Там я писал тебе, что мы расстались лишь на время.

— Никакого другого письма я не получала.

Габриель достал телефон и принялся листать сообщения. Потом опечаленными и страдающими глазами уставился на Джулию:

— Сразу после слушаний я заперся в мужском туалете и послал тебе короткое письмо.

Он осторожно взял Джулию за руку.

— Посмотри сама.

Джулия мельком взглянула на дисплей.

Джулия моргала, снова и снова глядя на короткое письмо и пытаясь соединить его смысл со своим тогдашним состоянием.

— Ничего не понимаю. Я впервые вижу твое письмо. Я его не получала.

— Знаю, — измученным тоном произнес Габриель.

Джулия вновь посмотрела на дисплей. Дата и время отправки вполне соотносились с тем, о чем рассказывал Габриель. Однако адрес письма был совсем другой. Адрес человека, который вообще не должен был знать об этом письме.

Дж. X. Мартин.

У Джулии округлились глаза. Она поняла всю чудовищность ошибки, допущенной Габриелем. Вместо того чтобы отправить письмо на адрес Джулианны X. Митчелл, Габриель послал его Джереми X. Мартину, заведующему кафедрой итальянского языка и литературы.

— Боже мой, — выдохнула Джулия.

Бормоча проклятия, Габриель взял из ее руки мобильник.

— Всякий раз, когда я пытался чем-то тебе помочь, я получал обратный результат. Я пытался тебя спасти, но вызвал подозрения членов комитета. Хотел в разговоре дать тебе ключ к пониманию, но вызвал у тебя ощущение, что рву наши отношения. И даже это письмо, которое намного бы облегчило твое состояние, я отправил тому, кто настрого запретил мне всякие контакты с тобой. Честное слово, Джулия: если бы я не надеялся, что когда-нибудь между нами состоится этот разговор, я попросту выскочил бы в час пик на проезжую часть Блур-стрит, и все было бы кончено.

— Не говори таких слов. Даже не думай о подобных вещах.

Всплеск ее чувств был искренним, и Габриелю это понравилось. Но их разговор еще не закончился, и он поспешил ответить:

— Потеря тебя и так была для меня равнозначна падению на дно. А самоубийство… Однажды я чуть не сделал такой выбор и больше никогда к нему не вернусь. — Он взглянул на Джулию, и его взгляд был намного красноречивее произнесенных слов. — Джереми был взбешен. Ради помощи мне он рисковал и репутацией кафедры, и своей карьерой. Можешь представить его состояние: не успел я выйти из зала, как тут же его обманул. Более того, я обманул и комитет, и у Джереми имелось неопровержимое доказательство. Мне не оставалось иного, как целиком подчиниться его требованию. Если бы он переслал мое письмо декану, мы с тобой получили бы по полной.

Их разговор прервало появление Ребекки. Та принесла кувшин домашнего лимонада, украсив напиток несколькими замороженными ягодами малины, красиво плававшими по желтой поверхности. Налив Габриелю и Джулии по стакану, экономка ободряюще улыбнулась и скрылась в доме.

Габриель жадно пил прохладный лимонад, обрадовавшись напитку и паузе.

— И что было дальше? — спросила Джулия, сделав лишь несколько маленьких глотков.

— Джереми приказал мне исчезнуть из поля твоего зрения. Выбора у меня не было. Над моей головой раскачивался дамоклов меч, а волосок, на котором он висел, держала рука Джереми.

— И он позволил тебе уехать?

— С рукопожатием и взяв с меня обещание. — Габриель поморщился, вспомнив жуткий разговор со своим бывшим начальником. — Он вторично проявил ко мне милосердие, и теперь я был просто обязан подчиниться и сдержать данное слово. Я решил не напоминать о себе до тех пор, пока ты не начнешь учиться в гарвардской докторантуре.

Джулия упрямо покачала головой:

— Ты решил. А каково было мне? Ты дал мне столько обещаний. Неужели ты не подумал об их выполнении?

— Естественно, подумал. Прежде чем уехать из Торонто, я опустил учебник в твой почтовый ящик на факультете. Я думал, ты найдешь в письме Абеляра четвертый абзац и прочтешь слова, написанные на обороте фотографии.

— Мне и в голову не приходило, что учебник положил ты. Я вообще только позавчера обратила на него внимание, когда расставляла книги. Потому я выскочила из дома. В моей квартире нет Интернета, а мне захотелось написать тебе электронное письмо.

— И что бы ты в нем написала?

— Не знаю. Ты должен меня понять. Я думала, что попросту тебе надоела. Вдруг ты решил, что я не стою твоего внимания, времени и сил?

Из глаз Джулии брызнули слезы, которые она торопливо смахнула ладонью.

— Это я никогда не стоил твоего внимания, времени и сил. Я бездумно обращался с твоим сердцем. Но я не желал причинить тебе боль. Мною управляли гордость и ошибочные суждения, отчего я делал ошибку за ошибкой. — Габриель опустил голову и стал вертеть обручальное кольцо. — Кэтрин Пиктон старалась мне помочь. Обещала проследить, чтобы в мое отсутствие университетская администрация больше не цеплялась к тебе. Обещала сделать все, чтобы ты сумела вовремя окончить магистратуру. От Кэтрин я узнал, что ее давнишний друг, который преподавал на факультете романских языков и литературы Бостонского университета, должен вскоре уйти оттуда, поскольку его пригласили в Калифорнийский университет. Она спросила, не буду ли я возражать, если на его место она предложит мою кандидатуру. Я согласился и попросил ее сделать это как можно быстрее. Меня пригласили на собеседование, и пока решался вопрос, я поехал в Италию. Мне нужно было каким-то образом выбить себя из депрессии, иначе я мог сделать то, о чем потом пожалею.

— То, о чем потом пожалеешь? — переспросила Джулия, внутренне напрягаясь.

— Речь не о женщинах. Меня тошнило от одной мысли, что рядом со мной может быть другая женщина. Нет, меня больше тревожили другие мои пороки.

— Прежде чем ты продолжишь рассказ, я тоже должна кое-что тебе рассказать.

Фраза прозвучала твердо и решительно, хотя состояние Джулии было далеко от твердости и решительности.

Габриель внимательно смотрел на нее, даже не представляя, какие откровения может услышать.

— Когда я говорила тебе, что мои отношения с Полом не зашли дальше дружбы, так оно и было. Формально.

— Формально? — вскинув брови, почти зарычал Габриель.

— Ему хотелось большего. Он признался мне в любви. И мы… целовались.

Габриель умолк. Джулия увидела побелевшие костяшки его пальцев.

— Неужели Пол — это тот, кто тебе нужен?

— Он был мне другом, когда я нуждалась в друзьях. Но он никогда не вызывал у меня романтических чувств. Думаю, ты и сам знаешь, что еще в мои семнадцать лет закрыл мне возможность отношений с другими мужчинами. — Ее голос начал дрожать.

— Но ты целовала его.

— Да, целовала. — Джулия подалась вперед и осторожно убрала прядку волос со лба Габриеля. — И этим все кончилось. Я и не знала, что ты вернешься, но я отвергла его предложение. — Она опустила руку. — Моя жизнь с Полом была бы вполне счастливой. Но он не ты.

— Представляю, в какое уныние ты его повергла, — язвительно заметил Габриель.

— Я разбила ему сердце, — понурив плечи, сказала Джулия. — И никакой радости от этого не испытала.

Габриель понимал, что Джулия ничуть не лукавит. Наверное, ей и сейчас было тяжело вспоминать о своем отказе Полу. Однако Габриель не мог скрыть облегчения, узнав, что соперников у него нет. Он благодарно сжал плечо Джулии.

— Кстати, Пол — еще одна причина, почему я воздерживался от контактов. Узнай он об этом, то сразу бросился бы с новостью к Джереми.

— Пол никогда бы этого не сделал. Мой отказ не изменил его отношения ко мне, — сказала Джулия, расправляя несуществующие складки на желтом платье. — Ты говорил, что хранил верность мне. Я не сомневаюсь в твоих словах. А тебя кто-нибудь целовал?

— Нет, — печально улыбнулся Габриель. — Тебе не кажется, что из меня получился бы хороший доминиканец или иезуит? С моей новой добродетелью безбрачия? Хотя за время нашей разлуки я понял, что у меня нет склонности становиться францисканцем. — (Джулия вопросительно поглядела на него.) — Об этом я расскажу тебе потом.

Джулия порывисто сжала его руку и выпрямилась, дожидаясь окончания рассказа.

— Если бы мне не предложили работу в Бостонском университете, я вернулся бы на прежнее место, к Джереми. Мне нужно было лишь дождаться твоего выпуска и сохранить себя. Мне хотелось ощутить тебя рядом с собой, вспомнить счастливые времена, и потому я отправился в Италию. Честное слово, Джулианна: те дни во Флоренции и Умбрии были счастливейшими днями моей жизни. Я даже поехал в Ассизи, — признался Габриель, отводя глаза.

— Чтобы стать францисканцем? — усмехнулась Джулия.

— Вряд ли. Я часто ходил в базилику и однажды, как мне показалось, увидел тебя. — Габриель нерешительно взглянул на нее — поймет ли она, как он сейчас волнуется. — Твой doppelganger привел меня в нижнюю церковь, а потом и в подземелье, к гробнице святого Франциска. Сначала я просто смотрел на ту молодую женщину, жалея, что это не ты. Я жалел о своих многочисленных ошибках. Я был окружен своими неудачами и провалами. Моим грехом. Я сделал из тебя идола. Поклонялся тебе, словно язычник, а когда потерял тебя — надо мной нависла опасность потерять и все остальное. Я постоянно твердил себе, что ты нужна мне ради моего спасения, ибо без тебя я ничто. Память стала напоминать мне о многочисленных шансах, которые я получал от жизни. Сам не будучи благодетельным и милосердным, я получал милосердие и любовь. Но я отталкивал эти дары или относился к ним пренебрежительно. Я не заслуживал семьи, усыновившей меня. Я не заслуживал Майи — того лучшего, что было в моих отношениях с Полиной. Я не заслуживал ни спасения от наркотического дурмана, ни окончания Гарварда. Я не заслуживал тебя. — Габриель замолчал и вновь провел по глазам, однако они так и остались влажными.

— Мы не получаем милосердие сообразно своим заслугам, — тихо сказала Джулия. — Милосердие проистекает от любви. Бог дает миру множество повторных шансов, множество клейких листочков, и изливает Свое милосердие, хотя кому-то все это совершенно не нужно.

— Ты абсолютно права, — согласился Габриель, целуя ей руку. — В подземелье, возле гробницы святого Франциска, со мной что-то произошло. Я понял: ты бы не могла меня спасти. И обрел… покой.

— Иногда мы ищем благодати до тех пор, пока она не настигнет нас.

— Ну не ангел ли ты? — прошептал Габриель. — Все, что происходило потом со мной, заставило меня искать путь к добру. Мой печальный опыт заставил меня сосредоточиться на Боге. Моя любовь к тебе стала еще сильнее. Твоя доброта, Джулианна, всегда притягивала меня. Но я уверен: теперь я люблю тебя крепче, чем прежде. — (Джулия кивнула, и ее глаза вдруг тоже увлажнились.) — Мне нужно было бы раньше сказать тебе обо всем этом. Раньше просить тебя выйти за меня замуж. Я думал, будто знаю, что тебе надо на самом деле, и знаю это лучше тебя. Я считал, что все время мира принадлежит нам. — (Джулия попыталась заговорить, однако слова застряли у нее в горле.) — Джулианна, прошу тебя, скажи мне, что еще не слишком поздно. Скажи мне, что я не потерял тебя навсегда.

Несколько секунд Джулия смотрела на него, потом обняла и сказала:

— Я люблю тебя, Габриель, и никогда не переставала любить. Мы оба наделали ошибок: и в наших отношениях, и в отношениях с университетом. Но я надеялась, что ты по-прежнему любишь меня и вернешься ко мне. — Джулия поцеловала его в губы, вызвав бурный прилив радости, смешанной с чувством вины.

Габриель был ошеломлен, и она это видела. Но Джулия также знала, что слезы в глазах Габриеля — результат великого множества иных причин, а прежде всего изможденности, подавленности и душевной боли, которая не отпускала его после затяжной депрессии.

— Так ты останешься? — мягко спросил он.

Джулия мешкала, и Габриель забеспокоился.

— Я хочу большего, чем то, что было у нас прежде, — сказала она.

— Большего, чем я способен дать?

— Я не об этом. За эти месяцы я изменилась, да и ты, как вижу, тоже. Отсюда вопрос: в каком направлении мы теперь пойдем?

— Так скажи мне, чего ты хочешь. Скажи, и я исполню твои желания.

Джулия покачала головой:

— Я хочу, чтобы мы вместе определили наше будущее. А на это понадобится время.

Вскоре июльская жара прогнала их с патио внутрь дома. Габриель и Джулия расположились в гостиной. Он сел на кожаный диван, а она уютно устроилась в одном из красных бархатных кресел.

— Не пора ли нам обсудить наши проблемы? — спросила Джулия. — Хватит прятать голову в песок.

Габриель кивнул и вдруг напрягся.

— Что ж, я начну, — сказала Джулия. — Я хочу снова тебя узнать. Хочу быть твоим партнером.

— А я хочу, чтобы ты была мне несравненно большим, чем партнер, — прошептал Габриель.

Джулия энергично затрясла головой:

— Еще слишком рано. Габриель, ты отнял у меня право выбора. Ты должен это прекратить, иначе мы недалеко уйдем.

У него вытянулось лицо.

— В чем дело? — спросила Джулия, пугаясь его реакции.

— Я не сожалею, что пытался спасти твою карьеру. Жаль, что мы не смогли договориться по этому поводу. Но когда я увидел тебя в опасности, то начал немедленно действовать. Думаю, ты сделала бы то же самое, окажись я в беде.

Внутри Джулии зашевелился гнев.

— Значит, весь этот разговор и твои извинения — пустой звук?

— Разумеется, нет! Прежде чем что-то предпринимать, я должен был бы поговорить с тобой. Но если ты думаешь, что я из тех мужчин, которые будут спокойно смотреть, как у их любимой женщины рушатся мечты, тогда я не соответствую твоим ожиданиям. Прошу прощения.

Джулия вспыхнула, и ее лицо стало ярко-красным.

— Мы никак возвращаемся к тому, с чего начинали?

— Я не возражал, когда ты, вопреки здравому смыслу, бросилась защищать меня от Кристы и от комитета. Я не рассердился на тебя за твое электронное письмо, хотя оно было прямым обвинением в домогательстве, и мы потом оба согласились, что ты допустила ошибку. Так неужели ты не можешь отнестись ко мне с таким же терпением и вниманием? Неужели не можешь проявить милосердие? Твое милосердие, Джулианна?

Его тон был умоляющим, однако Джулия не слышала его слов. Ей показалось, что перед нею прежний Габриель, с ходу отметающий ее сомнения.

Покачав головой, Джулия пошла к двери.

Это была развилка, где пути расходились. Она могла уйти, но тогда ее отношениям с Габриелем наступит конец. Третьего шанса у них не будет. Или же она могла остаться, зная, что Габриель по-прежнему не видит ничего ошибочного в своем дурацком героизме, проявленном перед членами комитета.

«Джулианна, позволь мне тебя любить. Любить так, как ты этого заслуживаешь», — вспомнились ей его слова.

Он стоял у нее за спиной. Дрожащие губы касались ее уха. Она чувствовала тепло его тела, проникающее ей под одежду и разливающееся по спине.

— Я верен тебе, Беатриче. Да, я хочу защищать тебя. И ничто не изменит этого желания.

— Я тогда согласилась бы остаться без Гарварда, но с тобой.

— Теперь у тебя есть и я, и Гарвард.

— И какой ценой? — спросила Джулия, поворачиваясь к нему. — Только не говори, что случившееся нас не покалечило. Еще как полечило. Возможно, что-то мы так и не сумеем восстановить.

Габриель откинул ей волосы на плечо и приложился губами к затылку.

— Прости меня. Обещаю, что не стану покушаться на твое достоинство и наше партнерство. Но не жди, что я буду пассивно наблюдать, как тебе делают больно, когда в моих силах это предотвратить. Не заставляй меня возвращаться к моему прежнему состоянию эгоистичного придурка.

Джулия, все еще раздраженная, упрямо шагнула к двери, но Габриель поймал ее за руку.

— В совершенном мире партнеры ведут диалоги и советуются друг с другом. Но мы в том мире не живем. Нас окружают чрезвычайные обстоятельства и опасные, мстительные люди. Неужели мое желание оградить тебя от опасностей — это грех, который ты не в состоянии простить? — Джулия молчала, и он продолжил: — Я приложу все силы, чтобы принимать решения вместе с тобой, а не за тебя. Но я не стану извиняться за желание обезопасить тебя и сделать счастливой. Я не стану придерживаться правила, по которому в чрезвычайной ситуации сначала должен посоветоваться с тобой, а потом уже действовать. Ты хочешь, чтобы я относился к тебе как к равной. Но и я хочу такого же отношения к себе. Это значит, ты должна верить, что я приму наилучшее решение на основании сведений, какими располагаю на тот момент, и не пытаясь быть вездесущим. Или совершенным.

— Я предпочту видеть тебя живым, со щитом в руке, а не твое мертвое тело, прикрытое этим щитом, — с прежним упрямством произнесла Джулия.

Габриель засмеялся:

— Думаю, darling, мы свою битву при Фермопилах уже прошли. Но я разделяю твои чувства и прошу того же от тебя, моя маленькая воительница. — Он поцеловал Джулию в шею. — Возьми мое кольцо. — Габриель быстро снял с левой руки кольцо и через плечо подал Джулии. — Я носил его в знак подтверждения, что мое сердце и моя жизнь принадлежат тебе.

Джулия нерешительно взяла у него кольцо и надела на свой большой палец.

— Я продам этот чертов дом. Я покупал его лишь затем, чтобы быть поближе к тебе. Но я могу найти квартиру, пока мы с тобой подыскиваем другой дом.

— Ты же совсем недавно сюда вселился, — вздохнула Джулия. — И этот сад тебе нравится.

— Тогда скажи мне, чего хочешь ты. Нам некуда спешить. Мы можем не строить планов на будущее и ничего друг другу не обещать. Но, пожалуйста, прости меня. Научи меня своей мудрости. Обещаю тебе быть самым добросовестным учеником.

Джулия молча стояла не шевелясь. Так прошло несколько минут. Потом Габриель взял ее за руку и повел наверх, в спальню.

— Что ты задумал? — спросила она, когда они подошли к двери спальни.

— Мне очень нужно тебя обнять. Думаю, и тебе нужно оказаться в моих объятиях. Этот дурацкий диван в гостиной слишком узок для нас двоих. Прошу тебя.

Габриель подвел ее к кровати, лег на спину и призывно раскинул руки.

— А как же Ребекка? — спросила Джулия, все еще не решаясь лечь.

— Она нас не потревожит.

Джулии не хотелось ложиться с ним в постель лишь потому, что он ее позвал. Она решила потянуть время.

— Что это у тебя там? — спросила она, указав на противоположную стену.

Судя по всему, это были два штабеля крупных картинных рам, прислоненные к стене и прикрытые тряпкой.

— Посмотри.

Джулия присела на корточки и отдернула тряпку. Она увидела черно-белые фотографии, по пять штук в штабеле. Джулия была на всех, Габриель — на некоторых.

Большинство снимков она видела впервые. Их Габриель напечатал уже после своего вынужденного расставания с нею. Фото из Белиза, из Италии и несколько снимков из своеобразного рождественского подарка, который она сделала Габриелю. Все они были красивы и эротичны.

— Когда я думал, что потерял тебя, мне было тяжело на них смотреть. Но, как видишь, я их сохранил.

Габриель следил за Джулией, разглядывающей снимки, в особенности его самый любимый, сделанный в Белизе. Тогда он запечатлел Джулию лежащей на животе.

— А куда делись прежние снимки? Те, что висели у тебя в спальне раньше, до встречи со мной?

— Их давно нет. У меня отпала надобность в них и желание на них смотреть.

Джулия снова накрыла снимки тряпкой и подошла к кровати. Чувствовалось, в ней борются разные чувства.

— Не бойся, — сказал Габриель, протягивая к ней руку. — Мне просто хочется тебя обнять.

Джулия позволила себя обнять и устроилась рядом, прижавшись к его груди.

— Вот так лучше, — тихо сказал Габриель, целуя ее в лоб. — Я хочу заслужить твое доверие и уважение. Хочу быть твоим мужем.

Джулия замерла и на время затаила дыхание, пока его слова погружались в ее сознание.

— Я хочу, чтобы у нас не было никакой спешки. И никаких разговоров о браке.

— К счастью, я могу ждать, — сказал Габриель и снова ее поцеловал.

На этот раз поцелуй прорвал плотину сдерживаемых чувств. Их руки двигались по телу друг друга, дотрагиваясь до выпуклых мускулов и нежных округлостей. Их рты стремительно соединились. Их сердца забились быстрее. Тишину нарушали только вздохи и тихие стоны. Этот поцелуй знаменовал их воссоединение, был залогом продолжения их верности и любви. Габриель своим поцелуем говорил, что любит ее, и просил у нее прощения.

Джулия отвечала ему, и ее поцелуй подтверждал, что она не могла бы отдать свое сердце кому-то другому. Пусть они оба несовершенны, но они это сознают. Они будут преодолевать свои недостатки, меняться, двигаясь к здоровой и счастливой жизни.

Джулия первой разорвала их объятия. Она слышала участившееся дыхание Габриеля, и ее радовало, что искра чувств между ними не погасла.

— Я не жду от наших отношений совершенства. Но есть стороны, которые необходимо проработать нам обоим. Возможно, нам понадобится помощь психотерапевта. И спешить в этом нельзя.

— Я согласен, — сказал Габриель, глядя ей в глаза. — Я хочу ухаживать за тобой так, как не ухаживал в Торонто. Хочу держать тебя за руку, когда мы идем по улице. Я мечтаю сводить тебя на симфонический концерт и целоваться с тобой на крыльце твоего дома.

Джулия засмеялась:

— Габриель, мы были влюбленными. Любовниками. Фотографии в том углу — наглядные тому подтверждения. Неужели теперь тебя устроит обыкновенное ухаживание за мной?

Он переплел их пальцы:

— Я хочу дать тебе шанс решить это самой. Хочу обращаться с тобой так, как должен был бы с самого начала.

— Но ты всегда был таким щедрым в постели, — возразила Джулия.

— А в другом — эгоистичным. И потому я не заикнусь об интимной близости с тобой до тех пор, пока не верну твое доверие.