ГЛАВА 3
— Трудно представить, чтобы твоя мама и Стэнтон позволили тебе таскаться сюда вечерами по несколько раз в неделю, — заявил Кэри. Он запахнул поплотнее свою стильную джинсовую куртку, хотя на улице было не холодно.
Переоборудованный склад, который Паркер Смит использовал как тренировочный зал, представлял собой неоштукатуренное кирпичное здание в некогда заброшенном, а ныне боровшемся за возрождение промышленном районе Бруклина. За массивными металлическими дверями бывшей зоны доставки находилось необъятное помещение. Мы с Кэри с трибуны наблюдали за тем, как внизу, на матах, тренируется с полдюжины бойцов.
— Ох!
Я сочувственно моргнула, когда один из них пропустил удар ногой в пах: даже при наличии щитков удар наверняка был весьма болезненным.
— Кэри, а откуда, интересно, Стэнтон может узнать о том, что я здесь бываю?
— А как ты скроешь от родных то, что угодила в больницу? — взглянув на меня, хмыкнул он. — Я серьезно. Крав-мага — жесткое боевое искусство. Посмотри, сейчас всего лишь спарринг, но он проводится при полном контакте. И даже если тебя не выдадут синяки и шишки, твой отчим все равно так или иначе узнает. Он всегда в курсе событий.
— Это благодаря маме. Она вечно ему обо всем докладывает. Но я ей ничего не стала говорить.
— Почему?
— Ей не понять. Она решит, будто я хочу научиться постоять за себя из-за того, что со мной случилось, почувствует себя виноватой, а потом на меня же свою печаль и выльет. И она никогда не поверит, что меня просто привлекают физические нагрузки и разрядка для снятия напряжения.
Подперев подбородок ладонью, я смотрела на Паркера Смита, вышедшего в паре с женщиной. Он был хорошим инструктором. Внимательный и терпеливый, он умел объяснять все доходчиво и понятно. А если занятия и проводились в депрессивном районе, это вполне соответствовало тому, чему он учил. Пустующий пакгауз — самое подходящее место для освоения азов самообороны.
— Он по-настоящему крутой малый, этот Паркер, — пробормотал Кэри.
— И между прочим, носит обручальное кольцо.
— Уже заметил. Таких классных ребят быстро окольцовывают.
Закончив тренировку, Паркер подошел к нам. Его темные глаза сияли, на лице играла широкая улыбка.
— Ну, что скажешь, Ева?
— Где мне надо расписаться?
Его сексуальная улыбка окончательно доконала Кэри, и он больно, до онемения, сжал мою руку.
— Пошли отсюда.
* * *
Пятница началась довольно удачно. Марк ввел меня в курс дела относительно сбора информации для запроса предложений, а заодно рассказал кое-что о Гидеоне Кроссе и «Кросс индастриз», отметив, что они с Кроссом ровесники.
— Мне приходится постоянно напоминать себе об этом, — признался Марк. — Рядом с ним почему-то сразу забываешь о его возрасте.
— Что есть, то есть, — согласилась я, втайне разочарованная тем, что не увижу Кросса в ближайшие два дня.
Попытки убедить себя в том, что это не имеет значения, оказались безуспешны. Я и сама не подозревала, насколько вдохновляла меня перспектива постоянно сталкиваться с ним, пока не лишилась такой возможности. Оказывается, просто находиться рядом с ним, смотреть на него уже было огромным удовольствием. И к сожалению, ничего возбуждающего на выходные у меня не намечалось.
Я делала заметки в кабинете Марка, когда услышала, что зазвонил мой телефон, и, извинившись, побежала ответить.
— Офис Марка Гэррити…
— Ева, дорогая, как дела?
Узнав голос отчима, я тяжело опустилась на стул. Голос Стэнтона всегда казался мне похожим на звон старых монет: весомый, значительный, надменный.
— Ричард, надеюсь, ничего не случилось. С мамой все в порядке?
— Конечно. Все чудесно. Мама твоя, как всегда, прекрасна.
Едва он заговорил о жене, тон его смягчился, за что я была ему благодарна. По правде говоря, я была ему за многое благодарна, однако существовало одно «но», перевешивающее чашу весов не в его пользу. Я знала, как переживает мой отец из-за их огромной, несопоставимой разницы в доходах.
— Господи, — облегченно вздохнула я, — рада это слышать. Надеюсь, вы получили мою благодарность за платье и смокинг для Кэри?
— Да. Очень трогательно с твоей стороны, хотя, ты ведь знаешь, мы это делаем не из расчета на благодарность. Извини, я сейчас… — Он перекинулся парой фраз с кем-то, скорее всего с секретарем. — Ева, дорогая. Я хотел бы пригласить тебя сегодня на ланч. Пришлю за тобой Клэнси.
— Сегодня? Но ведь мы все равно встречаемся завтра вечером. Ты что, не можешь подождать?
— Никак. Нужно встретиться сегодня.
— Но у меня перерыв на ланч всего час.
Почувствовав, что кто-то похлопывает меня по плечу, я обернулась и увидела подошедшего ко мне Марка.
— Используй два, — шепнул он. — Ты это заслужила.
Улыбнувшись, я губами изобразила «спасибо».
— Ричард, в двенадцать подходит?
— Прекрасно. С нетерпением жду встречи.
У меня не было особых причин с нетерпением ждать встречи со Стэнтоном, однако незадолго до полудня я, как и обещала, вышла на улицу, где меня ждал автомобиль. Клэнси, шофер и телохранитель Ричарда Стэнтона, распахнул передо мной дверцу и повез меня по деловому центру. И уже через двадцать минут я сидела в офисе Стэнтона за столом для совещаний, на котором был сервирован чудесный ланч для двоих.
Ричард появился вскоре после меня. Выглядел он очень элегантно и, несмотря на седину и избороздившие лицо морщины, не утратил былой привлекательности. Его глаза цвета потертой голубой джинсы светились острым умом. Подобранный, атлетически сложенный, он, невзирая на загруженность делами, всегда находил время, чтобы поддерживать себя в форме, и в результате заполучил трофей в лице моей матери, ставшей его женой.
При его появлении я поднялась, и он наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку.
— Чудесно выглядишь, Ева.
— Спасибо.
Я была очень похожа на свою маму, тоже натуральную блондинку, но серые глаза унаследовала от отца.
Стэнтон, занявший место во главе стола, весьма выигрышно смотрелся на фоне видневшегося за его спиной города.
— Угощайся, — сказал он, и это прозвучало как приказ, что было естественно для столь могущественного человека. Такого же, как Гидеон Кросс.
Интересно, каким был Стэнтон в возрасте Кросса?
Взяв вилку, я налегла на цыпленка и греческий салат, благо все было вкусно, а мне страшно хотелось есть. Радовало и то, что Стэнтон не сразу перешел к делу, дав мне возможность насладиться едой, однако передышка оказалась недолгой.
— Ева, дорогая, я хотел бы обсудить твой интерес к крав-мага.
— Прошу прощения? — застыла я.
Стэнтон хлебнул ледяной воды и откинулся назад. Лицо его окаменело, и я сразу поняла: то, что он сейчас скажет, мне явно не понравится.
— Когда ты вчера вечером пошла в этот Бруклинский спортзал, твоя мать была вне себя. Я едва ее успокоил, объяснив, что смогу устроить все так, чтобы ты удовлетворяла свои интересы более безопасным способом. Она не желает…
— Погоди. — Я аккуратно положила вилку. Аппетит как-то сразу пропал. — Откуда она узнала, где я была?
— Проследила по звонкам на твой сотовый.
— Не может быть! — Я прямо-таки задохнулась от возмущения. Меня потрясла непринужденность его ответа, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся. Желудок скрутило: сейчас он был скорее настроен извергнуть ланч, а не переварить его. — Вот, значит, почему она настаивала, чтобы я использовала телефон твоей компании. К соображениям экономии это никакого отношения не имеет.
— Конечно же имеет, отчасти. Но заодно позволяет ей чувствовать себя гораздо спокойнее.
— Гораздо спокойнее? Шпионя за родной дочерью! Ричард, это ненормально. Как ты не понимаешь! Она что, по-прежнему ходит к доктору Петерсену?
— Да, конечно, — слегка смутился Стэнтон.
— А она рассказывает ему о своих закидонах?
— Не знаю, — натянуто ответил он. — Тут уже личное дело Моники. Я не встреваю.
Ну конечно, он не встревал. Он ее баловал. Потворствовал ей во всем. И тем самым портил ее. Позволял заботе о моей безопасности перерасти в манию.
— Ей давно пора обо всем забыть. Я и то забыла.
— Ева, ты не была ни в чем виновата. А она чувствует свою вину за то, что не защитила тебя. Мы должны предоставить ей возможность для самооправдания.
— Возможность? Да она изведет меня своими преследованиями! — У меня схватило голову. Какое право имеет мать посягать на мою личную жизнь? Себя с ума сводит, а заодно и меня. — Этому нужно положить конец.
— Все можно легко уладить. Я уже поговорил с Клэнси. Он будет отвозить тебя в Бруклин. Мать успокоится, да и тебе будет гораздо удобнее.
— Ой, только не пытайся повернуть так, будто все делается ради моего же блага. — Подступившие слезы обиды душили и жгли глаза. И кроме того, меня бесило то, что о Бруклине мы говорили точно о стране третьего мира. — Я взрослая женщина. Я сама принимаю решения. Таков, черт возьми, закон!
— Ева, не надо говорить со мной подобным тоном. Я всего-навсего забочусь о твоей матери. И о тебе.
— Ты потворствуешь ей, тем самым способствуя развитию ее болезни. И меня норовишь сделать больной! — вскочив из-за стола, воскликнула я.
— Сядь. Тебе надо поесть. Моника переживает, боится, что ты питаешься не слишком полезно для здоровья.
— Ричард, она вообще по любому поводу переживает. И проблема серьезнее, чем ты думаешь. — Я бросила салфетку на стол. — Все. Мне пора возвращаться на работу.
Я повернулась и, пулей выскочив из комнаты, забрала у секретарши Стэнтона свою сумочку, но положила ей на стол свой мобильник. Клэнси, поджидавший в приемной, последовал за мной, и у меня хватило здравого смысла не пытаться от него отделаться. Ведь он выполнял распоряжения исключительно Стэнтона, и никого другого.
Всю дорогу, пока Клэнси вез меня обратно, я кипела от негодования, хотя в глубине души прекрасно понимала, что в конечном счете и сама не намного лучше Стэнтона. По той простой причине, что, как всегда, готова уступить, готова опять позволить маме настоять на своем. Сердце мое разрывалось от жалости к ней. Ведь ей, бедняжке, и так досталось, и я не могла позволить себе заставить ее переживать еще больше. Она была ужасно ранима, да к тому же по-настоящему любила меня, пусть ее любовь и граничила порой с безумием.
Так или иначе, но вернулась я в поганом настроении. Клэнси уехал, а я осталась стоять на тротуаре, озираясь по сторонам в надежде увидеть аптеку, где можно было бы купить плитку шоколада, или магазин, где продают мобильники.
Обойдя в результате весь квартал, я купила полдюжины шоколадных батончиков и вернулась к Кроссфайр. И хотя отсутствовала я около часа, желания использовать предоставленное Марком дополнительное свободное время у меня не было. Напротив, мне не терпелось приняться за работу, чтобы отвлечься от мыслей о своей чокнутой семейке.
Оказавшись в пустой кабине лифта, я развернула батончик и жадно впилась в него зубами, твердо решив покончить с шоколадом до того, как достигну двадцатого этажа. Но лифт остановился на четвертом. Чему я даже обрадовалась, поскольку получила лишнюю возможность насладиться вкусом таявших во рту темного шоколада и карамели.
Двери раздвинулись. Перед лифтом стоял Гидеон Кросс, он беседовал с какими-то двумя мужчинами.
И, как всегда, при виде его у меня перехватило дыхание, что воскресило улегшееся было раздражение. Почему он оказывает на меня такое воздействие? Когда же я наконец приобрету иммунитет к его мужскому обаянию?
Он заметил меня, и его губы изогнулись в улыбке, от которой замерло сердце.
Здорово. Не везет так не везет.
Кросс перестал улыбаться и слегка нахмурился.
— Закончим позже, — впившись в меня взглядом, бросил он собеседникам.
Он шагнул в лифт, жестом дав им понять, чтобы оставались на месте. Мужчины удивленно заморгали, потом посмотрели на меня, затем на Кросса и снова на меня. Я вышла, решив, что ехать с ним в одной кабине опасно для психики.
— Не спеши, Ева. — Кросс взял меня за локоть и втянул обратно.
Двери закрылись, и лифт мягко пришел в движение.
— Что вы себе позволяете?! — возмутилась я.
Не хватало на мою голову еще одного доминантного самца, норовящего мною командовать! С меня довольно и Стэнтона.
Положив мне руки на плечи, Кросс обратил на меня взгляд своих удивительно ярких голубых глаз.
— Что-то не так. Что именно?
Между нами проскочил уже знакомый электрический разряд, причем мой боевой настрой только усилил возникшее притяжение.
— Вы.
— Я?
Он ласково провел по моим плечам пальцами, затем, отпустив меня, полез в карман, вытащил оттуда ключ и вставил в отверстие на панели. Все световые индикаторы этажей отключились, кроме одного, самого верхнего.
Сегодня на Кроссе был черный костюм в тончайшую серую полоску. Я впервые увидела его со спины, что стало для меня некоторым открытием. По сравнению с его широкими, но не слишком массивными плечами талия казалась еще тоньше, а ноги — длиннее. Ниспадавшие на воротник шелковистые волосы так и манили потрогать их. Я хотела его до дрожи. Я хотела схватки.
— Я сегодня не в том настроении, мистер Кросс.
— Могу создать тебе нужное настроение, — бросил он и стал смотреть, как стрелка над дверью отсчитывает остающиеся внизу этажи.
— Мне это неинтересно.
Кросс оглянулся на меня через плечо. Его рубашка, как и галстук, была того же убойного, небесно-голубого цвета, что и глаза. Эффект был потрясающим.
— Не лги, Ева. Никогда.
— А я и не лгу. Ну да, возможно, я испытываю к вам некоторое влечение. И что с того? Полагаю, большинство женщин могут сказать то же самое. — Завернув остатки батончика в обертку, я сунула его в пакет, а пакет запихнула в сумочку. Когда дышишь одним воздухом с Гидеоном Кроссом, потребность в шоколаде отпадает сама собой. — Но лучше оставить все как есть.
Он неторопливо повернулся и уставился на меня; чувственные губы раздвинулись в некоем подобии улыбки. Его самоуверенность и беззаботность еще больше раздразнили меня.
— «Влечение» — слишком невыразительное слово для, — он обвел жестом пространство между нами, — этого.
— Можете считать меня сумасшедшей, но для того, чтобы я согласилась кувыркаться, голой и потной, с кем-то в койке, этот человек мне должен сначала понравиться.
— Какое там сумасшествие, — пожал он плечами. — Но у меня нет ни времени на ухаживания, ни особого желания.
— Ну что ж, мы оба такие, какие есть. Порадуемся этому и спокойно расстанемся.
Кросс придвинулся еще ближе, протянув руку к моему лицу. Я с трудом удержалась, чтобы не отпрянуть. Мне не хотелось доставлять ему удовольствие видеть мое смятение. Он провел подушечкой большого пальца по уголку моего рта, а потом, облизав палец, вкрадчиво сказал:
— Шоколад и ты. Восхитительно.
Меня буквально затрясло, а внизу живота сладко заныло: я представила, как слизываю шоколад с его убийственно сексуального тела.
Глаза Кросса потемнели, и он вдруг перешел на интимный шепот:
— Ева, романтика не в моем репертуаре. Но есть тысячи других способов привлечь тебя. Позволь мне их продемонстрировать.
Кабина замедлила ход и остановилась. Он извлек ключ из панели, и двери открылись.
Я отступила в уголок в безуспешной попытке спастись.
— Меня это действительно абсолютно не интересует.
— Посмотрим. Дай мне всего пять минут.
Кросс взял меня под локоть и мягко, но настойчиво вывел из лифта.
Я сдалась и пошла за ним. С одной стороны, мне нравилось возникавшее в его присутствии электрическое поле, а с другой — было интересно, что еще он может сказать. В любом случае, это стоило пяти минут.
Он стремительным шагом вошел в приемную. Сидевшая за столом милая рыжеволосая секретарша тут же вскочила: она явно собиралась что-то ему сообщить. Но Кросс нетерпеливо покачал головой, и она, таращась на меня во все глаза, удивленно смотрела, как мы торопливо проходим мимо.
Слава богу, идти по коридору до кабинета Кросса оказалось недалеко. При виде вошедшего босса его личный секретарь поднялся, но, заметив, что тот не один, деликатно промолчал.
— Скотт, если кто-нибудь будет меня спрашивать, скажи, чтобы перезвонили попозже, — бросил Кросс, одновременно подталкивая меня сквозь распахнутые двойные стеклянные двери в кабинет.
Несмотря на дикое раздражение, я не могла не оценить по достоинству просторный командный пункт Гидеона Кросса. Из расположенных с двух сторон огромных, от пола до потолка, окон открывался прекрасный вид на город, от офиса кабинет отделяла стеклянная перегородка. Темная стенка напротив массивного письменного стола была покрыта плоскими экранами, на которых транслировались новости со всего мира. Кабинет был разделен на три отдельные зоны, каждая из которых казалась больше, чем весь кабинет Марка; там имелся и бар с усыпанными сверкающими камнями хрустальными графинами, разноцветное содержимое которых оживляло интерьер, выполненный в черных, серых и белых тонах.
Кросс нажал на кнопку в столе, и двери закрылись, нажал на другую — и стеклянная перегородка словно покрылась инеем, утратив прозрачность и надежно укрыв нас от взглядов персонала. В окнах из сапфирового стекла отражались экранные сюжеты, так что насчет приватности беспокоиться не приходилось. Сняв пиджак, он повесил его на хромированную вешалку.
— Ева, чего-нибудь выпьешь? — повернулся он ко мне, поскольку я так и осталась стоять на пороге.
— Нет, спасибо.
Черт возьми, в жилете, без пиджака, он выглядел даже круче. Так было еще лучше видно, как классно он сложен. Какие у него широкие плечи, накачанные мускулы, упругие, вырисовывающиеся при каждом движении ягодицы.
— Присядь, — указал мне Кросс на черный кожаный диван.
— Мне пора на рабочее место.
— А у меня в два важная встреча. Чем быстрее мы разберемся с нашим вопросом, тем скорее сможем вернуться к делам. Давай садись.
— О каком таком «нашем вопросе» вы говорите?
С тяжелым вздохом он подхватил меня на руки и, как невесту, отнес к дивану, потом осторожно усадил и пристроился рядом.
— О твоем отказе, вот о каком. Самое время обсудить, что надо сделать, чтобы ты согласилась лечь под меня.
— Чудненько! — На всякий случай я отодвинулась подальше и подоткнула под себя подол своей изумрудно-зеленой юбки, сильно пожалев, что не надела брюки. — Я нахожу ваше предложение непристойным и крайне оскорбительным.
А еще в высшей степени интересным, хотя именно этого я признавать не собиралась.
Кросс уставился на меня прищуренными глазами.
— Может, я выразился чуть грубовато, но зато честно. Тем более что ты не производишь впечатления женщины, падкой на лесть и не любящей откровенность.
— Единственное, чего я хочу, так это то, чтобы во мне видели человека, а не надувную куклу из секс-шопа.
— Хм, неплохо сказано, — поднял брови Кросс.
— Так мы закончили?
Я встала, но он схватил меня за руку и притянул обратно.
— Едва ли. Мы пока всего лишь обозначили некие темы для обсуждения. Начнем с того, что мы с тобой оба привлекательны, испытываем сильное сексуальное влечение, но никто из нас не имеет склонности к ухаживаниям. Так чего же ты хочешь? Чего именно? Обольщения? Ева, тебе что, хочется, чтобы тебя обольщали?
Разговор этот одновременно и захватывал, и смущал меня. Ну и конечно искушал. Ведь я оказалась лицом к лицу с великолепным самцом, демонстрирующим неприкрытое желание к совокуплению. Однако мое смятение взяло верх.
— У меня нет склонности к сексу, который планируется, как деловая операция.
— Заранее оговоренные условия уменьшают вероятность последующего разочарования из-за несбывшихся чрезмерных ожиданий.
— Вы, наверное, шутите! — нахмурилась я. — Да вы хоть слышите, что вы несете? Зачем, вообще, называть это перепихом? А почему не запланированным семяизвержением в оговоренное отверстие?
В ответ он запрокинул голову и расхохотался. Этот глубокий гортанный звук подействовал на меня, словно теплая волна. Я еще сильнее, почти до боли, почувствовала его близость. И такая, совсем земная, смешливость сделала моего бога секса более человечным. Он будто стал существом из плоти и крови. Реальным.
Я поднялась и на всякий случай отодвинулась подальше.
— Конечно, при случайном сексе вино и розы абсолютно без надобности. Но, господи боже мой, в любом случае это действо должно быть очень личным. Дружеским. И уж во всяком случае оно требует взаимного уважения.
Кросс встал, глаза его потемнели.
— В моих личных делах нет места двусмысленности. А ты пытаешься лишить мой подход определенности. Похоже, у тебя есть на то основания.
— Я пытаюсь сделать только одно: вернуться на свое рабочее место. — Подергав ручку, я тихонько выругалась, когда она не подалась. — Кросс, выпустите меня.
И тут я почувствовала, как он подошел ко мне сзади и оперся о стекло по обе стороны от моих плеч, словно заключив меня в клетку. Я поняла, что инстинкт самосохранения мне изменил.
Его несокрушимая воля ощущалась мною почти на физическом уровне, как сильное магнитное поле, а когда он придвинулся еще ближе, это поле притянуло меня и я словно оказалась в каком-то коконе. Все находившееся снаружи перестало существовать, а мое изолированное от внешнего мира тело жадно потянулось к нему. Несмотря на дикое раздражение, я чувствовала к нему такое влечение, что кружилась голова. Ну как, спрашивается, могло меня так тянуть к мужчине, слова которого вызвали гнев и досаду?
— Повернись, Ева.
От него шла волна столь явного возбуждения, что глаза мои непроизвольно закрылись. Господи, как чудно от него пахло! Его мощное тело дышало жаром, а его сексуальный голод будил во мне встречное желание. Раздражение после разговора со Стэнтоном и обмена «любезностями» с самим Кроссом еще больше усиливало вожделение.
Я хотела его. Жутко хотела. Однако близость с ним, если говорить откровенно, не сулила мне ничего хорошего. Я могла сама распоряжаться собственной жизнью и не нуждалась ни в чьей помощи.
Мой пылающий лоб прикоснулся к охлажденному кондиционером стеклу.
— Хватит, Кросс.
— Уже все. Расслабься. Не стоит так волноваться.
Его губы скользнули по моему уху, он положил мне руку на живот и прижал к себе. Он был возбужден не меньше меня, и я ощутила ягодицами его твердый, напрягшийся член.
— Повернись и скажи «до свидания».
Я послушно повернулась и привалилась к двери, чтобы охладить разгоряченную спину. Он склонился надо мной, так что его густые волосы упали на лицо, и, опершись плечом на дверь, придвинулся еще ближе. Мне стало трудно дышать. Сильная рука, ранее обнимавшая меня за талию, теперь — сводя меня с ума — лежала на изгибе моего бедра. Он бросил на меня пронзительный, требовательный взгляд.
— Поцелуй меня, — охрипшим голосом произнес Кросс. — Подари мне такую малость.
Я облизала пересохшие губы. И тогда он с глухим стоном жадно впился в мой рот. Его губы оказались неожиданно мягкими и нежными. Не выдержав, я вздохнула — его язык проскользнул внутрь и стал исследовать меня медленными волнообразными движениями. Его поцелуй был ласковым, умелым, но агрессивным, причем ровно настолько, чтобы свести меня с ума.
Словно со стороны, я увидела, что моя сумочка падает на пол, а пальцы гладят его по голове. Я схватила его за волосы, еще сильнее прижавшись к нему губами. С утробным рыком он принялся облизывать мой язык. Я чувствовала, как гулко стучит его сердце: живое доказательство того, что рядом со мной человек из плоти и крови, а не прекрасный, но недосягаемый образ, порожденный больным воображением.
Кросс отодвинулся от двери и, обхватив меня одной рукой за затылок, а другой за ягодицы, оторвал от пола.
— Все. Я хочу тебя, Ева. Будь что будет, но мне уже не остановиться.
Зажатая в железных объятиях, я чувствовала каждый дюйм этого горячего великолепного тела. Я поцеловала его в ответ, причем так, словно хотела съесть живьем. Все мои нервные окончания обострились, кожа покрылась капельками пота, нежные груди отяжелели, а клитор пульсировал в такт биению сердца.
Я едва осознала, что уже не стою, а лежу. Кросс склонился надо мной, упершись коленом в край дивана. Он запустил правую руку мне под подол, и рука эта неуклонно скользила вверх по моему бедру.
Когда он добрался до подвязок, поддерживавших шелковые чулки, его дыхание сделалось тяжелым. Он скользнул глазами по моему телу, а потом задрал мою юбку, обнажив меня ниже талии.
— О господи, Ева!
Я услышала исходивший из его груди какой-то примитивный — низкий, вибрирующий, рокочущий — звук, и моя кожа покрылась мурашками.
— Твоему боссу чертовски повезло, что он гей.
Словно в тумане я видела, как на меня наваливается тело Кросса. Ноги мои раздвинулись, чтобы обхватить его бедра, а мышцы напряглись. Мне уже не терпелось ускорить контакт, которого я на самом деле страстно желала с того самого момента, как впервые увидела Кросса. Он опустил голову и снова властно впился мне в губы.
Но, внезапно отпрянув, вскочил на ноги.
А я так и осталась лежать — задыхающаяся, потная, сгорающая от желания и на все готовая. А потому не поняла, с чего это он так резко вскочил.
Позади него кто-то стоял.
