Глава 10

Открываю дверь холодильника. Умираю от голода, ведь я не ел больше года. У меня ничего не было во рту со дня смерти Лесс, и странно, что я еще жив.

Даже при открытой двери холодильника свет в нем зажигается не сразу. Едва его содержимое освещается, я прихожу в недоумение: холодильник забит джинсами Лесс. Они аккуратно сложены на полках, и это меня бесит, потому что там должна быть еда, а я чертовски голоден.

Выдвигаю контейнер в надежде найти в нем еду, но и там ее нет – лишь еще одна пара аккуратно сложенных джинсов. Задвигаю его и вытягиваю другой, но и там тоже джинсы.

Сколько ей нужно этих чертовых джинсов? И почему они лежат в холодильнике, где должны быть продукты?

Закрываю дверь холодильника и открываю морозилку, но сталкиваюсь с тем же самым, только на этот раз джинсы заморожены. Все они лежат в морозильных пакетах с надписью «Джинсы Лесс». В досаде я захлопываю дверцу морозилки и поворачиваюсь к кладовке. Может, хотя бы там?

Обхожу кухню и опускаю глаза.

Я вижу ее.

Лесс свернулась на полу кухни в позе эмбриона, прислонившись спиной к двери кладовки.

Это лишено всякого смысла.

Как она здесь оказалась?

Ее нет в живых уже тринадцать месяцев.

Я голоден.

– Дин, – шепчет она.

Ее глаза распахиваются, и мне сразу же приходится схватиться за кухонную столешницу. Мое тело вдруг тяжелеет, я не в силах удержать его и делаю шажок назад, после чего ноги у меня подгибаются и я падаю перед ней на колени.

Ее глаза широко раскрыты, и они совершенно безжизненные. Ни зрачков, ни радужной оболочки. Тусклые бесцветные глаза, высматривающие меня и не находящие.

– Дин, – вновь произносит она хриплым шепотом.

Она слепо протягивает руку ко мне, начинает шарить пальцами перед собой.

Хочу помочь ей. Хочу взять ее руку, но я слишком слаб и не могу двигаться. Или мое тело чересчур тяжелое. Не знаю, что мне мешает, но я нахожусь всего лишь в полуметре от сестры, изо всех сил стараюсь поднять руку и дотянуться до нее, но моя рука не шевелится. Черт. Чем больше я стараюсь контролировать свои движения, тем трудней становится дышать. Теперь она плачет, произнося мое имя. Что-то сдавливает мне грудь, горло сжимает спазм, и я даже не могу успокоить ее: не удается произнести ни слова. Напрягаю челюсти, но зубы у меня крепко сжаты, а рот не открывается.

Она пытается приподняться на локте, медленно подползая ко мне. Старается протянуть ко мне руку, но ее безжизненные глаза не видят меня. Теперь она плачет еще горше:

– Дин, помоги мне!

Она с детства не называла меня Дином. Не знаю, почему она сейчас называет меня так. Это мне не нравится.

Зажмуриваюсь, стараясь сосредоточиться и заставить голос зазвучать, а руки двигаться. Но сейчас никакое напряжение воли мне не помогает.

– Дин, пожалуйста, – плачет она, но на этот раз голос не ее. Это детский голос. – Не уходи, – просит дитя.

Открываю глаза: Лесс больше нет, а ее место занял кто-то другой. Прижавшись спиной к двери кладовки, на полу сидит маленькая девочка. Она обхватила себя за ноги и спрятала лицо в коленях.

Это Хоуп.

Я по-прежнему не в силах пошевелиться, заговорить или вздохнуть, и с каждым спазмом рыданий, сотрясающих тело маленькой девочки, моя грудь сжимается все больше. Я могу лишь сидеть и смотреть, как она плачет, потому что не в состоянии даже повернуть голову или закрыть глаза.

– Дин, – говорит она приглушенным от слез голосом.

Впервые с того дня, как ее похитили, я слышу, как она произносит мое имя, и от этого почти совсем перестаю дышать. Она медленно поднимает голову и раскрывает глаза. Они такие же безжизненно-тусклые, как у Лесс. Она прислоняется головой к двери кладовки и тыльной стороной ладони вытирает слезы.

– Ты нашел меня, – шепчет она.

Только на этот раз это уже не голос маленькой девочки. Это даже не голос Лесс.

Это голос Скай.