Глава шестнадцатая
Дофина
Я никогда не была путешественницей, а потому совсем не ожидала, что почувствую такую чистую радость, вернувшись из Буэнос-Айреса и увидев дверь своего дома, бархатцы в горшках и пышные хризантемы, слегка увядшие от последнего всплеска летней жары. Поднявшись наверх, я побросала на пол сумки и облегченно вздохнула при виде моей пыльной, залитой солнцем квартиры. Мое путешествие, начавшееся как преобразующее и возобновляющее, превратилось в нечто темное и пугающее после столкновения с Пьером Кастилем. А дома я чувствовала себя в безопасности. И теперь я поняла, почему о южанах говорят, что они вечно тоскуют по дому: дома им лучше, чем где бы то ни было.
Закончив поливать растения, я приняла ванну и смыла с себя все напряжение обратного перелета. Турбулентность, правда, была немного меньше, но вот капитана Натана, готового утешить, рядом не оказалось. Таможенники вели себя более шумно, исследуя мой багаж с помощью собаки, погладить которую мне не позволили. Офицеры искали запрещенные к провозу колбасные изделия и слоновую кость, а это, пожалуй, были единственные вещи, которые я не прихватила с собой из Аргентины. Зато я приобрела две новые шкатулки для украшений, постельное белье, домашние платья и четыре винтажных платья для танго, которые купила, чтобы перепродать потом в «Фанки-Манки». Но пока гончая обнюхивала мои вещи, я вдруг поняла, что на самом деле намеревалась продать все свои приобретения. Я больше не хотела держаться в стороне от окружающих, а ведь именно этой цели служили и мои накопления. Я не хотела больше воображать некое будущее, в котором мне понадобятся все эти вещи, потому что будущее происходило прямо сейчас.
Когда позвонили в дверь, я подпрыгнула от неожиданности, потому что мои нервы еще не окончательно пришли в норму после полета. Как я и предполагала, это оказалась Матильда, и на ее добром лице были буквально написаны слова извинения.
— Дофина, милая… Можно мне войти?
Глядя на нее, я почувствовала, как весь мой гнев по поводу происшествия с Пьером угасает. И все-таки, здороваясь, я не обняла Матильду.
— Конечно. Входи, пожалуйста. Я приготовлю чай.
Будучи типичными южанками, мы обменялись любезностями, я вкратце рассказала о своей поездке. Осторожно упомянула о посещении кабины пилота и ночи на танцевальной площадке, хотя оба эти воспоминания заставляли меня слегка покраснеть… и чувствовать себя благодарной.
— Я рада, что ты насладилась этими Шагами. Но я не виню тебя, Дофина, за то, что тебе захотелось расстаться с нами. Я пришла лишь сказать, как обрадовалась, узнав, что ты сумела расстроить самую дурную часть плана Пьера.
— Но Кэсси всегда подчеркивала, что я могу уклониться от любой ситуации, если она не кажется мне правильной на все сто процентов… А Пьер не показался мне правильным.
— У тебя отлично развиты инстинкты. И ты знаешь себя. Этому стоит позавидовать. И за это я хочу подарить тебе кое-что, — сказала Матильда, доставая из сумочки маленькую пурпурную коробочку и осторожно ставя ее передо мной.
— Это что, подвеска Шага шестого? Неужели?
— Открой, — предложила Матильда.
По правде говоря, единственным, о чем я сожалела в случае расставания с обществом С.Е.К.Р.Е.Т., так это остальные подвески. Что тут сказать? Я любила свои побрякушки. И потому мне трудно было сдержать восторг после того, как я открыла коробочку. В ней лежала не только подвеска Шага шестого, но и все остальные тоже!
— Ох, боги милостивые! — воскликнула я, хватаясь за сумку, чтобы достать браслет, который лежал там в бархатном мешочке.
— Ты завоевала подвеску «Уверенность», когда прислушалась к своим инстинктам в отношении Пьера. Я очень рада, что он не сумел лишить тебя ее. Седьмая — «Любопытство», — напомнила мне Матильда, выкладывая подвески на стол. — Это за то, что ты задала Пьеру все необходимые и правильные вопросы. Восьмая — «Бесстрашие» — это, конечно, за то, что ты сумела противостоять ему. А девятая — «Изобилие». Ну, думаю, в тебе его достаточно, Дофина, после того, что ты испытала вместе с нами.
Одну за другой я прикрепила подвески к браслету и потрясла его перед глазами. Подвески зазвенели.
— Это так чутко, так щедро, — сказала я. — Буду их беречь и помнить время, проведенное в вашем обществе. Всегда.
— У меня есть еще одно предложение, — сказала Матильда, чуть наклоняясь вперед в кресле. — Конечно, ты можешь отказаться, но я прошу тебя хорошенько подумать. Нам хотелось бы, чтобы ты испытала последнюю фантазию. Мы убеждены: она будет стоить твоего доверия. Мы очень огорчены тем, что случилось в Буэнос-Айресе. И потому были бы рады возможности хоть как-то поправить дело. Могу тебя заверить: мы это делаем не только для того, чтобы вернуть тебе чувство безопасности, но и для того, чтобы подтвердить правильность нашего замысла. И я уверенно заявляю, что эта фантазия превзойдет все те, что ты испытала до сих пор. Вообще-то, мы ожидаем, что она полностью изменит тебя.
Наверное, все дело было в выражении лица Матильды, умоляющем и пылком. А может быть, я вдруг поняла всю глупость своего поведения: ведь я наказывала и себя, и общество из-за дурного поступка одного-единственного плохого человека. Я посмотрела на браслет с девятью подвесками, танцевавшими вокруг моего запястья. Что можно ответить на такое предложение? Только обнять человека, сделавшего его, и сказать:
— Да, отлично. Еще одна фантазия.
* * *
Я была на удивление спокойна в тот день, когда пришло приглашение на последнюю фантазию. Это Элизабет с трудом сумела скрыть свои чувства, когда я попросила подобрать мне наряд «непарадный, но сексуальный», для свидания в «Типитине».
— Ты серьезно? Свидание? Ты идешь на свидание? С настоящим живым мужчиной? На какой-то концерт, да? Там ведь всегда отличная музыка… Нет, все эти перемены — уж слишком для моего слабого сердца!
Она была воистину ошеломлена моей уверенностью, той, которую я привезла из Аргентины вместе с кучей прекрасных вещей.
Когда она, как всегда, спросила меня, для продажи эти вещи или я их оставлю себе, я ответила:
— Продавай все, все до одной. И все то, что накопилось в кладовках. Незачем это хранить. И все золотые браслеты, и шелковые пижамы, и кожаные перчатки, и шляпки. — И добавила: — А то, что не удастся продать, мы просто выбросим. Мне нужны помещения, чтобы расширить магазин.
Элизабет была так потрясена моими словами, что уронила пенсне, которое в тот момент держала в руках.
— Дофина, да знаешь ли ты, как долго я ждала от тебя этих слов?! — воскликнула она.
И вот теперь я попросила ее снова помочь мне, на этот раз посмотреть так, чтобы я сама смогла увидеть себя новыми глазами.
Элизабет задохнулась:
— Отлично! Есть несколько вариантов, которые я давно уже придумала для тебя. Разрешишь проверить их все?
Элизабет вихрем носилась по магазину, хватая шарфы и блузки, брюки и футболки, платья и джинсы, туфли на высоком каблуке и новенький лавандовый лифчик. Ничто из того, что выбирала для меня Элизабет, не было винтажным. Это все были вещи по фигуре, броские, в основном синих и пурпурных тонов, которые я редко носила. В общем, нас ожидала веселая игра.
После полутора часов непрерывных переодеваний, в процессе которых мы жевали купленные навынос жареные рыбешки и пили сок, да еще успевали обслужить покупателей, я наконец остановилась на черных кожаных брюках, лавандовом топе на бретелях под прозрачной белой блузой, на которую набросила угольно-черный блейзер. Наряд дополняли тонкие золотые цепочки и золотой браслет-обруч, а также черные замшевые ботинки на танкетке. Во всем этом я выглядела дерзко. И, должна признать, сексуально.
— Ты только посмотри, какой оттенок придает блузе лавандовый топ! Ты просто воплощенная женственность! — сказала Элизабет, задумчиво рассматривая мое отражение в зеркале с таким видом, словно я была ее личным творением.
— И почему я раньше ничего такого не носила?
— Понятия не имею. Но ты выглядишь как рок-богиня! — решила Элизабет.
Но я выглядела как я, только как более современный вариант самой себя. И я чувствовала себя сильной, энергичной и свободной.
— А что, если я надену вот этот браслет? — спросила я, доставая из сумки браслет с подвесками.
— О да! Боже, какая великолепная вещь! У тебя отличный вкус, Дофина. Просто отличный!
— А ты получаешь прибавку! — заявила я, хватая Элизабет за щеки и целуя ее прямо в губы.
* * *
Лимузин подъехал к моему дому ровно в десять, и прохладный вечерний воздух слегка остудил мое разгоревшееся лицо, давая понять, что осень уже за углом. В последний раз я была в «Типитине» с Люком, отправившимся туда весьма неохотно во время Джазового фестиваля, и это был один из наших последних выходов в свет. Музыка никогда особо не привлекала Люка. Так что дамы из общества сделали правильный выбор. И я представляла, как слушаю музыку вместе с каким-то потрясающим парнем, который тоже в теме, и этого мне было бы вполне достаточно.
— Приехали, мисс Мэйсон, — сказал шофер, показывая на афишу перед зданием.
Мое сердце подпрыгнуло, когда я увидела, что на ней значится: «Беспечные». Афишу окружал ряд бегущих огоньков. Да! Для сопровождения любой фантазии нельзя было придумать музыки лучше, чем та, которую мне предстояло услышать. Вот это да! «Дыши ровнее», — приказала я себе.
Добрый водитель, почувствовав мою нервозность, проводил меня сквозь толпу фанатов, держась так, словно мы владели всем этим зданием, словно я была весьма важной персоной… Когда мы подошли близко к эстраде, где уже играла группа, открывающая вечер, я заметила двух вроде бы знакомых женщин, рядом с которыми было свободное место.
— Дофина! И ты здесь! Ты нас помнишь? Я Кит, а это Полин! — сквозь музыку громко закричала Кит. — Мы будем с тобой, пока не начнется твое свидание! Надо ли упоминать, как я люблю свою работу?
— Ты выглядишь изумительно, — с восторгом сообщила Полин, сама невероятно сексуальная на свой лад. На ней было черное короткое платье с джинсовым жакетом и великолепные черные ботинки до лодыжек. А Кит красовалась в обрезанных потрепанных джинсах и мешковатой белой рубахе, а в ее нынче черных волосах поблескивали драматические серебряные пряди.
— Спасибо, что пришли, — сказала я. — Для меня это много значит.
И это действительно было так. Я не привыкла бывать в таких местах одна, да и вообще в каких бы то ни было, если уж на то пошло.
— Значит… он где-то здесь? — спросила я и осторожно обвела взглядом переполненный зал.
— Он скоро будет, — ответила Полин, переглядываясь с Кит.
— А вы мне скажете, когда он придет? — спросила я, нервно приглаживая волосы, которые Элизабет тщательно выпрямила. Они были шелковыми на ощупь.
— Ты сама поймешь, когда он появится, — сказала Кит. — Не беспокойся.
Передо мной вдруг появился бокал прохладного шабли, моего любимого. Наконец открывавшая концерт группа покинула сцену, и в битком набитом зале стало совершенно темно. Через минуту, когда «Беспечные» начали вступительную импровизацию, у меня мурашки побежали по коже. Это был он, Марк Друри, вышедший на середину сцены; на него упал луч софита. Марк взял микрофон, и прожектора ярко осветили его удивительное лицо. Несколько минут в зале только и слышно было, что его дыхание в микрофон. У Марка было тело настоящего музыканта, худощавое и жилистое, его кости словно истончались от музыки, текущей сквозь них. Одежда сидела на нем безупречно, однако это было несущественно по сравнению с его голосом. Все было несущественно. И взгляд, которым он окинул вытаращивших глаза женщин, раскачивавшихся на своих местах, говорил о том, что недостатком внимания он не обижен.
Несколько секунд он молчал, просто стоял, держа микрофон и закрыв глаза. А потом — вспышка яркого света, когда он запел лучшую песню группы — «Days from Here», заставив зал взвыть и вскочить на ноги. И потом все сорок пять минут выступления группы я и думать забыла о фантазиях, перестала искать мужчину, с которым мне вскоре предстояло встретиться. Я просто восхищалась талантом Марка, его даром порождать в себе мощные чувства и выплескивать их на зрителей. Но ведь именно это и делает самая хорошая музыка: она заставляет массу людей почувствовать то же, что чувствует певец. В общем, я точно так же, как все, вскакивала на ноги и бешено аплодировала, и радость просто не умещалась в моем теле. Кем бы ни был тот человек, с которым мне предстояло осуществить фантазию, он этой ночью получит лучшее, что есть во мне.
— Мы теперь немножко изменим темп. Чтобы вам стало уютнее, — сказал Марк, придвигая к себе высокий табурет, садясь и кладя на колено акустическую гитару. — Последняя песня — для моей девушки. Она как раз здесь. — И он кивком указал на столик рядом с нашим.
Вот как? Конечно, у него есть «девушка»…
Но вместо того, чтобы огорчиться из-за «девушки», я вдруг ощутила… ну, нечто вроде приступа великодушия, как будто мне и без того хватало любви, хватало привязанности, нежности, радости, витавших вокруг. Марк коснулся струн, всматриваясь в темную толпу за моим плечом. Я оглянулась, чтобы посмотреть на счастливицу. Но не поняла, кого он имел в виду, и снова повернулась к сцене.
— Вот она, — сказал Марк, глядя прямо на наш столик, — великолепная рыжая, что сидит впереди. Это моя малышка. Ты как там?
Горячий луч прожектора тут же окатил меня светом, продемонстрировав всем мое ошеломленное лицо. Я?! Я почувствовала, как Полин схватила меня за руку, как бы испугавшись, что я сбегу или взлечу к потолку.
— Ее зовут Дофина, — сообщил Марк толпе. — И я надеюсь, что вы все поможете мне уговорить ее сделать кое-что для меня, — продолжил он, легко перебирая струны и улыбаясь мне. — Я надеюсь, что она… примет Шаг.
Он заиграл вступление к песне, а я увидела небо в алмазах. Неужели это действительно происходит наяву? Со мной? Музыканты группы сначала как будто немного растерялись, но тут же уловили мелодию и присоединились к Марку.
— Я знаю, что вы ни черта не понимаете, не догадываетесь, что это значит, — снова заговорил Марк в зал, улыбаясь во весь рот. — Но она знает. Ведь так, малышка?
Ох, эта его улыбка! Зрители постепенно начали скандировать: «Прими Шаг! Прими Шаг!» Даже Кит и Полин, смеясь и аплодируя, присоединились к общему хору.
— Так что же ты скажешь? После этой песни мы вполне могли бы отправиться куда-нибудь, — произнес Марк, и теперь уже я, прикрыв ладонью рот, засмеялась.
А потом я раскинула руки в стороны и закричала:
— Да!
И тут же зал взорвался восторженными аплодисментами, а Марк запел знаменитую песню Маргарет Льюис «Reconsider Me». И в последующие минуты я изо всех сил пыталась вернуть на место свое сердце, застрявшее где-то в горле. Я чувствовала, что вся горю, меня трясло оттого, что Марк так дерзко и открыто объявил о нашей связи перед целым залом… хотя никто из зрителей ничего не понял, не считая, конечно, Кит и Полин.
Песня закончилась, и под оглушительные аплодисменты Марк положил гитару и направился прямиком ко мне. Зал взорвался восторгом, когда Марк поднял меня на ноги и крепко поцеловал.
— Давай убираться отсюда ко всем чертям, — прошептал он мне на ухо.
— Давай, — согласилась я, не зная, далеко ли унесут меня обмякшие ноги.
На прощание я помахала рукой Кит и Полин, и Марк потащил меня через толпу все еще аплодирующих зрителей за сцену, в набитую людьми зеленую комнату. Мы проскочили мимо разгоряченных, о чем-то болтающих членов его группы. Один менял рубашку, другой стоял с женой или с подружкой, а третий курил у задней двери. Мы промчались через комнату и очутились в узком темном коридоре, повернули направо, потом налево и добрались до какого-то небольшого кабинета с металлическим столом и тусклой лампочкой, болтавшейся под потолком.
— Вау, вот это да! — воскликнула я. — Местечка лучше и не придумать!
Я чувствовала себя слегка пьяной и от внимания Марка, и от вина.
Он захлопнул за нами дверь, и висевший на ней пожелтевший календарь упал на пол. А потом Марк Друри направился ко мне — медленно, хищно. Я отступала, пока не наткнулась спиной на стену. Тогда Марк вытянул руки и оперся ими о стену по обе стороны от меня.
— Так, значит, это ты, — сказал он, всматриваясь в мое лицо.
— О чем ты?
— Они дали мне имя и фотографию. Мне показалось, что я узнал тебя. Но я не верил в это, пока не посмотрел в зал и не увидел тебя там. Ты приходила на мои выступления, — сказал он, и его прекрасные губы приблизились к моим.
— Ты меня заметил?
— Ну да. И каждый раз надеялся увидеть тебя после концерта, но ты всегда исчезала. А потом, несколько месяцев назад, я вдруг увидел тебя во дворике кафе «Игнатиус», но меня тогда задержали разговором.
— Ты имеешь в виду Кэсси? — спросила я. — Она… она моя подруга.
— Моя тоже, — кивнул Марк. — Забавная штука жизнь, как иной раз в ней все перепутывается, а?
Он был прав. Он был абсолютно прав. И я кивнула. Мы слышали, как по другую сторону стены начала выступление другая группа, и ритм их ударника отдавался в моем теле и в руках Марка.
— Предполагалось, что я отвезу тебя в Особняк, — сказал Марк, тычась в мое ухо, нюхая мои волосы. О боже… — У заднего выхода нас ждет машина. Но я тебя и так ждал весь вечер… Зная, что ты там, в толпе… Зная, что это ты… Не думаю, что смогу еще ждать.
От него так хорошо пахло яблоками, а дыхание было теплым, мятным…
— Можно?… — Он чуть сдвинул жакет с моих плеч. — И это тоже?
Я кивнула, и он начал расстегивать на мне блузку. И когда я уже стояла перед ним в одном лавандовом топе, он осторожно провел ладонью по ключицам, потом по груди, и подушечка его большого пальца чуть прижала мой сосок сквозь шелк. Он осторожно потянул топ и снял его через голову, а затем освободил мою грудь от лифчика.
— Черт побери… — пробормотал он, стискивая ладонями мои груди, целуя их, оставляя влажный след на одном соске, на другом… Потом просунул руку в мои кожаные брюки и явно был изумлен тем, как я успела повлажнеть.
Боже праведный…
Я лишь смогла поцеловать его в губы, крепко, и тут же наш поцелуй стал просто яростным. Я впивалась в Марка, а его тело прижимало меня к стене.
— Я намерен довести тебя до экстаза, — заявил он, а я вздохнула, потому что его губы уже заскользили по моему телу.
Опустившись передо мной на колени, Марк стянул с меня брюки и начал нежно, осторожно лизать мой живот, бедра, раздвигая мне ноги своим прекрасным лицом, своим талантливым языком. Приподняв одну мою ногу, он зарылся лицом в мою щель, и я едва не упала, но успела схватиться за стоявший рядом стул. Меня прижимал к холодной цементной стене в задней комнате «Типитины» сам Марк Друри! Я смотрела вниз, а его теплые губы исследовали меня так, словно он нашел некое сокровище. Я поневоле выгнулась навстречу ему, и тут же его пальцы пробрались внутрь меня и начали двигаться взад-вперед, доводя меня до безумия, а он все более и более жадно захватывал меня губами…
А потом я почувствовала жаркую волну, накатившую изнутри, и тут же волны помчались по моему телу одна за другой, и я вцепилась в волосы Марка. «О боже, боже, боже, Марк!» — только это я и могла бормотать, и наконец полностью лишилась сил и навалилась на него.
Марк медленно встал и снова начал целовать мое тело, снизу вверх, пока не добрался наконец до лица. Он обеими ладонями обхватил мои щеки. Но я не держалась на ногах и потому буквально свалилась на покалеченный офисный стул, широко расставив ноги… брюки болтались где-то возле лодыжек…
— Черт побери, — выдохнула я.
— Я весь день представлял, как сделаю это, — сказал Марк, с победоносным видом вытирая свои сексуальные губы.
— А что еще ты представлял? — спросила я, уже снова желая его.
— Но это ведь твоя фантазия, Дофина. Предполагается, что я исполняю твои желания. Но не пойми меня неправильно. Мне это нравится ничуть не меньше, чем тебе.
Я наклонилась вперед и потянула его за ремень, чтобы он встал прямо передо мной. Я бросила на него пылающий взгляд, чуть приоткрыв рот, ища молчаливого согласия.
— И ему тоже нравится, — сказал Марк, поглаживая себя сквозь джинсы.
Слегка дрожащими руками я расстегнула его джинсы и выпустила на свободу напрягшийся член… Я коснулась его губами, желая этого так, как ничего в жизни. Я снова посмотрела вверх, в глаза Марку, а мой язык уже начал описывать круги, и Марк замер, его лицо загорелось при виде моего растущего энтузиазма. А потом я взяла его в рот, со стоном, и принялась ритмично поглаживать рукой это великолепное копье, а вторая рука забралась снизу, ощущая растущее возбуждение Марка… Марк закрыл глаза, когда я глубже захватила его член ртом. Я посасывала его, мои губы крепко его сжимали, горло расслабилось, и мои стоны летели в бедра Марка. Он тоже постанывал. Я умела это делать, я всегда это делала хорошо, но никогда мне не хотелось сделать это так хорошо, как сейчас.
Мои руки и рот творили свою магию, и влажные пальцы нажимали сильнее, и в тот самый момент, когда Марк дошел до предела в самой глубине моего горла, я крепко стиснула его губами, а он одной рукой гладил мои волосы, а другой опирался о стену и бормотал мое имя снова и снова… И наконец, нежно погладив его еще несколько раз, я отодвинулась и оперлась спиной о стул, довольная сверх всякой меры. Мой взгляд упал на календарь, валявшийся на полу; он был пятилетней давности. «И кем же я была тогда?»
— Святое дерьмо! Это было… черт знает что, Дофина! — Марк стоял, оперевшись ладонями о колени, его джинсы спустились до самого пола. — Я никогда… Это было… Да, вот это трах!
— Лучше не бывает?
— Ух… да!
— Ну, вот это и была моя фантазия, — сказала я. — И я ее осуществила.
— Ох, нет, но мы еще не закончили! Идем отсюда к черту. Нас ждут апартаменты «Домино».
— Что это такое?
— Понятия не имею, но мы это выясним.
— Значит, продолжение следует?
— Еще какое продолжение, — сказал Марк, подбирая с пола свою одежду и помогая мне подняться на ноги. — Ты и представить не можешь.
Мы оделись, украдкой поглядывая друг на друга. А потом через заднюю дверь выскользнули из клуба, и там нас ждал уже знакомый мне длинный черный автомобиль. Мы устроились на заднем сиденье. Марк взял меня за руку, и это был жест куда более интимный, чем все то, что мы недавно проделывали друг с другом.
— Та песня Маргарет Льюис… Она потрясающая!
— Ты ее знаешь?
— Знаю ли я? Да у меня все ее записи есть! На дисках.
— Кто бы мог подумать, что именно так я встречу девушку своей мечты, — сказал Марк, поднимая мою руку и целуя ее.
Девушка его мечты?
Только теперь Марк заметил мой браслет.
— О, ты заслужила все их, да? — (Я кивнула.) — Думаю, сегодня ты все это переплюнешь.
Он поцеловал все мои пальцы по очереди.
Матильда была права: эта фантазия разворачивалась так, как я и вообразить себе не могла. Мы целовались всю дорогу и остановились лишь тогда, когда лимузин проскользнул сквозь кованые ворота. Особняк был темен, светилось лишь одно окно на втором этаже.
— Хитроумное местечко, тебе не кажется? — сказал Марк, выходя из лимузина перед маленьким фонтаном, украшенным фигурками ангелов.
— Ты здесь уже бывал? — (Марк посмотрел на меня.) — Точно, бывал, — сказала я.
— Ну, не сомневаюсь в том, что и ты сюда заглядывала.
— Один раз, и только в том строении, сзади, — сказала я.
— И что ты там делала?
Видимо, выражение моего лица подсказало ему, что лучше не требовать ответа.
— Ладно. Все равно все это безумие, — усмехнулся он. — Но мне это чертовски нравится!
Боковая дверь была открыта, и хотя я ожидала, что мы пойдем направо, через главное фойе куда-нибудь наверх, Марк повлек меня влево, в длинный коридор, выложенный черно-белой плиткой, с вращающейся дубовой дверью в конце. Мы тихо, как мышки, вошли рука об руку в огромную кухню. Один-единственный светильник над плитой бросал слабый свет. Кастрюли, сковороды и противни, висевшие на стенах, были такого размера, что здесь можно было готовить еду для викингов.
Марк открыл холодильник размером с промышленный, набитый таким количеством продуктов, которого хватило бы на целую армию. Взяв с буфета сервировочный поднос и коробку крекеров, Марк принялся рыться в холодильнике, доставая оттуда шоколадные трюфели, виноград и головки сыра.
— Весьма романтическая еда, — сообщил он, протягивая мне поднос, чтобы я подержала его, пока он продолжает поиски. — Им тут надо бы еще купить холодного мяса и хлеба.
— Эй, привет! — раздалось со стороны кухонной двери.
От испуга я довольно громко вскрикнула, а Марк уронил какую-то коробку, когда в кухню вошла миниатюрная женщина в накрахмаленной форме горничной и включила полный свет.
— Простите, что напугала вас. Я Клодетт. Мы вас ожидали раньше, но шофер сообщил, что вы немного задержитесь. Вы нашли все, что вам нужно?
— Да, спасибо, — ответила я, стараясь справиться с сердцебиением.
— Я покажу вам ваши апартаменты, — сказала Клодетт, забирая у меня поднос с едой. — Я сама это понесу, дорогая. И мы пришлем вам напитки.
Мы с Марком чувствовали себя как школьники, которые пробрались в школьное кафе и которых застукали на месте преступления, но вместо того, чтобы наказать, предложили ключи от всей школы.
Апартаменты «Домино» оказались расположенными в западном крыле Особняка, и нам пришлось подняться по лестнице и пересечь широкий холл. Комната, как и предполагало ее название, была отделана в черно-белых тонах, и главными в ней были мраморная ванна на львиных лапах в одном конце и кровать на белом постаменте, усыпанная черными подушками, — в другом.
Клодетт поставила поднос на стол со стеклянной столешницей, стоявший перед огромным, от пола до потолка, окном с черными бархатными занавесями. Через секунду появилась другая женщина, тоже в форме, и поставила рядом со столом ведерко с охлажденным шампанским и несколькими бутылками минеральной воды.
— Если вам что-то понадобится, только позовите, — сказала Клодетт и плотно закрыла за собой двойные двери.
Мы выждали одно-два мгновения, чтобы убедиться в том, что мы действительно остались одни. А потом, расхохотавшись, прыгнули на высоченную кровать, приземлившись в кучу подушек. Такой счастливой я не была очень, очень давно.
— Это потрясающе! — заявил Марк. — Ты потрясающая!
Я заметила на каминной полке iPod и динамик.
— Есть какие-то пожелания? — спросила я, вскакивая с постели и бросаясь через комнату.
— Удиви меня, — ответил Марк, повторяя мое пожелание обществу С.Е.К.Р.Е.Т.
Только тут мне пришло в голову, как здорово общество все организовало. Они удивляли меня снова и снова. Но это превосходило мои самые смелые ожидания. Мой любимый певец выбрал меня из огромной толпы, доставил мне огромное наслаждение прямо в какой-то задней комнате клуба, а потом привез вот в это прекрасное место, заставляя меня чувствовать себя желанной, особенной, драгоценной, пусть даже и на одну ночь. Я быстро просмотрела меню в iPod, в котором числились лучшие луизианские блюзы и джазовые композиции, и выбрала Профессора Лонгхэйра, от чего Марк восторженно заерзал на кровати.
— О да! Он настоящий король!
— Моя любимая песня «Willie Mae», — сказала я, снова присоединяясь к Марку и засовывая руку под его футболку. — Разве тебе не хочется, чтобы он выступил в «Типитане», и ты бы смог его увидеть?
— «Типитана». Ну да! Отныне и навсегда я буду думать об этом зале только как о месте, где мы встретились, — сказал Марк, укладывая меня на себя.
И мы пустились в роскошное путешествие по телам друг друга, и я не наслаждалась так со студенческих времен. А потом Марк перевернул меня на спину, его поцелуи стали горячее и глубже, он завел под меня руку, и я выгнулась навстречу его крепкому телу.
— Я никогда не встречал такой, как ты, — шептал Марк. — Я мог бы болтать с тобой всю ночь напролет.
— Я тоже, — ответила я вполне серьезно. — Но есть и еще множество вещей, которыми я могла бы заниматься с тобой всю ночь.
Мои пальцы легко перебирали его волосы, пока мы лежали рядом, просто лежали, слушая музыку, понемножку грызя шоколад и сыр, отщипывая виноградины, говоря о том, какие песни он хотел бы исполнить для меня, а я — для него… Мы восхищались музыкой и друг другом.