Эндрю

Кэмрин проспала все утро и открыла глаза где-то во втором часу дня. Когда я наконец решился ее разбудить, она нарычала на меня и заявила, что у нее жутко болит голова. Выглядела она круто, но была невероятно агрессивна. Насколько я помню, вчера она и двух бутылок пива не выпила, а кажется, будто влила в себя виски. Она лежала на животе, уткнувшись лицом в подушку.

– Я принес тебе адвил. – Я присаживаюсь на край кровати. – Слушай, а может, у тебя опухоль в мозгу?

– Не смешно, Эндрю. – Она пихает меня коленом и слегка стонет от головной боли.

Мне мои слова почему-то показались очень даже смешными.

– Прими таблетки, – говорю я, вытаскивая из-под нее подушку.

Кэмрин ворчит, потом соглашается. Она слегка приподнимается, проглатывает пару таблеток, запивает водой, после чего снова падает на постель, закрывает глаза и массирует себе виски.

– Обычно люди чем больше пьют, тем сильнее привыкают к выпивке, но не наоборот.

– Я вчера выпила всего две бутылки пива, – говорит она, не отрывая рта от подушки. – У меня болит голова, и это никак не связано с пивом.

Я наклоняюсь, целую ее в живот и вспоминаю: последний раз я так целовал ее, когда она была беременна. Меня обжигает грустью, но я тут же гашу волну. Моя грусть ничего не изменит.

– Если хочешь, я посижу с тобой, – предлагаю я.

– Не надо. Скоро пройдет.

Она протягивает руку и утыкается мне в пах. Сообразив, куда она попала, Кэмрин поспешно перемещает руку на мое колено. В другое время я бы поехидничал, но сейчас неподходящий момент.

– Отлеживайся, а мы с Эйданом пару часиков покатаемся по делам. – Я встаю с постели. – Надеюсь, к вечеру ты придешь в форму. Я очень хочу, чтобы мы выступили.

– Приду, – обещает Кэмрин и снова тянет ко мне руку.

Наклоняюсь, целую ей костяшки пальцев и выхожу. Куда мы поедем, я пока не знаю, но других занятий у меня нет.

К вечеру Кэмрин вылезает из постели и одевается. Головная боль у нее прошла. Вскоре мы вчетвером отправляемся в заведение Эйдана. В мир пива, жареного арахиса и живой музыки.

По словам Эйдана, его бар процветает. Приехав туда, я убеждаюсь, что брат не преувеличивает. Времени – едва семь часов, а зал уже полнехонек. Я такого не припомню, а ведь с тех пор, как шесть лет назад Эйдан стал владельцем заведения, я провел здесь до чертиков пятниц и суббот. Из многочисленных динамиков в стенах и потолке льется музыка – в основном фолк-рок. Нам с Кэмрин этот стиль очень близок. Можно сказать, он стал нашей визитной карточкой. Если бы пару лет назад меня спросили, какую музыку я стал бы исполнять, имея свою группу, я бы ни за что не назвал фолк-рок. Долгое время я выступал в барах и клубах, играя классический рок в традициях «Лед Зеппелин» и «Роллинг стоунз». Встреча с Кэмрин изменила мой репертуар. Мы стали выступать в манере дуэта «Сивил Уорз». Это и понятно – мы тоже дуэт. Но в нашем репертуаре есть и несколько вещей из классического рока.

Среди наших любимых – «Hotel California» группы «Иглз». Эту песню мы впервые спели вместе. Пусть и не на сцене, а в машине, ради собственного удовольствия, но она положила начало нашему дуэту. Когда Кэмрин настаивала на учебе, мы с ней подготовили «Laugh, I Near ly Died» из репертуара «Роллинг стоунз».

Но Кэмрин и сейчас любит более современные вещи, поэтому обычно мы исполняем песни «Сивил Уорз».

Сегодняшнее выступление не будет исключением.

Мне казалось, что Кэмрин выберет «Tip of My Tongue» и «Bird of a Feather». Они у нее здорово получаются. Я люблю следить за ней, стоя рядом. Звонкая, вибрирующая, чертовски сексапильная. Все это есть в Кэмрин и вне сцены, но, когда она поет, в ней раскрываются новые грани. И она не просто поет. Каждая ее песня – маленький спектакль. Я узнал, что в школе она участвовала в спектаклях. У нее явные актерские способности.

Но наше совместное пение делает Кэмрин по-настоящему счастливой, поэтому для меня так важно сегодняшнее выступление. Первое после ее выкидыша. Я на деюсь, оно ей пойдет на пользу.

Мы проталкиваемся сквозь толпу к сцене и неторопливо готовимся. У нас нет никакой аппаратуры. Только гитара (к сожалению, не моя) и пара микрофонов. Тем не менее подготовке мы отводим целых пятнадцать минут.

– Я очень волнуюсь, – признаётся Кэмрин.

Из-за гремящей музыки она говорит мне прямо в ухо.

– Брось. – Я причмокиваю губами. – Когда это ты волновалась? Мы с тобой выступали десятки раз.

– Но я еще никогда не пела перед Эйданом и Мишель.

– Эйдан и двух нот не споет. Его мнение почти ничего не значит.

– Я волнуюсь не потому, что не хочу петь. – Она улыбается. – Меня будоражит обстановка. Я представляю, как нас примут.

– Вот это моя девочка, – говорю я и целую ее.

– А там сидят еще две твои девочки, – кричит Кэмрин, не оборачиваясь в сторону тех девиц. – Могу поклясться: мысленно они уже перетрахались с тобой.

Я сдержанно смеюсь и качаю головой.

– А парень, что стоит возле женщины в фиолетовом платье, – легким кивком указываю я направление, – мысленно просунул голову тебе между ног, едва ты появилась на сцене.

– Это мы для них будем петь? – спрашивает она.

– Угу.

– Ты уж постарайся, малыш, подзавести их по полной, – говорит она, хищно улыбаясь.

– Обязательно, – отвечаю я и тоже хищно улыбаюсь.

Этот трюк мы практикуем со времени второго выступления в баре «У Леви». Из толпы слушателей выбираем парня и девицу, на чьих лицах отчетливо написано: «Я бы оттрахал тебя за милую душу». В течение одной песни они становятся нашими ВИП-клиентами, однако прикармливать их мы начинаем задолго до этого. Мне и Кэмрин достаточно посмотреть на избранных жертв секунды три, и те сразу решают, что они пользуются нашим особым вниманием… Все идет по знакомому сценарию. Кэмрин уже сплела свои чары. С лица парня не сходит глупейшая улыбка. Повернувшись ко мне, Кэмрин подмигивает: «Пора». Я неторопливо надеваю гитарный ремень и бросаю медленный взгляд на тех девиц. Должен сказать, девочки они весьма горячие. Сначала я несколько секунд гляжу в глаза брюнетке, затем переключаюсь на ее подружку. Стоит мне немного отвести взгляд, и я замечаю, что девицы уже вовсю перешептываются, прикрыв ладонями рты. Я улыбаюсь и беру несколько аккордов, проверяя настройку гитары. Кэмрин постукивает пальцами по своему микрофону, затем ставит на сцену пару барных стульев. Мы не собираемся сидеть на них все выступление. Так, на одну песню. Кэмрин садится и скрещивает ноги. На ней черные туфли с умопомрачительно высокими каблуками, сексапильными до жути. Одни эти туфли создают у собравшихся ощущение, что Кэмрин знает свой путь в шоу-бизнесе. Туфли украшены маленькими серебряными заклепками. Некоторые предметы ее туалета без всяких усилий сводят меня с ума.

На сцену выходит парень, здешний ведущий. Он представляет нас. Гул в зале быстро стихает, а когда я беру первые аккорды, становится совсем тихо. С первой же песни голос Кэмрин звучит настолько страстно, что слушатели боятся шелохнуться.

Мы исполняем четыре песни. Нас принимают очень тепло. Кто-то начинает танцевать, кто-то продолжает пить, а кто-то пытается нам подпевать. В зале просто взрывная акустика, и мне это очень нравится.

С микрофоном в руках Кэмрин спускается в зал и идет прямехонько к своей жертве. Парень успевает потанцевать с ней и ощутить себя на седьмом небе. Когда его руки оказываются в опасной близости от тех мест ее тела, которые позволено трогать только мне, Кэмрин, как настоящая профессионалка, улыбается и, оттолкнув парня, продолжает петь.

Затем мы делаем краткий перерыв.

Кэмрин тащит меня в дальний конец сцены. Снова врубают музыку, к которой примешивается гул голосов.

– Мне надо в туалет, – сообщает она.

Я снимаю гитару и прислоняю к стене.

– Пока ты ходишь, я раздобуду нам выпивку. Хочешь промочить горло?

– Выбери на свой вкус. – Она улыбается и кивает.

– Что-нибудь спиртное? – уточняю я.

Она снова кивает и поспешно целует меня, готовая убежать в туалет. Как маленькая, топает ногой. Верный признак переполненности мочевого пузыря. Того и гляди описается.

– А ты не против дальше петь один? – предлагает она.

– Почему? В чем дело?

Она подходит и кладет руки мне на грудь:

– У тебя эта песня получается лучше. А я что-то устала. И потом, мне хочется посмотреть на тебя из зала.

Кэмрин чмокает меня в губы. Каблучищи добавили ей роста, и теперь наши глаза почти на одном уровне.

Я не пытаюсь ее уговаривать. Не хочет больше петь – пусть будет так. Я не собираюсь на нее давить.

– Хорошо, я спою один. Так мне будет даже легче соблазнить тех двух девиц.

– Только не переусердствуй, – смеется она. – Помнишь, что тогда случилось?

– Помню, помню… А ты не наделай лужу прямо на сцене.

Она поворачивается и быстро уходит, но я все-таки успеваю шлепнуть ее по заду.