Глава 1
В аэропорту Домодедово, пока я ждала Ирку, я купила диск с аудио-курсом «Евроинглиш» и с некоторым сомнением вставила его в Ийкин старый плеер, не уверенная, что под таким многообещающим названием не содержится самый обычный курс, скучный и бесполезный. Но первый же диалог заставил меня прислушаться повнимательнее и улыбнуться. Сдав свой небольшой чемодан, я ходила и с удовольствием слушала упражнения и диалоги. Главное удовольствие все же заключалось в том, что я практически все понимала. Вот они, детские знания. Английский я учила в советской спецшколе, но крайне старательно, поэтому даже объясниться кое-как могу. В тот момент, разгуливая по огромному залу отлично отремонтированного аэропорта, глядя на спешащих или, наоборот, истосковавшихся в ожидании отложенного рейса пассажиров, я даже и предположить не могла, как же мне в самое ближайшее время пригодится мой аккуратный, скромный английский язык!..
Ирка ворвалась в двери зала отлета в самый последний момент. За ней спешил отдувающийся Филимончик, который решил обязательно проводить любимую жену и сдать мне ее с рук на руки. Помощник Филимончика тащил очень небольшой чемодан, вроде моего, и я, зная Иркину страсть последних лет — надеть на себя все, что продается на главных полках в ее любимом бутике, слегка удивилась, но спрашивать ничего не стала. Ирка сама с хохотом показала на свое хилое снаряжение:
— Вот полюбуйся, друг мой разлюбезный Филимонушка ничего взять с собой не разрешил, кроме трусов с начесом! Чтобы кое-что не отморозить на скалистом бережку!
Василий Семенович Филимонов, уважаемый член проправительственной фракции в Государственной Думе, председатель разных комиссий и очень серьезных комитетов, замахал на нее руками:
— Иришка! Все купишь там! Будет чем заняться!
Ирка подмигнула мне:
— Ага, вместо ночного диско будем ходить шлепки выбирать и шапки для купания! Ну, ладно, ладно… — Она чмокнула Филимончика в толстую щеку, проверила, не отпечаталась ли помада, потрепала за ухо и тише проговорила, подмигивая мне короткими, явно недокрашенными сегодня ресницами: — Вообще-то нам здесь не положено, надо бы в vip-зал пройти.
Молча стоящий чуть в сторонке помощник Филимончика кивнул и первым пошел к ярко горящей табличке «Только для vip-пассажиров». Что ж, путешествие начинается. «То ли еще будет!» — очень легкомысленно подумала я, шествуя в числе «очень важных персон» в отдельный зал.
В vip-зале было еще холоднее, чем в не vip, яростно дул ледяной кондиционер, и несколько пассажиров, уже заранее надевших темные очки, лениво попивали кофе и листали журналы. Филимончик заказал себе кофе с коньяком, рюмочку тут же опрокинул, с надеждой глядя на Ирку. Та покачала головой:
— Вторую — никак, по крайней мере при мне.
Кофе он лишь понюхал, вздохнул и отдал чашку Ирке:
— Нельзя мне, сердце что-то и так колотится сегодня. Только нюхать… Сама бы съела что-нибудь, а, Ируся? Купить тебе корзиночку с желе?
Пока Ирка с Филимончиком ворковали и нежно прощались, я слушала объявления, напряженно пытаясь разобрать, на какой именно рейс закончена регистрация, и мне почему-то казалось, что уже второй раз объявляют наш рейс. Помощник Филимончика, корректно маячивший поблизости, подошел к обнимающимся Ирке и Филимончику и, глядя в сторонку, заметил:
— Ирина Михална… Ваш рейс. Надо бы поспешить…
— Оой! — просто взвыла Ирка и, еще раз пять расцеловав Филимончика, сказала: — Все, начинай считать минуты!
Филимончик, надо сказать, довольно подозрительно при этом поглядывал на Ирку и то и дело поправлял единственную лямку короткой шоколадной маечки, все норовившую свалиться с ее мягкого плеча.
— Надо бы накинуть что-то… гм… так не очень… — бормотал он. И только взглядывая на меня, успокоенно вздыхал: — Саша… На тебя вся надежда!.. Ты же не будешь по ночам до утра там… всякое, а?
— Не буду Василий Семеныч! — честно отвечала я.
— Филимон! Прекрати! Поселил меня в один номер с докторшей, так она мне клизмы будет каждый вечер ставить и… и… утром чуть свет будить, на зарядку и холодные обтирания. Так что радуйся.
Ирка меня предупредила, что Василий Семеныч отпустил ее с условием — ей закажут самый лучший номер, трехкомнатный и двухуровневый, но жить она будет в нем вместе со мной.
— Сам смотри тут!.. — Ирка погрозила ему пальцем. Видно, не впервой, потому что Василий Семеныч со вздохом отмахнулся от нее:
— Я отдохну, Ируня! Поеду на дачу, отосплюсь хотя бы, телевизор посмотрю… то, сё…
— То, сё… Вот я и говорю — смотри мне! Все узнаю потом! Что ты делал без меня…
Я смотрела на Ирку, раскрасневшуюся, очень красивую от радости, от волнения, без конца обнимающую Филимончика, прислонявшуюся к нему своей огромной, колышущейся грудью, и думала, что, наверно, она права — любящим супругам иногда нужно расставаться. Это, оказывается, так романтично!
В самолете мы сели в салон первого класса, в таком моя подружка когда-то познакомилась с Филимончиком.
Ирка скинула туфли, вытянула вперед ноги, пошевелила пальцами с безупречным педикюром:
— Все, летим! Ура!.. Спасибо, Сашунь, я уж и не надеялась. Месяц уговаривала Филимона.
— А гостиница наша как называется?
Я задала, наверно, глупый вопрос, потому что Ирка вдруг засмеялась. Ну, действительно, смутилась я, какая разница, как называется гостиница…
— Вот поверишь — даже и не знаю! Но гостиница хорошая, очень. Это точно. Слушай, кстати, у меня так неудачно деньги наличные лежат, сумка маленькая… Дай я к тебе часть переложу, а? У тебя вон какая…
— Кошелка, — подсказала я. — А ты куда-нибудь запихни их.
— Да прямо! — отмахнулась Ирка. — Знаешь, я уж от наличных отвыкла! Гораздо удобнее кредиткой пользоваться. Взяла просто так, на всякий случай. Вдруг кредитку потеряю, на радостях, что вырвалась на свободу… На вот, убери пока, у меня сумка даже не закрывается.
И правда, крохотная сумочка, на которую был нашит цветок больше нее самой, еле-еле была закрыта на единственную кнопку. Я, чуть оглядываясь, не видит ли кто, как мы перекладываем с места на место толстую пачку денег, разноцветных крупноформатных евро, положила ее к себе в сумку.
— Крепко держи, — сказала Ирка. — Там две с половиной тысячи. Ой, или больше, кажется… Две восемьсот, что ли… Ну в общем — на купальники, на ерунду всякую…
Я вопросительно взглянула на Ирку:
— Я, например, взяла и купальник, и…
— И кипятильник, да? — подхватила Ирка, смеясь.
— Ничего подобного. Ты же сказала — не брать. Я хотела маленький чайник с работы взять, но не стала.
— Да какой чайник! Там и кухня в номере наверняка будет. Это же самый супер-люкс, люксовей просто не бывает. Сама увидишь!
— Хорошо…
На взлете Ирка сосредоточенно сосала конфету за конфетой, сильно сглатывая слюну, и время от времени надавливала пальцем на уши.
— У тебя не закладывает?
— Да нет вроде, — ответила я, испытывая совершенно необъяснимую радость с того самого момента, когда самолет оторвался от земли.
Как будто все мои беды, тяготы, неудачи остались там, на земле, а я, легкая, сильная, стремительно мчусь кудато, где нет ни слез, ни бед, ни тягостных мыслей. Тихо гудел мотор, медленно плыли облака рядом с крылом самолета, и невозможно было поверить, что мы летим со скоростью девятьсот километров в час, преодолевая за пять минут расстояние от Москвы до Клина.
Когда погасло табло «Пристегнуть ремни», кто-то из пассажиров другого салона попытался пройти через наш салон в туалет у капитанской кабины. Стюардесса мягко преградила ему путь:
— Прошу прощения, там еще не открыто.
— Я подожду, — сказал парень и тоже очень вежливо объяснил: — В хвосте уже очередь, а я здесь буду первым. Я только из больницы, не могу терпеть.
Стюардесса немного нервно улыбнулась, бросив взгляд на заинтересованно обернувшихся vip-пассажиров, и кивнула:
— Да, пожалуйста. Только… гм… не курите в туалете.
Она тут же запахнула шторку, отделяющую избранных пассажиров, в числе которых сидели и мы с Иркой, от обычных, и быстро прошла к туалету, для проформы щелкнув замком. Я-то видела, что туалет был не заперт — там весь взлет просидел симпатичный мужчина в синем галстуке с переливающимися голубыми шариками и вышел, только когда облака, сквозь которые мы взлетали, переместились под брюхо самолета и поплыли уже там.
Перед тем как взлететь, я набрала Ийке сообщение. Вчера я никак не могла ей дозвониться — телефон был включен, но она почему-то упорно не брала трубку. Наверно, не знала, что мне сказать, или просто забыта его где-то с выключенным звуком. С ней иногда такое случается, и она потом ищет свой телефон дня два, пока он не начнет подавать жалобные сигналы из какого-нибудь кармана о том, что села батарейка. Я, чуть подумав, написала: «Иечка, любимая! Лечу на Мальту с тетей Ирой, пойду на экскурсию в древние замки. Без тебя очень непривычно кудато ехать. Целую, люблю, мама. Если захочешь — пиши мне сообщения». И отключила телефон. Не получится у Ийки со мной поссориться, как бы она или Хисейкин этого ни хотели.
Парень из эконом-класса, возвращаясь из vip-туалета, задержался на мне взглядом, чем невероятно смутил меня. Мне даже показалось, что губы его чуть дрогнули — то ли он хотел что-то сказать, то ли познакомиться… Но как знакомиться в самолете, проходя по рядам? Разве что обронив что-то…
Минут через тридцать, когда стюардессы поехали с тележками, разнося обеды в пластмассовых мисочках, парень, уже посещавший наш туалет, пошел в него снова. Стюардесса почему-то не остановила его, а даже опустила глаза. Наверно, опять очередь в хвосте. Или, может, он ей объяснил, что ему понравилась одна пассажирка в салоне первого класса, то есть я? И он хочет снова на нее посмотреть…
От большой скорости, на которой летел самолет, от непривычной обстановки и ощущения полной свободы
(а разве это не свобода — лететь в облаках с отключенным телефоном?) у меня, наверно, чуть-чуть помутился рассудок. Но парень опять оглянулся на меня, именно на меня. И опять мне показалось, что он хочет мне что-то сказать… Да, ничего себе, приключения начинаются… Говорила же мне мама перед отъездом: «Ты просто забыла, что ты еще молодая женщина, у тебя даже не поплыло вниз лицо! Ты тоненькая, на вид тебе можно дать и тридцать пять, и тридцать…»
Возвращаясь из туалета, парень шел совсем медленно и чуть остановился у моего кресла. Ирка, сидевшая у окна, мельком взглянула на него и, пожав плечами, отвернулась — она не любит таких бойких нагловатых парнишек, я точно знаю. Окажется наверняка каким-нибудь младшим менеджером, весь год копившим деньги на семидневную поездку, и будет еще полгода потом расплачиваться с долгами — отдавать сто сорок долларов, которые перетратил в поездке… Ирка, с трудом вылезшая из нищеты на самом последнем излете молодых лет, обходит сейчас и все унылые разговоры о бедности, и, по возможности, новых знакомых, приводящих за собой в дом проблемы безысходности.
Молодой человек нарочно, я была уверена в этом, уронил свои темные очки, когда заправлял их дужкой в карман. А зачем, интересно, он их доставал в туалете, если не для того, чтобы сейчас уронить? Присев у моего кресла, парень взял с пола очки, и я увидела, какое приятное лицо у этого любителя vip-туалета. Простое, милое, внимательное. Трудно было подумать, что он положил на меня глаз, решив, что я богатая туристка. Нет, предположить-то можно было, но только не видя вблизи его лица и глаз. Вблизи ясно — нормальный, хороший парень. Я вздохнула. Серия нежданных знакомств и миражей продолжается. Не успела я забыть Кротова… И сейчас отогнать мысли о нем оказалось совсем не сложно.
Я ждала, что молодой человек что-то скажет или спросит. Но он только улыбнулся. Ирка опять выразительно вздохнула, и тот, похоже, смутился.
— Извините, — только и сказал он.
— Да не за что, — ответила я.
«Мне только приятно!» — могла бы я добавить. Оказывается, стоит лишь выбиться из привычного ритма жизни, и тут же обнаруживаешь, что ты еще можешь нравиться мужчинам — разным, молодым и не очень, богатым (я же помню, как папа Владика взял мою ногу и очень задумчиво ее держал, никак не отпуская) и просто энергичным, рвущимся в жизнь очень важных персон и в их эксклюзивные туалеты…
Я с удовольствием глотнула принесенного стюардессой «Каберне», правда, отметив про себя, что напиток не очень, с пустым кислым вкусом дешевого молодого вина. В голове приятно покачивались и переворачивались, не давая друг другу застрять на первом плане, необязательные и легкие мысли: «Зря я не взяла второй купальник, вдруг первый не высохнет к вечеру… Вечером точно буду купаться… Поплыву по лунной дорожке, загадаю желание… А если прохладно будет… Все равно… Как же я хочу плавать! Вытянуться в воде и долго-долго плыть, ни о чем не думая, видя перед собой только море и небо… И потом прокатиться на водных лыжах… Страшно, но так хочется… У меня должно получиться… Представляю, как рванет катер, натянется веревка, и упруго, ровно помчатся лыжи по воде, и разноцветные брызги, веером, по обе стороны от меня… Приятно пахнет… Кофе или еще что-то… Соус грибной, кажется… И еще что-то с ванилью… Возьму пирожное и кофе…»
Я незаметно уснула и проспала почти весь полет. Перед самой посадкой стюардесса попросила всех сесть ровно и пристегнуться. Для этого ей пришлось разбудить прикорнувших пассажиров, в том числе меня. Она сняла с меня мягкий клетчатый плед, которым, видимо, прикрыла меня, когда я спала, и любезно поставила нам с Иркой на столик между нашими креслами вазочку с конфетами, забрав пустую — Ирка умудрилась скушать все конфетки.
— Ничего не ела, только леденцы… — пожаловалась Ирка. — Так пахло вкусно! И курочку с соусом предлагали, и буженину, всю розовую, со слезкой… А я боялась — плохо станет. В прошлый раз меня так укачало, когда с Филимоном в Индию летели. Да я еще и поправилась сейчас… Если удержусь, ничего не съем сегодня — будет голодный день. Не пойдем в ресторан вечером, ладно? — спросила меня Ирка, сверкая голодными и очень красиво нарисованными глазами. В аэропорту она была почти совсем ненакрашена. Наверно, успела накраситься во время полета.
— Не пойдем, — засмеялась я. — Я могу сколько угодно не есть, ты же знаешь! У тебя очень красивые стрелочки на глазах получились.
— Это у меня натуральное, от природы… — прищурилась Ирка. — Ловко, да? Я специально смотрела, как в салоне меня красят, и дома тренировалась, макияжную голову купила, чтобы глаза по сто раз не мучить. Хочешь, тебя накрашу?
— Нет, ты что! Не надо! — испугалась я. Могу себе представить, как я буду выглядеть в своей скромной одежде, с простой прической и раскрашенная, как Ирка. — А… не проходил больше тот… менеджер?
— Менеджер? — сначала не поняла Ирка.
— Ну, парень, который ходил туда-сюда, симпатичный такой, все поглядывал…
— Понравился тебе, да? — быстро спросила Ирка. — Нет, больше не проходил. И нечего по vip-салонам шляться, менеджерам всяким…
Что-то такое проскочило при этом в ее тоне и в глазах… Классовая неприязнь, — решила я и забыла про парня. Ирка подняла створку иллюминатора, и я увидела под крылом самолета землю — три белых острова посреди совершенно синего моря. Три, мал мала меньше — Мальта, Гозо и их детеныш Комино, удобно пристроившийся в середине (названия я прочитала еще вчера в энциклопедии). Сердце мое радостно забилось от давно забытого чувства — приехать в новое место, выйти на улицу из автобуса или поезда и идти, идти по незнакомой улице, не зная, что там, за поворотом, но предвкушая, что там что-то совершенно необыкновенное и прекрасное…
— Довольна, да? — спросила Ирка, увидев выражение моего лица. — То ли еще будет!
В аэропорту Ирка первым делом достала и включила телефон. Он быстро настроился на местного оператора и тут же зазвонил. Беспокоился Филимончик. Ирка с ним почирикала, довольно нервно оглядываясь. Я вопросительно посмотрела на нее.
— Дует, — пожаловалась Ирка. — На минус тридцать кондиционер включен, наверно. Не могу, дрожу вся! Не надо было сдавать куртку в багаж.
— Хочешь, возьми мою, — предложила я.
— Да ладно! Мне твоя только на нос налезет! — отказалась Ирка. — Ты вот можешь сколько хочешь не есть, а я не могу… И мерзну, когда голодная!
— Слушай, а деньги, что у меня в сумке… Никто про них не спросит? Мне придется записывать их куда-то?
— Смело пиши, если что: три тысячи евро. До пяти можно провозить спокойно. Кажется… Ну напиши — две, с копейками… Никто же не будет пересчитывать.
— Может, ты возьмешь их у меня?
— Да потом! В гостинице! — отмахнулась Ирка. — Ой, слушай, Сашунь, ты стой пока в очереди… Сейчас нам шлепнут в паспорта печать, что мы приехали… А я схожу поищу туалет.
— Здесь точно нет туалета, на этой стороне. Только с той стороны, за погран-линией, — заметил какой-то мужчина, стоявший сзади.
Ирка оглянулась и сердито посмотрела на него.
— Да? Ну, ладно…
Постояв несколько секунд, она сказала:
— Тогда я пройдусь. Прямо не могу стоять, хочется поскорее все увидеть!
— Здесь вы точно ничего не увидите, — опять вмешался тот мужчина.
— А вы откуда знаете? — Ирка показала ему свои идеально отремонтированные зубки в стиле «вечная молодость».
Иркин стоматолог настоял сделать ей модные зубы «как у десятиклассницы». Свой нормальный передний зуб удлиняется и покрывается сплошной пломбой, на которой прочерчиваются легкие трещинки, зазубринки. Главное, чтобы два передних зуба были длинными, как у зайца, и не съеденными, не отполированными внизу часами жевания. К тридцати пяти годам зубы у всех становятся значительно короче и ровнее, чем выросли когда-то. По одной сфотографированной улыбке легко понять, сколько лет обладателю этих зубов — семнадцать или тридцать четыре. Вот Ирке теперь по зубам можно дать лет тринадцать, как будто у нее только-только сменились молочные на постоянные.
Не дожидаясь ответа общительного пассажира, Ирка вдруг чмокнула меня в щеку и сказала:
— Прогуляюсь, ладно?
— Конечно, иди! — сказала я.
Мне в Ирке всегда нравилась ее удивительная детскость. Так, наверно, вел бы себя… скорей всего, Владик. Пробежаться по залу, посмотреть — что да как… Хотя смотреть в пограничной полосе, кроме как на пять или шесть очередей выстроившихся пассажиров, действительно не на что. Еще прилетел самолет из Германии или Австрии — я слышала немецкую речь со всех сторон. И все стояли в общих очередях.
Когда наступил наш черед проходить паспортный контроль, я стала оборачиваться, в надежде увидеть Ирку и позвать ее. Но так и не разглядела ее в толпе, это было совершенно невозможно. Прилетел, очевидно, еще какой-то самолет, народу прибавилось как будто втрое. Открыли еще несколько окошек, и я надеялась, что расторопная Ирка уже прошла контроль и ждет меня с той стороны.
Смуглый быстроглазый мальтиец забрал у меня паспорт, несколько раз взглянул на фотографию в паспорте и на меня.
— Вы путешествуете в группе или индивидуально? — спросил меня пограничник по-английски, быстро набирая что-то в компьютере. Паспорт мой он пока отложил в сторону.
Я, растерявшись, оглянулась по сторонам. Может, все-таки появилась Ирка? Не вовремя она запропастилась! Как же мне отвечать?
— Мэм? — Пограничник вопросительно взглянул на меня.
— Я путешествую одна, и… еще с подругой, — ответила я.
Он довольно равнодушно кивнул, продолжая искать что-то в компьютере. Да что ж такое… Может, ему что-то не понравилось в моем паспорте? Или визы у нас ненастоящие… Уж больно быстро Ирка это все прокрутила в Москве. Я видела, как у другой стойки туристам отдают паспорт почти сразу. Раз-два и… Вот прошел толстый немец, вот его жена, за ними прошлепал долговязый сын, у которого на спине почемуто справа налево было написано яркой оранжевой краской по-английски «Здравствуйте, дикари! Давайте меняться вирусами!» И следующий турист, только что в нетерпении топтавшийся на желтой линии, обозначающей границу для прилетевших, тоже прошел… Наверно, сразу паспорта отдают европейцам, настоящим европейцам, членам Евросоюза, которые ездят без виз. Ладно. Если ему показалось что-то подозрительным в моей внешности или данных, пусть проверяет, на здоровье. Не думаю, что у нас что-то не в порядке с документами.
— Что-то не так? — спросила я паспортиста, удивляясь собственной смелости.
— Да нет, все отлично, мэм! — улыбнулся тот и, наконец, отдал мне паспорт. — Хорошего отдыха на Мальте!
— Постараюсь, — ответила я, вздохнув с облегчением.
Ну вот, теперь я действительно стою по ту сторону границы! Удивительное чувство! Я не слишком часто ездила за границу, может, поэтому меня так волнует странная условность, придуманная людьми: выйдя из самолета, ты вроде уже и в стране, в которую летел, и еще нет. Нужно постоять на нейтральной земле, потом дождаться, чтобы пограничник взглянул в паспорт и тебе в лицо, решил, что тебя можно впустить в свою страну, и ты оказываешься на самом деле за границей…
Пассажиры нашего самолета уже стояли около транспортера, на который должны были подавать наш багаж. Я снова попыталась разглядеть среди них Ирку. И тут поехали чемоданы. Первый же черный чемодан мне показался моим, но, когда он подъехал поближе, оказалось, что этот раза в два больше и шире моего.
— Еще раз поедут, не волнуйтесь, — сказал все тот же общительный дяденька.
Я таки мельком взглянула на него. Увы. Если он и путешествует один, даже если он и живет один… Есть такие мужчины, у которых нет шансов. (Подумала в тот момент одна очень популярная у мужчин молодая дива, света белого не видящая, бегая по подъездам с карточками…)
— Хорошо, — кивнула я, почувствовав непонятную симпатию к этому дядечке. Возможно, это была просто солидарность одиночества. Я уже поняла, что он нелюбимый, некрасивый, одинокий и всегда таким был.
— Пап! Я один взял! Осталось три! — радостно крикнул мальчик возраста моей Ийки, стоящий с другой стороны довольно быстро двигающейся ленты.
— Гляди в оба! — ответил ему мой сосед.
Я отвернулась, сетуя на себя за поспешные выводы и думая о том, что даже самому некрасивому мужчине на Земле живется легче, чем всем одиноким симпатичным женщинам вместе взятым. При этом я старалась быть внимательной и не пропустить свой чемодан.
Теперь чемоданы и сумки ехали очень плотным потоком, и я пару раз не была уверена — не пропустила ли я свой. Надо было хоть цветную резиночку прикрепить, что ли, чтобы отличить его…
Мне показалось, что гдето впереди мелькнула Ирка, причем уже с чемоданом. Я стала всматриваться. Да, точно. Она шла довольно быстро, по направлению к выходу, потом оглянулась, свернула кудато вбок, сделала несколько шагов и остановилась. Я разглядела, что она стоит у окошка «CarRental desks» — «Машины напрокат». Рядом с ней было еще два или три туриста. Продолжая оглядываться на ленту с вещами, я решила подойти к Ирке. Уже по дороге у меня мелькнула мысль — надо было просто послать сообщение: «Я жду чемодан у ленты». Она же наверняка меня тоже потеряла! Я быстро достала телефон из сумки. Ирка-то сразу включила телефон, а я стояла, ворон ловила. Пока буду включать телефон, пока он настроится на местного оператора… И как звонить отсюда Ирке? Прямо так и звонить?
Я открыла рот, чтобы позвать Ирку, и в это время полная женщина в яркой розовой майке, спускающейся почти до колен, заорала рядом что-то по-английски. Я, конечно, не синхронный переводчик, поэтому могла ошибиться, тем более что уже много лет не говорила по-английски. Но мне почему-то показалось, что женщина крикнула следующее: «Толстый Питер, свинья такая, подожди меня с детьми!» Наверно, она живет где-то в деревне и привыкла разговаривать ором — из двора во двор или перекрикивая трактор, работающий в поле.
Я быстро пошла к Ирке. Она сосредоточенно читала правила аренды автомобилей, водя пальцем по цветной таблице с марками машин и ценой. Увидев, кто стоит рядом с ней, я чуть приостановилась. И не напрасно. Тот симпатичный парень, поглядывавший на меня в самолете, сейчас держал Иркин клетчатый чемоданчик и, чуть склонившись к ней, спрашивал:
— Что за старая лоханка рядом с тобой сидела? В первом классе, туда же… И все, главное, таращилась на меня, таращилась…
Я почувствовала, как у меня вдруг неприятно забилось сердце. Но ведь он не про меня говорит? А про кого же еще? Ничего себе, оказывается, меня еще можно пронять такими словами! После всего, что случилось в последние месяцы, меня волнует, выгляжу ли я старой лоханкой или новой…
До меня не сразу дошел смысл Иркиных слов, которая прервала своего собеседника, по-свойски положив ему руку на грудь.
— Ты что? Это и есть моя подруга! Подожди, Лёш… Слушай, давай пойдем, а? Возьмем такси и дунем побыстрее… А машину потом, хорошо? Не надо, чтобы Сашка меня увидела сейчас… Что тебе далась эта машина?
Я инстинктивно сделала несколько шагов в сторону, чтобы не получилось, будто я подслушиваю. Ирка меня не видела, и ее приятель, кажется, тоже. Я быстро-быстро отошла назад и только тогда взглянула в большое, чуть притененное зеркало, в котором отражались все туристы, толпившиеся в ожидании багажа. Я не сразу нашла себя среди ярких летних одежд, откуда-то взявшихся пестрых шляп, бандан… Я точно помню, что в Москве в аэропорту никого в пляжных шляпах не видела.
Так где же я? Вон, невысокая, грустная тетечка в серых брючках непонятной длины и внесезонной бежевой кофточке — и есть я. Аккуратно стянутые в невысокий хвост волосы, бледное лицо, худенькие ручки без браслетов и ярких летних часов. Ну и ладно. Только почему «лоханка» то? Невыразительная, но вполне приличная особа, в кои-то веки выбравшаяся отдыхать. Ну нет у меня оранжевой кепки и модного рюкзака. Пойду сейчас и куплю. И сразу преображусь, что ли?
Так, ладно. Если я и преображусь, то из Саши в бежевой кофточке стану Сашей в розовой. Это максимум преображения, на которое я способна. Не думаю, что от этого что-то изменится в моей жизни. Это все ерунда… А вот что с Иркой-то?
То, что я увидела и, главное, услышала, пока никак не укладывалось в моей голове. Почему этот парень говорит с ней как со своей хорошей знакомой? Они успели познакомиться? Когда? Когда я спала в самолете, что ли? Наверно. Узнаю свою подружку!
Я чуть высунулась из-за зеленого дерева в кадке, за которым стояла. И не увидела Ирку. Ладно, пусть договорит с новым знакомым… Лёшей… И назвала она его, будто старого приятеля… И приобняла… Что-то тут не так…
Тут я увидела свой чемодан, одиноко едущий на транспортной ленте в сильно поредевшей компании других сумок и вещей, и поспешила к нему. Я едва-едва успела ухватить его и с трудом снять.
Пройдя через зал прилета, я вышла на улицу. Ирки видно не было. Я решила подождать — вдруг она заглянула в какой-то киоск в зале или разговаривает с тем парнем, дает ему свой телефон… Прошло минут десять, и я стала волноваться. Я видела, как уезжают туристы на больших и маленьких автобусах. Кого-то встречают на автомобилях. Ко мне пару раз подходили гиды с табличками и интересовались, в какую гостиницу я еду. Если бы я знала…
Когда почти все пассажиры нашего рейса разъехались, я снова достала свой телефон. Шляпа я! Ведь, наверно, Ирка мне обзвонилась! Надо было тогда сразу включить телефон! Быстро включив телефон, я увидела, что местный оператор установился автоматически, и набрала Иркин номер.
Ее телефон не работал. Странно, ведь я слышала, как она разговаривала по нему с Филимоном… Но сейчас на очень быстром английском меня просили перезвонить позже. Я порадовалась: уже второй раз понимаю, что именно говорят по-английски. Значит, и сообщение посылать бесполезно… Я решила еще подождать. Странно, но у меня не было ощущения, что с подружкой произошло что-то плохое. Даже не знаю почему. Хотя я знаю, что моим ощущениям не всегда можно верить…
Я терпеливо подождала минут пятнадцать. Вернулась в зал прилета. Поставила свой чемодан в сторонку и походила, читая надписи, объяснения, предупреждения на английском языке. Увидев киоск с водой и соками, моментально поняла, как же я хочу пить, причем очень давно. Просто мой организм устроен так, что о своих насущных нуждах он мне сообщает в самую последнюю очередь — когда все остальное уже сделано, выяснено, принесено домой, помыто… И только тогда я понимаю — смертельно хочу есть или спать.
Я полезла в сумку за коричневым портмоне с паспортом и билетом. Сейчас под портмоне лежал конверт. Точно, когда я проходила паспортный контроль, то еще обратила внимание, что у меня что-то синеет в сумке. Я достала темно-голубой конверт, на котором было написано «Поздравляем!» и нарисован веночек из белых цветочков… Что за несуразица? Кто с чем может меня поздравлять? Внутри оказался листочек, а в нем размашистым Иркиным почерком было написано следующее:
Дорогая Сашуня! Прости меня, свинюшку! Ты моя самая-самая любимая! Трать, пожалуйста, не стесняйся, все деньги, которые я тебе дала как будто на сохранение. Я специально тебе их дала! Посмотри, в конверте еще адрес гостиницы, все уже оплачено. Гостиница называется «Роял», что значит «Королевская». Тебя встретит гид, Феликс, он отвезет тебя в гостиницу и со всем тебе поможет. Если тебе не понравится номер — можешь его поменять, но он должен быть очень хороший — самый лучший!
Имей в виду — я тебе положила побольше денег на телефон, еще в Москве, так что звони — не стесняйся.
Надеюсь, ты здесь не растеряешься — ты ведь умеешь объясняться по-английски.
Так получилось, что мне пришлось срочно уехать. Я тебе потом все объясню. Одна просьба — попроси, чтобы тебе выключили городской телефон в номере. Филимон может начать добиваться, выяснять… Я ему сказала, что в нашей гостинице нет телефонов — такой спец-сервис. Ведь сейчас часто очень богатые туристы предпочитают отдыхать от всего и от всех. Если Филимон позвонит тебе на мобильный — не отвечай ему. Он может звонить с дачного телефона, номер ты наш знаешь, и с мобильного, я тебе скину его в сообщении. Но вообще мы с ним договорились, что он мне портить отдых не будет и проверять не станет.
Целую, люблю. Иришка.
Даа… Иришка предпочла ничего не объяснять, зная, как мне трудно врать, если меня начнут припирать к стенке. А уж справляться с многослойным враньем я точно не смогу. Остается надеяться, что Филимон ей верит, мне — тем более, и особенно проверять — например, параллельно прозванивать все номера или звонить Ирке и подзывать меня к ее телефону, чтобы удостовериться, что я неусыпно слежу за нравственностью подружки, — не станет.
Так, а Ирка… Значит, все не случайно. Лёша… Вот с кем Ирка так рвалась отдыхать! Дурочка какая… Хотя не мне ее осуждать. Я столько сама накрутила-наворотила за последний месяц. Просто, если Филимон узнает… Он человек с крутым и решительным нравом — иначе бы никогда не стал депутатом. Такой на вид мягкий и безобидный толстяк Филимончик, простодушный и доверчивый… Мне кажется, ноги Иркиной не будет в его доме, если откроется обман, тем более что детей у них нет.
Я вздохнула. Ладно, у меня, по всей видимости, будет здесь куча свободного времени, и я смогу обо всем еще не раз подумать. Обидно? Да, конечно, обидно, что Ирка не сказала мне честно. Хотя тогда я бы, наверно, не согласилась на такую авантюру.
Но деньги мне ее тратить, да еще подсунутые обманом, будет неприятно. Ладно, посмотрим, что здесь сколько стоит… Гостиница с завтраком оплачены. А жить и удивительным образом не тратить на себя деньги мне не привыкать — легкомысленно подумала я.