Часть четвертая
Дороти

Лорел первым делом отправилась на Кемпден-гроув. Она сама не знала зачем, но чувствовала, что так надо: наверное, в глубине сердца надеялась, что на ее стук дверь откроет тот самый человек, который полвека назад отправил маме благодарственную карточку. Тогда это казалось логичным. Теперь, стоя в фойе дома номер семь – гостиницы, предоставляющей апартаменты на срок от недели до месяца, вдыхая запах лимонного освежителя воздуха и глядя на усталых туристов, она чувствовала себя несколько по-дурацки. Женщина за маленькой стойкой регистрации глянула на нее (уже не первый раз) и спросила, все ли хорошо. Лорел заверила, что да, и вернулась к созерцанию грязного ковра, пытаясь привести свои мысли в порядок.

На самом деле все было плохо. Очень плохо. Вчера вечером, когда мама рассказала про Генри Дженкинса, про то, какой он был негодяй, на Лорел накатило что-то вроде эйфории. Загадка всей жизни разрешилась. Потом она заметила штемпель на конверте, и ее сердце от радости прошлось колесом. Лорел не сомневалась: сейчас выяснятся последние недостающие детали, более того, чувствовала, что распутать их суждено именно ей. И вот она, как дура, стоит в фойе дешевой гостиницы, где от военных лет не осталось никого и ничего. Что означала карточка? Кто ее отправил? И вообще, важна ли она? Лорел готова была уже поверить, что не важна.

Она помахала девушке за стойкой, и та, не отрываясь, одними губами сказала «до свидания». Лорел вышла на улицу, закурила и нервно затянулась. Сегодня ей предстояло забирать Дафну из аэропорта, так что поездка в Лондон была хоть не совсем зряшной. Оставалось убить часа два. Погода была ясная и солнечная, в небе – ни облачка, только длинные белые следы от самолетов. Лорел решила, что купит сандвич и прогуляется по парку вдоль озера Серпентайн. Докуривая сигарету, она вспомнила, как последний раз приходила на Кемпден-гроув и возле дома номер двадцать пять услышала от мальчика странную фразу.

Сейчас этот дом был прямо перед нею. Дом, где тайно от всего мира страдала Вивьен Дженкинс. Удивительное дело: после дневников Кэти Элис Лорел знала про него больше, чем про тот, в котором жила мама. Она сделала последнюю затяжку и наклонилась бросить окурок в урну. За эти секунды решение созрело окончательно.

Лорел постучала в двадцать пятый дом и стала ждать. Вместо украшений к хэллоуину за стеклом теперь были вырезанные из бумаги детские пятерни по меньшей мере четырех размеров. Мрачное прошлое уступило место счастливому настоящему. Лорел слышала шум внутри – кто-то определенно был дома, – но к двери никто не подходил, и она постучала снова, потом повернулась и глянула через улицу на дом номер семь, пытаясь вообразить, как юная мама – прислуга у богатой старухи – поднимается по этим ступеням.

Дверь за спиной отворилась. Лорел увидела ту же миловидную женщину, что и в прошлый раз, с младенцем на руках.

– Господи! – Женщина заморгала большими голубыми глазами. – Это вы!

Лорел привыкла, что ее узнают, но в тоне молодой женщины было что-то особенное. Она широко улыбнулась, вытерла руку о джинсы и протянула Лорел.

– Извините, где мои манеры? Меня зовут Карен, а это – Хемфри. – Женщина похлопала ребенка по памперсу. Светлая кудрявая головка чуть повернулась, и малыш одним глазком робко взглянул на Лорел. – И, конечно, я знаю, кто вы. Для меня большая честь видеть вас, мисс Николсон.

– Просто Лорел.

– Лорел. – Карен радостно и чуть нервно закусила нижнюю губу, затем тряхнула головой, словно по-прежнему не в силах поверить своим глазам. – Джулиан упоминал, что видел вас, но я подумала… Иногда он… Ладно, неважно. – Она улыбнулась. – Главное, вы здесь. Мой муж с ума сойдет, когда вас увидит.

Вы – папина тетя. У Лорел крепло чувство, что здесь происходит что-то загадочное.

– Знаете, он ведь даже не предупредил меня о вашем приходе.

Лорел не сказала, что пришла без звонка; она все еще не знала, как объяснить свой визит, поэтому только улыбнулась.

– Заходите, пожалуйста. Я сейчас позову Марти из мансарды.

Лорел вслед за Карен прошла через тесно заставленную прихожую, мимо детской коляски, напоминающей луноход, мимо мячей, воздушных змеев и непарных детских ботиночек, в светлую большую гостиную. Здесь были белые книжные стеллажи до самого потолка, книги на стульях и на диванах, детские рисунки по стенам и семейные фотографии с улыбающимися людьми. Лорел чуть не споткнулась о мальчика, того самого, которого видела в первый раз: он лежал на спине, водил в воздухе собранным из «Лего» самолетиком и увлеченно жужжал, не видя и не слыша ничего вокруг.

– Джулиан, – сказала его мать. – Сбегай к папе, солнышко, скажи, что у нас гости.

Мальчуган заморгал, возвращаясь к реальности, увидел Лорел, и в его глазах вспыхнул огонек узнавания. На долю секунды он перестал жужжать, потом вскочил и, по-прежнему держа самолет, направил его новым курсом – к застланной ковром лестнице.

Карен во что бы то ни стало хотела поставить чайник, так что Лорел уселась на клетчатый бело-красный диван, исчирканный фломастерами, и улыбнулась малышу, который теперь сидел на коврике и пухлой ножкой пинал большую погремушку.

Ступени заскрипели под торопливыми шагами, и появился высокий красивый мужчина в очках с черной оправой. Его длинные каштановые волосы были встрепаны, что очень ему шло. Мужчина протянул Лорел широкую ладонь, изумленно качая головой, как будто в его доме материализовался призрак.

– Боже мой, – выговорил он, когда они пожали друг другу руки и стало ясно, что Лорел – действительно живой человек из плоти и крови. – Я думал, Джулиан меня разыгрывает, а это и впрямь вы.

– И впрямь я.

– Меня зовут Мартин. Для вас – Марти. И простите мою недоверчивость, просто я преподаю театроведение в Квин-Мэри-колледже и писал о вас докторскую.

– Надо же!

Вы – папина тетя. Что ж, загадка разрешилась.

– «Современные интерпретации шекспировских трагедий». Текст такой же наукообразный, как и название.

– Охотно верю.

– И вот… вот вы здесь. – Он улыбнулся, потом немного нахмурился, потом снова улыбнулся и рассмеялся звучным приятным смехом. – Извините. Просто очень уж невероятное совпадение.

– Ты рассказал мисс Николсон… Лорел… про дедушку? – взволнованно спросила Карен, входя в комнату. Она расчистила на журнальном столике место для подноса с чайными принадлежностями (для чего пришлось сдвинуть в сторону груду бумаги, карандашей и фломастеров), села рядом с мужем на диван и, не оборачиваясь, сунула печенье кареглазой девчушке, которая при появлении сладкого возникла невесть откуда.

– Именно мой дедушка подсадил меня на ваше творчество, – сказал Марти. – Я – ваш поклонник, но он вас просто боготворил. Видел все ваши пьесы до единой.

Лорел улыбнулась, стараясь не показать, что польщена. Ей нравились и эти милые люди, и их уютный неприбранный дом.

– Ну уж хоть одну-то он пропустил.

– Ни одной.

– Расскажи Лорел про его ногу, – потребовала Карен, ласково трогая мужа за локоть.

Марти улыбнулся.

– Как-то он сломал ногу и выписался из больницы раньше времени, чтобы увидеть вас в «Как вам это понравится». Он брал меня на ваши спектакли, когда я был еще такой маленький, что мне приходилось подкладывать три подушки – иначе я ничего не видел за сидящими спереди.

– Вижу, у него был превосходный вкус. – Лорел кокетничала, но не с Марти, а со всем его очаровательным семейством. Хорошо, что Айрис ее сейчас не видела.

– Да, – с улыбкой отвечал Марти. – Я очень его любил. Он ушел из жизни десять лет назад, и я все так же по нему скучаю. – Он поправил очки в черной оправе. – Впрочем, довольно о нас. Простите… надеюсь, неожиданность вашего прихода немного нас извиняет, но мы даже не спросили, что вас к нам привело. Вероятно, не желание послушать про моего дедушку.

– Вообще-то объяснять придется довольно долго. – Лорел взяла у Карен предложенную чашку чаю, долила молока. – Я изучаю историю моей семьи, главным образом по маминой линии. И выяснила, что мама в свое время была… – Лорел замялась, – дружна с людьми, жившими в этом доме.

– А когда именно?

– В конце тридцатых и в первые годы войны.

У Марти на виске запульсировала жилка.

– Удивительно.

– А что за люди? – спросила Карен.

– Вивьен, – ответила Лорел. – Вивьен Дженкинс.

Марти и Карен переглянулась.

– Я сказала что-то странное?

– Нет-нет, просто… – Марти улыбнулся, пытаясь собраться с мыслями. – Просто нам тут это имя известно очень хорошо.

– Правда? – У Лорел бешено застучало сердце. Ну конечно же, они – наследники Вивьен. Какого-нибудь ее племянника…

– История довольно необычная, из тех, что составляют семейные легенды.

Лорел с жаром кивнула, показывая, что слушает с нетерпением, и отпила глоток чая.

– Понимаете, мой прадед, Берти, унаследовал этот дом во время Второй мировой войны. Он был болен и очень беден, хотя работал всю жизнь. Война, тяжелое время… в общем, Берти жил в крохотной комнатенке в Степни, и за ним приглядывала старуха-соседка. И вдруг, нежданно-негаданно, к нему заявляется солидный адвокат и сообщает про наследство.

– Не понимаю, – сказала Лорел.

– Берти тоже не понял. Однако адвокат сообщил совершенно ясно: женщина по имени Вивьен Дженкинс, о которой прадедушка никогда в жизни не слышал, завещала ему все свое имущество.

– Он ее не знал?

– Даже имя ее слышал впервые.

– Очень странно.

– Согласен. Сперва Берти не хотел сюда приезжать. Он страдал от старческого слабоумия и боялся перемен – можно вообразить, каким потрясением стало для него это известие! Так дом и стоял пустой, пока сын Берти, мой дедушка, не вернулся с войны и не убедил его, что никакого подвоха тут нет.

– Так, значит, ваш дедушка знал Вивьен?

– Да, но никогда о ней не говорил. Вообще-то он был человек очень открытый, но двух тем не касался никогда. Первая тема – Вивьен, вторая – война.

– Думаю, не он один избегал говорить о войне, – сказала Лорел. – Эти люди пережили столько ужасного…

– Да. – Марти печально нахмурился. – А дедушке пришлось еще хуже.

– Вот как?

– В армию его забрали из тюрьмы.

– А, понятно.

– Об этом он тоже не распространялся, но я кое-что выяснил. – Марти смущенно понизил голос. – Я нашел полицейские протоколы и узнал, что однажды ночью сорок первого года деда вытащили из Темзы, жестоко избитого.

– Кем?

– Точно не знаю, но в больницу за ним пришли полицейские. Они увели его на допрос по поводу какой-то истории с шантажом. Дед клялся, что это была ошибка, и если бы вы знали моего деда, то не усомнились бы: он всегда говорил правду. Однако в полиции ему не поверили. Согласно протоколу, при нем был чек на очень крупную сумму, и дедушка отказался объяснить, от кого и за что получены деньги. Его посадили в тюрьму, адвоката нанять ему было не на что. Полиция так и не собрала убедительных доказательств, поэтому деда отправили служить. Забавно, но он всегда утверждал, что это спасло ему жизнь.

– Спасло ему жизнь?! Каким образом?

– Не знаю. Так и не сумел выяснить. Может, дед просто шутил. Он вообще был большой шутник. Это случилось в сорок втором, и его отправили во Францию.

– А раньше он в армии не служил?

– Нет, но пороха уже понюхал. Он был при эвакуации из Дюнкерка. Только он не стрелял, а снимал. Дедушка был военный фотограф. Пойдемте, я покажу вам его фотографии.

– Господи! – воскликнула Лорел. Она уже довольно долго разглядывала черно-белые фотографии на стене, и только сейчас до нее дошло. – Ваш дедушка – Джеймс Меткаф.

Марти с гордостью улыбнулся.

– Да.

Он поправил покосившуюся рамку.

– Я узнала эту фотографию. Видела ее в музее Виктории и Альберта лет десять назад.

– Это была выставка сразу после его смерти.

– Удивительные фотографии. У моей мамы висела маленькая репродукция его снимка… да, кстати, и сейчас висит. Мама говорила, что, глядя на этот снимок, вспоминает своих родных. Они все погибли при бомбардировке Ковентри.

– Ужасно, – проговорил Марти. – Невозможно поверить.

– Фотография, сделанная вашим дедом, каким-то образом помогала маме примириться с потерей. – Лорел продолжала разглядывать фотографии. Они и впрямь трогали за душу: снимки людей перед разбомбленными руинами собственного дома, солдат на поле сражения. На одном Джеймс Меткаф запечатлел девочку в странном наряде – ботинках для чечетки и спортивных шароварах не по размеру. – Поразительный снимок.

– Это моя тетя Нелла, – пояснил Марти. – Мы ее так называем, хотя вообще-то она нам не родственница. Ее родители погибли под бомбежкой, и фотография сделана в ту ночь, когда это произошло. Дед продолжал следить за ее судьбой, а когда вернулся с фронта, разыскал приемную семью тети Неллы. Они дружили до самой его смерти.

– Как замечательно!

– Он вообще был очень верный человек. Знаете, перед тем, как жениться на моей бабушке, дед отправился проведать первую любовь – хотел убедиться, что у нее все в порядке. На бабушке, конечно, он бы все равно женился – они очень друг друга любили, – но дед сказал, что это его долг. В войну они разлучились, а потом он видел ее лишь один раз, и то издали. Она шла по берегу моря с новым мужем, и дед не стал к ним подходить.

Лорел слушала, кивая, и внезапно фрагменты картинки выстроились и сложились по порядку. Вивьен Дженкинс завещала дом семье Джеймса Меткафа. Джеймс Меткаф с больным отцом на руках – ведь это же Джимми? Ну да, конечно. Мамин Джимми, человек, в которого влюбилась Вивьен и от встреч с которым предостерегала ее Кэти Эллис, боясь, что узнает Генри. А значит, женщина, которую Джимми разыскал накануне свадьбы – Дороти. У Лорел закружилась голова, и не только потому, что Марти говорил о ее маме. Что-то еще всколыхнулось в памяти.

– В чем дело? – встревоженно спросила Карен. – У вас такое лицо, будто вы увидели привидение.

– П-п-просто, – запинаясь, выговорила Лорел, – просто я… я, кажется, знаю, что случилось с вашим дедушкой, Марти. За что его избили и бросили в реку.

– Серьезно?

Лорел кивнула, не зная, с чего начать. Столько всего предстояло объяснить…

– Идемте назад в гостиную, – сказала Карен. – Я снова поставлю чайник. – Ее пробрала легкая дрожь. – Понимаю, глупо так волноваться, но до чего же здорово разгадать тайну…

Они повернулись, чтобы выйти из комнаты, когда Лорел увидела фотографию и ахнула.

– Красивая, правда? – с улыбкой заметил Марти, проследив ее взгляд.

Лорел кивнула и уже хотела сказать: «Это моя мама», но Марти заговорил раньше:

– Это Вивьен Дженкинс. Женщина, которая завещала прадедушке Берти дом.