Глава 11

Я сидела за столом, отмахиваясь от залетевшей в открытое окно мухи и в очередной раз перечитывая отчёт, полученный из лаборатории Флая. Мозг второго нищего, того, что звался Долговязым Биллом, обследовали на предмет недавнего тёмного воздействия. Выяснили и много, и мало одновременно. Много — потому, что удалось со стопроцентной вероятностью установить: воздействие действительно было. Мало — потому что более — менее этим результат и ограничивался. Да, имело место воздействие на участок мозга, ответственный за сон. Да, можно было заключить, что вследствие этого воздействия сон стал более крепким. Но это мы знали и так. А вот для чего подобное могло понадобиться, оставалось неясным. Нищий мог оказаться потенциальным свидетелем какой-то неблаговидный истории, и от него решили временно избавиться таким гуманным способом? Очень маловероятно. Где гарантия, что мимо не прошёл бы кто-нибудь ещё? И как быть со вторым нищим — или, точнее, первым, — то бишь с Томми, у которого оказался столь заботливый друг. На друга-то никто не воздействовал, а ведь он находился там же, где и Томми, и, следовательно, мог увидеть всё то же самое.

Существовал ещё один вариант, на мой взгляд, значительно более вероятный: воздействие на сон было вторичным. Пока нищие спали, на их мозг повлияли другим, более существенным образом. Вот только мы понятия не имели, каким, а, не имея даже малейших догадок, проверить эту гипотезу было нельзя. Мозг человека обладает огромным потенциалом, число его функций — связанных с эмоциями, с памятью, с мыслительными процессами, с физиологией — неимоверно велико, и проверить все теоретически возможные сферы влияния наугад попросту нереально. Чтобы найти следы воздействия, надо хотя бы приблизительно знать, где искать. В данном же случае я даже не могла бы сказать, какое было задействовано полушарие.

Появилась, правда, ещё одна зацепка. Мы с Райаном подняли на ноги всех знакомых нищих и попросили выяснить, не было ли других подобных случаев. Бездомных, подвергшихся такому влиянию, пока не нашли, зато обнаружился один кожевник, одинокий мужчина, живший в собственном доме на окраине Тель — Рея. Раз в несколько дней к нему приходила женщина, занимавшаяся готовкой и уборкой. И вот она с немалым удивлением застала хозяина дома крепко спящим посреди рабочего дня. Поскольку мне было необходимо завершить несколько срочных дел, включая общение с Флаем, Райан и Дик поехали к кожевнику без меня. И теперь я понуро глядела на отчёт, дожидаясь их возвращения. Одно уже удалось установить: отец кожевника в данный момент отбывал срок тюремного заключения. Пища для размышлений безусловно имелась.

Дверь распахнулась, и в кабинет вошёл Уилфорт. Без стука, что уже становилось доброй традицией. Однако, во всяком случае, он не подкрадывался, а заблаговременно возвещал о своём появлении вполне громкими шагами, а иногда и покашливанием.

— Сержант! — Он приблизился к моему столу, держа в руках какую-то бумагу. — Появилась новая информация по делу о спящих нищих.

Я покосилась на него с некоторым недоумением. Честно говоря, я была убеждена, что Уилфорт окажется крайне недоволен нашим участием в этом деле, а потому надеялась не афишировать это самое участие как можно дольше. Однако глупо было бы рассчитывать на секретность после проведённой у Флая экспертизы.

Претензий, однако, не последовало.

— Стало известно, — Уилфорт облокотился о высокую спинку стула, но садиться не стал, — что в продолжительный и крепкий сон, подобный тому, который описали пострадавшие, недавно был погружён Адан Гарден.

— Лорд Адан Гарден? — в изумлении переспросила я.

Ну, никак не вязался образ молодого высшего аристократа с двумя нищими и одним кожевником.

— Он самый.

Тон Уилфорта подчёркивал, что самого капитана данный титул особенно не впечатляет. Что, впрочем, и неудивительно.

— Он что же, подал жалобу? — продолжала удивляться я.

Дело в том, что высшие аристократы к услугам обычной городской стражи прибегали крайне редко. В их среде это считалось моветоном. Были, в конце концов, частные следователи, личная охрана; в некоторых случаях особенно знатным людям удавалось привлечь королевскую гвардию. Но снисходить до простых стражей было в их представлении чуть ли не неприлично.

— Нет, конечно, — улыбнулся Уилфорт, правильно разгадав мои мысли.

— Родственники? — по — прежнему с сомнением предположила я.

Капитан покачал головой.

— Семейный лекарь. Он обязан доводить до сведения стражей подозрительную информацию. А сон молодого лорда, хоть и не отразился на его здоровье, наводит на мысли о магической природе. Вот целитель и счёл нужным прямо из особняка Гарденов отправиться к нам.

— То есть лорд Адан только недавно проснулся? — сообразила я.

— Три часа назад, — подтвердил Уилфорт. — Разбудить Гардена лекарю не удалось. Он дождался, пока тот проснулся сам, провёл тщательный осмотр, переговорил с родственниками и после этого отправился сюда.

— Так я пойду?

Я уже подскочила со стула и в нетерпении переминалась с ноги на ногу.

Лёгкая снисходительная улыбка.

— Идите. По возвращении доложите мне о результатах.

Визит к семейству Гарденов оказался, скажем так, непродуктивным. Тёплого приёма ожидать и не следовало, поэтому не так чтобы отсутствие гостеприимства явилось неожиданностью, но всё равно обидно. Я же не чаю попить пришла, а по делу, притом имеющему непосредственное отношение к одному из хозяев дома.

Сначала пришлось долго и нудно объяснять это седовласому привратнику. Наконец, меня пустили на порог, но и только. Точнее, я успела сделать не более трёх шагов по величественному холлу, когда меня перехватил дотошный лакей. Ему пришлось всё объяснять повторно, не менее долго и нудно. Потом меня заставили проторчать минут двадцать в какой-то крохотной комнатке и лишь после этого, наконец-то, соизволили провести 'к господам'.

Я рассчитывала увидеть молодого дворянина, собственно Адана Гардена, но в комнате, в которую меня провели, сидела лишь высокая блондинка неопределённого возраста. Не меньше сорока, но всё остальное скрывалось умело наложенным макияжем. Кремы, пудра, румяна, помада насыщенного оттенка, — всё это было наложено со вкусом, но в немалых количествах, которые, вероятнее всего, были призваны скрывать относительно почтенный возраст. Волосы хозяйки дома, естественно, светлые, были собраны на затылке в пучок. При этом из причёски не выбивалось ни единой волосинки.

— Мне доложили о вашем прошении, — преисполненным достоинства голосом произнесла дама, даже не думая подниматься мне навстречу, равно как и предложить мне сесть.

Стоит ли говорить, как меня покоробило это 'прошение', но я стерпела.

— Вмешательство стражей нам совершенно не нужно, — на сей раз в интонациях прорезалось раздражение, — но раз уж вы пришли, я готова ответить на ваши вопросы. Только имейте в виду: у меня мало времени.

Кхм, и как бы так повежливей сообщить благородной леди, что она мне даром не сдалась?

— Вообще-то, — максимально почтительно проговорила я, — мне бы хотелось поговорить с лордом Аданом Гарденом.

— Мой сын говорить с вами не может, — отрезала леди. — Ему необходимо восстановиться после произошедшего, так что сейчас он отдыхает, и ему не до ваших расспросов. Надеюсь, вы в состоянии это понять?

Насколько мне было известно, подвергшимся такому же воздействию нищим никакого восстановления не требовалось; напротив, они приходили в себя выспавшимися и вполне бодрыми. Однако не думаю, что госпожа Гарден сумеет оценить такое сравнение по достоинству.

— Я безусловно хорошо это понимаю, — вру и не краснею, — но суть в том, что лорд Гарден является потерпевшим, и именно поэтому мне необходимо задать ему всего несколько вопросов.

— Вы будете говорить со мной или ни с кем.

Сказала, как отрезала. Ладно, куда деваться? Имеем то, что имеем.

— Я могу сесть?

Небрежный жест в сторону первого попавшегося стула.

— Насколько я понимаю, — начала я, — ваш сын заснул вчера вечером, как обычно, но сегодня его очень долго не могли разбудить?

— Да.

Леди невероятно разговорчива.

— Не могли бы вы уточнить, как долго он проспал?

— Четырнадцать часов, — сообщили мне с каменным лицом.

Выражение моего лица было более красноречивым: четырнадцать часов — это действительно очень долго.

— Были ли какие-нибудь странные симптомы, помимо продолжительного сна? Он спал спокойно или, может быть, ворочался, стонал, даже что-нибудь говорил?

— Это выглядело как спокойный, глубокий сон, — ответила леди.

Я кивнула. Показания госпожи Гарден совпадали с тем, что мы знали об остальных пострадавших.

— Проснувшись, лорд Адан ничего не смог рассказать? Может быть, ему что-то приснилось?

Леди раздражённо закатила глаза, видимо, донельзя возмущённая тем фактом, что стражи занимаются такими глупостями, как расспросы о чужих сновидениях.

— Мой сын ничего подобного не рассказывал, — всё-таки снизошла до ответа она. — Ему ничего не снилось; во всяком случае, он ничего не помнит. И очень удивился, узнав, что проспал так долго.

Ага, удивился. Значит, совершенно нормально ваш сын себя чувствует, и ни в каком дополнительном отдыхе не нуждается. Но говорить этого я не стала.

Что ж, ничего нового касательно самого сна я явно не узнаю. Самого пострадавшего ещё можно было бы попробовать потрясти, но расспрашивать его мать — всё равно, что переливать из пустого в порожнее. Однако существует ещё один важный вопрос: как связан господин Гарден с прочими потерпевшими? Разница в социальном статусе уж больно высока. Однако между остальными тремя удалось обнаружить иное связующее звено…

— Скажите, нет ли у лорда Адана родственников, которые сидели бы в тюрьме?

— Что?! — Леди вскочила на ноги, совершенно не аристократично оттолкнув при этом собственный стул. — Да как вы смеете?! Вы понимаете, с кем разговариваете? Наглая выскочка! Немедленно прочь из моего дома! Антуан!

Впрочем, звать лакея не было необходимости: он сам вбежал в комнату, едва леди начала кричать. Пришлось выйти и быстрым шагом направиться к входной двери, пока меня не вывели под белы рученьки.

М — да, опрос свидетеля в высшей степени нерезультативный. Глаза б мои этих высших аристократов не видели!

По дороге в участок я заглянула в 'злачное место', где часто просил милостыню один из моих осведомителей. Он, однако же, ничем порадовать не смог. Пока найти дополнительных потерпевших не удалось. Впрочем, это мало что значило. Возможно, преступник перестал воздействовать на бедняков, переключившись на аристократов. А может быть, другие случаи не были известны просто потому, что нищие зачастую — люди одинокие, и их одноразовый непробудный сон никто попросту не заметил.

Едва я переступила порог нашего с ребятами кабинета, как выяснилось, что меня срочно вызывают к начальству.

— Сержант Рейс, — Уилфорт вновь принимал меня, стоя (очередная 'добрая традиция') и был чрезвычайно разгневан, — я отправил вас в дом Адана Гардена, рассчитывая на профессиональную и качественную работу. Как вы посмели оскорбить хозяйку дома?!

Сперва я отшатнулась, выпучив глаза от удивления. Потом мысленно выругалась. Очень грязно и изощрённо. Вот ведь гадина! Уже успела наябедничать, пока я добиралась до участка окольными путями!

— Как вы могли нанести оскорбление леди из высшего общества, являющейся к тому же пострадавшей в расследуемом деле? — яростно продолжал отчитывать меня капитан.

— Она не пострадавшая, а свидетельница, — с подчёркнутым спокойствием проинформировала я.

— В данном случае это не имеет никакого значения, — отрезал Уилфорт.

— Я ничего оскорбительного ей не сказала, — продолжала настаивать на собственной невиновности я. — Если на то пошло, это она вела себя некорректно и вообще в высшей степени мерзко.

— Не пытайтесь увильнуть от ответственности, рассказывая мне то, что я отлично знаю и так! — покачал головой капитан.

У меня вытянулось лицо.

— Простите?

Ничего более толкового я в этот момент сказать не могла.

— Зная характер леди Гарден, я догадываюсь о том, как именно она вас приняла, — отмахнулся Уилфорт. — Но вы не жрица и не представитель полиции нравов. Вас интересует не характер хозяйки дома, а факты.

— Совершенно верно! — Разнервничавшись, я тоже подняла на него голос. — Мне нужны факты, о фактах я и спросила! Все пострадавшие, проходившие по этому делу до сих пор, имели отношение к тюрьме — либо там сидели они сами, либо кто-то из их близких родственников. И единственное, что могло бы объединить Адан Гардена с остальными — это тюрьма. Всё остальное отличается слишком сильно. Поэтому я и спросила, оказывался ли в тюрьме кто-либо из его родственников!

— То есть, в сущности, общаясь с высшей аристократкой, вы напрямую задали ей вопрос, не был ли один из представителей её рода — или даже она сама — заключён под стражу? — уточнил Уилфорт, буравя меня взглядом. — И это учитывая, что вы — следователь со стажем, не первый день занимающийся допросом свидетелей, в том числе и дворянского сословия? — Он распрямил спину и хмуро продолжил: — Одним вопросом, который заведомо не мог не вызвать негативной реакции, вы пресекли все шансы на сотрудничество со следствием со стороны этого семейства.

Я молчала, тоже хмурясь. И почему, скажите пожалуйста, я должна расшаркиваться перед этими высшими и воздерживаться от вопросов, которые имею полное право задать всем остальным? Вообще-то перед законом у нас все равны, хотя любому понятно, что это только в теории.

— Ваше стремление выяснить, не сидел ли в тюрьме Адан Гарден или его родственники, совершенно оправданно и даже похвально, — уже мягче произнёс Уилфорт, садясь на свой рабочий стул. Что, кстати, само по себе являлось хорошим признаком. — Но вас не следовало спрашивать об этом леди Гарден. Вам следовало сказать 'спасибо' и уйти, а, возвратившись в участок, отправиться в архив и запросить соответствующую информацию. Уж что-что, а выяснить, кто и при каких обстоятельствах сидел в тюрьме, в нашем ведомстве более чем реально.

Я кивнула. Он был прав, вот только я по — прежнему считала неоправданным выбирать длинный путь, когда есть возможность просто задать короткий вопрос. Вот если бы у меня возникли причины не доверять ответившему, тогда да, я сделала бы и именно то, о чём говорил Уилфорт.

— Хорошо, я схожу в архив, — согласилась я.

— Не нужно. Я уже это сделал. — Уилфорт просмотрел надпись на каком-то конверте и поднял на меня глаза. — Ни сам Адан Гарднер, ни кто-либо из его родственников, как близких, так и дальних, в тюрьме не сидел. Во всяком случае, на протяжении последних пятидесяти лет, а вряд ли более ранний период может оказаться в нашем случае актуальным. Это была хорошая гипотеза, сержант, но она не подтвердилась. Вам предстоит искать дальше. Идите.

И он взялся за нож для бумаг.

Однако я медлила.

— Я могу взглянуть на жалобу?

В том, что эта мерзкая леди прислала жалобу в письменном виде, я не сомневалась ни на миг. К письменным жалобам относятся куда более серьёзно, чем к устным. Им обязаны дать ход. А она несомненно хотела сделать мне пакость.

— Не можете, — к моему удивлению отказал Уилфорт.

— Но почему? — вскинула брови я.

По уставу любой страж имел полное право просмотреть поданную на него жалобу. Чтобы впоследствии иметь возможность ответить на предъявленные претензии.

Уилфорт небрежно кивнул в сторону мусорной корзины. Опустив глаза, я увидела внутри лист бумаги, исписанный аккуратным круглым почерком и разорванный на четыре части.

В архив я, тем не менее, отправилась. Перепроверять информацию Уилфорта не собиралась, но решила выяснить как можно больше об Адане Гардене. Работница отдела, темноволосая, как и все архивариусы, была на месте.

— Делия, собери мне, пожалуйста, информацию о лорде Адане Гардене, — попросила я, опуская руки на стойку.

— Какую именно? — уточнила она.

Я призадумалась.

— Главным образом контакты. Базовая информация о родственниках и друзьях. Круг общения. Имена людей, с которыми поддерживает связь.

Я стянула пару чистых листов с красовавшейся на стойке стопки, взяла перо и приготовилась записывать.

Делия не стала никуда уходить, чтобы собрать нужную мне информацию. Да, у неё за спиной возвышались многочисленные полки с отчётами, докладами и данными, но необходимость обращаться к ним возникала крайне редко. Ибо Делия являлась высококвалифицированным архивариусом, а это означало, что она обладала соответствующим даром тёмной магии. Маги с её способностями умели воздействовать на собственный мозг, точнее сказать, на его отдел, ответственный за память. Благодаря этому дару они были способны запоминать многочисленные страницы текста, лишь один раз мельком на них взглянув. Причём запоминали чисто визуально, понятия не имея, что именно там написано. Зато, как только в этом возникала необходимость, они вызывали в памяти нужную страницу и читали с неё, как с бумаги. Говорят, что именно таким талантом обладала жена Александра Уилфорта, успешно пользовавшаяся своими способностями для шпионажа на благо Тёмного Оплота. Всё это, ясное дело, до тех пор, пока она не сошлась с человеком, которого прежде считала злейшим врагом тёмных. В союзе с которым они, собственно говоря, и добились Воссоединения.

Я быстро водила пером по бумаге, фиксируя наиболее важную информацию. Главным образом — имена людей, через которых теоретически можно было бы эту самую информацию раздобыть. Больше ничего полезного всё равно не было. Я исписала уже два листа и заканчивала третий, когда вдруг из потока ничего не значащих фамилий сознание выхватило 'Дункан Веллореск'. Так бывает, когда, не обращая никакого внимания на звучащий поблизости разговор, вдруг реагируешь на звук собственного имени.

— Дункан Веллореск? — переспросила я. — В какой он категории? — Я спрашивала и одновременно проглядывала собственные записи, ища в них ответ. — Приятель?

— Скорее даже просто знакомый, — ответила Делия. — Есть общий круг общения. Встречаются на раутах, приёмах, празднествах.

— То есть близкими отношения назвать нельзя, но, во всяком случае, они знакомы и вертятся в одном кругу, — пробормотала я, рассуждая вслух.

— Пожалуй, так, — безразлично кивнула Делия.

— Отлично. Спасибо! С меня пирожное!

И я стрелой вылетела из архива.

Несмотря на то, что уже вечерело, я, не откладывая, отправилась в уже знакомый особняк. Без предварительного предупреждения, конечно, но меня приняли. Привратник пропустил сразу, и я подождала в холле, пока лакей докладывал о моём появлении хозяину. Поздоровалась с проходившей мимо Беллой.

Дункан Веллореск сам вышел мне навстречу.

— Госпожа Рейс, очень рад вас видеть! — воскликнул он, как мне показалось, искренне. — Прошу вас, проходите.

Мы вскоре оказались в гостиной, обставленной в синих тонах. Цвет, способствующий успокоению. Слуга налил нам вина; я не стала отказываться, хотя злоупотреблять не собиралась.

— Мне ведь так и не довелось поблагодарить вас за помощь Розалинде, ну, в деле того афериста, — покаянно произнёс он.

— Ничего страшного, — отмахнулась я, — мы с коллегами просто выполняли свою работу.

— Вовсе нет, — возразил Дункан. — Я отлично помню и то, что преступление произошло не на вашей территории, и то, как рассердился по этому поводу ваш начальник.

— По этому поводу можете не беспокоиться, — заверила я. — Между прочим, за арест того афериста наш участок был отмечен самим мэром Тель — Рея. Полковник получил какую-то там грамоту, а сотрудники нашего отдела — денежную премию. Так что это скорее мне впору благодарить вас

— Это довольно своеобразный вывод, — ухмыльнулся Дункан.

— Ну ладно, в таком случае, давайте считать, что мы квиты, — с ответной улыбкой предложила я.

— Давайте. — Он отпил немного вина и посмотрел на меня поверх бокала. — Итак, что привело вас сюда, госпожа Тиана? Не поймите меня неправильно, — поспешил пояснить он, — лично я был бы счастлив, если бы просто зашли чтобы попить вина и побеседовать о жизни. К примеру, об особенностях тёмной магии и её роли в магических технологиях. Не сомневаюсь, что с вами было бы интересно поговорить на эту тему. Но, полагаю, цель вашего визита в другом?

— Вынуждена признать, что да, — склонила голову я.

— Я вас слушаю, — сказал он с самым что ни на есть серьёзным видом.

Ну что ж, в таком случае, буду сразу брать быка за рога.

— Видите ли, господин Веллореск, я бы хотела задать вам несколько вопросов про одного вашего знакомого.

На лбу Дункана появились морщины, плечи опустились, и вообще настроение заметно испортилось.

— Вы имеете в виду моего брата? — уточнил он.

— Нет! — Я активно замотала головой. — Нет — нет, этот разговор никак не касается ни вас лично, ни того дела, которое мы расследовали в своё время в вашем доме.

Мои заверения заметно его успокоили.

— В таком случае кто же вас интересует? — осведомился он с облегчением, практически гарантировавшем готовность помочь.

— Адан Гарден, — сообщила я.

— Адан Гарден?

Судя по интонации, имя не так чтобы было Дункану незнакомо, но прозвучало в данном контексте неожиданно.

— Да, — кивнула я.

Дункан пожал плечами — дескать, если это именно то, что мне нужно, так почему бы нет? — и поинтересовался:

— А что конкретно вы бы хотели о нём узнать?

Я решила, что в данном случае оскорбления в лучших чувствах не последует, поэтому сказала напрямик:

— Меня интересует всё, что может связывать этого человека с тюрьмой или нарушителями закона. Пожалуйста, не удивляйтесь. Я знаю, что сам он никогда в тюрьме не сидел, и то же самое можно сказать о его родственниках. Но, может быть, кто-то из друзей, приятелей, старых или новых знакомых? Может быть, не отбывал срок, но выступал в каком-нибудь расследовании в качестве подозреваемого? А может, ситуация и вовсе иная: к примеру, лорд Гарден посещал одну из тюрем в качестве представителя какой-нибудь комиссии, или для допроса свидетеля? Или кто-нибудь из его родственников служит директором тюрьмы? Словом, всё, что угодно, что могла бы связать его с этой сферой?

Дункан задумался, и в выражении его лица снова проявилась напряжённость.

— Я не очень близко знаком с Аданом Гарденом, — медленно проговорил он, — хотя, не скрою, встречаю его достаточно часто, и у нас немало общих приятелей. Насколько известно лично мне, ответ на все приведённые вами вопросы — 'нет'. Я ничего не знаю о какой бы то ни было связи между Гарденом и тюрьмой или преступностью.

Я вздохнула. И тут мимо. Что ж, этого следовало ожидать, и всё же обидно: определённые надежды на этот визит я всё-таки возлагала.

Однако повисшее в гостиной молчание было каким-то подозрительно тяжёлым, и это наводило на мысли о том, что Дункан не всё сказал. Веллореск сам подтвердил мои подозрения, когда всё так же неспешно, словно усилием воли заставляя себя говорить, произнёс:

— Хоть Адан Гардан и не является моим другом, признаюсь, мне бы очень не хотелось создавать ему проблемы своей откровенностью. Тем более что, насколько мне известно, он не совершил ничего противозаконного.

Я почувствовала себя охотничьим зверем, встопорщившим уши и приготовившимся к прыжку.

— Возможно, я не вполне чётко объяснила ситуацию, — вежливо, но с нажимом проговорила я. — Я вовсе не пытаюсь подловить Адана Гардена на чём-то незаконном. Он не проходит по нашему делу как обвиняемый или даже подозреваемый. Совсем наоборот. Мы считаем его пострадавшим. Его семья не желает пользоваться услугами городской стражи, по причинам, которые… — я прикусила губу, подбирая слова и, главное, стараясь не высказаться чересчур резко, — …которые останутся на их совести. — Всё-таки быть слишком мягкой мне тоже не захотелось. Да, знаю, Уилфорт рассердился бы, но ведь его же здесь нет. — Если бы лорд Гарднер являлся единственным пострадавшим, в принципе можно было бы закрыть на происшествие глаза. Но есть и другие жертвы. Именно поэтому мне очень важно получить ответы на свои вопросы.

— То есть вы обещаете, что рассказанное мной не будет использовано Гарднеру во вред? — уточнил Дункан.

Я склонила голову к левому плечу, продумывая его фразу.

— Я обещаю, что рассказанное вами не будет использовано ему во вред, если не выяснится, что он действительно является преступником, — поправила я.

— Хорошо. — Дункан одобрительно кивнул. — Такая формулировка меня устраивает. Что ж, если вы даёте такое обещание, есть одна вещь, которую я могу вам рассказать. Уж не знаю, окажется ли она вам полезной, ибо имеет лишь косвенное отношение к вашему вопросу.

Сказать по правде, я впечатлилась. То, что моё слово — не написанное на бумаге и даже сказанное не при свидетелях, — имеет в глазах Дункана Веллореска такую ценность, было неожиданно и приятно.

— Дело в том, что Адан Гарднер не слишком лояльно настроен по отношению к нашему нынешнему правительству, — сообщил мне собеседник. — Не так чтобы это была большая страшная тайна, — добавил он. — Гарднер молод и в меру горяч, любит выпить в хорошей компании, и о его настроениях знает некоторое количество людей в нашем кругу. Взять хотя бы меня — а ведь я не являюсь близким его другом. Однако настроения настроениями, а ни в какой деятельности против короны Адан, насколько мне известно, не участвовал. Для этого он слишком благоразумен, да и его родители — тоже сдерживающая сила, особенно мать, женщина властная и жёсткая.

— То есть она как раз поддерживает нынешнего короля?

— Не то чтобы, — поморщился Дункан. — Вообще-то всё их семейство предпочло бы видеть на троне представителя иной династии. Но всё это — скорее пассивное, нежели активное недовольство. Политические взгляды, а не участие в мятеже. А за политические взгляды, как вам хорошо известно, в наше время в тюрьму не сажают. Но, может быть, такая информация хоть как-то вам поможет.

— Благодарю вас, — задумчиво сказала я, уже начиная прокручивать в голове возможные варианты. — Это весьма вероятно.