Глава 88
Данилов застыл перед мерцающим экраном компьютера. Будто обидевшись, что никто с ним более не занимается, компьютер включил «interlude»: по экрану заклубилась пестрая змейка; сначала она гонялась за улыбчивым колобком, в последнюю минуту он ускользал, а потом исчез; движение завораживало, на миг Данилову показалось – исчез и мир, исчез вовсе, осталась только эта спираль, она захватывала внимание и зрение, вбирала в себя, уводила туда, за плоскость экрана. Иллюзия была бы полной... если бы не пульсирующая боль в виске. Нет, мир не изменился. Ни на йоту. Ну а что до добрых дел... Как говаривали во времена оны: «А что есть добродетель?»
Олег активировал программу переадресовки звонка, набрал один из домашних номеров особняка Головина. Прозвучал зуммер, другой, третий...
– Вас слушают. – Голос был смутно знаком. Олег мотнул головой, не вспомнил, нахмурился.
– Могу я поговорить с Александром Петровичем Головиным?
– Никак нет, Данила. Но ты можешь поговорить со мной.
– Ну, здравствуй, Зубр.
– Ну, здравствуй, Данила.
Олег глянул на монитор: защита работала исправно; звонок пытались отследить автоматическим определителем, но тщетно.
– Никак издалека звонишь?
– А то. По правде, я и тебя полагал в местах или отдаленных, или совсем отдаленных. Где-нибудь на берегах Большого Австралийского залива. Или – Стикса.
– И кажется, не слишком рад «воскресению»?
– Время покажет.
– Ты же позвонил не с тем, чтобы обсуждать африканские перипетии трехлетней давности?
– Почему нет?
– Хорошо, Олег. Внесем ясность.
– Элли погибла?
– Да. Пуля Вернера пробила девчонке сонную артерию. Доктор пытался что-то сделать, но сам понимаешь. В таких делах решают минуты. Их у нас не было.
– Как я оказался в саванне?
– Я выбросил тебя из машины. Не был уверен, что выживем. Нас преследовали.
Джип перевернули выстрелом из базуки. Но не зажгли. Потом подъехали ближе. Это было опрометчиво с их стороны... Мы потом ушли в пролесок.
– Все живы?
– Да. Кроме Элли. И доктор Веллингтон сломал руку. Что молчишь? Хотя можешь не отвечать. Знаю. Ты надеялся, что Элли выжила.
– Может быть.
– Мир не изменился. Да и не по сердцу он ей был, наш мир. А бредовая идея Вернера – построить для девушки отдельную сказку – красива, но порочна.
– Отчего? Сказки возвышают людей.
– Скорее – губят. Реальная жизнь не прощает невнимания к себе.
– Реальная жизнь скудна. И смысл ей придает только сказка. У каждого в душе она своя. Если есть душа.
– Если есть. Послушай, Олег... Ты уверен, что у тебя имеется возможность со мной болтать?
– Почему это тебя беспокоит?
– Я не у дел. Сижу во флигеле. Так сказать, под домашним арестом. А телефон не отключили.
– Вроде подсадки?
– Персональной. На тебя.
Данилов глянул на монитор компьютера. Кто-то подключился к вычислению места звонка целенаправленно: тонюсенькие линии исчезали, но маленькая желтая искорка, что рыскала по испещренной красными линиями карте Франции, на время стопорилась: какой-либо из автоматов был занят, цепочка поиска замирала, вернее, сильно тормозилась. Чтобы пробить всю «обманку», поисковикам потребуется не менее получаса. А спутники они не задействовали. Значит, возможности тех, кто работает против, небеспредельны. Вернее, ограниченны.
Учтем.
– Спасибо за заботу.
– Чем можем.
– Каждый охотник желает знать, где сидит фазан. Пусть ищет. Как ты попал к Головину, Зубр?
– Случаем.
– Рядом с чем случай? Нефть? Газ? Труба?
– Какая тебе разница, Олег? С алмазами не сложилось, жалованье Хургада не выплатил по причине безвременной кончины, а капитала я не нажил. Поступил на службу.
– А мечта о солнечной Австралии?
– Мечта как и сказка: греет, но не кормит.
– Почему к Головину? «Нефтьинвест» порекомендовал?
– Это тебе интересно, Данила?
– Мне интересно другое: зачем похищали Дашу?
– Кто – тебя не интересует?
– Нет. Ответ на этот вопрос не позволяет понять причину. Пока нет понимания причины, опасность остается. Почему ты в опале?
– Я возглавлял у Головина службу охраны. А Даша пропала.
– Как ее охраняли?
– Обычно – два человека. Но девушка тяготилась, да и Александр Петрович считал, что человека начинают доставать, когда он что-то делает «не так».
Головин все делал «так». Не было причин для наезда, не было причин для похищения, не было причин и для усиления охраны.
– Какой ты умный и резонный, Зубр.
– Данила, я возглавлял не службу безопасности корпорации, а личную охрану.
– Кто возглавляет службу безопасности?
– Сам Головин. Туда входят и аналитики, и разработчики. К тому же империя Головина – часть системы здешнего про-мышленно-иерархического феодализма. Если большой напряг – Головин пользуется услугами и ВД и СБ. Не так мало. Но...
– Но?
– У него есть полностью теневая структура.
– Кто руководит?
– Не знаю. У нас его называют Практик.
– Практик?
– Да.
– И «с детства связан был с землею»?
– В каком смысле?
– "Привез он как-то с практики два ржавых экспонатика и утверждал, что это – древний клад..." Имя Сергея Оттовича Грифа тебе ни о чем не говорит?
– Говорит. Возглавлял невнятную контору...
– Возглавлял? – перебил Зуброва Олег.
– Да. До сегодняшней ночи. Пока не умер.
– Ты меня очень разочаровал, Зубр, – после паузы произнес Данилов.
– Грешил на Грифа?
– Да. Так все показалось просто...
– "Мир не прост, совсем не прост", – напел Зубров. – Да, практик из Грифа первоклассный. Но – слишком заметен.
– В театре «Глобус» было три сцены. В жизни их куда больше. Как и возможностей выбирать амплуа.
– Теоретизируешь?
– Думаю. А когда думаю, заполняю эфир ничего не значащими фразами. Так кто его?
– Без комментариев. И никто их тебе не даст. Будет и официальный некролог.
Запишут – сердце. Благородно и без излишеств. Ты никогда не задумывался, Данилов, почему смерть от инфаркта представляется людям не такой страшной, как, скажем, от какой-нибудь мучительной хрони?
– Как в бою. Жил – и нет. И еще... Нет унизительного прижизненного существования в немощи.
– Кажется, мы обсуждали это когда-то...
– Это было давно. В прошлом веке.
– М-да... Звучит фатально. Сказать – вся твоя жизнь была в прошлом веке – это как черта. Чувствуешь себя очень старым. Вспоминается лозунг моей ранней юности: «Коммунизм – это молодость мира, и его возводить молодым». – Зубр рассмеялся:
– Мы пережили даже коммунизм.
– Брось. Он еще в середине девятнадцатого был дохлым. И сшивался по Европе бесплотным призраком.
– У нас его сделали зомби.
– Вот видишь, Зубр. Африканский опыт дал хоть что-то.
– Честно, Данила? Там было хорошо. Там было чертовски хорошо. Но временами жутко. Как на чужой планете.
– А ты уже нашел свою?
– Нет. Как и ты.
– Твоя правда. Так где мне разыскать господина Головина?
– А пес его знает. Ты оценил мою скромность, Данила?
– Ты скромен?
– А то. С утра твою персону показывают по ящику, трижды прокрутить успели, пока лавочку прикрыли, а я? Беседую с тобою о добре и зле. И о призраках, что бродят по Европам.
– Да уж. Ты сделался какой-то вялый, апатичный...
– Зато Папа Рамзес кипит энергией.
– Не подскажешь мне его телефончик?
– Не знаю, Олег. Честно. Головин крепко осерчал, когда увидел передачку.
Куда-то звонил и умчался. – Пауза на этот раз была долгой. – Надеюсь, Данила, ты знаешь, что делаешь.
– Я тоже надеюсь.
– Ты действительно нашел... эту девчонку?
– Да.
– Данилов, знаешь... История вторично не всегда повторяется фарсом.
Возможно, что и новой трагедией, куда более жестокой, чем первая.
– Я не фаталист.
– Очевидно. Кстати, я полагаю, эти наши вселенские рассуждения по вольному эфиру перехватываются и пишутся. Тебя не смущает?
– Нам же нечего скрывать от народа, Зубр. Да и... Не успеют.
– Чего не успеют?
– Ничего. События, запущенные как валун с покатого холма, имеют тенденцию ускоряться. А уж кого угробит буль-ник – это бог весть.
– А говоришь, не фаталист.
– Нет. А вот ты – что-то сник.
– Укатали сивку. А если уж по полной правде... Жизнь в Княжинске под крылом Папы Рамзеса шла у меня тихая и покойная, как вяленая рыба. Я уж и квартиркой обзавелся, и с женщиной познакомился. И стал строить планы. Я ошибся, Данила. В нашей профессии нельзя строить планы.
– Строить планы – любимое занятие всякого русского человека. Планы, которые он вовсе не собирается выполнять.
– Твое – тоже?
– Нет. Загадывать сейчас не то что на будущее, на час – слишком большая роскошь. А мечтать – пожалуйста.
– Вот и я про то. Ты вроде соскочил... Журналист, экономический обозреватель... И – что? Есть в нашем деле какой-то рок, фатум: только решишь, что ты ушел от войны, как в дверь стучится случай. А ты к нему уже не вполне готов. Выручают рефлексы. А оттого – чувствуешь себя подопытной скотиной. И так – всю жизнь. Пока не забьют.
– Да ты пьян, старина!
– Есть немного. Самое приятное времяпрепровождение при «домашнем аресте».
Дожидаться на трезвую голову какого-то... практика – пошло. Ха! Ты знаешь, Данила, он представляется мне серым, усыпанным перхотью пигмеем. Даже если он призрак. Эпоха гениев и авантюристов прошла. Настает время серых воротничков.
Ну что ж... В такое время стареть даже приятно. Рассадить яблони и вишни, цветы, много-много цветов. – Зубров вздохнул. – Когда-то, лет пятнадцать назад, самым важным для таких, как мы, был идеал победы. А сейчас становится очевидно, что победить – это далеко не все.
– Но это лучше, чем потерпеть поражение. Ты ждешь его?
– Практика? Или – призрака? Впрочем, это одно и то же. Все мы его ждем. Но иногда ожидание становится нестерпимым.
– Ты постарел, Сашка.
– Да, Олег. Но не ссучился. Помни об этом.
– Буду.
