Глава 56
Даша тряхнула волосами:
– Какого черта я разнюнилась? В конечном счете – кто я тебе и ты мне, чтобы переживать?!
– Вот именно.
– И все-таки... Знаешь, в жизни каждой женщины наступает момент, когда ее мучат необузданные и противоречивые желания.
– Понимаю.
– Ничего ты не понимаешь! Ты можешь только догадываться! Когда женщине ближе к тридцати и она независима, от этой независимости можно удавиться! Хочется мужа, семьи, внимания, душевного тепла... Но и – страшно зависимости от мужа, даже не материальной, а необходимости терпеть его дурной или дерзкий нрав, страшно расставаться с постылой своей свободой...
И еще: это чувствуют все женщины в это время – и замужние, и все остальные: приходит ясное понимание: ты еще не жила, ты не успела или не смогла насладиться ни ласками мужчин, ни их вниманием, ни своим кокетством, ни самой жизнью. Кого-то держало в узде раннее замужество, кого-то, как меня, – карьера и жажда самоутверждения... И все романы мои были необязательны, скомканны либо, напротив, расчетливы... Я жила в рациональном мире карьеристов. И даже если возникала мысль, что после той или иной встречи не останется ничего, кроме разочарования, похожего на нудную мигрень, такие встречи случались все чаще и чаще, и все чаще приходило разочарование и с ним горечь – ну когда же, когда со мною случится хоть что-то стоящее?
Так думаешь ты и – снова и снова попадаешь словно на тот же круг... Используешь ты, используют тебя, а жизнь становится все тусклее без душевных привязанностей, и еще... Вдруг оказывается, что все твои детские мечты были сущим вздором... Такого не бывает в жизни, такое существует только в твоем воображении... И жизнь мила и – не мила! Не знаю, как лучше объяснить! И еще – очень тревожно. Наступает время выбора, но оказывается, что, выбрав один путь, ты неизбежно перечеркиваешь другие! И оттого делается еще страшнее! Я непонятно говорю?
– Лучше не скажешь.
– Я тебе уже говорила, Соня прилетела с Саратоны какой-то возвышенной, что ли... Но ничего толком мне не объяснила. Просто рассказала о... Ты его называешь «Веселым домом». Она называла «Замком снов».
– Поэтично.
Даша поморщилась:
– Вовсе это не бордель. Ты просто не хочешь понять.
– Хочу.
– Тогда не нужно меня оскорблять заранее.
– Так что же это за замок?
– Там осуществляются мечты. И исчезают страхи.
– Звучит красиво.
– Нет, скорее не мечты, а грезы. Когда я была девочкой-подростком, то часто видела один сон... Мне снилось, будто я хожу по большому парку, одетая изысканно и старомодно, как одевались в начале прошлого века, и ко мне подходит совсем юный корнет, и объясняется в любви, и плачет, и целует руки... И я знаю: никогда, никогда я его больше не увижу, он погибнет на этой мерзкой войне хотя бы потому, что жаждет подвига, отваги, совершенства, а война – это грязь и смрад... И я словно вижу, как излетная шальная пуля пробивает его сердце... И – испытываю к этому мальчику такую нежность, что... И тогда, во сне, я позволяю ему все, а он небывало нежен со мною, и я испытываю такое наслаждение, какого не испытывала наяву никогда! Потому что ему было до меня, там, в моем сне, а большинству мужчин, с которыми я встречалась наяву, всегда только до себя!
Но и это не все. Мне хотелось, чтобы сон этот изменился, чтобы корнет остался жив и нашел меня наконец-то! Порою я даже плакала ночами от несовершенства мира! И вот мне исполнилось тридцать, сон стал все реже приходить ко мне, но когда он приходит – там ничего не меняется! И вдруг я поняла: чтобы изменить свою жизнь, нужно изменить сон, нужно, пусть понарошку, прожить его наяву и – изменить страшную судьбу этого юноши и тем – свою...
– Ты решила, что в «Замке снов» тебе помогут?
– Да.
– С кем ты встречалась?
– С Люси Карлсон.
– Ты беседовала с ней?
– Да. И рассказала ей сон. И она сказала мне, что я должна делать. – Даша взяла сигарету, прикурила, затянулась едва-едва, нервно выдохнула дым. – Я пришла на следующий день, выпила какое-то снадобье, потом меня посадили в автомобиль, отвезли в поместье и оставили в комнате одну. Обстановка там была как в начале двадцатого века: зеркало, рукомойник, офорты на стенах... А потом я пошла гулять в сад. И там я встретила юношу в полевой форме офицера гвардии, и он был румян и очень хорош собой и был со мною восхитительно нежен и очень мужествен... И мы – любили друг друга и в саду, и потом, в комнате...
– «Я тебя опоила колдовскою травой...» – напел я вполголоса.
– О чем ты, Дронов?
– Тебя не пугало несоответствие сна и реальности?
– Понимаешь, реальности словно не было! Не было – и все! То ли напиток действовал, то ли что... Потом я уснула. Под утро. И проспала весь день. А вечером следующего дня проснулась в той же комнате, но она была совсем иной: оформлена как в начале тридцатых в Америке... Потом пришла служанка, принесла чай и сказала, что мне нужно его выпить. Я – выпила. И снова словно туман укрыл все, а вечером пришел тот же человек, но он был уже зрелым мужчиной и с сединой на висках, и мы снова любили друг друга, и сердце мое вздрагивало от счастья, что он остался жив на той страшной войне, вернулся, стал моим мужем... – Девушка подняла на меня взгляд. – Может, это то, что называют генной памятью? И то, что мне снилось, когда-то произошло в действительности с одной из моих бабушек? Не знаю. Ни одна из них никогда ничего подобного мне не рассказывала.
Но вот что странно. Ведь всю мою жизнь меня мучила тоска по этому молодому корнету, тоска по тому, что я когда-то не удержала его от похода на гнусную и бессмысленную бойню, какую мужчины называют войной и считают почему-то совершенно достойным для себя занятием! В эгоизме своем не думая даже, скольких несчастных женщин они оставляют жить – без надежды и успокоения! Так вот, тоска эта прошла, прошла совсем, словно я наяву спасла его, и он прожил счастливую жизнь и живет, быть может, еще теперь!
Два дня я бродила совершенно счастливая. А потом – начался этот кошмар. Жуткий, безостановочный кошмар, когда мне страшно ночей и мучит навязчивая мысль о самоубийстве... Словно я должна заплатить собственной жизнью за то, что... Ты понимаешь?!
Я кивнул.
– Знаешь, Дронов, я вдруг догадалась, почему тебе все это рассказываю. Ты умеешь слушать. И смотришь так, словно все-все понимаешь... Вот только – какая дура за тебя замуж пойдет?
– Почему это?
– Тебя же невозможно обмануть: и вовсе не потому, что ты сверхпроницательный какой-то. Ты веришь. Такого мужчину нельзя обманывать. И... с таким очень трудно жить.
Я только вздохнул. Да, женщины меня не обманывали: им было совестно. Они просто исчезали. Потом и хотели бы вернуться, но... Жизнь не стоит на месте, время уходит и мы прежние – вместе с ним.