Глава 13
– Ехали мы с полчаса. Куда – не знаю, машина поворачивала то вправо, то влево. Парни молчали.
Наконец машина остановилась. Послышалось легкое жужжание, – я догадалась, что это электромотор, открывающий ворота.
Меня наконец отпустили, я села и увидела, что мы въехали в большой двор с бассейном, подсвеченным снизу, с островками экзотических растений, подстриженные лужайки и особняк из белого камня. Как я потом узнала, за домом был парк с беседками, тренажерный зал, несколько домиков поменьше. Вся территория огорожена высоким глухим забором. И окна в особняке зашторены.
Меня вывели из машины, и вместе с сопровождающими мы прошли в дом. Комната, куда меня привели, была большой и просторной, во весь пол – красивый палас, горел настоящий камин, за низким столиком в креслах сидели двое мужчин и здоровенная мужеподобная баба, крашеная блондинка. На столе стояли всякие вина и закуски. И еще, вдоль стен, мощные лампы на штативах, от них тянулись провода.
Парни вышли.
Я стояла и не знала, что сказать. Казалось, все это происходит не со мной, а если и со мной, то не наяву, а во сне, и этот сон вот-вот кончится.
– Прибыла, красотка, – усмехнулась баба, разглядывая меня с головы до ног.
– Кто вы такие? Зачем… Зачем меня сюда привезли?
– Вопросы, девочка, задавать вредно и неумно, – разлепил губы коротко стриженный крепыш за столом. – И ответ тебе может не понравиться, и лишние знания тебе ни к чему, камнем на душу лягут, а ты с этим камнем ко дну-то и пойдешь…
– У нас тут вопросов не задают, у нас приказы выполняют, – каким-то бабьим голосом добавил другой субъект – худой, с длинными, сальными, словно приклеенными к вытянутому черепу волосами и с лицом землистого цвета. Плечики у него узенькие, и он походил бы на подростка, но глаза и глубокие морщины от носа к губам и на щеках не оставляли сомнения – ему далеко за тридцать, а может, уже и за сорок.
– Вы меня что, похитили? – глупо улыбаясь, спросила я, словно надеясь, что это неумная шутка и сейчас все прояснится. Но в груди было пусто и холодно. И стало очень страшно.
– Ты получаешь второе предупреждение, если не поняла первого. Вопросов здесь не задают. Еще раз ошибешься – будешь наказана, – снова просипилявил «подросток», но было в его голосе что-то совершенно жуткое и необъяснимо омерзительное, словно голой ступней на змею наступила. Мурашки пробежали по всему телу, и ногу едва не свела судорога.
– Может, пора познакомиться с девочкой поближе? – Блондинка не сводила с меня глаз, ноздри ее трепетали. – Доктор? – обратилась она к «подростку».
Тот кивнул.
– Григорий Васильевич? Стриженый крепыш встал из-за стола.
– Начинайте. Только без самодеятельности. Осмотр и все. Ее не трогать.
Пока.
– Вы не останетесь?
– Нет.
– Видеозапись включаем?
– Да.
– Вам прислать Стрелочку?
– Нет. Сегодня эту, новенькую…
– Мы с Доктором назвали ее Лапонькой. У нее такие пухлые губки, такой нежный розовый язычок…
– Заткнись, Марта.
И он вышел.
Марта встала из-за столика. Это была высокая и крупная женщина, полные бедра затянуты в лосины, на ногах – короткие черные сапожки. Еще на ней был пестрый жакет, она его расстегнула, демонстрируя безразмерную грудь. Подошла к двери, приоткрыла:
– Шорох, отправь вчерашнюю новенькую к шефу, а здесь включи аппаратуру.
Вспыхнули «юпитеры», послышалось еле слышное жужжание электромоторов, направляющих на меня объективы видеокамер.
– Марта, может, сразу в кабинет? – прогнусавил Доктор. – Шеф ведь велел без лишней самодеятельности, а ты уже начинаешь…
– Заткнись, Доктор. Я просто хочу девочку подготовить морально. Только и всего.
Доктор хмыкнул и остался в кресле.
А Марта обошла меня кругом, разглядывая и возбуждаясь, поглаживая себе грудь. И тут я разозлилась! Вот блин – попала: гомик и лесбиянка, сладкая парочка!
Стало жарко – от ламп. И страх куда-то ушел. Может быть, потому, что я почти не видела ни гнусавого за столиком, ни Марты – только чувствовала приторно-сладкий запах ее духов. И тут услышала:
– Раздевайся!
– Пошла ты!
– Ого! – Марта закатилась смехом. – Характерная персона… Пригласить мальчиков, чтобы помогли? Или мне тебе помочь? – Она взялась за подол платья и потянула вверх.
Я ударила ее по руке, а другой хотела достать ногтями по лицу – не тут-то было, Марта оказалась опытнее и сильнее. Перехватила руку, завернула за спину.
Я стояла нагнувшись, прикусив от боли губу, Марта – сбоку, не выпуская моей руки. Взяла за волосы, приподняла голову. Объектив камеры смотрел прямо на меня.
– Больно? Слезки на глазах? А ты поплачь… Потом она задрала подол мне на спину.
– Для любви принарядилась… Чулочки, трусики, сорочка прозрачная…
– Марта, ты сука, – услышала я бабий голос Доктора. – .Кончай развлекаться, Григорий Васильевич недоволен будет. Нам же сказали…
– Я ее больше пальцем не трону. Пусть приведут Малышку.
Меня отпустили. Рука ныла, слезы в глазах, а я, щурясь от света, шарила взглядом по комнате – хоть что-нибудь поострее или потяжелее, прибить эту стерву, а там – будь что будет. Заметила на столе вилки и нож… До него – шагов пять, Доктор куда-то вышел… Всадить вилку в горло… У меня даже рука заныла… Посмотрела на Марту – та усмехалась.
В комнату вошла девочка, совсем еще маленькая, лет одиннадцати. Доктор стоял сзади, в белом халате.
– Ну? – только и сказала Марта. Девочка одним движением сбросила платьице и осталась нагишом.
– Хорошая девочка, правда? – Марта обращалась ко мне. – И послушная, в отличие от тебя. А сейчас Доктор будет делать ей больно. Очень больно. И в этом виновата будешь ты.
Девочка смотрела мне прямо в глаза, но меня, наверное, не видела вовсе…
Рот ее приоткрылся, губы дрожали, а в глазах не было ничего, кроме ужаса…
Мне показалось, что кричит котенок…
Я поняла, что это не пустые угрозы, девочка смертельно боится этих двоих, и они выполнят то, что обещают.
– Не нужно, не трогайте ее. Я все сделаю.
– Ну вот и славно.
Я раздевалась и плакала. Вернее – просто слезы катились из глаз, и я не могла их удержать. Действовала механически, как в полусне. Услышала, словно издалека, голос Марты:
– Нет, чулочки оставь, это сексуально… Нагая, я стояла посреди комнаты в свете ламп, под объективами видеокамер, с омерзением ожидая, как эта жирная шлюха подойдет и коснется моего тела.
Но вместо этого лампы стали медленно тускнеть, Марта снова обошла вокруг меня, разглядывая.
– Красивая… Жаль, что трогать тебя не ведено. – И добавила с усмешкой:
– Пока… Малышку мы отправим спать, если ты обещаешь себя хорошо вести. Ну?
– Да, – прошептала я.
– Не-е-т. Ты скажи: «Милая Марта, я буду во всем послушной». Не слышу!
– Марта, я буду послушной.
– Ми-и-лая Марта…
– Милая Марта, я буду послушной.
– …во всем.
– Во всем.
– Умничка. И называть теперь ты меня будешь только так: Милая Марта.
Повтори!
– Милая Марта.
– Нежнее!
– Ми-и-лая Марта…
– Уже лучше. Всю фразу! Ну!
– Милая Марта, я буду послушна во всем. Она подошла совсем близко, от приторного запаха духов меня чуть не стошнило.
– Вот такой ты мне нравишься, детка. – Она провела ладонью по щеке, и судорога гадливости пробежала по телу, я покрылась «гусиной кожей». Марта расценила это по-своему:
– Что, девочка, уже нравится?.. Со мной ты узнаешь, что такое любовь.
Настоящая любовь…
Она повернулась и пошла к выходу, бросив на ходу:
– Займись ею, Док. Малышка – спать. Мы остались вдвоем с Доктором. Он оглядел меня брезгливо-равнодушно и скомандовал:
– Пошли!
– Можно мне одеться?
– Потом.
Мы прошли в настоящий медицинский кабинет. Доктор деловито осмотрел меня, усадив в гинекологическое кресло, спросил, на что я жалуюсь, взял кровь из вены.
Все было так, словно я пришла на обычный прием в консультацию. Только аппаратура здесь побогаче.
– Между прочим, это очень дорогой анализ, комплексный. Он выявит все, даже наличие хронических вялотекущих воспалений.
Он говорил так буднично и с явной гордостью профессионала, что захотелось даже спросить: «Сколько я вам должна?» Я успокоилась и осмелилась задать вопрос:
– Зачем все это? Док пожал плечами.
– Бизнес.
– Порнофильмы?
– Поживешь здесь, узнаешь.
– А вы не боитесь, что меня будут разыскивать?
– Кто?
Действительно, кто? У меня ведь в этом городке знакомых – никого, кроме Володи, да и после всего происшедшего я уже стала сомневаться, был ли он вообще… В Москве меня хватятся не раньше, чем через месяц… А за месяц… Я вспомнила Марту, и тело снова покрылось мурашками.
– Замерзла? – по-своему понял Доктор. Налил две мензурки спирта, протянул мне, достал из холодильника воду.
Я глотнула, запила.
– Можно еще?
– На этот счет указаний не было. – Доктор пожал плечами, налил мне больше полстакана-Сможешь?
Я смогла. Голова сразу поплыла куда-то. И снова почудился плач котенка.
– Котенок плачет, – сказала я. Док посмотрел на меня внимательно, потом вдруг произнес странную фразу:
– А ведь Марта психиатр. Хороший психиатр. Иди спать.
Он нажал кнопку на столе, вошел здоровый парень, я прикрылась руками, потом подумала: а, все равно.
– Проводи девочку.
– А одеться? – Языком я уже вяло ворочала.
– Утром.
Парень повел меня через двор во флигель. У двери стоял еще один.
– Что, новенькая? Для съемок, или как? Парень разглядывал меня, буквально ел глазами, – я вспомнила, что на мне лишь чулки и туфли. С Доком я об этом просто забыла.
– Шеф решит.
В комнате было две кровати, на одной спала девушка. Дверь закрылась, щелкнул замок. За занавеской из полиэтилена оказались душ и унитаз. Меня вырвало. Потом я, наверное, час стояла под душем. И все казалось, что где-то за стеной плачет и плачет котенок, которого мучают…
…Это произошло, когда мне было лет одиннадцать или двенадцать. Подружка у меня заболела, не школьная, а из дворца пионеров, ну я и поехала навестить. Жила она далеко за «Каховской», потом еще на автобусе. Домов там много строилось. Я шла, искала адрес, потом увидела дырку в заборе, решила через стройку – быстрее.
И вдруг услышала – в недостроенном доме буквально кричит котенок. Я нашла лестницу, поднялась на второй этаж, потом на третий. Прошла через пролет по деревянным сходням. И тут увидела двух ребят, подростков. Один прижал котенка к полу, методично бил по голове, приговаривая:
– По ушам гниде, по ушам…
Другой сосредоточенно и усердно приматывал проволокой к кошачьему хвосту тяжелый шкворень.
Я замерла на секунду, потом стремительно бросилась к ним – схватить котенка и убежать. И-со всего маха упала на жесткий цементный пол: третий, стоявший за дверным косяком, подставил мне ногу.
Это был парень лет пятнадцати, долговязый, с тонкими бледными губами и близко посаженными маленькими глазками; косую темную челку, угри на щеках, обгрызенные ногти на узловатых пальцах – все это я рассмотрела потом.
– Ты кто така-а-а-я? – едва разжимая губы, спросил он.
– А вы кто такие?
– Ты сме-е-е-лая, что ли? Козел, кто мы такие?
– Мы мэ-э-эстные, – проблеял один из мальчишек, – мы ти-и-хие… и незлобивые…
– Поняла? Тихие мы! Если нас не злить. Так откуда ты взялась?
– Я услышала, котенок кричит, и подумала… Парни засмеялись разом:
– Геша, она жалостливая…
– И тоже незлобивая…
– Возьмем ее в компанию!..
– Она котяток разводить станет…
– Ребята, – перебила я их, – зачем его мучить, лучше мне отдайте.
– Нет, – ответил Геша. – Мы его утопим.
– Как…
– Очень просто. Шкворень к хвосту привязали и-в пруд.
– Ну, пожалуйста, не надо!
– Надо. Он – бродячий. Значит, заразный. У него, наверное, лишай. Так что мы делаем благородное дело: спасаем население от заразы.
– Никакой он не больной. Вы же сами берете его руками.
– Мы рискуем.
– Отдайте его мне, и он не будет бродячим. Я возьму его домой.
– Ты живешь недалеко?
– Далеко. Это я к подруге приехала. Отдадите?
– Нет.
– Почему?
– Потому что утопим. Я так решил.
– Ну давайте я у вас его куплю!
– И много у тебя денег?
– Почти девятнадцать рублей.
– С собой?
– Нет, дома. Но я привезу!
– Дома, говоришь. – Геша посмотрел на меня долгим взглядом. – Пожалуй, я отдам тебе котенка. Просто так…
– Правда?!
– …Если ты разденешься сейчас.
– Прямо при вас?
– Да.
Я почувствовала, что краснею.
– Но ведь стыдно…
– Ах, стыдно? – усмехнулся Геша и подошел к котенку. Тот сидел на полу, привязанный за хвост к тяжелому шкворню, время от времени вставал, тыкался в стороны и жалобно мяукал. Парень ударом ботинка опрокинул котенка на спину и наступил на живот. Котенок закричал – жалобно, пронзительно.
– А если я сейчас придушу эту падаль и он на твоих глазах кровью захлебнется? Из-за тебя! Не стыдно? Геша надавил сильнее.
– Не надо, пожалуйста, я сейчас! – Не расстегивая, я рванула платье через голову.
Ребята замерли, разглядывая меня..
– Дальше! – приказал Геша. – Что?
– Снимай трусы!
– Можно, я отвернусь?
– Можно.
Я повернулась к ним спиной и спустила трусики.
– Совсем снимай.
Я заплакала, но подчинилась.
– А теперь повернись лицом.
– Избушка-избушка, повернись к лесу… – кривляясь нараспев начал один из мальчишек.
– Заткнись! – прикрикнул Геша. Я стояла перед ними, прикрывая ладошками низ живота.
* * *
– Убери руки! – велел Геша. Двое остальных переглядывались весело и возбужденно.
– Ребята, ну пожалуйста…
– Козел, прищеми-ка котику лапку чем потяжелее. Котенок снова закричал, я вздрогнула, развела руки… И почувствовала, как слезы катятся по щекам.
А Геша шагнул ко мне, протянул руку. Я отпрянула:
– Отойди!
– Да ладно, ничего с тобой не случится. – Голос у нег стал хриплым, а глаза словно пленкой подернулись, стали! как неживые. – Отойди! – Я отступила еще на шаг. Все, дальше некуда – стенка.
– Геш, а чего ты ее уговариваешь? Я щас котику петельку на шею сооружу да затяну потуже – она снова шелковой станет.
А тот словно не слышал. Сделал шаг ко мне, еще шаг…
– Здесь командую я. Поняла? Я!
Прямо в лицо дохнуло гнилью порченых зубов. И тут снова закричал котенок!
Я оттолкнулась от стены, как пружина, и изо всех сил толкнула долговязого Гешу в грудь. Он неловко взмахнул руками и упал на спину, навзничь, глухо стукнулся головой о цементный пол и замер. Козел метнулся ко мне, но запнулся обо что-то на полу, ударился коленкой и упал, взвыв от боли, обхватив ногу рукой. Я схватила кирпич и пошла на третьего. Он был щуплее этих двоих и, наверное, лишь немногим меня старше.
– Ты это, мы же ничего, ты кончай… – И кинулся бежать, напуганный. Я бросила ему вслед кирпич. Потом кое-как натянула платьице, упала на коленки перед котенком и стала отвязывать проволоку от хвоста. Я дрожала, слезы ли лись из глаз, и все приговаривала, то ли котенку, то ли себе:
– Не бойся, тебя больше не будут обижать. Геша пошевелился, застонал, я замерла, схватила теплый живой комочек и бросилась прочь. Чуть не упала с этажа, впопыхах ступив мимо сходней, больно, в кровь, разодрала ногу, но бежала, бежала мимо домов, мимо пустынных в жаркий летний день улиц, мимо автобусной остановки, мимо сквера… Казалось, что меня непременно догонят и все начнется сначала…
Домой приехала уже вечером. Ездила на разных троллейбусах, на метро – все казалось, что за мной следят.
Потом я долго, наверное, с полгода, боялась ходить по улице. И ночами снились какие-то жуткие кошмары…
Котенок вырос, стал пушистым рыже-белым котиком. Я хотела назвать его Пушком, но папа, узнав, что подобрала его на улице, обозвал Люмпеном. Тоже хорошо – Люмик.
Родителям о случае на стройке я ничего не рассказала – стыдно было.
Люмик сейчас живет у бабушки, в деревне, ему там хорошо. А мне?..
…Из-под душа я вылезла совершенно без сил, упала в кровать. О том, что весь этот кошмар завтра повторится снова, думать не хотелось. Я и не думала.
