Глава 37
Подумав недолго, я согласился:
– Твоя правда, генерал. Контрольный пакет всегда лучше, чем контрольный выстрел.
– Ну и шутки у тебя… Так что с австралийцем?
Говорить, что Дэниэлс еще и нигериец ко всему? Повременим. Вот только сердце мне вещует: если и был Дэниэлс в особняке Гнатюка – тот о том ни сном ни духом. Хотя… Если уж у меня насчет честного торгового коммивояжерства папы Дэниэлса возникли далеко не смутные подозрения, то генерал может знать наверняка, кто сей африканский перчик на самом деле и с чем его едят… И сейчас профессионально мутит воду в этом не самом тихом из омутов под названием Бактрия…
– Пропал, – бросил я коротко.
– Давно?
– Три дня как.
– Места у нас веселые… Три дня – как один. Я уже не говорю о ночах.
– Родственникам этого не объяснишь.
– С собою у него были деньги?
– Карманные.
– Анета – его жена?
– Дочь.
– В милицию обращалась?
– Да.
– И – что?
– Не показалось ей там.
– Заявление оставила?
– Нет.
– Почему?
– Говорю же: не показалось.
– Может, она что-то не так поняла? С ней был переводчик?
– Она уверенно говорит по-русски.
– Или ей так только кажется?
– Саша, она местная. Ну, не совсем местная… Из тех деток, что прибыли тогда со мной.
– Час от часу… Аня? Найденова?
– Теперь Дэниэлс.
– Ты даже не представляешь, Дрон, какой ты нам всем привез тогда «подарок»…
– Отчасти представляю.
– Опять – «слухами земля»?
– Ими.
– Ты когда прибыл?
– Сегодня утром.
– Быстр.
– Я способный.
– И что тебе о них рассказали?
– С двоими я даже встретился.
– С кем?
– С Маугли. Который Гоша. Он же Герман.
– Этот – безобидный.
– Считаешь?
– Носится с пугачом под полой, с головой в вечной разлуке, но собаки его любят. И – кошки. А женщины – нет.
– А Эжена?
– Его никто не любит. И он никого. Да его и невозможно любить. Только – восхищаться и преклоняться. Вечером у него концерт в клубе «Три карты». – Генерал вынул из внутреннего кармана картонный прямоугольник с тиснением и голограммой, передал мне. – Пригласительный. На два лица. Будет время – зайди.
– Восхищаться и преклоняться я перестал лет двадцать назад…
– Не лукавь. Все мы… Кстати, а как Аня? Она была девочкой редкой красоты.
– С тех пор не изменилась. Только подросла.
– Да… Бывает же такое. Как она тебя нашла?
– Я же журналист. Через редакцию.
– Ты везучий. Почему она меня не нашла, а?
– Тайна девичьей души.
– А где теперь Даша Белова?
– Москва – очень большой город. Ничего о ней четырнадцать лет так и не слышал. Да и… Говорю же – болтало меня.
– Без руля и ветрил?
– Бог знает.
– Тут еще был другой Маугли, кроме Гоши… Ураган. Пересказать, какой он, невозможно, только…
– Ты о Морисе?
– Ну да. Его вниманием не обошли наши сплетники?
– Так. В общих чертах.
– Знаешь, что он сделал, когда объявился в Бактрии? Тринадцатилетним пацанчиком?
– Соблазнил заведующую колхозным рынком?
– Забрался на башню собора в старом городе, по стене! И – перевел часы.
– Зачем?
– Заявил, что они отсчитывают чужое время. Что они отстали. На целый век. И не желал спускаться, пока не подведет правильно.
– Доля истины в этом есть.
– И ты туда же?
– Извини.
– Ты бы видел этого Мориса…
– Я видел.
– Где?
– Здесь.
– Когда?
– Утром.
– Морис – в Бактрии?
– Да.
– Почему я не знаю?
– Это ты у меня спрашиваешь, генерал?
– И как он тебе?
– Красив. Я его принял за мачо.
– Все принимают. А понять, что ошиблись, не успевают… Ты с ним разговаривал?
– Перекинулся парой слов.
– Накатный мальчик.
– Это я уразумел.
– Встреча была прохладной?
– Более чем. Cool.
– А в деталях?
– Старый я стал. Он, не подумав, сказал резко; я, не подумав, резко ударил.
– И – что?
– И все. Тут случился с оказией его друг Гоша; он подобрал юношу в машину и – увез. На том и расстались.
Гнатюк покачал головой:
– Силен. Мориса на моей памяти никто с ног не сбивал. Диковатым мальчишкой рос. А физические данные – исключительные. Бабы по нем с ума сходили. Отдыхающие – те прямо в штабеля… А знаешь, приятно было наблюдать. Идет он, бывало, вдоль пляжа, а красотки, что считали себя неотразимее зари, вперивают в него взоры, и челюсти у них так и отваливаются… И у меня тогда мстительная такая мыслишка объявлялась: не одним вам над нами куражиться… Потому как Морис если и обращал на них внимание, то не больше, чем иная красотка на потеющего счетовода!
А реакция, скорость! Я его к нам подтягивал, в школу рукопашки пристроил, он даже пару турниров международных выиграл. Думал, толк из парня будет…
– Не вышло?
– Неуправляемый он. Вернее… – Гнатюк задумался. – Улыбаться не умеет. Совсем. Высокомерный. Оно у них у всех есть, у деток этих, что ты привез тогда… Точно. И высокомерие это не похоже ни на чиновное чванство, ни на… Ни на что не похоже. Словно каждый из них знает о тебе такое, что ты сам желал бы забыть. И не вспоминать никогда.
