Проснулся я от толчка.

Колян ругался длинно и виртуозно. Гляжу в оконце — подъезжаем к Курскому.

Поезд пришел час назад, мы опоздали. Видя мое кислое лицо, Колян прокомментировал:

— Так мы по той Москве уже час и крутимся. Не проехать, да и развязки я не знаю… А перед бампером такие лизаные борта мельтешат, что так и просится — врезать! Чтоб не выдребывались! Где причалить-то?

Прикидываю. Разворачиваться, потом пилить к Курскому снова…

— Приткнись где-то вон там, сбоку.

— Сделаем.

— Держи, — протягиваю ему пачку баксов, никак не меньше шести сотен полтинниками, реквизированную у блондина: ему не пригодятся, а Колян на эти деньги, глядишь, к машине не только бронированный бампер, он к ней крылья приспособит! — Только — подожди чуток, мало ли…

— Да подожду. — Он припарковал машину у скверика. — Чтобы менты не согнали — капот открою, сломался, и все тут…

— Ага. — Я выскочил было из машины…

— Погоди, Серега!

— Да?

— Держи. — Колян протягивает мне черную вязаную шапочку. — А то ты с бинтами на голове — как комиссар в каком кино…

— Спасибо.

Натягиваю шапочку и бегу к вокзалу. Прихрамываю. Нога затекла от сидения, ничего, разойдется. Да и обращать внимание на такую мелочь, как боль, — это воощее. Есть! Поезд еще не успели отогнать на запасные. Иду вдоль вагонов. У одного — встречаю торопящуюся тетю, по виду — проводницу.

— Скажите, вы с этого поезда?

— Ну… — не сбавляя шага, разлепляет она губы.

— А из какого вагона?

— А тебе что за дело?

— Я в Репнинске отстал.

— В Репнинске?

— Ну да.

— Вещи, что ли, забрать? Так лишних у нас не нашлось.

— Да нет. Я с подругой ехал…

— А-а-а… Нашлась пропажа…

— Какая пропажа?

— Да ты и есть. У нас две: проводник исчез, ну и ты. На тебя бы внимания никто не обратил, а проводник — он все же лицо служилое… Бригадир — рвет и мечет! Вы с ним не вместе, случаем, были?

— Вместе, — вру, не моргнув.

— Ну и где он?

— В больнице.

— Ну да?!

— Ага. — Приподнимаю шапочку, демонстрирую белую повязку.

— А что случилось-то?

— Ногу он сломал.

— Спьяну, что ли? — недоверчиво смотрит на меня женщина.

— Да долго рассказывать… Вышли в Репнинске, а там… Скажите, а девушка, что со мной ехала…

— Хм… Нашла из-за кого убиваться… Тоже — принц писаный. — Женщина окинула меня уничижающим взглядом. — На такую девку надо дышать — не надышаться, а ты, видать, запьянствовал… Чего в Репнинске-то вылезал, не хватило?

— Да нет… К проводнику какие-то парни подошли… Я как раз — курил…

Слово за слово… Он с ними отошел куда-то, побазарить… А тут — поезд тронулся… Я за ним метнулся, пока назад вернулись, от поезда — одни огоньки… А тут и парни эти вернулись, начали вязаться… Или не поделили они с провожалой чего — не знаю… Короче, мне по башке, он ногу поломал, в ступне: один его чем-то тяжелым навернул, поскользнулся, ну и… Потом, как водится, милиция: разбирательство… А чего там разбираться — все налицо… Меня как из отделения отпустили — я сразу попутку поймал, и — сюда. А проводника вашего — в больницу, в гипс. А что девчонка-то моя, сошла?

— Сошла, а куда она делась? Подождала-подождала, да и не дождалась… А я бы такого — и дожидаться не стала: тоже брыльянтовый! Да и сдается мне — брешешь ты все! — Баба уперла руки в бока и неожиданно толканула меня к группке, тусующейся у вагона:

— Вон, ты им поди объясни, где был да куда Прохоренко задевался. Они час тут уже всех пытают: что, да как, да почему! А девка такая себе получше найдет, не такого ханурика стоеросового!

Наткнувшись на взгляд одного из парней, я все понял сразу. Как и он. Я спрыгнул под платформу и побежал. Двое метнулись следом, третий погнал по платформе, наперерез. Почувствовав, что догоняют, быстро разворачиваюсь, выхватываю «тишаки» и влепляю по пуле в лоб каждому. Оба падают как скошенные.

Затаиваюсь за бетонным стояком. Третий добрался до края платформы, спустился вниз, бредет осторожно, стволом вперед. Он видит только лежащих парней, меня — нет; озирается по сторонам, стараясь засечь любое постороннее движение. До него пять метров… Три… Два… Выуживаю из кармана снаряженную обойму и бросаю в сторону. Жалко, конечно, но если я этого не сделаю, она мне, может статься, вообще никогда не пригодится! Металл ударяет о бетон, реакция парня мгновенная: он развернулся всем телом, выстрелил на звук, с обеих рук. Следом — еще два выстрела, но уже — мои. Обе пули попадают в бедро, парень успевает вывернуть ствол в мою сторону, но спустить курок — уже нет: моя ступня с хрустом впечатывает его руку с пистолетом в щебенку. Другой ногой с разгону бью его в подбородок. Отключка. Полная. Подхватываю боевичка на плечи — и бегом…

Прохожу за станционными зданиями, здесь оставляю раненого, для верности добавляю ему по голове, чтобы не вздумал очухаться, бегу через подобие сквера к дороге… Колян — молодец: дисциплинированно ждет, делая вид, что копается в моторе. А может, успел уже придумать очередное усовершенствование, что-нибудь типа вертикального взлета над потоком плотно идущего транспорта, и сейчас — внедряет в жизнь.

— Колян! — кричу я. Тот поднимает голову.

— Заводи!

Возвращаюсь, хватаю парня на плечи, подбегаю к машине, забрасываю. Сам усаживаюсь на заднее рядом, командую:

— Гони! «Уазик» трогается и плавно вписывается в поток машин.

Мысли летят, как ястребы на добычу.

— Далеко ехать?.. — спрашивает Колян, и в голосе его .я не слышу особой озабоченности оттого, что пассажир возвратился с этаким «довеском».

— Не смущает? — киваю на так и не пришедшего в себя парня.

— А чего, — пожимает плечами Колян. — Я не из пужливых. Да и шесть сотен баксов за прогулку до Москвы — не платят. Только, командир…

— Да?

— Ни в какие дрязги мне вписываться вовсе ни к чему. Я с войны автомат в руки не брал и матери обещал, что не возьму.

— С какой войны?

— Известно, с афганской. Для нынешней чеченской кампании — староват. Да и сбежал бы с нее. Тогда хоть вроде за страну воевали, а теперь за что? Не люблю непоняток. Это я к тому, командир… До места я тебя с «грузом» доставлю, раз уж подрядился, и — разъехались. У тебя — своя дорога, у меня — своя… Уговор?

— Уговор.

— Ну и ладно. Так куда рулить?

Мысли бегут быстро… Куда? Ленку, скорее всего, повязали ребята, подобные этим. Из-за меня. Где их теперь искать — Бог весть, ну да все же надеюсь, мне удастся разговорить этого бойца-гвардейца, как в себя придет. Так куда рулить?..

К «Галине», фирма — одна из самых крутых в Москве, и если Ленка Одинцова действительно подруга президентши, то прорвемся. Скорее всего она к ней и направилась: вряд ли с баулом оружия и боеприпасов попилила домой… Вот только адрес… Где-то в центре… Ну да, за Никитскими…

— Давай пока прямо, потом будет развязка, оттуда — налево…

— Разберемся…

Рядом с машинами, припаркованными у подъезда, Колянов «уазик» выглядел бы просто сиротой, если бы не притерся внаглую рядом с «ниссаном» и «понтиаком», да так, будто тут только его и ждали.

Выбираюсь из бибики. Открываю дверцу, оглядываюсь на Коляна. Его даже просить не нужно: подхватываем вдвоем пленного и тащим будто закадычного, но изрядно подвыпившего друга к ограде особнячка. Давлю звонок; появляется привратник:, — Вам чего, ребята?

— Нам Галю Вострякову.

Привратник окидывает нас взглядом, говорит в домофон:

— Поликаныч, подойди.

Поликаныч, тяжелый, здоровенный мужик, выходит из дверей особнячка, смотрит на меня тяжелым взглядом матерого «девятошника», произносит:

— А что надо?

— Шоколада! Свяжись быстро с шефиней, скажи, с Леной Одинцовой — беда!

— С Аленкой? — Мужик открыл ворота. — Заноси. В коридоре подождете.

Колян вопросительно смотрит на меня. Внутрь ему идти страсть как не хочется, и я его понимаю:

— Спасибо, Николай. Ты здорово помог. Удачи тебе. И матушке — здоровья.

— Да чего… Я бы… Только сам знаешь, время какое… Да и обещал я.

— Бывай, — жму руку Коляну. — Удачи.

— И тебе тоже. Вроде — одного поля ягоды. В Афгане служил?

— Не-а. Южнее.

— А чего там южнее-то?

— Африка.

— Жарко приходилось?

— По-разному.

— Удачи, брат.

— Спасибо.

Колян развернулся, неторопливо подошел к машине; мотор он не глушил, приветственно махнул мне рукой, хлопнул дверцей и влился в поток спешащих по своим, все больше денежным, делам «москвичей» о четырех колесах…

А я остался сидеть под присмотром двух охранников в «комби» в самом что ни на есть «предбаннике». Никаких жаждущих туристов здесь нет и в помине: центральный офис «Галины» предназначается исключительно для проведения переговоров с солидными клиентами. Я — как раз такой.

Вообще-то в другие времена «наехал» бы на «девятошника» так, что он сразу бы понял: вести меня нужно к президенту, никак не ниже, минуя секретарш и референтов. Но-у каждого своя работа, и достоинство любого человека нужно уважать независимо от места, которое он занимает. Вполне возможно, какой-нибудь безымянный пастух или электрик куда более удачлив в жизни, чем все тринадцать пресловутых банкиров, возможно, именно он нашел в себе мудрость быть счастливым…