«Смута смутная, плач дорогою…»

Здорово поддатый Михалыч слушал песню уже в который раз, принимал очередную рюмку, перегонял кассету и слушал снова, прикрыв глаза и аккомпанируя карандашом, зажатым между пальцами, будто дирижерской палочкой.

Валериан зло покосился на коллегу. После того как его идея с картиной была «зарублена»… А ведь задумано было изящно… Положить картинку на сканер, и — вот тебе тарелочка с голубой каемочкой… Тем более для ее поисков были задействованы втемную люди ОБЭПа; картину обнаружили у какого-то барыги; под предлогом описи коллекции — всей, картину нельзя было светить — ее доставили сюда, в центр. Валериан загрузил изображение в компьютер, разобрал «по молекулам», проверил на совместимость с информацией с кассет… Идентификация по совместимости — мизерная!

— Ну чего, чего тут не хватает! — чуть не плакал Валериан, забросив высвобожденный из рамы холст в угол. — Чего?

— Света, — спокойно отозвался из своего угла Михалыч.

— Какого света?

— Видишь ли, Эдуардыч, ты плохо знаешь историю… Замок на картине символичен, не так ли?

— Ты имеешь в виду направление в искусстве?

— Я имею в виду эстетику данного произведения. Всего три цвета — синий, фиолетово-сиреневый и черный… Соответственно названию: «Зимний замок в лунном мерцании», или как его там…

— Но вот же-в одном из окон башни…

— Донжон. Эта башня в замках называется донжон. Она господствует над всем замком, и право занимать помещение там имел только сам Рыцарь, держатель феода.

В башне находилась и винтовая лестница, обычно закрученная так, что хозяин, отступая от нападающих неприятелей вверх по ней, оборонялся, держа меч в правой руке, а его соперникам драться, напротив, было неудобно, если, конечно, они были не левши… В самой верхней каморе замка, которая закрывалась окованной железом дверью на многие засовы, была еще одна дверь, потайная; пока враги пытались изрубить и выломать входную — а это было не просто, таран здесь развернуть было негде, топором или мечом — не размахнуться, а ковырять железо ножом — дело долгое и хлопотное… Как правило, дверь решали пожечь, тем более, куда мог хозяин деться? А он тем временем выбирался из каморы через потайную дверцу в узенький лаз, который был скрыт в стене донжона и вел в подземный ход… и уже через него выбирался на поверхность вдалеке от замка, где-нибудь во рву, в густых зарослях, и оказывался в безопасности…

— Красивая история… И к чему ты ее приплел?

— История — вообще красива. Потому что она есть не что иное, как сказка, слегка приукрашенная правдой.

— Но вот же, огонь, в одном из окошек, в башне…

— В апартаментах самого Рыцаря, — с пьяной настойчивостью уточнил Михалыч.

— Тогда почему — не хватает света?

— Видишь ли, Эдуардыч… Мне кажется, этот замок — эстетическое представление художника о Тампле… Я достаточно понятно выразился?

— Вполне. Тамплиеры, если мне не изменяет память, — рыцари Храма?

— Сами себя они именовали еще пышнее — «Рыцари Света»!

— Но это же давняя история… Очень давняя…

— Всякая история, как правило, повторяется. Помнишь, у Екклезиаста? «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем». Future in the Past. Будущее в прошедшем. Последние… А может быть, и не последние тамплиеры были пострижены и посажены в тридцатом году, если память мне не изменяет… И побрели по этапу, по знаменитой Владимирке… Впрочем, эта достославная дорожка была переименована в шоссе Энтузиастов… А ты говоришь, история… Она не только красивая, но и веселая!

— «Жить стало лучше, жить стало веселее», — процитировал Валериан Сталина.

— Ага. И когда сказано! В аккурат перед началом «ежовских чисток».

— Михалыч, не грузи! Так что ты имеешь в виду, когда говоришь, что не хватает света? Полотно хорошо сбалансировано и по цветам и по свету…

— Писал его, несомненно, превосходный художник… вот только я имел в виду не огонь… Я подразумевал — свет. «Я — свет миру», — сказал Господь. «Вы — свет мира, — возвестил Он верным Своим. — Не может укрыться город, стоящий на верху горы».

— А если тамплиеры полагали, что служат именно Свету? Как они это понимали?

— Служение свету — не терпит разночтений. Если сам Господь Иисус Христос возвестил: «Я — свет», то… А чему служили тамплиеры? Богатству. Но сказано:

«Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут». У «рыцарей замка» собирание сокровищ превратилось из средства помощи бедным в основание для установления собственной власти! В страсть! Это были оч-ч-чень скупые рыцари! Но сказано: «Никто не может служить двум господам». И если не Богу они служили, то кому? Вот тебе и «рыцари света»…

— Что ты мне экскурсы в Писание устраиваешь? Ты скажи по делу: ведь одно из ключевых слов в расшифровке — «снег»?

— Может быть… Но только — как составляющее «света».

— Поясни…

— Пока не могу.

— Водки много выпил?

— Или — мало… — тяжело произнес Михалыч, щелкнул клавишей магнитофона.

Добавил:

— Да закончишь ты наконец! — не выдержал Валериан. — Гоняешь уже по седьмому кругу!

— «Когда отсчет седьмого круга старинный отзвонит брегет…» — не открывая глаз, продекламировал Михалыч.

— Перестань! — взвился Горин. — И прекрати квасить! Делом займись!

— А я этим и занят… Стремлюсь объять необъятное.

— Ты что, не понимаешь, что, если в течение недели мы не размотаем этот шифр, нас помножат на ноль! Всех!

— Может, в этом и есть великая сермяжная правда? — меланхолично отозвался Михалыч.

— Ты — кретин! Обожравшийся водкой кретин! И если…

— Если… Самое непонятное слово в русском языке… Или — одно из самых непонятных… «Если», бывшее «ежели», где чувствуется, угадывается коренное «есть», что означает «имеется в наличии» и «вкушать», а значит — «продлевать жизнь»… Но при этом — ни на самом деле, а только при определенных условиях…

Как бы… Вот этих самых условий не вычислить ни нам с тобою. Валериан Эдуардович, ни всему нашему многоумно-гениальному отделу… А вы, милостивый государь, говорите: «если»! Если шифровал человек гениальный, он предусмотрел какой-то случайный фактор, который находится вне сферы вычисления вообще…

Михалыч наплескал себе еще рюмку, хлобыстнул единым духом, продолжил:

— Русский язык вообще — богат… Начиная с азбуки… Помнишь, как в настоящей? Это тебе не «абэвэгэдэйка…» «Аз — буки — веди — глаголь — добро — есть — живете — земля — иже — како — люди — зело — мыслете — наш — он — покой — рьцы — слово — твердо…» Уразумел? «Я, книга, ведаю (и веду!) по слову добра, только оно сущее (есть), жизнь на земле, потому что как люди мыслите, таков и покой ваш, говорю в этом твердое слово…» Ну а книга на все времена одна — Библия. А Библия — Боговдохновенна, а значит, и «Аз» есть Бог! И Он обращается к людям через азбуку. Каково? А потому — посмотрим под новым углом на знаменитые слова Пешкова Алексея Максимыча: «Любите книгу — источник знаний!»

Итак…

— Прекрати нести чушь! Нам нужно хоть что-то вытащить из этих бредней…

— …А может быть, это то, что осталось от сказок? Ведь история, как мы раньше выяснили, есть сказка, слегка приукрашенная правдой… «Что остается от сказок потом, после того как их все рассказали…» — пропел он.

Глаза Валериана словно налились тяжелой влагой, и без того темные, стали почти совершенно черными.

— Ты подумал о себе, но не подумал о жене и детях… Каково им будет без тебя? Если Магистр решит зачищать наш отдел, он зачистит его полностью. Из Замка еще никто не уходил. Живым.

— Магистр? Замок? — поднял брови Михалыч и поглядел на Валериана. — Это еще что за звери?

Валериан чертыхнул себя за болтливость, но останавливаться не стал, выдавил зло:

— Не важно. Может, хотя бы это заставит тебя напрячься. Тебе больше терять!

— Больше, меньше… Не на базаре, — отрезал Михалыч, прищурился. — А тебе в этом какая корысть?

— Что? — смешался Валериан от неожиданного вопроса.

— Я подумал давно и обо всех. Если мы сидим здесь безвылазно третий месяц, значит, дело — тухляк. И если ты полагаешь, что нас оставят жить после дешифровки этого материала, то идиот ты, а не я! Или — ты оставил себе спасательный плотик? Так поделись с товарищем по работе, может, и стемешим чего на пару, а? Не зря же нас охранники дураками считают… А дурак — он тот же джокер, его нельзя просчитать, а потому ему нельзя противиться… Дурак — это судьба, случайный фактор, планида, рок, везуха, что-то, чему нет наименования… Это взрослый ребенок! Ребенок, но взрослый! Лерик, посмотри на ситуацию по-взрослому: тебе в случае удачи обещали варенье, в случае неудачи — порку… Пойми, как только кассеты будут дешифрованы, мы и получим порку, потому что станем не нужны! Не можешь думать, так смекай!

Слова Михалыча были столь очевидны, что Валериан даже удивился, что это не пришло ему самому в голову. Раньше ему почему-то казалось, что все сложится само собой…

— Ты думаешь, что… — начал он неуверенно.

— Да чего тут думать? Ясно все, как Божий день! Я еще месяц назад проверил: наши сверхкомпьютеры не способны связаться ни с одним спутником! Мы можем только принимать информацию, а вот передавать…

— Но ведь мы же еще пользуемся всеми стационарными сетями!

— Только как «полупроводники». Оттуда — да, туда — нет.

— Ты уверен?

— Хм…

— Они выставили защитные программы?

— Да.

— А — снять? Или — обойти?

— И это можно, но… Как только мы войдем в программу блокировки, придут два-три мордоворота и настучат нам по макушкам. А это — больно.

— Может быть… Может быть, это просто для соблюдения режима секретности?

Это нормально, при проведении такого рода работ.

— Ну да… Это не от недоверия к нам, а только для нашего же блага…

Чтобы нам не мешали лишние мысли о бренном… вот я и думаю о вечном… Уже — второй месяц… Лерик, прекрати искать лазейки для собственной трусости! Нас ликвидируют — это факт, но только после предоставления им шифра.

— Или как только поймут, что мы не способны его вытащить!

— А разве мы не способны? — спокойно улыбнулся Михалыч.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что сказал.

— Ты знаешь?

— Я догадываюсь…

— Ключевое слово?

— Не в том понимании… А вообще-то да.

— И что за слово?

— Много будешь знать — плохо будешь спать. И я вместе с тобой.

Валериан смотрел на Михалыча в упор, не мигая. Произнес неслышно, одними губами:

— Грааль?

— Может быть… Все может быть.

Чувство азартного возбуждения не оставляло Альбера. Пара суток у него ушло, чтобы сбить команду. Даже две. Одна — «смертники», отморозки, позаимствованные Альбером в дальнем губернском городке, где и карась — рыба крупная. Человек Альбера загодя присмотрел этих «скинхэдов», щеголяющих в пятнистой униформе: они сбились в кучу — «каждой твари по паре» — и стали доставлять уже какие-то хлопоты уважаемым людям города; именно через них человек Альбера передал парням приглашение на «точечное» дело в столице. Для пацанчиков это показалось ступенькой в карьере. Заполучив огромный аванс, они тем же днем выехали.

Поселил их Альбер в частном доме на самой окраине Новокалининска; его человек строго следил за тем, чтобы отмороженные не высовывались на улочки городка, дабы не нарваться на случайную разборку с местными братанками; их обильно снабдили водкой, ширевом, а полученная сумма аванса так грела душу Косяку, главарю, что сам на себя он стал смотреть совсем по-другому.

То, что в девках им отказали, тоже только поднимало Косяка в собственных глазах. «Пацаны! Московские уважаемые решили взять нас в коллектив. Провернем это дельце, вернемся домой — все телки кипятком ссать будут; возьмем по приличной тачке, и тогда уже разберемся с иванихинскими: пусть узнают, кто в городе самый крутой! Девки при серьезных делах мешают!» — держал он краткую, но содержательную речь перед под ельниками. И вроде убедил.

На самом деле задача их была проста и убийственна. Они должны были внаглую, в лоб, накатить на Замок. Собственно, группа особняков Замка находилась на территории, к которой лет пятнадцать назад даже не самые простые смертные не подходили и близко… Да и теперь — старались держаться от огороженной высоким сплошным забором группы строений подальше: невзирая на «судьбоносные» перемещения во власти и около нее, это место пользовалось недоброй славой. Люди здесь пропадали так, как будто их не было вовсе. Одно дело — своим разборки, другое — нарваться на какую-то непонятную муть, вроде бывших (или — действующих?) особистов, грушников или кого-то похлеще…

Гастролеры этого не знали, да и… Они считали, что будут разбираться с местным, новокалининским, авторитетом, какой забурел, жил не по понятиям, связался с властями и вообще зажился на этом свете. Человек обрисовал пацанам всю операцию простой схемой: накат — мочилово — бабки — авторитет и уважение.

Чего ж не согласиться?

К пацанам прикомандировали тихого, молчаливого мужичка-подрывника: он должен был «снять» ворота и обеспечить группе «классный наезд». Отменное оружие и бронежилеты, доставленные на хазу, убедили пацанов окончательно, что «фирма веников не вяжет», заказ сделали люди серьезные, и они будут воевать на той стороне, на которой и стоит.

Основная группа Альбера состояла всего из пяти человек. Вместе с ним. Это были взрослые мужики, съехавшиеся из четырех разных городов, со своими умениями, навыками и амуницией. И гонорар им был определен совсем другой. С ними Альбер несколько часов кряду разрабатывал детали предстоящей операции.

Закончить ее необходимо было за ночь. И тогда…

Тогда многое может измениться в Датском королевстве. Победителей не судят.

А то, что ты победитель, не нужно доказывать, когда дело уже сделано.

Сообщение из Лазурного Альбер получил утром. Оно высветилось на дисплее компьютера в виде письма, отписанного заваленным вправо женским почерком, впрочем, вполне разборчивым и понятным. Судя по всему, один из приморских контактов Альбера просто-напросто заставил сотрудниц пансионата накатать объяснительные и самые вразумительные уложил на сканер и отправил Альберу по спецсвязи.

«По поводу случившегося поясняю…»

Была информация и от самого контакта. Альбер свел все воедино.

Из сообщений вытекало, что финансист все время кувыркался в постели с девкой. А девка… Елена Одинцова, фотомодель и красавица… Хм… Когда прибыла группа РУОПа, они установили наблюдение за особнячком и были готовы ночью втихую повязать «банкира» и его даму — и все уже закончилось бы. Но, судя по всему, вмешался Магистр: выслал «Дельту». Непонятным оказалось только одно: каким образом «Дельта» оказалась замоченной практически в полном составе СОБРами? Это совершенно ни во что не вписывается… Нет, случай есть случай, и случаи бывают разные, но не до такой же степени! Судя по всему, вмешалась некая «третья сила» — та самая организация, какая тихо и целенаправленно работала против Замка. Впрочем, это были только предположения Альбера, а предположения, как известно, к делу не подошьешь. А ему этого и не надо: он всю жизнь был оперативником, и факт весил не больше, чем интуитивная догадка; и что может сохранить жизнь и принести победу, первое или второе, он привык решать как раз интуицией. Хотя называлось это и еще проще — чутье. Итак, финансист ушел.

Вместе с девчонкой. Альберу было над чем подумать. Крепко. То, что тот направится в Москву, — никаких сомнений. Пути всего два: автомобиль и поезд.

Предположим, парень будет целенаправленно менять «колеса», заимствуя в каждом городе очередные… Это — целый пакет непредвиденных случайностей, а они ему, надо полагать, не нужны. Нет, брать «ничью» машину на короткое время — дело нормальное; но когда нужно пропилить не одну сотню километров до Москвы…

Скорее — нет, чем да.

Самолет исключается сразу: у финансиста нет документов, а южное направление сейчас пасут достаточно плотно. Летать же в бомболюках либо багажных отделениях и прыгать с «боингов» на ходу может только Шварценеггер, да и то в кино. В жизни таких уникумов Альбер не встречал.

Значит, поезд. Их всего два: из Приморска и из Краснореченска. Второй путь — дальше, и намного, но… Те же причины: документы, вернее, их отсутствие — поезд частично идет по территории Украины. Здесь бы сгодились и «паленые», но вряд ли у финансиста было время их приобрести, да и рискованно… Хотя риск — дело благородное… В любом случае оба «паровоза» прибудут на Курский вокзал…

Остается только встретить. Первый — ранним утром, второй — после одиннадцати.

Если все сложится удачно, Альбер был готов выехать на это мероприятие самолично. Судя по тому, как закопался Магистр, шифр или не удалось выудить из многоумной головы финансиста, или его там не было вообще. И он — заранее спланированная подстава. В любом случае ни место, ни время встречи, как пишут классики жанра, изменить уже нельзя. Значит, она состоится.

Альбер почувствовал, как голова налилась тяжестью. Последние сутки были не из легких… Или — последние годы? Как бы там ни было, вечером голова должна быть свежей, а тело отдохнувшим. Полностью.

Он разделся, забрался под теплый душ, стекающий вяло, будто весенний дождичек. Постоял, закрыв глаза и позволив сильному, тренированному телу расслабиться полностью… Вдруг, на мгновение, ему стало грустно… или — жалко себя?.. Всю жизнь он куда-то стремился, бежал, летел, рисковал, подставлялся, подставлял других… И что? Он стал счастливее?.. Порой он вечерами смотрел на зажигающиеся окна домов, где люди собирались за домашними столами, ужинали, болтали о неурядицах на работе, смотрели сериалы, ласкали детей… Они вроде как ни к чему не стремились, ничего не хотели, просто — жили, как деревья в лесу, часто — сетовали на свою бесцветную жизнь, но не предпринимали ничего, чтобы ее изменить… Может быть, потому, что были счастливы… И признать это тихое счастье не желали только затем, чтобы не потерять его?..

Альбер выругался, сделал душ ледяным, дождался, пока обжигающе холодные струи не заставят кровь бежать по жилам и греть, греть… Он оборвал поток воды одним движением, завернулся в махровый халат… Казалось, кожу покалывает бесчисленное количество иголочек. Не расслабляться! Только так можно жить, и никак иначе! Если он, Альбер, поверит в обратное — он погибнет. Сразу.

Мужчина прилег на кровать, накрылся одеялом… Приятная теплая волна накрыла его, словно морской прибой. Альбер спал.