Филин сидел за столом, щуря красные от недосыпа и табачного дыма глаза. Перед ним стоял включенный компьютер и аппарат спецсвязи. Чуть в стороне – импортная кофеварка. В воздухе плавали клубы табачного дыма и аромат кофе.

Степан Ильич Панкратов расположился напротив. На голове надеты наушники с микрофоном.

Филин встал, подошел к окну, приоткрыл жалюзи. Территория завода тонула во тьме; только в километре от административного корпуса стояли за отдельным высоким бетонным забором корпуса «Цеха-К». Та территория была залита светом. Но свет был белый, мертвенный, неживой.

– Ильич, а ты не задумывался, почему священники и убийцы всегда одеты в черное?

– Что? – поднял голову Панкратов.

– «Мне день и ночь покоя не дает мой черный человек… За мною всюду как тень он гонится», – тихо прошептал Филин.

Неслышно подошел к столу, опустился в кресло, вставил в рот-щель очередную сигарету, щелкнул зажигалкой. Кофеварка пропищала и нацедила в подставленную чашку крепчайшего кофе. Геннадий Валентинович взял с приставного столика бутылку коньяку, плеснул в стакан, на донышко, выпил, поморщившись, как лекарство, запил горьким кофе. Посмотрел на экран компьютера:

– Наши друзья в полете уже двенадцать минут.

Панкратов только пожал плечами:

– Пока все штатно.

– Кроме того, что мы сильно припозднились.

Панкратов промолчал. Любые разговоры его тяготили. Филин просто дошел до той крайней степени нервного напряжения, когда хочется говорить любые пустопорожние фразы, задирать окружающих, в данном случае его, Панкратова, но не молчать.

– По-моему, все складывается нормально.

– Свое «по-моему» выброси на помойку! – скаламбурил Филин и оскалил желтые от сигарет и кофе зубы. – Ох, какие кошки скребут у меня на душе! Не кошки – тигры!

– За такой бумагой мы – как в крепости!

– На всякую крепость бывает свой подкоп! Дедушка проснулся и уволил всю свору: Югашева, Самостьянова… А этот новый генерал-полковник…

– Дюжев?

– Да. Он не просто темная лошадь, он черная собака! Ты посмотри его послужной! Училище ракетных войск стратегического назначения, где он вполне мог стакнуться с ГРУ, потом – военная контрразведка ГБ, затем – кадровик ФАПСИ, погранслужба, Совет безопасности… – Филин вздохнул. – Это только в писульках Суворова-Резуна ГРУ воюет с КГБ, как Ленин с буржуазией, на самом деле творческое сотрудничество присутствует! Боюсь, что это как раз тот случай!

– Геннадий Валентинович… На нашей бумаге подпись не Югашева, а Самого. – Панкратову было немного не по себе оттого, что в решающий момент ему приходилось успокаивать босса. Или – Филин играл? Впрочем, все люди порой бывают похожи на детей: хотят слышать успокаивающие слова, хотя и сами их прекрасно помнят. Кажется, психологи называют это «сторонняя стимуляция». Когда твои собственные мысли высказывает кто-то еще, это кажется дополнительным доказательством твоей правоты. У всех бывают минуты слабости, особенно когда на кону такие деньги. Впрочем, жизни тоже. Их жизни. – Вам ли не знать Систему? – спокойно произнес Панкратов. – Пока войдут в дела, пока инвентаризируют хозяйство…

– Ты прав, Ильич. Хотя Сам ни о нас, ни об этом сраном «Точприборе» слыхом не слыхивал! Но если какая накладка… А тут еще гребаный Билл со своими бомбежками! «Лиса в законе»! Как подумаю, что такую ювелирную разработку похоронят неуемная активность не ко времени воскресшего Самого и предрождественские игры американского сексофониста-переростка!

Заработал аппарат спецсвязи, подключенный к динамику:

– Кадет вызывает Первого!

– Первый на связи, – отозвался Панкратов. – Слушаю.

– Мы подтянулись. Но тут непонятка какая-то!

– Докладывай.

– Убиты два моих человека.

– Кем?

– Неизвестно. На связь вышел некто Голик.

– Голик?

– Он так представился. Из Команды.

– Дальше.

– Когда мы подъехали, то обнаружили в «жигуленке», метрах в пятидесяти от проходной, связанного человека. Он назвался шофером Тимофеевым Сергеем Павловичем, посланным для загрузки бензина.

– Ты можешь короче, Кадет? Какой бензин, какие бочки?

– Здешний авторитет Демич крутит свой левый бизнес с кем-то из заводского начальства. Бензин продают втихую, минуя «Ренессанс» и, возможно, Козыря.

– Кадет, мне нужна суть!

– По словам Тимофеева, некто, братанского вида, остановил «зилок», вырубил его, шофера, в смысле, спеленал, оставил в «жигуленке», сам сел за руль и по-ехал через проходную. Прямо перед нами проехал, мы видели. Как только мне доложили об этом шофере в «Жигулях», я связался с Бутиком и Сеней, они были посланы патрулировать территорию завода, сообщил о непонятке и приказал разобраться. Связь неожиданно прервалась. Когда я повторил вызов, человек представился Голиком и назвал ключевое слово, действовавшее до семнадцати ноль-ноль: «Анри». Он сообщил, что мои люди, Бутик и Сеня, убиты тем самым братком, человеком Козыря, а он завалил уже этого братка.

– Как Голик там оказался?

– Он не пояснил. Связаться с вами не мог из-за повреждения его рации. Просил передать, что акция провалилась, Козырь жив, братва подтягивается по периметру к заводу… Сам он приступил к проведению запасного варианта.

– Какого запасного варианта?

– Он не пояснил. Сказал, вы поймете.

– Или, наоборот, не пойму… – пробормотал Панкратов.

– Повторите, я не понял?

– Это так. Думаю вслух. Вот что, Кадет. Пошли две машины за этим Голиком. Пусть доставят его ко мне. Задание понятно?

– Так точно.

– Вот и действуй.

– Только…

– Да?

– Если этот человек не тот, за кого себя выдает?

– Захвати его. Если начнет шуметь – убей. И привези мне труп. Командуй сам.

– Есть.

– Конец связи.

– Конец связи.

Панкратов вздохнул:

– Час от часу…

– В чем проблема? – быстро спросил Филин.

– Голик и Сафронов находились в группе наблюдения. Несколько часов назад доложили, что начали преследование подозрительной машины: она маячила у центральной проходной. Вышли на городскую окружную, затем связь с ними прервалась. Через полтора часа мои люди из милиции сообщили: авто, на котором они ехали, под откосом, Сафронов мертв, Голик исчез. Исчезла сумка с оружием и препаратами для активного допроса.

– Голика нашли?

– Нет. Нашли автомобиль, который они преследовали. Без толку: он третий час числится в угоне.

– Дела… Козырь действительно жив? – Филин, прищурившись, смотрел на Панкратова.

– Проверить это невозможно. Хотя…

Панкратов быстро вывел на экран своего компьютера схему завода и города; внизу, отдельными строками, высветились сообщения подвижных патрулей.

– Ничего экстраординарного, – констатировал он.

В это время зазвонил городской телефон, подключенный к шифровальному аппарату спецсвязи. Филин сдернул трубку:

– Филин у телефона.

– Это Демин, помощник губернатора.

– Слушаю вас, Константин Лукич.

– У нас тут нехорошие сигналы.

– Поясните.

– Звонили и из «Демократического альянса», и из «Яблока».

– Лидеры демократов обеспокоены предстоящей сделкой?

– Не совсем так. О сделке они ничего не знают. По информации для них на завод вылетела экспертная группа из Канады для зондирования возможностей сотрудничества.

– Тогда в чем дело?

– Кто-то сообщил им, что красно-коричневые готовят на «Точприборе» масштабную провокацию. По договоренности с военными.

– Дичь!

– Не совсем. Мой источник в штабе Национального движения сообщил, что они также обеспокоены.

– А эти – чем?

– Продажей национального достояния жидомасонам.

– Идиоты!

– Полностью с вами согласен.

– Откуда у них эта информация?

– Не могу знать. Вот только они, полагаю, уже обзванивают своих отставников, а отставники будут сигнализировать действующим офицерам УФСБ. Да и вообще… Перефразируя классика… Слухи – упрямая вещь. И в Службе безопасности начнут папочку шить.

– Пусть шьют хоть две! Не успеют!

– Хорошо, что на приеме информации сижу я. Губернатор сейчас в Совете Федерации, но кто-то из ретивцев может стукнуть…

Филин слушал вполуха. Он думал, скоро и напряженно.

– Вот что, Константин Лукич. На завтра нам не нужно никаких манифестаций и уличных шествий. Позвони Серебрякову в УВД, пусть опускает на город «Невод», «Капкан», «Полкан» – все, что захочет, но чтобы назавтра утром в Покровске все было чинно и благолепно.

– Видите ли, уважаемый Геннадий Валентинович…

– Демин, ты арифметику помнишь?

– Хм…

– Так вот. Складывать не нужно. Умножай. На три.

– Если я вас правильно понял…

– Ты меня правильно понял, Константин Лукич. В три раза. Или ты считаешь, что сумма…

– Геннадий Валентинович, по телефону…

– Это спецсвязь. Во-первых. А во-вторых, никому не возбраняется развлекаться математическими ребусами в свободное время. Ты меня хорошо понял?

– Да.

– Отлично. Вот завтра, после ознакомления экспертов с материалами, можно будет уже не беспокоиться ни о чем. И вам, и мне. До конца дней.

– Я понял, Геннадий Валентинович.

– А если понял, так расстарайся! Пусть Серебряков оставит во имя, так сказать, закона и порядка в городе свое независимое мышление! На сутки!

– Если доложить губернатору…

– Вот и докладывай! Бумагу с завитком Номера Первого он видел! Упорствовать, я думаю, не станет! Засиделся он в Покровске, хочет повыше взлететь, а когда в Москве гостишь, повыше ох как хочется! Упирай на сокрытые, но государственные интересы! Пусть строит Серебрякова, как Швейка! Ты все уразумел, Демин?

– Так точно.

– Ну что ты, Константин Лукич, по-военному? Ты давай изъясняйся казенно-суконным, и губернатор, и генерал твой милицейский этот язык лучше поймут. Но чтобы был результат. Лады?

– Сделаем, Геннадий Валентинович.

– Ну вот и хорошо. Отбой.