План побега никакими экзотическими излишествами не блистал. Основой его была кондовая простота. В кино их американский пахан задумывает хитромудрую операцию для ликвидации оппонента из другой группировки с привлечением спутниковой телескопии. У нас же в легком случае – выстрел из «ТТ» в подъезде, в сложном – пара стволов «АКМ». Автомат Калашникова – он и микробы убивает!

Так и с побегом. К четырем утра люди совеют. И борются со сном и чувством долга. Чаще всего с помощью самого распространенного на Руси стимулятора и транквилизатора: родной сорокаградусной. Заменяющей нам и отдых на Лазурном берегу, и психоаналитика с психотерапевтом, и семейного доктора. Те, кто может – дежурный следак, опер, – кемарят на стульях в кабинетах, охрана – на местах несения службы. Да и стереотип: в кэпэзухах, а по-нонешнему, ивээсах, зависает, как правило, мелкая шпана и сопутствующий элемент; никому там аршинные сроки не светят, и сидят они кто спокойно, кто беспокойно, но усидчиво. Мелкая шушера покорно ожидает своих пятнадцати суток или пинка под зад, братки, весело, – вмешательства адвокатов, как правило «из бывших», способных по-горячему перетереть с давешними сослуживцами и закончить дело ко всеобщему удовольствию.

В том и шайба: планировать в нынешнее судьбо-носное времечко, да еще во время усиления, побег из ИВС способен был только полный дебил. Ибо в случае неудачи вполне может схлопотать пулю, хрониче-ское опущение почек и ушиб всех нутряных органов. А то и все эти три удовольствия в разной последовательности.

На такие действия может толкнуть только полное отчаяние. Столь окаянных в клетках не зависало. Диких же отморозков, как правило, еще до «приземления» ОМОН отрабатывал в таком разрезе, что даже мысль о побеге или качании прав вызывала у них скрежет в остатках зубов и боль во всех остальных членах. Самые же пассионарные из оных до задержания не доживали.

Так что сегодняшний случай, когда криминальный авторитет и маргинал с богатым боевым прошлым весьма были настроены из домзака свинтить, не дожидаясь безвременной кончины, был в своем роде уникальным.

Без пяти четыре я был уже проинструктирован и бодр. «В отрыв» должны были идти мы вдвоем с Козырем. Еще двое, Костик и худосочный зек-доходяга, – на обеспечении.

Козырь рассудил правильно: ведь передал дежурный вертухай белесому сигареты-инструкцию… Да в камеру его завел… Потому сообщение о том, что кто-то кончается, будет для него достоверным. Вполне. И не станет он вызывать никакую «скорую», постарается сначала прикинуть хвост к носу сам.

Роли были расписаны; Костик упал перед дверью камеры на пол, засучил ногами; кулаки, нещадно разбиваясь в кровь, забились о цементный пол, с губ поползла пена.

– Начальник! – визгливым голосом закричал худосочный зек по команде Козыря: – Медика давай! Кончается паря! На-чаль-ник!

Бояться, что кто-то из обитателей камеры по подлости, глупости или недоумию сыпанет все мероприятие, не приходилось: за закрытыми снаружи дверьми закон был жесток и на расправу скор.

Звякнуло окошечко, вертухай внимательно посмотрел в глазок. Костя на полу «доживал последние минуты»: лицо посинело, пена медленно ползла изо рта, руки-ноги зашлись в последней, предсмертной судороге… Заскрежетал ключ: отпирает. В камере, рассчитанной на шестерых, томилось два десятка подозреваемых, и все же… Охранник не боялся по причинам очевидным: никто не посмеет. Зря не боялся.

Как только он показался в проеме отворенной двери, Козырь одним рывком вдернул его внутрь камеры, а я отработанным ударом в основание черепа отключил минут на тридцать.

Козырь наклонился, втянул ноздрями воздух:

– Так и есть. Вмазанный. Остальные тоже не святые, водчоночкой уже причастились. – Быстро глянул на меня: – Взялись!

В десять секунд мы разоблачили охранника, Козырь переоделся, забрал ключи; я сложил руки за спиной и вышел, он – следом. Звякнул замок.

В коридоре с рядами дверей стояла мертвенная тишина; забранные решетками лампы дневного света делали происходящее похожим на сон. Я шел впереди; Козырь вышагивал в знакомом ему за «бездарно прожитые годы» ритме тюремного конвоира, позвякивая ключами.

Коридор мы прошли чисто. Усиленный наряд лениво припухал в дежурке; Козырь повернулся ко мне:

– Проскакиваем?

Я только пожал плечами. Мимо приоткрытой двери прошли в хорошем темпе; дежурного на месте тоже не оказалось: имеет право человек расслабиться после трудового дня и нелегкой ночи? Миновав «строгий» турникет, мы оказались на крыльце.

После тяжелой духоты камеры прохладный ночной воздух пьянил; было одно желание: заорать во все горло и нестись стремглав туда, в спасительную темноту.

Может быть, мы бы так и сделали, ясно, без криков, но к воротам подрулила серая «Волга»; какой-то начальственный боров из управления, по непонятной причине не отдыхающий в люле, а шастающий в домзак в самый неурочный час, успел выпростать вельможную ногу на асфальт, а дальше я подумать не успел. Ударом ноги своротил упитанному комполка челюсть, открыл дверцу, ввалился в салон и взял водилу на удушающий. Он подергался секунд двадцать и – обмяк.

Вот теперь рвать когти нужно было шустрее некуда. Аккуратно опустил шофера на руки Козыря, тот оттащил его вслед за полканом от авто, запрыгнул на переднее, спросил запоздало:

– Ты его не пришил часом?

– Водилу?

– Ну.

– Десять минут легкого кайфа еще никому не вредили, – ответил я и дал по газам. Уходить с этого супостатного места нужно было немедля.

Машина мчалась в ночь. Скорость я превышал злонамеренно до неприличия, ибо был уверен: если какая-нибудь случайная патрулька и вырулит на нас в это неурочное времечко, то вряд ли станет стопорить: номера и бибику начальника знают куда лучше, чем слова Гимна России. Благо их там немного.

– В какие веси доставить? – осведомился я у пассажира. За время трехнедельного целевого ничегонеделания в Покровске я успел изучить город достаточно подробно: сначала по карте, потом проехав вживую по всем автобусным и троллейбусным маршрутам, а отдельные места исходив пешком. Не с оперативными целями: город был хорош, чуть моложе Москвы и куда меньше затронут урбанизацией.

Козырь сидел мрачнее тучи.

– Что-то не так, уважаемый?

– Нет. Просто страх переживаю.

– По поводу?

– Как ты никого не грохнул там – ума не приложу.

– Практика. Фирма веников не вяжет, – выстреливаю я скороговоркой расхожие фразы.

– А что вяжет фирма? Венки на могилку?

Признаться, с той поры, как авто под моим мудрым руководством помчалось по ночным улицам и мы с «временным попутчиком» оказались в состоянии неконтролируемой свободы, я тоже пребывал во взвинченно-напряженном ожидании: что дальше? То, что оба мы далеки от идеала законопослушания, коню понятно; но вот чем завершится наша упорная скоростная ездка? «Хинди-руссо пхай-пхай», что в переводе с иноземного означало когда-то «дружба навек»? Или все же, выражаясь по-ученому, конфронтацией с непредсказуемым исходом? Нервозность моего подельника была куда большей, чем моя. Дело в том, что в каталажке он находился, условно говоря, на своей территории, где правил воровской закон и имелись какие-никакие, а кенты, выполнявшие приказы авторитета безоговорочно и скоро. А вот в «ночном казенном такси» – на неизведанной земле, кою испанские конкистадоры именовали красиво и завлекательно: терра инкогнита. Рядом с боевиком-маргиналом несуществующей армии, который, однако, успел за короткую ночь доказать свою распорядительность делом.

Козырь тем временем перестал угрюмо таращиться в ветровое стекло, одним движением распахнул бардачок; не успел я заподозрить его в нехороших намерениях, как он уже извлек оттуда початую плоскую бутылочку «Ахтамара», отвинтил пробку, брезгливо ополоснул горлышко тем же коньяком и приложился любовно и крепко, как гипсовый пионер к горну. Оторвался, перевел дыхание, спросил:

– Будешь?

– Не-а. За рулем.

– А-а-а… – понимающе протянул авторитет и вдруг довольно глупо хихикнул. Потом откинулся на спин-ку кресла и захохотал уже во весь голос, смаргивая слезы.

Пожалуй, Жванецкий был прав: спиртное в малых дозах полезно в любых количествах. Я примерился, припарковал машину к обочине, взял фляжку и приложился не менее основательно. Козырь был сейчас не опасен: когда человек смеется, ему не до смерти.

Впрочем, ребяческая смешливость его быстро испарилась. Пошарив в том же бардачке, Козырь обнаружил и сигареты. Закурили. Расслабухи от коньяка особой не наступило, но внутреннее напряжение ослабло у обоих.

– А что, парень, угодил ты сегодня под самую авторитетную статью: нападение на сотрудников. Причем без всякого бакланского довеска, вроде хулиганки. – Козырь помолчал, добавил со смешком, но глаза его оставались серьезными: – При таком начале и послужной список может быть блестящим.

– Я не служу. И не собираюсь, – довольно невежливо отклонил я его «щедрое» предложение. Ибо, как гласит эпос: «Коготок увяз – всей птичке пропасть». Да и недосуг мне мелочевкой заниматься.

– Все мы служим. Но часто не желаем в этом признаваться даже самим себе.

Я ничего не ответил, лишь скосил глаза на попутчика: с чего это его на философинку потянуло? Выпили-то с гулькин нос.

– Ладно, как гуляли – веселились, подсчитали – прослезились. Спасибо этому дому. – Козырь открыл дверцу, повернулся ко мне, взгляд его был абсолютно трезв и строг. – Я выйду, а ты езжай.

Хм… Осторожный дядька. Сфурычить, что под шоферским сиденьем вполне может оказаться «ПМ», а то и «бизон», – большого ума не надо. А вот решить, что я вполне могу закатать ему пару маслин в затылок, – для такого умозаключения нужны годы «веселой» жизни в самом «избранном» окружении. Где человек человеку, как водится, волк, товарищ и братан. Каждому свое.

В ответ я только кивнул.

Козырь уже вылез из машины, вновь просунул голову в салон:

– Да… А тебе, подельник, я вот что посоветую: уезжай ты отсюда. Наши менты шибко не любят, когда им вывески портят.

– Скажи, где любят, поеду туда.

– А ты шутник.

– Так ведь жизнь веселая.

– Читал я про солдатиков удачи как-то. Сама статья грошовая, а вот девиз ваш запомнился: «В понятие полноты жизни входит все. Даже смерть». Так?

– Сейчас даже генералы не верят каждой печатной строчке.

– Не пойму я таких, как ты, парень. Чего тебе нужно? – Козырь помолчал, отрубил: – Лады. Разбежались.

Он захлопнул дверь, я – дал по газам. Козырь шагнул в сторону от освещенного одиноким фонарем пространства и растворился в ночи.

Автомобиль несся в ночь. Чего мне нужно? Того же, чего и всем: остаться в живых. И – победить.