Глава шестнадцатая
Идиот
Расслабуха удалась на славу. Для начала Данилов загрузился в кафе к Вазгену, где под сочные, брызгающиеся обжигающе горячим бульоном хинкали выпил изрядно водочки.
– У вас сегодня лицо уставшего человека, – посокрушалась знакомая официантка.
– Я с дежурства, – Данилов провел по лицу рукой, словно желая стряхнуть печать усталости, но только укололся об отросшую за сутки щетину.
– Тогда подкрепитесь и спать! – посоветовала добрая женщина.
– Так я и сделаю, – пообещал Данилов.
Из кафе он вышел сытым, без головной боли и, как ни странно, трезвым. Водка не брала его сегодня. Причина, вне всякого сомнения, крылась во взвинченном состоянии. Если во время дежурства помогала отвлечься работа, то во время отдыха спасаться было нечем.
– Ну, погоди! – пообещал себе Данилов. – Будет и на твоей улице праздник!
Праздник сам по себе не приходит, его надлежит выстраивать и выстраивать грамотно. В пивном ресторане, расположившемся на «насиженном» месте (еще с советских времен на этом месте существовала пивная, отчего-то прозванная в народе «Три поросенка»), он выпил две кружки пива, снабдив каждую рюмкой кедровой настойки.
Выйдя из прокуренного зала на свежий воздух, Данилов всей душой и всем своим телом ощутил приближение праздника. Радость проявлялась во всем – в улыбках девушек, в слабом ласковом ветерке, в солнечных бликах, прыгавших повсюду. Даже милицейский патруль, проверявший документы у двух среднеазиатской наружности гостей столицы, делал это как-то добродушно, если не гостеприимно.
Приветствуя мир все увеличивающейся в размерах улыбкой, Данилов дошел до остановки и сел в тут же подкативший троллейбус.
Не доезжая одной остановки до дома, он вышел из троллейбуса, свернул с шумного Рязанского проспекта за угол ближайшего дома и наискосок, дворами, вышел к еще одному заведению – пельменной, в которой всегда был хороший выбор напитков.
Сто пятьдесят грамм коньяка, выпитые прямо у барной стойки, сделали свое дело. Праздник пришел, и, как всегда казалось поначалу, пришел, чтобы остаться с Даниловым навсегда.
В ларьке возле своей семиэтажки Данилов купил эскимо и с наслаждением уплел его, укрывшись от солнца под раскидистым кленом. За едой он прикидывал, сколько лет может быть этому, знакомому ему еще с детских лет дереву, и наконец решил, что не менее семидесяти.
Ровно в полдень перед Светланой Игоревной предстал сын, которого она уже собиралась разыскивать. Сын был нетрезв и перепачкан мороженым.
– Извини, ма, батарейка у мобильника села… – привычно соврал Данилов.
Телефон он на дежурстве обычно оставлял в шкафчике выключенным и сегодня попросту не захотел его включать.
– Детский сад! – высказала свое неодобрение Светлана Викторовна, поворачивая ручку замка.
– Почему? – решив, что нагибаться в таком состоянии не стоит, Данилов освободился от кроссовок, не помогая себе руками, повесил сумку на вешалку и посмотрел на мать взглядом человека, которому нечего скрывать.
– Потому что в твоем возрасте полагается быть перемазанным женской помадой, а не мороженым.
– Сейчас помада не мажется, – с наигранным сожалением ответил Данилов. – Я проверял.
– Завтракать будешь?
– Обедать, – поправил Данилов и добавил. – Как проснусь, но вот кофе конечно же выпью.
Он долго стоял под душем, чередуя холодную и горячую воду, затем побрился, почистил зубы и появился на кухне, сияющий, как только что отчеканенная монета.
– Тебе дали премию? – спросила мать, снимая с плиты джезву.
Джезвы у Данилова были правильные – медные, вылуженные изнутри. Алюминиевых посудин для варки кофе он не признавал.
– Мне дадут выговор, – ответил сын.
– За что?
– За драку на подстанции.
– О, господи! – Рука, наливавшая кофе в чашку, дрогнула, и несколько капель темно-коричневого, почти черного, напитка пролилось на деревянную столешницу. – За что подрались-то?
– Да, собственно и не подрались, – Данилов придвинул к себе чашку, – просто я дал в морду одному из коллег, чье поведение меня раздражало.
– Учись себя сдерживать, – посоветовала мать. – А то… Знаешь, как говорят: «Лиха беда начало». Привыкнешь выражать свое мнение подобным образом и сорвешься с катушек.
– Не сорвусь. – Кофе разлилось внутри живительной влагой, Данилов даже простонал от блаженства. – Мне этот метод самому не нравится, но что поделать, если некоторые… Впрочем, ладно.
– Ладно – прохладно, – поколебавшись, Светлана Викторовна налила и себе кофе, ровно столько, чтобы прикрыть дно чашечки, и уселась напротив сына. – И на радостях после драки ты напился? Или напился, а потом подрался.
– Фу, как это банально – пьяная драка, – Данилов скривил губы. – Я дерусь только на трезвую голову. Напился я совершенно по другому поводу.
– Какому?
– Секретному! – Данилову еще в семь лет надоели материнские допросы, устраиваемые по любому поводу. – Давай перестанем играть в «Следствие ведут знатоки», а? Хватит вопросов!
– Еще кофе? – неисправимая Светлана Викторовна задала новый вопрос.
– Давай, – согласился сын. – Гулять так гулять!
После кофе он ушел в свою комнату, распахнул двери, ведущие на балкон, впуская свежий воздух, взял в руки футляр, в котором хранилась скрипка, сел на диван и долго не открывал футляра, предвкушая любимейшее из развлечений и размышляя о том, что бы сейчас сыграть. Наконец открыл, достал скрипку со смычком и за полчаса исполнил несколько отрывков из «Времен года» Вивальди, сознательно выбирая места потруднее.
Окончив играть, Данилов убрал скрипку и растянулся на диване, намереваясь хорошенько, как сам выражался, «задать Храповицкого», но сон его был недолгим.
– Володя! – Светлана Викторовна старалась не будить сына после суток, а если и делала это, то только по серьезному поводу. – Володя! Тебе с работы звонят!
– Кто? – не разлепляя век промычал Данилов.
– Ты считаешь удобным спрашивать? – Светлана Викторовна ткнула его трубкой радиотелефона. – Ответь и узнаешь!
Поняв, что насилие неизбежно, Данилов смирился и взял трубку.
– Да! – сказал он, поднося ее к уху. – Данилов слушает.
Светлана Викторовна ушла к себе.
– Идиот! Скотина! Сволочь! – Он не сразу узнал, кому из женщин принадлежит этот голос.
Ничего не шелохнулось в душе Данилова, и призраки прошлого не начали рваться на свободу. Было только удивление – за что его так ругают? Что он мог сделать?
«Сафонов умер от кровоизлияния в мозг, вызванного ударом, и это звонит его жена!» – обожгла было безумная догадка, но Данилов сразу вспомнил, что Сафонов холост.
– Ты всю жизнь вынуждаешь меня совершать идиотские поступки! И в молодости, и сейчас!
Картина прояснилась.
– Чего еще можно ждать от идиота, Елена Сергеевна?
Данилов был воплощением хладнокровия.
– Ты не мог сказать, как было дело?! Рассказать мне про жалобу?! Почему я должна узнавать подробности от Оксаны Даниловны?! Почему ты передал мне свою объяснительную через кого-то?! Почему не пришел сам?!
– Я теряюсь от такого обилия вопросов, – вздохнул Данилов. – А заявление вам Люся передала?
– Я порвала и объяснительную, и заявление!
– Жаль, – Данилов снова вздохнул. – А я только нашел себе непыльную работенку в нашей поликлинике! Там очень вежливый главный врач. Мне он понравился. Никогда не тыкает подчиненным и не хамит им. Весьма достойный человек!
– Да катись ты к…! – назвав один из самых распространенных, известных всем в России адресов, который тем не менее нельзя найти на карте, Елена Сергеевна отсоединилась.
– Года меняют лица… – сказал трубке Данилов. – Или как там было у классика?
– Ту-ту-ту… – отвечала трубка.
Данилов нажатием кнопки отключил ее, положил на пол рядом с диваном и снова заснул.
Проснулся он через три с половиной часа, свежим и бодрым, впору снова на работу идти.
«Что теперь будет с работой? – подумал Данилов. – Однако – ситуация».
Вспомнив, что сегодня на полусуточной двенадцатой бригаде работает Эдик, он решил попозже вечерком, около половины двенадцатого, позвонить ему.
– Володя! Обед на столе! – позвала Светлана Викторовна.
На кухне Данилова ждала лазанья.
– Давно мы не ели итальянской еды! – радостно потирая руки, Данилов сел за стол и схватил в руки вилку с ножом.
По размеру лазаньи было видно, что перед ним не разогретый полуфабрикат, а приготовленное матерью блюдо. Светлана Викторовна обожала делать всяческие начинки.
– С чем сегодня? – с видом истинного гурмана осведомился Данилов.
– Телятина и грибы, – ответила мать.
– М-м-м! – подобно дирижеру, начинающему концерт, Данилов взмахнул приборами над тарелкой.
– Добавки? – спустя три минуты предложила Светлана Викторовна.
Сын молча кивнул, не имея никакой возможности говорить с набитым ртом…
За кофе Светлана Викторовна не выдержала и поинтересовалась:
– Володя, зачем тебе звонили с работы?
– Напутал с картами вызовов, – соврал Данилов, не желая начинать долгого разговора, чреватого появлением головной боли. – Записал не то и не туда.
– А кто звонил?
– Диспетчер Сиротина.
– Такая настырная! – Светлана Викторовна осуждающе поджала губы. – Я говорю, что ты только что лег спать, а она мне: «Будьте любезны, разбудите Владимира Александровича». Слушай, а откуда она знает, как меня зовут?
– Кто ж на подстанции не знает, как тебя зовут? – развел руками Данилов. – Я же постоянно о тебе рассказываю!
– И что же ты рассказываешь?
– Например, про то, как вкусно ты готовишь!
– Льстец и лгун! – припечатала Светлана Викторовна, но дальше продолжать разговор не стала – вот-вот должен был начаться один из множества ее любимых сериалов.
Как только на кухне заработал телевизор, Данилов отправился в свою комнату с недопитой чашкой кофе. История двух родных сестер, разлученных с рождения, которым по замыслу коварных сценаристов, было суждено встретиться не раньше сто пятидесятой серии, не интересовала его совершенно.
Однако посмотреть какой-нибудь фильм хотелось. Из своих, любимых. Данилов порылся в своей фильмотеке и остановился на старой доброй «Касабланке».
Когда Рик вместе с Луи скрылся в тумане, сказав: «Я думаю, Луи, это начало прекрасной дружбы», Данилов переключил телевизор на один из каналов, где как раз передавали сводку спортивных новостей, а после прогноза погоды вышел в коридор, за мобильником, который так и остался лежать в сумке. По пути заглянул в комнату матери, чтобы пожелать ей спокойной ночи. Вернувшись к себе, включил телефон и нашел в записной книжке номер Эдика.
– Вова, приветствую! – в голосе Эдика сквозило удивление.
– Привет! Я не очень поздно?
– Да нет, я поужинал и сижу, балдею под соул.
– Как дежурство?
– Нормально! – тоном старого морского волка доложил Эдик. – Астматический статус, некупируемая мерцалка, ножевое ранение грудной клетки с пневмотораксом и еще так, по мелочи.
– А как там дела на подстанции?
– О! – вдохновился Эдик. – Я сам не застал, по вызовам мотался, но Валька Санникова рассказывала, что Новицкая устроила с утра натуральный Перл-Харбор…
– Чего устроила?
– Перл-Харбор! Разгром!
– А, понял. Кого громили?
– Кочергина.
– Сильно?
– В куски порвала, говорят. Потом, говорят, Кочергин к Сыроежкину уехал. То ли на взбучку, то ли за поддержкой. Короче – все говорят, что быть у нас новому старшему врачу.
– Кому – не говорят?
– Из своих обсуждаются две кандидатуры – ты и Федулаев.
– Скажешь тоже – я, – рассмеялся Данилов.
– Так народ говорит, – ответил Эдик. – По мне – так оба кандидата не фонтан…
– А кто – фонтан? Ты?
– Жгутиков!
– Тёма? – Данилову показалось, что он ослышался. – Но почему?
– Покладистый флегматик – пофигист, – пояснил Эдик. – Не начальник, а мечта. Сказка! Песня!
– Власть портит людей, – возразил Данилов. – Войдет Артем Иванович во вкус, проникнется собственной значимостью и начнет нас тиранить. Из таких покладистых пофигистов самые ужасные самодуры и получаются. Больше не было новостей?
– Нет.
– Ну, тогда пока. Слушай соул.
– Пока.
Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить мать, Данилов прошел на кухню, сварил себе двойную порцию кофе и вернулся с ним в свою комнату. Поставил чашку на стол, уселся за него и включил компьютер, намереваясь от души побродить по бескрайним просторам Интернета.
Как обычно начал с сайта fershal.com – неформального сайта московской «скорой помощи». Почитал новости и байки из свежих и перешел к чтению записей в блогах. Сам он не вел дневника в сети, но кое-какие дневники почитывал. Среди его любимых авторов были не только врачи, но и путешественники, и журналисты, и музыканты, и писатели, и даже кулинары, хотя сам Данилов готовить не любил. Стоять у плиты – одно, а вот читать чей-то вдохновленный рассказ о приготовлении плова – совсем другое.
Насладившись просмотром новых фотографий матерого путешественника Самсона Воли, только что вернувшегося из Израиля, Данилов перешел к отчету другой, менее известной любительницы странствий о поездке в малопосещаемый туристами Бангладеш, затем увлекся чтением записей питерских рок-музыкантов, одного из которых, Елисея Тарабана, Данилов даже знал лично. Довелось как-то лечить корифея гитарных струн от последствий неумеренного употребления горячительных напитков во время московских гастролей.
Любопытства ради, Данилов запустил в разных поисковых системах поиск по Елене Новицкой и Елене Морозовой, но ничего не нашел – попадались одни только тезки Елены.
В четвертом часу Данилов наконец-то отлип от компьютера, выключил его и не раздеваясь улегся на диван. Такой мелочью, как постельное белье, он тоже пренебрег.
Сны в эту ночь ему снились дурацкие. То он видел себя торгующим подержанными кардиографами на выхинском рынке, то учил летать соседского кота и, кажется, добился успеха… Под конец ему приснилась Елена. Совершенно обнаженная и такая вся желанная, она лежала в его объятиях и все повторяла: «Идиот, идиот, какой же ты идиот, любимый мой идиот». Данилову было настолько приятно, что впервые за последнее время он проснулся в хорошем расположении духа. И не просто в хорошем расположении духа, а в предчувствии чего-то долгожданного и очень приятного.
Завтракал он долго, тщательно пережевывая бутерброды с ветчиной и сыром.
– Ты не заболел? – встревожилась Светлана Викторовна.
– Нет, я просто никуда не тороплюсь, – ответил Данилов.
Он и впрямь никуда не торопился, поскольку до десяти часов оставалось более получаса. Звонить же заведующей подстанцией раньше десяти не было никакого смысла – пусть сначала хоть сколько-то разберется с рабочими проблемами.
Ровно в десять Данилов сделал последний глоток кофе и ушел в свою комнату с трубкой радиотелефона в левой руке и большим красным яблоком – в правой.
Развалившись на диване, он с минуту покатал яблоко по зеленой плюшевой материи, давая себе последний шанс одуматься, и набрал номер телефона, стоявшего в кабинете заведующей подстанцией.
– Новицкая! – Елена была по-утреннему бодра.
– Данилов! – вместо «здравствуйте» представился Данилов.
– Доброе утро! – голос заметно помягчел.
– Доброе утро! – повторил Данилов и, поскольку инициатива в телефонном разговоре обычно принадлежит тому, кто позвонил, сказал: – Вроде неплохой выдался денек!
– Да, – он представил, как Елена смотрит в окно и пытается угадать, зачем он позвонил.
– Как насчет дружеской встречи на высшем уровне? – вопрос был задан Даниловым нарочито бесстрастно.
– Прогулка от Чистых прудов до Патриарших?
– Я уже не нищий студент, подрабатывающий курьером и промоутером, – сказал Данилов. – Я врач «скорой помощи», представитель высокооплачиваемой профессии, и могу позволить себе развлекать девушку более цивилизованными способами. Можно прогуляться в Кусково, а можно куда-нибудь зайти.
– Хорошо бы, – почти согласилась Елена, – вопрос только когда?
– В пять часов.
– Где?
– Ты сегодня на машине?
– Да.
– Подъезжай тогда к метро «Рязанский проспект» по ходу в центр. Я буду ждать тебя напротив супермаркета. Договорились?
– Договорились. Если что-то изменится…
– Если что-то изменится, – строго сказал Данилов, – то независимо от причин и обстоятельств я буду считать, что ты передумала…
– Ну так нельзя, Вова, – голос стал жалобно-укоризненным. – Я же на работе, мало ли что может случиться. Вдруг меня Гучков к себе потребует…
– Ничего страшного, будешь каждые полчаса отзваниваться его секретарше и рассказывать, какими медленными темпами ты продвигаешься от Таганской площади к Сухаревке, – ответил Данилов. – В пять, где договорились.
– Только к десяти я должна быть дома!
– Будешь, не волнуйся. Успеешь проверить у сына уроки, покормить его ужином и рассказать сказку на ночь…
– Мой сын, – рассмеялась Елена, – в неполные двенадцать лет сам делает уроки, готовит себе и мне ужин, а на ночь смотрит боевики.
– Совсем взрослый! – восхитился Данилов. – Как зовут-то?
– Никитой.
– Хорошее имя, – одобрил Данилов. – Исконное, но не посконное.
– До встречи…
Елена дала отбой. Должно быть, в кабинет кто-то вошел.
Данилов бросил трубку на диван и стал есть яблоко, раздумывая над тем, что следует дарить на первом свидании женщине, которую десять лет считал потерянной безвозвратно. Фантазия не предлагала ничего лучшего, кроме букета, но Данилов вовремя сообразил, что таскать с собой букет Елене будет неудобно, а оставить его в машине – неудобно вдвойне.
На ум пришла заезженная истина, не раз слышанная от матери, утверждающая, что лучшим подарком является книга. Минута размышлений – и этот вариант тоже отпал.
«Ладно, – наконец-то определился Данилов. – Диск с классическим джазом будет в самый раз. Если даже у нее уже есть такой же, ей хотя бы будет приятно, что я помню ее пристрастия»…
В половине пятого он стоял в магазине и выбирал подарок. Не без помощи парнишки – продавца остановился на «подарочном» джазовом сборнике из четырех дисков. Уже собрался расплатиться на кассе, как подумал о том, что неплохо было бы порадовать и сына Елены, любителя боевиков.
Требовались боевики, и желательно не из последних, новинки есть у всех любителей жанра. Тут долго размышлять не пришлось – в фильмах киноман Данилов разбирался не хуже, чем в медицине.
– У вас есть фильм Тарантино «Настоящая любовь»? – спросил Данилов у продавца в отделе художественных фильмов.
– Минуточку! – продавец набрал на клавиатуре название фильма, пощелкал мышью и обрадовал: – Есть.
– Прекрасно! А «Харлей Дэвидсон и ковбой…»
– Обижаете, – улыбнулся юноша. – Это – всегда.
На кассе Данилов купил два подарочных пакета и разложил по ним подарки, приговаривая вслух:
– Жене – цветы. Детям – мороженое.
«Бриллиантовую руку» он мог смотреть бесконечно.
Без десяти пять он уже был на месте. Тогда, в их прошлой жизни, Елена славилась тем, что никогда не опаздывала. Ни на занятия, ни на свидания.
Не опоздала она и сейчас, даже подъехала к Данилову на три минуты раньше.
– Приветствую! – сказал Данилов, садясь на переднее сиденье. – Держи – это тебе и Никите.
– Спасибо, – Елена слегка покраснела. – Очень приятно!
Данилову понравилось, что она не отправила пакеты на заднее сиденье, а сразу же заглянула в них.
– Вау! – восхитилась она, разглядывая свой подарок.
– Соври, что у тебя нет такого – мне будет приятно это слышать, – с улыбкой попросил Данилов.
– Вова! Я даже не знаю этих исполнителей! Какой-то Армстронг, какая-то Сара Вон! Как чарующе звучат их имена! Наверное, они играют классный джаз!
– Там еще есть такие уникумы, как Чарли Паркер и Элла Фицжеральд, – заметил Данилов. – Говорят – потрясные перцы!
– Надо убедиться! – Елена сунула свой подарок обратно и взялась за Никитин. – «Харлей Дэвидсон». Что-то знакомое… Вова, а это – приличные фильмы, без порнографии?
– Приличней не бывает! – заверил Данилов. – Ну, тряхнут разок сиськами или голой попой повертят. Средоточие целомудрия. Соври, что у твоего сына нет таких фильмов, и в знак признательности я покажу тебе, где можно оставить машину.
– Нет, таких фильмов у него точно нет!
Осмотренные подарки отправились на заднее сиденье.
– Поверни направо во двор… езжай прямо… еще раз направо… тормози. Здесь тебя не запрут и до входа в метро полтора шага.
– Ты так хорошо знаешь местные закоулки! – похвалила Елена.
Данилов, вытаращив глаза, уставился на нее.
– Елена Сергеевна, это же район нашей подстанции!
– Простите, Владимир Александрович, когда я на свидании, я забываю о работе.
– А у нас, что – свидание? – снова удивился Данилов. – Я думал, мы просто поужинаем вместе.
– Прямо в моей машине? – Елена открыла свою дверцу и выставила ногу наружу.
– Наверное, нет.
– Тогда вылезай!
Внизу, на перроне, Елена обеспокоенно спросила:
– Чего ты так на меня смотришь?
– Забыл, какая ты в штатском, – признался Данилов, окидывая взглядом ее фигуру, тесно обтянутую джинсами.
– Ну и…? – Елена выжидательно поиграла бровями.
В такой момент нельзя было удержаться от теплого дружеского хамства.
– Белый халат делает тебя соблазнительнее! – доверительно сказал Данилов.
Он ожидал подзатыльника или пинка, но в ответ услышал короткий смешок.
«Девочка выросла», – подумал Данилов и слегка погрустнел.
– Куда мы едем? – спросила Елена.
– Я знаю на «Китай-городе» одно чудное местечко. На задворках, но зал уютный, народу всегда мало и кормят вкусно. Не против?
– Едем!
Данилов обернулся к подошедшему поезду и одновременно с раскрытием дверей получил крепкий пинок коленом в зад, отчего вошел в вагон чересчур поспешно.
– Один – один! – констатировала Елена. – Будешь знать, как говорить женщинам гадости.
До «Китай-города» по предложению Данилова играли в «камень – ножницы – бумагу». Пытались вести подсчет очков, но трижды сбивались со счета и в конце концов бросили это дело и играли просто так – ради азарта. Елена жульничала – пыталась показать свою фигуру на долю секунды позже Данилова. Данилов сердился и призывал в свидетели соседей по вагону.
На эскалаторе, стоя лицом к Данилову, Елена сказала:
– Сто лет не целовалась в метро…
– Ну и зря, – ответил Данилов. – Где ж еще целоваться, как ни в метро. Тепло, светло и с потолка не каплет.
Но сам никаких попыток к сближению не предпринял и лезть с поцелуями не стал.
В ресторане, если так можно было назвать крошечное заведение из барной стойки и четырех столиков, Елена отодвинула от себя меню.
– Закажи мне что-нибудь сам, только без спиртного.
– Два салата «Цезарь», две отбивные с овощами на гриле, апельсиновый сок даме, минералку с газом и пятьдесят грамм «Джонни Вокера» мне, – быстро сказал Данилов официанту.
– Хлеб нужен? – уточнил официант. – Есть свежевыпеченные булочки.
– Спасибо, не надо.
– Я чувствую себя как школьница, которую приобщает ко взрослой жизни строгий папаша, – призналась Елена.
– Почему?
– Ты с таким серьезным видом делал заказ, и вообще – ты солидно смотришься.
– Даже в этом наряде?
Собираясь на встречу Данилов, не стал облачаться в костюм с галстуком, сочтя этот вариант пошлым и не вписывающимся в ситуацию. Вместо костюма он явился в джинсах, синей рубашке с короткими рукавами и кожаном жилете. Этакий помощник шерифа с Дикого Запада, только без кольта.
– Наряд как наряд, – пожала плечами Елена. – Нормальный наряд. Когда несколько лет проживешь с человеком, который даже дома ходит при галстуке, то…
– Слушай и запоминай! – перебил ее Данилов, и в этот момент вид у него был внушительный, даже чуточку грозный. – Между нами не должно быть никаких призраков прошлого. Твои мужчины, мои женщины, что с кем было, когда и за сколько – все эти темы для нас запретны. Мы с тобой когда-то расстались, а теперь снова встретились. И мы будем продолжать встречаться, если поймем, что нам хорошо друг с другом. Или не будем, если нам будет скучно и неинтересно. Но при одном условии – все, что было не с нами обоими, нас не интересует. Ты согласна?
– Согласна, – тихо сказала Елена. – Но у меня еще есть сын…
– Не передергивай! – возмутился Данилов. – Я имел в виду не твоего сына, а воспоминания, впечатления, сравнения и все такое прочее.
Официант принес салат и напитки. Данилов поднял свою рюмку, подмигнул Елене и пригубил янтарный напиток.
– Расскажи лучше, чем ты занималась сегодня, – попросил он, берясь за нож и вилку.
– Тем же, чем занимался Василий Шуйский с боярами, – улыбнулась Елена. – Расправилась с Лжедмитрием. Начала еще вчера, а сегодня он уволился со «скорой».
– А как отреагировал Центр?
– Нормально, – поморщилась Елена. – Я смогла обосновать свое предложение по замене Кочергина Федулаевым, даже не поднимая вопроса с этой кляузой. Он вообще не тянул, как старший врач, а после того, что произошло, у меня не было желания видеть его на подстанции. Он, правда, хотел перевестись старшим врачом на какую-нибудь другую подстанцию, но то ли покупателей на него не нашлось, то ли Сыроежкину он надоел, но выбор нашему Лжедмитрию был предложен такой – или на линию, или пошел вон. Он выбрал второе.
– Каждый человек – творец своей судьбы, – хмыкнул Данилов. – Но таких вздорных придурков, как Лжедмирий, редко встретишь. Поделом ему.
– Спасибо! – Елена осторожно прикоснулась к руке Данилова, держащей вилку.
– Мне-то за что? – Данилов положил вилку с ножом на стол и взял руку Елены в свои.
Хотел сказать что-то доброе, но вместо этого выдал:
– А как себя чувствует Сафонов?
– Сегодня с утра прибегал каяться, – Елена высвободила руку. – Я предупредила, что теперь глаз с него не спущу.
– Сафонов – безвредный кретин, – сказал Данилов. – Правда – иногда он меня раздражает.
– Черт с ним, – подмигнула Елена. – Главное – чтобы я тебя не раздражала.
– Пока тебе это удается. Молодец, хорошо стараешься! – похвалил ее Данилов.
