26
50 000 кельвинов

– Конечно, нам немного повезло, – признал дядя Зип.

Серия Мау вернулась на орбиту и обнаружила, что там шляется звено Муара, расползаясь во все стороны, как дешевый костюм по швам. Она их чуток потрепала, вырываясь оттуда, и теперь пряталась на гравитационной отмели внутренней системы среди астероидов, общаясь с дядей Зипом по сети переключаемых в случайном порядке прокси-трансмиттеров. Звено Муара хотя и раззадорилось от этой игры в прятки, но только радо было выйти из боя, в котором дядя Зип все равно не позволил бы им победить. Они зализывали раны, пришпоривали математичек и прочесывали сеть на скорости десять миллионов операций за наносекунду. Меж тем Серия Мау смотрела уловкой на дядю Зипа снизу вверх, а дядя Зип смотрел на нее сверху вниз. За необъятным брюхом трудно было разглядеть его лицо, словно вылепленное из белой глины, и модный жилет, весь в капитанских лычках, перехваченный кожаным черным поясом шириной аж восемь дюймов. В одной руке дяди Зипа был предмет вроде бронзового портативного телескопа, а в другой – древняя бумажная книга, астрономический справочник «Наша Галактика и ее звезды». На голове у него торчала матросская фуражка, с надписью затейливым шрифтом по козырьку: «Поцелуй меня скорей!»

– Удачу заменить ничем не получится, – согласилась она.

С ними случилось вот что: торопясь настичь «Белую кошку», дядя Зип и командир крейсера ужасников «Касаясь пустоты» столкнулись на парковочной орбите Мотеля Сплендидо. К моменту столкновения судно дяди Зипа, K-рабль «El Rayo X», уже разогналось до скорости в двадцать пять процентов световой; этот корабль, как и само звено «Муара Кришны», дядя Зип взял в аренду у ЗВК, дернув за потайные ниточки тамошнюю бюрократию. Через тридцать или сорок секунд после катастрофы «El Rayo X» оказался вмят глубоко в недра корабля ужасников и погребен под зеленоватой кожурой чужацкого корпуса, продырявив другое судно аж до рубки управления, прежде чем погасить инерцию. «Касаясь пустоты» поглотил приданную ему энергию просто и незатейливо, по-ньютоновски, переизлучив ее теплом, шумом и, наконец, вялым ускорением в сторону Малого Магелланова Облака. Исковерканный корпус корабля окутали тучки теневых операторов, ринувшись устранять повреждения. Крохотные ремонтные роботы – низкоуровневые роемашины, действующие в субстрате умной клеекерамики, – начали заделывать дыру.

– Тем временем, – сказал дядя Зип, – я должен тебя известить, что тот парень, по собственным критериям, мертв, хотя корабельные машины поддерживают его жизнь в форме какой-то уловки. Я ему говорю: «Слышь, ты извини, что так вышло, но мы можем продолжить работу. Пускай ты мертв, но это ведь не помеха?» Он согласился. Совместная работа имеет смысл. Иногда она полезнее.

Вот оно, значит, как! Теневые операторы дяди Зипа, угадав, что без их помощи корабли сами по себе никуда не полетят, приступили к постройке программных мостиков между математичкой K-рабля и двигателями нового хозяина. Прецедентов в истории не было, однако, истратив несколько часов, корабли залатали себя и устремились дальше в погоню за «Белой кошкой»; но происхождение, местоположение и мотивы их действий отныне скрывала, запутывая Серию Мау, необычная двойная сигнатура.

– Конечно, нам немного повезло, – повторил дядя Зип. Он, видимо, остался доволен этим фактом. Распростер руки и прибавил удовлетворенно: – По пути нам пару раз выпадало разъединиться, но в конце концов мы долетели.

Он опустил на нее взгляд.

– С тобой, Серия Мау, – сказал он, – мы бы тоже сработались.

– Дядя Зип, ты мне зубы не заговаривай.

– С чего бы, дорогая?

– С того. А в основном потому, что ты убил своего сына.

– Э! – возмутился он. – Это ты его убила! Ты на меня так не смотри! – Он покачал головой. – Как удобна эдакая скоропостижная забывчивость.

Серии Мау пришлось признать его правоту.

– Но это ты меня натравил на твоего сына, – сказала она. – Ты меня зарядил и нацелил. К тому же зачем бы тебе этим озадачиваться, если ты уже знал, где находится Билли? Ты все время знал, где он, иначе бы не сказал мне. Ты бы его и так нашел. К чему огород городить?

Дядя Зип обдумал ответ.

– Это правда, – признал он наконец. – Не было мне нужды его искать. Но я знал, что он никогда не поделится со мной своими секретами. Он десять лет проторчал в этой гребаной дождливой дыре, надеясь, что я его спрошу, и тогда он мог бы с наслаждением сказать «нет». Поэтому я скормил ему то, в чем он нуждался: печальную историю. Я ему показал, что от него в мире еще может быть прок, я послал ему существо, чье положение было несказанно тяжелее его собственного, чтобы он мог помочь. Я послал тебя, зная, что он предложит отправиться туда.

Он пожал плечами.

– И я решил, что за тобой проследить будет удобнее, – закончил он.

– Дядя Зип, ты мерзавец, каких мало.

– Мне уже говорили, – повинился дядя Зип.

– Ну что ж, Билли мне ничего не открыл. Ты неправильно его просчитал. Он ко мне на корабль пролез только затем, чтобы с Моной потрахаться.

– А-а, – протянул дядя Зип. – С Моной каждый бы хотел потрахаться.

Он улыбнулся, что-то вспоминая.

– Она тоже была моим клоном, – заметил он и грустно покачал головой. – С первого дня, как Билли Анкера вытащили из инкубатора, с ним дела пошли наперекосяк. Между отцом и сыном такое иногда бывает. Может, я с ним чересчур круто обходился. Но он ведь так и не обрел себя, знаешь ли. А это весьма прискорбно: он ведь обладал разительным сходством со мной в молодости – в ту пору, когда я слишком часто мотался через один из входов и в результате заболел ожирением.

Серия Мау отбила вызов.

Зазвучали сигналы тревоги. Замигали белые и синие огни внутреннего освещения, «Белая кошка» ощутила себя загнанной и одинокой одновременно. По углам обитаемой секции прятались теневые операторы, тыча пальцами в Серию Мау и перешептываясь, как завистливые сестры Золушки.

– Господи, ну что опять? – спросила она.

Они затыкали друг другу искусанные по виду рты. Звено Муара выследило бо́льшую часть прокси-трансмиттеров и гонялось за остальными, как собачья стая в кармодийском порту.

– У нас осталось несколько наносекунд, – предупредила математичка. – Либо в драку, либо бежим.

Она поразмыслила.

– В драке они нас, вероятно, одолеют.

– Тогда уходим.

– Куда?

– Куда угодно. Просто оторвись от них.

– Мы можем оторваться от K-звена, но не от корабля ужасников. Навигационные системы там хуже моих, но пилот лучше тебя.

– Прекрати это повторять! – прикрикнула Серия Мау и вдруг рассмеялась. – А впрочем, какая разница? Они нам вреда не причинят – пока не обнаружат, куда мы направляемся. И возможно, даже после этого.

– А куда мы направимся?

– Лучше б ты этого не знала.

– Мы не сможем стартовать, пока я не узнаю, – предупредила математичка.

– Разгоняй меня, – приказала Серия Мау.

В тот же миг вокруг развернулись четырнадцать измерений сенсориума «Белой кошки», и Серия Мау перешла в корабельное время. Одна наносекунда – она унюхала, чем пахнет вакуум. Две – почувствовала, как раздумчиво поглаживает корпус темная материя. Три – настроилась на загадочные напевы реакций горения местного солнца, чьи звуки было не описать. Четыре наносекунды – и она расколола постоянно подвергаемые перенастройке командные языки звена Муара (корабли плыли к ней, вяло покачиваясь в слоях прозрачной жидкости, – шифровались). Пять наносекунд – и она узнала про них абсолютно все: состояние двигателей, скорость горения топлива, доступное в бою оружие. С момента первой их стычки корабли так до конца и не оправились от понесенного ущерба: корпуса в критических точках сточены абляционными потоками частиц, арсеналы истощены. Она видела, как лихорадочно трудятся наномашины, восстанавливая внутреннюю архитектуру. Как юны и глупы они, раз не понимают тяжести своего положения. Возможно, их можно победить, вопреки заявлениям математички. Зависла там еще на одну наносекунду, греясь в четырнадцатимерной ночи. Налетали и исчезали светящиеся волоконца, мигали огни. Вдалеке что-то шумело. Она услышала вопль Муара Кришны:

– Я ее засек!

Но Серия Мау знала, что он ошибается.

Для нее это место подходило идеально.

Идеальное местечко для людей, которым уже неизвестно, кем они были прежде. Или тех, кто не знал этого никогда. Дядя Зип обозвал ее историю «печальной». Ее мать давно умерла. Она ни брата, ни отца уже пятнадцать лет не видела. Мона-клон ее лишь презирала, а Билли Анкер только жалел. Даже в миг, когда она его прикончила. А вдобавок жуткая смерть его до сих пор висела перед нею навязчивым видением, словно всплывающее меню.

Серия Мау Генлишер сжульничала, вообразив, что на том уровне, где она сейчас пребывает, сложные человеческие взаимоотношения выглядят элементарными, прозрачными насквозь, так что виден простой внутренний код. Либо остаешься, либо бежишь: как в этом месте, так и в жизни вообще. Она была кораблем.

– Вооружи меня, – приказала она.

– Ты действительно?..

– Вооружи меня.

В этот самый момент звено K-раблей отыскало последние прокси-трансмиттеры и принялось распутывать ведущую к ней нить. Но Серия Мау уже подключилась, а пилоты K-звена еще мыслили миллисекундами. Стоило им ее обнаружить, как она прыгала прочь. Затем, растянув это действие так, чтобы дать им осознать происходящее, вломилась в их личное пространство. В ее распоряжении имелось полторы минуты, а потом Серия Мау начала бы выгорать. За это время она успела в непредсказуемом режиме выпрыгнуть из нормального пространства и снова появиться там пятьдесят-шестьдесят тысяч раз. Она мало что запомнила из этих скачков: картинка оттуда, картинка отсюда. В корабельном пространстве высокоэнергетический гамма-всплеск длительностью бесконечных четырнадцать наносекунд и температурой пятьдесят тысяч кельвинов казался распустившимся цветком. Цели мелькали под взглядами ее систем селекции, как на диаграммах: дергались туда-сюда в семи измерениях, а потом распускались цветками поменьше. Самим целям «Белая кошка» виделась возникающей из пустоты, по трем-четырем разным путям, последовательным, но визуально одновременным; ее окружало облако манков, ложных сигналов и новоизобретенных боевых языков, пена кода и аура насилия, логический конец которому был один.

– На самом-то деле, ребята, – посочувствовала она, – я и сама не разберу, где тут кто.

«Норма Ширике» попытался выйти на связь, но не успел и разлетелся облачком пикселей, как сметенные ветром со стола кусочки незавершенного пазла. «Криш Рамион» и «Шармон Киер», поспешно улепетывая и пытаясь не врезаться друг в друга, вместо этого вмазались в маленький астероид. И скала, и корабли разлетелись на обломки, поплыли в пустоту облачком космического мусора. Края у ошметков были рваные. Ничего человеческого она там, по крайней мере, не заметила. Локальное пространство охлаждалось, но все еще напоминало микроволновку, резонировало светом и излучало тепло, сверкало экзотическими частицами и фазовыми состояниями. Оно было прекрасно.

– Мне тут нравится, – сказала она.

– У тебя осталось три миллисекунды, – предупредила математичка. – И то нельзя полностью полагаться. Думаю, одному из них удалось удрать. Но сам Муар еще здесь, и я продолжаю его поиски.

– Оставь меня здесь.

– Я не могу.

– Оставь меня – или нам крышка. Он воспользовался кораблями звена как манками, а сам перешел в корабельное время гораздо позже меня. Готова побиться об заклад, у него еще миллисекунда-другая в запасе останется, чтобы меня расхерачить, когда я уже замедлюсь.

Тактический прием из учебника, а она попалась на эту наживку.

– Муар, ублюдок, я знаю, что ты затеял!

Слишком поздно. Серия Мау вернулась в обычное время. Протеома бака, сдобренная питательными веществами и гормональными транквилизаторами, принялась ее успокаивать и лечить. Она едва удерживала себя в сознании.

– Бля! – крикнула она математичке. – Бля, бля, бля!

Раздался радиочастотный смех. Муар на миг воплотился уловкой, одетой в бледно-синюю униформу штурмовика.

– Эй, Серия! – воскликнул он. – Как тебе это, а? Ну что, спокойной ночи от меня. Да, спокойной гребаной ночи тебе.

– Он нас засек, – сказала математичка.

Корабль Муара мерцал, проявляясь и исчезая на пути к ней через облако мусора. Точно призрак. Точно акула. Она в любом случае не успеет среагировать. «Белая кошка» панически завертелась, как некогда ее собственные жертвы, в поисках лазейки для бегства. Но тут все вокруг налилось светом, как рождественская елка, и «Муар Кришны» отбросило прочь: он закувыркался на фоне умирающей вспышки взрыва, как черная иголка. Одновременно с этим внимание Серии Мау привлек появившийся рядом с «Белой кошкой» объект: крейсер ужасников. Его громада напоминала заплесневелую буханку или плод, сорванный ветром с ветки и подгнивший в палой листве сада: авторемонтные роботы продолжали трудиться, ползая по корпусу.

– Господи, – проговорила она, – они его взорвали. Дядя Зип своего же парня подбил.

– Не думаю, чтобы это был дядя Зип, – сказала математичка. – Команда поступила от кого-то еще.

Сухой смешок.

– У них там на корабле двухпалатный разум, что ли?

Серии Мау захотелось расплакаться при этих словах.

– Это был командир, – сказала она. – Я ему всегда нравилась. И он мне.

– Ты же никого не любишь, – заметила математичка.

– Как правило, – ответила Серия Мау. – Но я сегодня такая расхристанная. Понять не могу, что со мной творится.

Помолчав, она осведомилась:

– А где этот ублюдок Муар?

– Он провалился в наружные слои газового гиганта. Ударной волной его выбросило на поверхность. Он понес некоторый урон, однако двигатели не пострадали. Ты хочешь его догнать?

– Нет. Поджарь его.

– Извини?

– Поджарь мерзавца.

– ?..

– Если хочешь что-то сделать, – вздохнула Серия Мау, – сделай сама. Вот.

Какая-то сложная надстройка корпуса «Белой кошки» исторгла боевой бот. Тот на миг повис в пространстве, запустил двигатель и нырнул в атмосферу газового гиганта. Гравитация попыталась его раздавить, но в промежутке между этими моментами бот стал гласом Господним. По лику газового гиганта сверкнула длинная молния, и планета медленно занялась. Дядя Зип открыл канал связи с «Белой кошкой». Щеки его сердито надулись.

– Эй, – сказал он, – ну зачем? Ты же знаешь, я этим ребятам как следует заплатил. В конце концов, ты бы не пострадала, я бы им не позволил.

Серия Мау не обратила на него внимания.

– Свет лучше выключи, – посоветовала она математичке. Зевнула. – Вот куда мы направляемся, – показала она. И потом: – Ну я правда не хотела, чтобы этот ублюдок и дальше меня теребил. Я так вымоталась.

Когда они улетали, позади разгоралась новая звезда.

Серия Мау спала долго и поначалу без сновидений. Потом появились картинки. Она увидела Новую Жемчужную. Мрачный сад под дождем. Увидела себя саму с большого расстояния, очень маленькую фигурку, но четко. Ей было тринадцать. Она собиралась завербоваться на K-рабль. Она прощалась с отцом и братом. Задник составляло изображение сольсиньонского вокзала, красивого даже в пору войны; небеса там были такие же, как в годы войны на Старой Земле, – синие, турбулентные, исчерканные струями, но полные надежды. Она увидела, как машет им рукой и как отец машет в ответ. Брат руки не поднял. Он не хотел ее отпускать и отказался даже посмотреть на нее. Сцена медленно истаяла. После того она увидела себя такой, какой была в последние минуты своего человеческого существования. На краю постели, в трясучке, поднеся ко рту полную рвоты пластиковую миску, она пыталась застегнуть на себе хлопковый халат, который то и дело норовил разойтись на спине.

На K-рабль вербуют в стерильных белых комнатах с постоянным термоконтролем: что бы с тобой ни творилось, ты не перегреешься. Есть нельзя. Впрочем, тебе и так дают рвотное. Потом делают инъекцию. Проводят тесты, но, честно говоря, инъекция начинает действовать только через два-три дня. За это время по всему кровотоку уже разнесутся особые патогены, искусственные паразиты и перекроенные ферменты. Возникают симптомы рассеянного склероза, волчанки и шизофрении. Тебя привязывают к койке и дают прикусить резиновый кляп. Расчищают дорогу для теневых операторов, запущенных на субмикрометровом уровне в наномашинном субстрате, чтобы те вскоре разнесли твою симпатическую нервную систему на ошметки. Постоянно промывают кишечник, очищая его от шлаков. Закачивают внутрь белую пасту десятимикронных робофабрик для синтеза экзотических белков и контроля внутренних показателей. Дырявят позвоночный столб в четырех ключевых точках. Все это время ты остаешься в сознании, если не считать краткого момента запуска самого K-ода. Многие добровольцы, даже в наши дни, не переживают этой точки. Если тебе повезло, тебя запирают в баке. Предварительно тебе сломают почти все кости и вырежут некоторые внутренние органы; ты ослепнешь и оглохнешь, по твоему телу постоянно будут перекатываться тошнотные волны, а остальные чувства ты потеряешь. Твой неокортекс подключат к программному мостику, иронически прозванному «Крест Эйнштейна»: впервые врубившись через него, человек видит именно эту форму. Ты больше не одна. Вскоре ты обретешь способность осознанно обрабатывать миллиарды миллиардов бит информации в секунду; но ходить ты больше не сможешь. Не сможешь ты также смеяться или касаться других, трахать кого-то или давать себя трахнуть. Ты вообще ничего больше никогда не сможешь сама для себя сделать. Ты даже покакать сама не сумеешь. Ты подписалась. И тебя охватывает мгновенное понимание, что, ставя подпись под контрактом, ты сделала выбор, но отказаться от этого выбора тебе никогда, никогда, никогда не позволят.

Во сне Серия Мау видела себя сверху. Все эти годы она плакала оттого, что позволила с собой сделать. Кожа ее стала как рыбья чешуя. Она трепетала в баке, как раненое подопытное животное. А брат в тот день даже не помахал ей на прощание. Само по себе это послужило достаточным доводом. Ну кому нужен мир, в котором тебя все время заставляют играть роль матери, а брат тебе даже помахать на прощание не удосужился?

Внезапно Серия Мау увидела переборку, закрытую серым атласным занавесом с рюшечками. Спустя некоторое время в картинку просунулась верхняя часть туловища мужчины. Он был высок, худощав, одет в черный фрак и накрахмаленную белую рубашку. В одной руке, затянутой в белую перчатку, он держал высокую шляпу, в другой – трость из черного дерева. Серия Мау тут же прониклась к нему доверием. Смеющиеся глаза его были пронзительно-голубыми, а тонкие карандашные усики – черными, как и набриолиненные приглаженные волосы. Ей показалось, что он кланяется. Он долго наклонялся, стараясь как можно полнее показаться в ее поле зрения, но не переступать рамы, затем улыбнулся, и тихий дружелюбный голос сказал:

– Ты должна себе все это простить.

– Но… – услышала свой ответ Серия Мау.

Тут рюшевый серый фон исчез, сменившись группой из трех арочных окон, за которыми резко сиял Тракт Кефаучи. От этого Серии Мау показалось, что каюта стремительно, но выверенно, хотя и на субрелятивистской скорости, летит через космос.

– Ты должна себя простить за все, – сказал фокусник.

Он сделал медленный широкий жест шляпой и пропал, утянувшись за раму. Но перед тем как исчезнуть окончательно, он сделал еще один жест, приглашая ее следом. Она внезапно проснулась.

– Пришли мне теневых операторов, – приказала она кораблю.