Книга: Гульчатай, закрой личико!
Назад: Глава 9 МАСТЕРСТВО – ЗАЛОГ ЗДОРОВЬЯ И СЧАСТЬЯ
Дальше: Глава 11 СБЫЛАСЬ МЕЧТА ИДИОТА

Глава 10
ОТДАЙ МЕТЛУ, ВРАЖИНА!

Случилось так, что ангел, воспрянув духом, на крыльях любви понесся по улицам Рубельштадта.
Бельведерский бежал вслед за Бенедиктом. Его стройные ноги легко переступали, и тучные жители города любовались бегуном – красивым, атлетически сложенным мужчиной, одетым почему-то в короткую женскую юбочку.
Бельведерскому так нравилось двигаться, что он даже не заметил, как обогнал Бенедикта.
– Стой! – прокричал тот в спину, не узнав бегуна.
– Зачем это я буду останавливаться? – отозвался бегущий легкой трусцой атлет.
– Ты не видел прекрасную девушку? – крикнул влюбленный.
– В этом городе нет прекрасных девушек, – высокомерно ответил красавец, притормаживая возле трактира Джулиуса.
На крылечко вышла Басенька и ласково улыбнулась. Она была высока, стройна и совсем не похожа на крепких, приземистых женщин Рубельштадта. Басенька была очень красива – синие глаза смотрели из-под длинных ресниц кокетливо и, казалось, зазывали, золотистые волосы блестящим водопадом струились по стройной и гибкой спине, губы алели, словно роза, а зубки напоминали жемчуг. И одевалась Басенька не в привычную в Рубельштадте коричневую одежду – ее наряды поражали воображение сочетанием ярких цветов и немыслимыми фасонами. Но даже солидные матроны никогда не отзывались о Басеньке неодобрительно – в городе ее любили за доброту и легкий, веселый нрав, а уважали за то, что все ее сыновья были отлично воспитаны. И не просто отлично, а так, что любая мать могла бы гордиться такими детьми. Что красавица Басенька нашла в краснолицем и низкорослом толстяке Джулиусе, почему она вышла за трактирщика замуж, не знал никто. Весь Рубельштадт недоумевал по этому поводу. Если забыть о скандалах, которые миролюбивый трактирщик называл мелкими недоразумениями, то можно сказать, что супруги жили в мире и согласии. Собственно, эти самые «маленькие недоразумения» случались только тогда, когда трактирщик ненадолго приезжал домой. Из дверей трактира высыпала толпа мальчишек разного возраста. Старший был совсем взрослым мужчиной, а младшего – годовалого ребенка – Басенька держала на руках. Дети трактирщика Джулиуса были похожи на кого угодно, только не на заботящегося об их благосостоянии отца.
Бенедикт поздоровался.
– И тебе доброго здоровья, – ответила любвеобильная супруга вечно отсутствующего трактирщика. – А ты, господин в женской юбке, что не здороваешься?
– Я не слышал вздохов восхищения мной, – чванливо ответил красавец.
– А чем восхищаться? – возмутилась Басенька. – Ты же некрасивый!
– Почему? – Бельведерский так опешил, что даже остановился.
– Да потому, что ты человек невежливый, а значит, и недобрый.
– Глупая женщина, при чем здесь красота? – С этими словами красавец пошел прочь. Он гордо поднял голову и приосанился, но на душе стало как-то тяжело.
– Она права, – сказал Бенедикт, догоняя его.
– И ты туда же? – возмутился Бельведерский.
– Нет, я не критикую вашу внешность, она, конечно, очень даже интересна, но вот по поводу доброты женщина была права. Доброта окрашивает лицо и до старости, до самых глубоких морщин делает его красивым. Точно так же как обилие негативных мыслей в голове и отрицательных чувств в душе делают некрасивыми даже самые идеальные черты.
– Ты-то откуда это знаешь? – усомнился Бельведерский, свысока поглядывая на ангела.
– Я много читал, и знания у меня не только книжные, но и подкрепленные личным опытом, – ответил ангел.
Бельведерский замолчал, почувствовав неприятное царапанье в груди: он сам нигде не учился и не знал ничего. Он просто в один прекрасный день появился в прекрасно обставленной комнате. И все. Пока старая ведьма не оживила его, он не видел ничего, кроме Гучиной спальни. Собственно, и спальню он тоже не видел – его каменные глаза не были приспособлены для этого.
– Куда мы направляемся? – спросил атлет, чтобы отвлечься от неприятных и непривычных дум.
– К ведьме, – ответил Бенедикт, поворачивая с мощеной дороги на тропу, что вела к лесу. Кромка леса росла, загораживая горизонт.
– Она же страшная и старая! – возмутился эстет.
– Ну и что? Что страшного может быть в старости? – удивился Бенедикт. – Старость прекрасна уже тем, что мудра и опытна. И тем, что за ней стоит долгая и прекрасная жизнь.
– Зачем она нужна? – настаивал на своем Бельведерский – слова ангела отскакивали от его сознания, как горох от стены. – Много радости – видеть ее уродливое лицо!
– Она долго жила, – повторил ангел, входя под гостеприимную сень леса, ухоженного, как, впрочем, и все в Рубельштадте. – Она много знает и, может быть, сможет дать хороший совет.
– Мне не хочется, – помрачнел Бельведерский. – Я уже утром с ней поругался.
– Немудрено! – рассмеялся Бенедикт и, вспомнив утреннее происшествие, добавил: – Тем более что утром у Гризеллы была веская причина, чтобы раздражаться. Да и вообще, ведьма любит ворчать.
– Она не ворчала. Она орала.
И Бельведерский почувствовал себя совсем плохо. Дело в том, что когда он вернулся к лесной избе, то долго не мог попасть на крыльцо: избушка на курьих ножках демонстративно поворачивалась задом к красавцу. Он пытался обмануть строптивое жилище, забегал то справа, то слева, то резко менял направление – но неизменно оказывался перед глухой стеной, на которой веселенькой синей краской было написано: «Зад. Место для поцелуя!» Наконец Бельведерскому надоело это занятие, и он, немного отойдя в сторону, присел. Изба тут же развернулась к нему передом и, словно издеваясь, подошла поближе. Но Аполлон Бельведерский посчитал ниже своего достоинства снова ввязываться в эту примитивную игру. Он продолжал сидеть.
Зато откуда-то из-под гостеприимно выставленного крыльца вылетел огромный черный кот и, шатаясь, словно пьяный, побрел прочь с полянки. У Приблуды от утреннего танца избы было темно в глазах, а мир словно сошел с ума – он кружился вокруг несчастного кота с такой скоростью, что различить, где верх, а где низ, не представлялось возможным. Несчастный котик шел, не выбирая направления. Он бы просто свалился в траву и лежал, пока головокружение не прошло, но где-то в голове билась мысль: «Убирайся с поляны, и поскорее». Приблуда вдруг подумал: если ему так плохо после верчения избы, то что же чувствует Гризелла? И еще он понял, что сейчас его хозяйка устроит грандиозный скандал. Осознав это, котяра плюнул на головокружение и пулей унесся с поляны. Он позволил себе жалобно мяукнуть только тогда, когда забрался на самую высокую ветку самого высокого дерева из тех, что окружали полянку. Еще он вдруг заметил человека, по вине которого избушка на курьих ножках затеяла такую свистопляску, и почувствовал себя совсем уж хорошо. Приблуда снова мяукнул – на этот раз злорадно. Ему просто не терпелось увидеть, в каком состоянии выползет из избы его хозяйка и какой разнос она устроит этому «фулюгану».
Гризелла не заставила себя ждать. Избушка немного наклонилась вперед, будто приглашала Бельведерского продолжить так понравившуюся ей игру. Дверь распахнулась – и к ногам изумленного красавца, гремя костями, выкатилось что-то орущее, шипящее и в кружевных оборках.
– Фулюган! – кричал этот змеиный клубок резким, скрипучим, словно несмазанные петли, голосом.
Гризелла попыталась встать на ноги, но потерпела фиаско. Со второй попытки ведьме удалось встать на четвереньки – в таком положении она напомнила Бельведерскому огромного кота. Ведьма точно так же покачивалась, и мир вокруг нее никак не мог принять устойчивое положение. Наконец с третьей попытки ей удалось встать – и незваного гостя едва не вывернуло наизнанку при виде страшной картины, что предстала его глазам. Перед Бельведерским стояла маленькая, сухонькая старушонка, одетая в кружевную ночную рубашку, из рукавов торчали костлявые, длинные руки, а коротенькие ножки высовывались кривыми лодыжками и огромными ступнями из-под подола с оборками. Ведьма покачивалась, обводя поляну мутным взором маленьких, слезящихся глазок. Глазки эти лепились на самой переносице огромного, загнутого крючком носа. Лохматые брови козырьком торчали над глазками, бросая причудливую тень на изборожденное морщинами лицо. Острый подбородок загибался вперед, к носу, а тонкогубый рот приоткрылся, явив взору эстета длинные, давно не чищенные клыки. Но самой страшной деталью в облике ведьмы была прическа. На голове ее вместо волос росли длинные тонкие змейки. Эти разноцветные змейки торчали в разные стороны и покачивались, точно пьяные, взирая на мир такими же мутными, как у хозяйки, глазками – судя по всему, страдали головокружением. Вот они скрутились в толстый жгут, раскрутились – и опали вниз, прикрыв лицо ведьмы словно занавеской.
Гризелла замерла, потом медленно подняла руку, отводя змей с лица. Она, видимо, только что проснулась, ничем другим заторможенность обычно импульсивной ведьмы объяснить невозможно. Ну и верчение избы вокруг собственной оси тоже не прошло даром. Гризелла взяла одну змейку и тупо посмотрела на разинутую пасть, из которой высовывался раздвоенный язычок. Потом подняла другую руку и потрогала голову – под пальцами шевелились гладкие змеиные тела. И тут ведьма поняла, что произошло. Ярость затопила ее душу и вырвалась наружу – а именно на олицетворение вопиющей несправедливости, каковым являлся взирающий на нее с брезгливым отвращением Аполлон Бельведерский. Схватив метлу, ведьма обрушила ее на голову ни в чем не повинного красавца со всем своим прославленным на Иномирье темпераментом.
Бельведерский сморщился, пытаясь вспомнить, как он оказался на дереве рядом с вцепившимся всеми когтями в кору котом, но не смог. Голова, испытавшая на себе крепость бабкиной метлы и остроту кулаков, до сих пор болела. Потом, когда старуха немного побесновалась под деревом и наконец-то слегка успокоилась, он приказным тоном потребовал, чтобы она превратила его обратно в мраморную статую. Гризелла молча показала красавцу знаменитую дулю и, резко развернувшись, скрылась в избушке. Через мгновение, облаченная в свое обычное рванье, которое недостойно было называться одеждой, она вылетела из двери, оседлала метлу и поднялась в воздух. Бельведерский похолодел – куда ему податься? Но, на его счастье, ведьма пролетела мимо того дерева, на которое он взобрался, спасаясь от ее гнева. И Бельведерский не растерялся – прыгнул прямо на ручку метлы, позади ведьмы. Это уже в полете ведьма рассказала ему, как он сможет вернуться в прежнее состояние.
Бельведерский вздохнул – эти воспоминания хотелось стереть, но утренняя сцена упрямо всплывала перед глазами. Ангел снова повторил свой вопрос, и атлет ответил:
– Я подошел к лесной избушке, как вдруг на меня вылетает маленькая старушонка с гнездом змей на голове и вопит, словно зверь. Когти выпустила, глаза бешено вращаются, и это все несется на меня с криком: «Придушу!»
– И что ты сделал? – Бенедикт рассмеялся, живо представив эту картину.
– Сначала убежал. А потом, когда ведьма вскочила на метлу и начала подниматься с полянки, я запрыгнул и пристроился сзади на ручке.
– А что ты у ведьмы делал?
– Хотел, чтобы она меня снова каменным сделала. Она сказала, потом уже, когда заметила меня и решила съесть живьем, вместо того чтобы скинуть на землю. Так вот, она сказала, что помочь мне сможет только Горгона Медуза, к которой у нее тоже есть претензии. А потом, когда мы приземлились, оказалось, что девица сбежала. Ты пошел на поиски, ну и я тоже решил присоединиться, думаю, вдвоем не так страшно будет.
– А почему вы решили, что мне страшно? – удивился Бенедикт. Если с чувством юмора ему кое-как удалось разобраться, то понять причины, вызывающие страх, значение этого самого страха в развитии человека и вообще его суть он не мог никак.
– А почему ты решил, что я о тебе думал? – удивился Бельведерский.
Ангел замолчал. Так и шли они полдня по лесу Рубельштадта, не сказав друг другу ни слова. Наконец ангел нарушил молчание.
– Что с тобой? – спросил он, заметив, что попутчик побледнел, со стоном перегнулся пополам и схватился за живот.
– Какое-то странное ощущение во рту, ужасно сухо, – прохрипел атлет, – и в животе резь такая, что хочется закричать.
– Ты давно ел? – встревожился Бенедикт.
– Я? – Бельведерский поднял на ангела помутневший взгляд. – Я никогда не ел.
– Точно, ты же был каменным! Я и забыл! – Бенедикт снял с пояса фляжку и напоил попутчика водой, мысленно поблагодарив Гучу. Ему вспомнилось, что, когда тот кинул ему фляжку, он, машинально поймав ее, даже не сказал спасибо черту. – Ладно, давай поедим.
Ангел достал волшебный платок, расстелил его на траве и попросил еды. На платке появилось молоко в большом глиняном кувшине, фрукты, сласти и что-то овощное. Бельведерский отхлебнул из кувшина, потом быстро осушил его до дна. Ангел улыбнулся, вспоминая, как сам первый раз попробовал местную пищу. Вспомнил и свой щенячий восторг, и некоторые неувязки, связанные с этой самой пищей.
Бельведерский насыщался, быстро сообразив, что нужно его прекрасному телу для Нормального функционирования.
– Так, – рассуждал он, тщательно пережевывая пищу, – питаться мне надо регулярно, каждые три часа. Употреблять большое количество белковых продуктов. Потом – углеводы. Жиры желательно растительные, а в качестве основы хорошо подойдет рис. Оливки, к сожалению, только изредка. Нежное куриное мясо должно регулярно поступать на мой стол. И рыба. Рыба обязательно морская. Она содержит большое количество йода, и ее присутствие в рационе обязательно! Да, еще мед. Мед – это кладовая витаминов и микроэлементов. Орехи, молоко, творог – тоже ежедневно, небольшими порциями.
– Откуда ты все это знаешь? – изумленно воскликнул ангел. Откуда взялись у бывшей статуи такие глубокие познания в диетологии?
– Я это не знаю, я это чувствую. Всем организмом чувствую! А так как постоянно испытывать такое чувство мне не нравится, то я забираю этот восхитительный платок-самобранку.
– Это еще почему?! – возмутился ангел.
– Потому что он мне нужен! – Бельведерский стряхнул крошки и завязал платок на запястье большим бантом.
– Но мне он тоже нужен! – Ангел попытался забрать волшебный платок, но тщетно.
– А это твои проблемы, – отмел возражения Бельведерский нахал, – вот ты с ними и разбирайся.
– Но мы все равно вместе идем! – Ангел даже руками всплеснул от такого вопиющего нарушения этики общения. – Какая разница, у кого находится платок?
– В дороге всякое может случиться, – ответил прожорливый спутник.
– Но ведь в таком случае ты оставляешь голодным меня!
– А почему я об этом должен думать? Ты сам решай, как тебе питаться.
– Но ты бы мог попросить его у меня!
– Просить? Зачем? – удивился красавец. – Я сам возьму все, что мне надо.
– Н-да, с этикой у вас полный… – Ангел осекся, не зная, какое слово лучше всего отразит этические проблемы спутника.
– А что такое этика? – спросил Бельведерский.
– Мне почему-то кажется, что объяснения будут пустой тратой времени. Боюсь, что вам этого не понять. – И ангел вздохнул, впервые отказываясь от разговора на любимую тему.
Он замолчал, его спутник тоже не горел желанием продолжать разговор. Так они и вышли к избушке Гризеллы – мрачные и молчаливые.
Ведьма сидела на крылечке. Змейки на голове тоже повисли и пригорюнились. Они уже успели сцепиться с ведьминым котом и полчаса шипели на него. Кот тоже шипел. А ведьма ругалась, стараясь успокоить домашнюю живность. Потом ей это надоело, она просто выгнала кота из избы, а змеям пообещала открутить головы. Только после этого она смогла немного отдохнуть.
– Здравствуйте, Гризелла Бенесафуиловна, – донеслось до нее, но ведьма, поглощенная своими переживаниями, не услышала приветствия ангела.
– Оглохла, старая?! – рявкнул Бельведерский над ухом Гризеллы.
– Что ты орешь, наглец? – вскричала неожиданно выдернутая из задумчивости ведьма. – Что надо?
– Ничего не надо. – Ангел почувствовал состояние Гризеллы и поспешил утешить ее. – Я только хотел сказать, что новая прическа вас очень красит!
– А, это ты, Бенедиктушка. – Ведьма прослезилась.
– Приятно, что вы, уважаемая Гризелла, узнаете мой голос!
– Я не голос узнаю, я слова узнаю. Никто больше не скажет мне этого, ангелочек ты мой.
– Но вам действительно идут эти тонкие яркие змейки. Они так красиво вьются вокруг лица, так сверкают на солнце, что хочется смотреть на вас целый день.
– Спасибо, милок, – прошептала ведьма.
В уголке глаза собралась влага и маленькой слезинкой потекла по щеке, застряв в первой же складке морщинистого лица. Одна из змеиных головок высунула язычок и стерла капельку, а потом с тревогой заглянула в глаза новой хозяйки. Ведьма впервые посмотрела на свою прическу другими глазами – глазами Бенедикта и вдруг почувствовала, как в душе просыпается позабытая когда-то давным-давно черта – склонность к эпатажу.
– Ты прав, Бенедиктушка, спасибо, утешил старую! – сказала она, вставая. – Может, и я что для тебя сделаю?
– Если только подскажешь, где найти Медузу, – попросил ангел.
– Далековато идти будет. – Ведьма поправила драное платье и приложила козырьком к глазам ладонь, что-то высматривая вдали.
– Очень далеко? – снова открыл рот Бельведерский.
– Очень.
Бельведерский отошел от крыльца, поднял валяющуюся неподалеку метлу и вдруг, оседлав ее, поднялся в воздух.
– Эй, ты что делаешь? – Ведьма так опешила от наглости Аполлона, что даже не прокричала свое любимое слово – «фулюган».
– Беру твою метлу, – спокойно ответил Бельведерский, делая круги над полянкой – с каждым виражом метла набирала высоту. – Мне не хочется идти пешком в такую даль.
– Ты же сам хвалился, что у тебя великолепное тело! – вскричал ангел.
– Так оно такое, потому что мышцы напряжены, – крикнул наглец, делая еще один круг над полянкой. – И потом, они у меня для красоты, не для дела! Ими любоваться можно, но сильно напрягать нельзя. Нагрузка должна быть строго рассчитана для каждой группы мышц.
– Ты понял, зачем ему метла? – спросила Гризелла, дернув ангела за рукав.
– Да, – кивнул Бенедикт. – Он зарядку делать собрался. Размяться хочет.
– Наивный ты у нас, ангелочек! Это называется воровством, Бенедикт, а один вор у нас уже есть, все Иномирье успевает обслуживать. – Ведьма покачала головой и, отвернувшись от ангела, прокричала: – Отдай метлу, вражина!
Бельведерский как будто не слышал. Ведьма, сложив руки рупором, закричала снова:
– Верни метлу, ирод, ты куда?!
– На кудыкину гору, кукушек щупать! – прокричал в ответ Бельведерский, вспомнив услышанную по пути поговорку.
– Будь по-твоему, – злорадно проговорила ведьма и, щелкнув пальцами, прошептала: – Ты сам напросился!
Бельведерский исчез. Ведьма засунула в рот два пальца и свистнула. Метла, словно послушная собачонка, развернулась и подлетела к своей хозяйке.
– Кудыкина гора? Ни разу не слышал, – удивился ангел, в который раз поражаясь тому, сколько незнакомых мест есть в Иномирье, каких удивительных обитателей можно встретить в нем!
– Там сбудутся все мечты Бельведерского нахала. – Ведьма злорадно усмехнулась и потерла ладони.
– Какие?
– Он будет самым красивым, им будут любоваться, и он окаменеет, – ответила старуха таким зловещим тоном, что Бенедикт поежился.
– А где же мне искать Медузу? – Ангел отогнал неприятное ощущение, возникшее после слов Гризеллы, и мечтательно улыбнулся, представляя огромные миндалевидные глаза девушки.
– Там же, – ответила Гризелла и тоже улыбнулась. Несмотря на то что длинные желтые клыки несколько портили впечатление, эта улыбка была совсем не похожа на предыдущую. Так улыбается мать, собирая сына на первое свидание. – Твоя зазноба через башню Амината в Очень Забытые Земли попала и сейчас находится на этой самой горе.
– Значит, мне надо на кукушкину гору?
– На кудыкину, – поправила его Гризелла, – зачем так кукушек-то обижать?
– Так отправь меня, пожалуйста! – вскричал Бенедикт, чувствуя, как надежда разгоняет беспокойство, что тисками сжимало его сердце с самого утра.
– Таким же образом? – осведомилась старуха.
– Да любым, только поскорее!
– Что, тоже окаменеть решил, торопливый мой? На вот метлу и добирайся своим ходом. – Ведьма вручила Бенедикту метлу и добавила: – А чтобы не сбился с дороги, я ее на автопилот поставлю. Держи путь на тот треугольник, где ковры-самолеты постоянно пропадают. Там стоит башня отшельника Амината.
– Гризелла, я что-то не пойму, – проговорил Бенедикт, уже оседлав помело. – Насколько я знаю, после того как сломали волшебный камень и концы этого мира распрямились, через башню уже нельзя попасть в другое место. Она ведь перестала быть фиксатором в петле Мебиуса?!
– Дурень, – буркнула Гризелла, устанавливая на ручке метлы милицейскую мигалку. Ангел даже не удивился такому сервису – он знал, что ведьма постоянно мотается по параллельным мирам и тащит в избу на курьих ногах все что плохо лежит. – Мы тогда вверх по лестнице шли, а там, насколько я помню, еще и в подвал спуститься можно.
– Вон оно что! А Медуза что там делает?
– Тебя ищет. Ей люди-оборотни рассказали, где стоит башня волшебника. Так что лети скорее, голубь мой сизокрылый, не то девчонка в беду попадет!
– В какую?! – в ужасе вскричал Бенедикт.
– В серьезную, – помрачнела Гризелла. – Конкурент-то твой первым на кудыкину гору прибыл! Вот влюбится девчонка в бессердечного истукана, будешь потом всю жизнь утешать свою зазнобу глазастую!
– Спасибо, Гризелла. – Ангел поцеловал старуху в морщинистую щеку и взмыл в небо. Он не смотрел на землю, доверив автопилоту нести его туда, куда приказала предусмотрительная Гризелла.
Назад: Глава 9 МАСТЕРСТВО – ЗАЛОГ ЗДОРОВЬЯ И СЧАСТЬЯ
Дальше: Глава 11 СБЫЛАСЬ МЕЧТА ИДИОТА