«Эта тварь», как обозвал Медузу Гуча, не бродила по Иномирью. Она сидела под замком в Крепости.

Поплакав над окаменевшим котом, Медуза зашла в избушку на курьих ножках, поздоровалась, но ей никто не ответил. В избе царил такой беспорядок, что девушка ужаснулась.

Горелые одеяла на перевернутой кровати были насквозь мокрыми. Склянки, тарелки, ложки в беспорядке разбросаны по полу. Стены в темных пятнах.

Медуза провела пальцем по стене и вздохнула, поискав глазами, чем можно вытереть руку. Не увидев ни одной чистой тряпки, она снова вздохнула и, сама не понимая, что делает, принялась за уборку.

Скоро изба блестела как внутри, так и снаружи. Выстиранные в пруду одеяла, занавески и полотенца сохли на веревке. Медуза даже вытерла пыль с каменного Приблуды. Если бы кот смог, он бы, наверное, воспротивился такому уходу.

Медуза посмотрела на дело своих рук и, почувствовав, что настроение у нее немного поднялось, пошла куда глаза глядят. Она вышла на тропинку в лесу и медленно побрела прочь.

Избушка на курьих ножках отправилась за ней. Она с трудом продиралась сквозь кусты, но упорно шла следом. Когда девушка прошла меж деревьев, изба застряла, не рассчитав расстояние.

– Вот глупый домик, – рассердилась Медуза, помогая избушке освободиться, – иди назад!

– Ко… – просительно и в то же время протестующе произнесла избушка.

– Отстань от меня, – сказала девушка, начиная сердиться.

– Ко? – спросила изба на курьих ногах, уточняя.

– Пойми, ты мне очень нравишься, я с удовольствием бы оставила тебя себе, но ты чужой. – Медуза вздохнула – ей очень хотелось, чтобы этот домик, такой милый и, главное, разговорчивый, был ее собственностью. – Ты понял меня, домик?

– Ко. – Изба повернула было назад, но, услышав, как девушка напевает песенку, она снова побежала следом, подпевая:

– Ко-ко-ко!

– Отстанешь ты от меня или нет? – воскликнула Медуза Горгона.

– Ко-о-о-о-о-о… – словно попрошайка, заныла изба.

– У тебя хозяева есть.

– К-к-ко! – На этот раз ответ был утвердительным, но не добрым. Домик высказал все, что он думает о хозяйке.

– Не обманывай! Если ты ничья, то скажи, пожалуйста, кто такой беспорядок устроил?

– Бр-р-р… – Курьи ножки несколько раз переступили на месте, а сама изба мелко затряслась, вспоминая недавние события. Ведьма, выбравшись из пруда, даже и не подумала о том, как ее жилище решит ту же проблему, – просто предоставила избушку ее собственной судьбе.

– Иди домой, избушка, – топнула ножкой Медуза. – Вот придет хозяйка, не застанет тебя на месте и будет плакать.

– Кукареку! – расхохоталась изба, представив плачущую Гризеллу. Та скорее взбеленится, обвинит в пропаже избы всех и вся и будет думать, как справить новое жилище, желательно за чужой счет.

– Не будет? – нахмурилась девушка. – Значит, ругаться будет, а потом найдет тебя и накажет за то, что без спроса с полянки ушла.

Избушка присела, нахохлилась горелой крышей, потом подпрыгнула и, вспомнив крутой нрав ведьмы, побежала назад.

Медуза вздохнула.

– Ну вот, прогнала единственное существо, с которым можно было поговорить, хоть оно и не человек, а дом, – сказала она, тяжело вздыхая. – Такой хорошенький домик! Теплый, уютный, еще и разговаривает!

Медуза посмотрела вслед убежавшей избе, еще раз вздохнула и побрела дальше. Она снова запела – нежный голосок вплетался в шум листвы и солнечный свет. Этот голос хотелось слушать и слушать. Над головой засвистела птица, подхватывая грустный мотив. Она подпевала ангельскому голосу, какого никогда не слышала. Медуза остановилась и посмотрела вверх, стараясь увидеть подпевалу. Пичуга маленьким камешком упала с ветки, едва не попав на голову любопытной Горгоне. Та снова заплакала, в голосе ее звучала детская обида. Так плачет ребенок, когда, желая посмотреть, что находится внутри, ломает любимую игрушку. А по лесу понеслась весть. Лесные эльфы рассказывали древесным гномам, те передавали белкам, хомякам и другим животным. Птицы стаями срывались с веток и спешили улететь подальше от опасной путницы.

– Не смотрите…

– Окаменеете…

– Чудовище в лесу…

– Спасайся кто может…

И вокруг девушки наступило безмолвие. Она зарыдала еще громче и побрела дальше.

– Чудовище… чудовище… чудовище… – шуршало в кронах деревьев, в траве, в небе.

Медуза подошла к лесному пруду и, наклонясь, посмотрела на свое отражение в воде. Ей вдруг захотелось тоже окаменеть. Не плакать, когда одиночество становится невыносимым, не чувствовать боль, когда под ее взглядом все живое превращается в камень, не мечтать о любви, которой у нее никогда не будет, потому что единственный юноша, который посмел поцеловать ее, тоже окаменел.

Но отраженный взгляд терял свою страшную силу, и Медуза, вздохнув, залюбовалась собой. В воде отражалось овальное личико, обрамленное прической из переплетенных змеиных тел. Идеально прямой носик, большие глаза желтого цвета с поперечными полосками зрачков, нежный румянец на белых щеках, не тронутых загаром. Медуза была очень красива. Она улыбнулась своему отражению и повернула голову, но рядом не было никого, кто смог бы оценить великолепный профиль девушки.

Змейки, почувствовав настроение хозяйки, зашипели и принялись извиваться.

– Хоть какая-то компания, – вздохнула Медуза Горгона, погладив одну змеиную головку. – Не знаю, что бы я без вас делала! Наверное, сошла бы с ума от одиночества. А так вы зашевелитесь – и жизнь становится интереснее, даже мечтать получается!

Змеи продолжали шипеть на все лады, успокаивая ее.

Медуза пошла дальше. Маленькие ножки без устали шагали по лесу. Медуза была тоненькой, хрупкой девушкой. Все в ней было миниатюрным – маленькие ступни, маленькие ладони. Тонкую талию можно было обхватить двумя руками. Узенький тканый поясок схватывал складки просторного белого платья, которое оставляло открытым одно плечо. На другом ткань была скреплена красивой брошью, а по подолу шел геометрический рисунок.

Ею можно было любоваться бесконечно, но даже деревья убирали свои ветви с пути, и кусты ни разу не зацепились за тонкую ткань одежды.

Лес кончился, местность стала холмистой. Климат вдруг непостижимо изменился без всякого перехода. Медуза вышла в осень. Чахлые, покрытые жухлой листвой деревца дрожали на холодном ветру, будто тоже мерзли. Девушка поежилась и переступила через прерывистую линию границы.

Каменистая дорожка петляла между небольшими озерцами и огибала холмы. Медуза шла, не думая, куда приведет ее эта тропка. Вокруг по-прежнему было пусто – видимо, весть о ней долетела и в этот край. Только один раз Медуза заметила хвост нырнувшей в воду русалки. Так что встреча с драконом стала для нее полной неожиданностью.

Огромное чешуйчатое чудовище не могло взлететь, поскольку его крылья кто-то подрезал, и поэтому на большой скорости неслось по дорожке. Дракон убегал от Брунгильды, нервно оглядываясь назад, и остановился, лишь когда девушка завизжала.

Он прищурился, рассматривая козявку, и занес ногу, чтобы переступить через препятствие. Так и окаменел, стоя на одной ноге.

Медуза зажмурилась и замерла. Она всегда была очень пуглива и сейчас стояла ни жива ни мертва.

Следом за драконом из-за поворота выскочила Брунгильда. Она мгновенно оценила ситуацию и, вытряхнув из мешка фрукты, которыми подкармливала дракона, когда тот выполнял команды, накинула его на голову странной девушке, таким образом избежав опасности. Собственно, она не поняла, почему окаменел дракон, всего-то и сделала, что приняла меры против змей на голове миниатюрной незнакомки и тем самым уберегла от большой беды и себя, и своих подданных.

– На коня ее и в Крепость, – распорядилась Брунгильда, и кто-то из подоспевших солдат перекинул девушку через седло.

– А это куда? – спросил старшина, показывая на каменного дракона.

– Тоже в Крепость, – ответила Непобедимая и вздохнула. – Надо же, я лишилась дракона именно тогда, когда он начал поддаваться дрессировке, – с сожалением произнесла она, вспомнив давние события.

На том же самом месте когда-то Гуча, решив, что дракон может причинить ей вред, убил беднягу. Собственно, тот инцидент и положил начало их отношениям. Когда-то Брунгильда Непобедимая дала зарок – на ней женится только тот, кто победит ее. И когда она кинулась на непрошеного спасителя с мечом, чтобы отомстить за смерть домашнего животного, тому удалось отбиться благодаря, опять-таки, волшебному клинку. После этого жених сбежал, не зная, что следствием их короткого романа будет появление на свет сына – Аполлоши.

Все эти события быстро промелькнули в голове решительной амазонки. Она еще раз взглянула на каменное изваяние и сказала:

– Это уже второй случай, и снова на том же месте. Грузите его на телегу! Не бросать же на дороге отлично выполненную статую.

И она решила установить изваяние на своей коллекционной полянке в саду. Там, где когда-то хотела устроить могилу своему любимому мужу.

Отряд отправился в город. Каким-то образом весть о происшествии уже долетела до Крепости. Народ высыпал на улицы посмотреть на пленницу, но глазели больше на статую дракона, которого еще два часа назад живым провезли в клетке по улицам города.

Это событие не ускользнуло от внимания любопытной Мексики, которая гостила в Крепости.

– Тыгдын, а почему дракон окаменел? – спросила девочка, дергая коня за гриву.

– Не знаю, – ответил конь.

– Обманываешь, ты все знаешь! – Девочка запрыгала на одной ножке вокруг наставника.

– Если я буду отвечать на все твои вопросы, то возить меня будешь ты.

– Вот еще, я маленькая, а ты большой, поэтому ты меня и возишь!

Тыгдын подошел к изгороди, чтобы воспитаннице было легче взобраться на спину, и сказал:

– Тогда расти скорее!

– А ты не путай меня. Я спросила, почему окаменел дракон, а не когда я вырасту, – возразила Мексика, разглядывая серые каменные здания, людей на улицах, солдат. Ее голова только успевала поворачиваться, а острые глазки замечали все вокруг.

– Тебе не стоит об этом знать. – Тыгдынский конь попытался сказать это как можно строже, все еще надеясь, что воспитанница или сменит тему, или замолчит.

– Почему? – не унималась любопытная девчонка.

– Потому что это опасно. – Конь и сам знал, что такой ответ породит только массу новых вопросов, но ему очень не хотелось рассказывать малышке о Медузе. Непонятно почему, просто не хотелось – и все.

– А если я не буду знать, какая это опасность, то как я ее узнаю, когда встречу? – веско заметила девочка.

– Логично, – согласился озадаченный наставник и остановился, пропуская группу спешивших куда-то солдат.

– Рассказывай! – приказала девочка и округлила глаза.

Она увидела, что везут не только дракона, но и пленницу. На коне, впереди старшины, сидела маленькая девушка с мешком на голове. Из-под грубой мешковины было слышно приглушенное шипение, а еще Мексика увидела, как там что-то шевелится.

– Ну животное окаменело потому, что на него посмотрела Медуза Горгона, – снизошел до ответа наставник.

– Все ты путаешь! – Шаловливая девчонка снова занялась гривой. Она принялась плести косички.

– Ничего я не путаю, – вздохнул конь, думая, чем занять Мексику.

Ему не терпелось отправиться на конюшню, пообщаться с кобылами. Когда, разобравшись со злодеем Тентоглем, объединенная армия Иномирья вернулась домой, не то Брунгильде не сказали о том, что Аполлошу покусали вампиры, не то прекрасная амазонка не придала этому значения, но на следующий день на конюшне обнаружили лошадь с перегрызенным горлом. Кто-то основательно обескровил животное. На следующий день все было в порядке, если не считать того, что Аполлоша не вышел на свою обычную утреннюю прогулку. И днем он не вышел на плац – пропустил тренировку. Тут его воинственная мать обеспокоилась, но снова не приняла никаких мер. Брунгильду можно было понять – истерзанный обезьянами Гуча не приходил в сознание, его жизнь висела на волоске, и Бруня почти все время проводила у постели раненого супруга. Там же ежедневно появлялась ведьма Гризелла со своими лекарственными травами. Сколько ни убеждала старуха безутешную жену Гучи, что скоро тот будет как новенький, толку не было. Брунгильда Непобедимая все равно оставалась рядом с мечущимся в бреду мужем, скорее мешая сиделкам, чем помогая им.

По этой-то причине она и не заметила странные перемены в сыне. У Аполлоши стали удлиняться клыки, глаза приобрели странный оттенок, а кожа стала бледной до синевы. Аполлоша стал бояться солнечного света, хотя пока что еще появлялся на улице в сумерках. Однажды ночью Брунгильда не могла уснуть: Гуча метался и стонал. Она взбивала подушки, расправляла одеяла, поправляла повязки, поила мужа лекарством, оставленным Гризеллой, а когда он уснул, уставшая от переживаний Брунгильда подошла к окну и с удовольствием вдохнула полной грудью свежий ночной воздух. И тут заметила какую-то темную фигуру, попавшую в свет факелов, которые освещали двор в стратегически важных местах. Злоумышленник явно направлялся к конюшне. Вспомнив о загрызенной насмерть лошади, Брунгильда возмутилась и, схватив меч, выбежала из спальни. По пути окликнула охрану – к ней присоединились пятеро солдат. Но все равно Брунгильда опоздала.

Она не видела, как Аполлоша – а это был именно он – прокрался в конюшню и открыл стойло Бяши. Жеребец взвился на дыбы, огласив ужасным злым ржанием окрестности. Но это не помогло ему. В больном мозгу принца сохранилось воспоминание о давней и ничем не обоснованной неприязни этого жеребца. Парень подпрыгнул и вцепился длинными острыми клыками в вену на шее.

Когда подоспела Брунгильда с солдатами, было уже поздно – Бяша испустил дух. Только тут до Брунгильды дошло, что проблемы ее сына куда страшнее, чем болезнь мужа. Она приказала солдатам скрутить сопротивляющегося Аполлона, доставить в его комнату, запереть и ни на шаг не отходить от двери. Двое солдат повели несчастного сажать под домашний арест, а троих, несмотря на поздний час, решительная амазонка отправила к ведьме. Она приказала доставить Гризеллу немедленно, даже если та будет активно сопротивляться.

Тыгдынский конь узнал обо всем еще по дороге в Крепость. Он вообще обладал удивительной способностью знать все. И сейчас, вполуха слушая воспитанницу, думал только о том, что теперь доступ в конюшню Брунгильды Непобедимой для него открыт. А всем было известно, что именно у Брунгильды самые породистые лошади. И кобылы такие есть в той конюшне, что Тыгдын сглотнул слюну. Мексика сильно дернула его за челку.

– Путаешь, путаешь! – закричала она. – Ты же сам рассказывал, что медузы похожи на зонтик и плавают там, где воды очень много и она посыпана разными приправами.

– Это ты путаешь, вода не посыпана приправами, а просто соленая, и называется она – море. А это существо, о котором я хочу тебе рассказать, очень похоже на обыкновенную девушку, и зовут ее – Медуза Горгона.

– А почему она чудовище? – задала очень волнующий ее вопрос девочка.

– Потому, что стоит ей только посмотреть на кого-нибудь, как под ее взглядом любое существо становится каменным.

– Почему? – снова спросила Мексика и удивленно округлила глаза – она заметила, как из дыры в мешке, что "скрывает голову пленницы, вылезла змейка. Девочка проводила взглядом солдат, которые отконвоировали Медузу в замок, и решила, что ее наверняка посадят в одну из темниц, что располагаются в подвале.

– Вот заладила! – рассердился Тыгдын. – Потому что натура у нее такая! Нравится ей уничтожать все живое!

– Не может быть! – Девочка прижала ладошки к лицу, ужасаясь тому, как это можно даже предположить такое.

– Почему это не может?

– Потому что причинять другим боль никому не нравится. Этому должна быть очень веская причина.

– И какая же? – Тыгдын скосил сливовый глаз и навострил ухо, прислушиваясь к разговору солдат неподалеку от него. Те говорили о том, что Аполлоша загрыз несколько лошадей, в том числе столь нелюбимого Тыгдынским конем Бяшу. Тыгдын этот разговор слышал уже раз десять, и желание отправиться скорее на конюшню крепло в нем все сильнее.

– Не знаю, – продолжала щебетать Мексика. – Вот ты, когда видишь перед собой что-то страшное и это страшное несется на тебя, что ты делаешь?

– Ну если это страшное мне неизвестно, то я пугаюсь.

– А потом?

– А потом я стараюсь остановить это страшное, чтобы оно не причинило мне вреда, – ответил Тыгдын и последовал за телегой в замок.

– А чем ты будешь неизвестное страшное останавливать?

– Копытами. Они у меня вон какие крепкие.

– Странно. – Мексика на минутку умолкла, раздумывая, как словами выразить то ощущение, что появилось у нее после слов наставника. Наконец она перестала хмуриться и сказала: – Сам испугался, а топтать будешь неизвестное страшное, и только потому, что оно тебе незнакомо. Это неправильно!

– Вот прицепилась! А ну марш на кухню, тебе есть пора! – Наставник наконец-то нашел предлог, чтобы отвязаться от надоедливой воспитанницы. – Слезай со спины и отправляйся обедать!

– Надо же выяснить до конца! – возмутилась девочка.

– Некогда мне, – ответил Тыгдын.

Он подождал, пока девочка спрыгнет со спины, и проследил, чтобы она вошла в ворота замка. Когда же малышка скрылась в темном проеме входа, конь вздыбил хвост, тряхнул гривой и, радостно заржав, понесся на конюшню, собираясь там как следует тряхнуть стариной.

Мексика вздохнула и, посмотрев с порога на непривычную жеребячью резвость наставника, крикнула вслед:

– Тыгдын, а у той Медузы на голове змейки растут, я видела, как они в дырки мешка вылезали!

Но Тыгдын не ответил. Не ответил, потому что ничего, кроме стука собственного, горящего вожделением сердца, не слышал.

– Вот так всегда, – вздохнула Мексика и, отмахнувшись от приказа воспитателя идти на кухню, вышла на улицу и побежала в сад, посмотреть на каменного дракона. Статую как раз устанавливали в центре коллекционной полянки. Скоро ей это наскучило, и она вернулась в замок. Немного побродила по коридорам, потом подошла к комнате своего друга, но вовремя услышала голос Гризеллы. Она присела рядом с панцирем покойного короля Клауса, отца Брунгильды, и затаилась.