Глава 9. Ритуал родства

Лед и Искра ушли молча, не зная, то ли им обидеться на выходку матери, то ли рассмеяться. Впрочем, казалось, Ане уже было все равно. Ручка снова взлетела в воздух, новый лист гербовой бумаги лег на рабочий стол перед Владычицей. Однако, задержись кто-нибудь из альсоров на пороге и прислушайся, непременно уловил, как бормочет красавица себе под носик:

— Слушают они. В одно ухо залетело, в другое усвистело. А повиноваться вообще не способны, стервецы, лишь что им выгодно исполняют, а на иное с десяток отговорок изобретут.

— Вы же сами сказали, мама, желания сбываются наилучшим образом, — донесся из-за дверей вкрадчивый голос Пепла. — Вот мы и выбираем самые лучшие время, место и способ, а вы все сетуете…

Эльсор так горестно вздохнул, будто его, невинную «фиялку» обвинили в государственной измене и сию минуту поволокут на эшафот. Не сдержавшись, засмеялись Лед и Искра. Ана погрозила закрытой двери кулачком и тоже захихикала, потихоньку, чтобы сыновья не зазнавались.

С улыбками на губах трое альсоров проследовали на последний этаж замка, а там по крутой лестнице и на плоский участок крыши, огороженный тремя декоративными башнями так, что составлялся равносторонний треугольник, открытый если не всем ветрам, то небу и дождю.

Тем не менее, на серо-голубых камнях Храма было чисто. Имелись короткие каменные скамьи вдоль стены, а в центре возвышался большой черный камень неправильной формы. По легенде, это и был первый из камней, принесенный первым из династии Владык Альрахана на место, назначенное для постройки замка. Почему каменюку не уложили в фундамент, а заныкали про запас и потом заволокли на крышу — было для альсоров загадкой. Не раз им случалось зубоскалить по этому поводу, перемывая косточки достойному предку. Вот, кстати, кости первого из династии, в отличие от камня, в фундамент были вмурованы. Ясное дело после кончины достойного Владыки. Живым он бы точно не дался, и того, кто пожелал бы эдакого, ждала почетная участь стать заменой!

Словом, как-то раз подвыпивший Инзор, возвратившийся из затяжной торгово-посольской поездки, выдвинул самую логичную из пестрого вороха версий: НЕГАБАРИТ. То есть, камень, раздобытый предком, был забракован архитекторами, как негабарит, а чтоб их за возражения Владыке не отправили на эшафот, они спешно изобрели почетный способ использования раритета в качестве алтаря Родового Храма. С тех пор и повелось.

Именно на алтарный камень неопознанной конфигурации была водружена Родовая Чаша. Тому, кто умудрился ее разместить почти параллельно плоскости пола, тоже следовало бы поставить персональный памятник.

Чаша была Артефактом, чьей силе Владычица дозволяла проявляться в Альрахане. Или, точно утверждать никто бы не взялся, могущество Чаши проистекало из того же истока, что и власть Владычицы, и потому власти над ней у правителей не было.

Между собой альсоры рассуждали о загадке Чаши, так же, как и камне-алтаре, но только между собой. Иным, непосвященным, не принадлежащим к семье Владычицы, сам вход в Храм был закрыт и в переносном, и в прямом смысле слова. Чужак не смог бы подняться на крышу, вернее, поднимающийся — Пепел как-то раз провел несколько следственных экспериментов — оказывался на соседней крыше, где ничего, кроме красивого флюгера и черепицы не имелось. Подопытные кролики, разумеется, так ничего не поняли, потому живые объекты эксперимента Эльсор устранять не стал. Не любил лишней жестокости. В мирах и без того ее хватало.

В Храме на крыше, в отличие от прочего Альрахана, всегда было ясно. Днем без пощады било в глаза ослепительное солнце, заливая камни расплавленным золотом, ночью искристый звездный покров не скрывали тучи и облака. Вот и сейчас закатное солнце полоскало крышу, а плиты замкового двора столь же усердно полоскал ливень.

Если бы Родовой Храм был хоть чуть более уютным и менее торжественным местом, пожалуй, с троицы сыновей Аны сталось бы бегать сюда загорать. Однако, даже в отрочестве такое не приходило в буйные головы альсоров.

Сейчас они, торжественно печатая шаг, проследовали от входа на крышу до алтаря и закатали рукава. Глеану, как старший, положил руку на камень рядом с чашей и практически сразу ощутил леденящий холод костяной рукояти длинного ножа.

Лезвие тоже было из кости. О происхождении его в семье ходили легенды: то ли оружие сделали из незамурованной в фундамент частицы первого предка, то ли из великого демонического монстра, коего предок прикончил к вящей славе рода. Никогда не тупящееся, остротой превосходящее добрую сталь и появляющееся на алтаре лишь по зову одного из рода Владычицы, оружие было великолепно, вне зависимости от его этиологии.

Лед провел кончиком клинка по ладони и передал его Пеплу. Альсор повторил действия брата, настала очередь Инзора. Тот тоже не стал мешкать. Костяной клинок был так остер, что лишь когда Искра закончил порез на ладони, кровь тонкой красной линией украсила кожу Льда.

Последний из братьев, завершив ритуальное членовредительство, не глядя, отпустил ритуальный клинок на алтарь. Смотри, не смотри, им ни разу не удавалось увидеть, как и куда исчезало призванное оружие. Может, просто рассеивалось в воздухе, как и внимание альсоров.

Три руки взметнулись над алтарем и переплелись. В Чашу заструилась кровь мужчин. Обычная, тускло-серая, больше всего похожая на невзрачный ночной горшок без ручки, емкость преобразилась с падением первой же капли живительной влаги. Она начала наливаться светом, подобным прохладному сиянию луны. По стенкам Чаши заструились письмена и узоры, завораживающие, приковывающие взор и абсолютно нечитаемые. Каждый, кто смотрел на них, в тот миг, когда видел, чувствовал, что понимает их смысл и значение во всей полноте. Но стоило свету угаснуть, а узорам истаять, как и великое знание об их сокровенной сути испарялось из памяти, как вода с раскаленного песка пустыни.

— Я принимаю Веронику из рода Соколовых мира Террон, в род Гиалов сестрою! — в унисон прозвучали голоса трех альсоров.

В тот же миг случилось кое-что незапланированное: из-за уха Льда сорвался заложенный за ухо цветок мэальны. Он рухнул точно в Чашу и погрузился в бурлящее содержимое. Почему-то жидкости всегда было куда больше, чем жертвовали те, кто вставал у алтарного камня. Возможно, предполагал Инзор, при проведении ритуала в Чаше появлялась кровь тех, из рода Владык, кто соизволял откликнуться на ритуальный зов. Трое мужчин застыли, не представляя, как отреагирует Чаша на добавление в нее чего-то еще, кроме крови. Вдруг, рванет, да так, что никому пронесшему инородные предметы в священное место мало не покажется?

Лед зажмурил один глаз и успел горько пожалеть, что не оставил сокровище из мира Оэле вне Храма. Пепел наблюдал за происходящим с самым расслабленным видом. В собственной реакции и способности увернуться от магического выброса он был абсолютно уверен. Альсор доверял чутью и считал, что все происходящее закономерно и правильно. Искра следил за творящимся с восхищенным вниманием ученого, нежданно приглашенного на редкий эксперимент. Он давно уже гадал, что случится, если в чашу добавить что-нибудь, кроме крови. Лишь трезвое опасение остаться неоцененным в творческом порыве удерживало Инзора от интригующего эксперимента.

Ручка у мамы, при всем внешнем изяществе и хрупкости, была на редкость тяжелой и подзатыльники отвешивала метко. С полгода назад гоняла Ана сына по танцевальной зале и долбила по макушке веером, да еще успевала давать пинки за то, что альсор разыграл девушку из посольства, нацелившуюся на титул его альсораны.

Все бы ничего, но розыгрыш вышел неожиданно масштабным, потому как в момент исторического признания лоана Роксалдина ухитрилась использовать дозволенный к ношению амулет громкой речи, испрошенный у Владычицы из-за горькой жалобы на охрипшее горлышко, не совсем по прямому назначению.

— Вы очаровательны, лоана! — во всеуслышание (речь на балконе транслировалась в зал, как через рупор) заявил Искра. — Будь я иным, не искал бы прекрасней девы, с которой готов соединить тропы жизни, сердца и судьбы! Увы, я изгой среди любящих и любимых, ибо навеки душа моя отдана жаркому пламени безнадежной страсти к лоану Шейхору.

В общем и целом, Инзору повезло лишь в одном: старый хромой и кривой на один глаз вояка Шейхор был вдобавок и тугоух, но так скор на расправу, что передать ему подробности шутки не решился ни один придворный. Сплетни сплетнями, а свой хребет дороже! На вынужденное молчание записных трепачей Искра и рассчитывал, когда затевал розыгрыш.

Словом, лоана, введенная в заблуждение изящным обращением Искры, обхаживающим посольство, и рассчитывающая на немедленную официальную помолвку, осталась несолоно хлебавши. Но мама! О! Мама была в ярости! А Лед, подлюка, еще и нотацию братцу прочел, чтобы тот в не свое дело не лез, раз не умеет удерживать дамочек на хрупкой грани романтических сомнений. Вот после этого шоу Инзору и дали благословение на избранную по сердцу и уму партию. Пусть уж лучше имеет официальную альсорану, во избежание повторных розыгрышей.

Итак, цветок нырнул в ритуальную чашу, скрылся целиком и пробыл в кровавой гуще несколько томительно долгих секунд. Потом кровь закипела с утроенной силой и мэальна показалась на поверхности. Только, прежде насыщенно-лилового оттенка цветок приобрел нежный серо-голубой цвет, почти в точности повторяющий колер драгоценного минерала, которым был отделан пол Храма.

Цветок — совершенно целый (не помялся ни одни лепесток) — взмыл над чашей и завис сантиметрах в пятидесяти над нею, медленно поворачиваясь вокруг своей оси. Лед невольно отметил, что запах, в отличие от окраски, остался прежним благоуханным — свежим и нежным, как мечта.

Три руки, вновь блюдя удивительную синхронность, простерлись к мэальне. Она оказалась меж трех ладоней разом. Кровь в чаще взбурлила последний раз, поднявшись столбом, окутывая ладони удивительно приятным, в пику яростному кипению, теплом. На несколько мгновений сама форма Чаши изменилась, принимая вид, идентичный цветку. Струясь по обводам священного сосуда, ярко запылали узоры и символы. Спустя три удара сердца бунтующая влага опала. Чаша вновь была невзрачно-серым сосудом, на дне которого не осталось ни капли крови.

— У нас получилось? — с несвойственной ему робостью, спросил Лед мнения братьев, бережно заправляя мэальну за ухо.

— Если это не очередное знамение-аллегория, то я уж не знаю, чего тебе надобно для доказательства, — хмыкнул Пепел. — Официального письма на гербовой бумаге?

— Получилось, — высказался Искра, опуская руку. На право обладания цветком он не претендовал.

— Отправляемся на Террон? — выгнул бровь Эльсор.

— Я так не могу, Пепел, мы похожи на нищих оборванцев. Будь я Никой, ни за что не решился бы следовать за такими подозрительными типами в неизвестность! — возмутился Глеану.

— Она пойдет за любыми, если поймет, что зовем мы, и сможет пересечь границу мира, — самоуверенно высказался сероглазый брат, однако, признал некоторую логичность доводов старшего: — Но ты прав, будет лучше нам привести себя в порядок и перекусить. Неизвестно сколько сил придется потратить.

— Ритуал всегда забирает изрядно, — проронил Искра, в последний раз бросил взгляд на невзрачную чашу и отвернулся.

Трое покинули Храм вместе, как и пришли. Дверь закрылась за ними бесшумно, для непосвященных сливаясь со стеной и оставаясь едва заметным контуром для тех, в чьих венах текла кровь Владычицы. Говорят, именно так лет триста назад Владыка Нерман уличил супругу в том, что она прижила ублюдка. Мальчик, которому полагалось предстать перед алтарем предков, просто не увидел двери. В итоге, на Альрахане появилась новая альсорана Нермана, подарившая бдительному супругу трех законных отпрысков. У Владык вообще частенько рождалось по три наследника. Вероятно, магия крови заботилась о том, чтобы род не прервался.