ГЛАВА 8
Особенности применения магии в быту и сельском хозяйстве
— Эй, почтенные коры!
Далеко уйти мы не успели, нас догнал голос переговорщика из тройки сельчан, успешно справившихся с миссией транспортировки.
— Аушки? — повернулась я к бородачу.
— Вы, когда про землицу нашу говорили, шутковали или всерьез помочь хотели? — выдохнул Пегий.
Кажется, доверия к волшебным способностям нашего скоромного коллектива у данных конкретных представителей населения Артаксара ощутимо прибавилось. Причем, вот ведь занятная людская суть, прибавилось не после того как я портал из леса до трактира с помощью змейки открыла, а когда явился страшный призрак и Гарризия прямо на крылечке разбил паралич.
— Я не шутила, посмотрю на ваши наделы, только обещать помощи не могу, пока не увижу, с чем придется иметь дело. Айда глянем!
Удивляться по поводу моего намерения провести обследование немедленно и предлагать перенести его на завтра ни один из троих крестьян не стал. Наверное, боялись передумать или подозревали, что передумаю я.
Идти оказалось недалеко и, по счастью, не через все село — в качестве бесплатного представления для аборигенов. Мы, напротив, свернули почти сразу и потопали в сторону буйно зеленеющих нив, раскинувшихся на равнинном, слегка холмистом просторе, от чего зелень походила на экзотические барханы или волнующееся море.
Какое небо синее, какое все красивое. Какое все зеленое, како… кхм… Беспечная радость от падения с плеч заботы о благополучии Кейрова свежеиспеченного семейства резко пропала, когда за зеленью полей, разграниченных вместо заборчиков узкими полосками экзотически-синей, жесткой даже на вид травы, появился участок совершенно голой земли. Вот зелень, зелень, метелочки, цветики, и — бац! Пустая серая почва, ни травинки, ни тычинки с пестиком, даже редкие голые палочки сухостоя не выпирали как щетина на лице больного.
Мертвая земля, отрезанная будто по великанскому лекалу, имела форму гигантского конуса, вобравшего в себя почти полностью наделы троих сельчан и лишь самым краешком затронувшего соседние. Об этом нам во всех подробностях доложил Фаль, проведя «аэрофотосъемку». Вид на мертвую равнину подействовал угнетающе даже на неунывающего сильфа. Он добросовестно описал феномен, а потом горестно вздохнул и добавил жалобно, чуть ли не ежась под теплым весенним солнцем:
— Отсюда совсем жизнь ушла, ни крупинки, ни искорки нет. Пусто-о-о…
Я вызвала руну истинного зрения, телохранители слазили за своими деревянными индикаторами. Да, сильф оказался прав. Ни малейшего признака того золотистого покрова, что просматривался в любой точке Артаксара и особо ярко проявлялся при взаимодействии людей с землей, не имелось. Пустота! Печально, но факт! И что делать? Покосилась на троицу. На бородатых лицах безнадежная горечь боролась с призраком надежды. Призрак явно проигрывал по очкам. Ладно, признать, что я ничего не могу, всегда успеется, но кое-что попробовать стоит. Есть же руны, отвечающие за жизнь, урожай, плодородие. Вот из них составлю рунное заклятие, призову силу! Вдруг магия «мейд ин Скандинавия» переломит здешние гибельные мутации?
Главный вопрос на повестке дня: как осуществить процесс технически? Обежать все три надела, конечно, можно, бешеной магеве семь верст не крюк, но что, если сделать по-другому?
Я задумчиво почесала нос, вытащила из кармашка сумочки палочку дародрева и полезла с тропинки вглубь комковатой серой пустыни неестественного происхождения. А там, выбрав местечко поровнее, взялась за сотворение чертежа. Вот забавно, по черчению у меня всегда было четыре с минусом (три в уме) исключительно потому, что добрый учитель не хотел портить аттестата, а руны, сколько себя помню, выходили ровные, четкие, красивые. Вот и сейчас палочка скребла по земле, выводя нужные символы, и линии наливались золотым и зеленым сиянием. Руны беркана, райдо, йер и на закуску объединяющая ингус.
Красивый такой вышел рисуночек, яркий, я полюбовалась им, чувствуя завершенность и силу рун, приложила ладони к сухой земле и живому жару рунного свечения, потом шепнула, призывая руну ветра ансуз, и свечение взметнулось вверх, поднимая рунную вязь с земли, растягивая ее все больше и больше — на метр, два, три, десять, пятьдесят…
Все небо уже полыхало живительной рунной вязью, а я, запрокинув голову, оглядела свое творение и резко уронила руки, отпуская узор на землю, сливая его с ней, пропитывая животворящей целительной силой. А потом кто-то выключил свет.
Мне снилось, что Гиз держит меня на руках и мы вдвоем, как Кейр с Алльзой, летим над зелеными просторами Артаксара туда, где земля встречается с морем и неумолчно шумит прибой. И его брызги уже попадают на лицо.
— Оса! — Взволнованный голосок сильфа назойливо звенел прямо в ухо.
Я распахнула глаза. Из баклаги, похожей на сушеную тыкву, на меня брызгал водой озабоченный и какой-то разом постаревший Гиз.
Остальные, судя по сопению, бухтению и нечленораздельным восклицаниям, топтались неподалеку. Я уютненько лежала на травке у межи. Ничего не болело, мышцы расслабились жидким кисельком.
— Что стряслось-то? — Довольна собой я не была.
За один день два раза кряду выпасть из реальности настолько, чтобы тебя откачивали друзья — оплеухами там или водой не суть важно, — это не есть хорошо. Сроду в обмороки не грохалась, а тут на, получи и распишись, веду себя как кисейная барышня, перетянутая корсетом. Так, отставить лежать, команда — подъем! Кисельные мышцы, подчиняясь строгому наказу сознания, вяло затрепыхались и сделали попытку напрячься. С грехом пополам, уцепившись за подставленную руку Гиза, кое-как приняла сидячее положение.
Объясниться и что-то объяснить очевидцам происшедшего мне не дали. Троица из леса, едва уяснив для себя, что я «скорее жив, чем мертв», рванула вперед и, захлебываясь восторгом, начала благодарить. Кажется, порывались даже получить доступ и потискать мое немощное тело, спасибо телохранителям, нанесения травм, несовместимых с жизнью, не допустили.
Нечленораздельные восторги и поблескивающие на глазах слезы бородачей мне ни о чем, кроме того, что чего-то там произошло хорошее, не говорили. Наверное, на моей физиономии отразилось явственное непонимание ситуации. Потому как Гиз бережно поставил меня на ноги и указал кивком на зеленеющие нивы в обрамлении фиолетовых бордюрчиков.
И что? Я их уже видела. Симпатичный пейзаж. А где наша пустынька, манипуляции над которой стоили мне кратковременного, надеюсь, помутнения сознания? Надо бы отследить, там теперь хоть что-нибудь в лучшую сторону изменилось или я зря на чертежи выкладывалась?
— Макуша-то как кустится, вереика в полный рост стоит, будто не за миг выросла, а как посеянная в зельцаре росла, свет дневной и тень лунную вбирала! — причитал Пегий, теребя свою бороденку так, будто собрался прямо сейчас стать безбородым вследствие радикального ощипа.
«Эй, секундочку, что он сказал? За миг выросла?» — Я недоуменно зажмурилась, а потом шепотом уточнила у Гиза:
— Вся эта зеленка только что вымахала?
— Вымахала. Как только ты перестала скакать и упала на землю, трава в рост пошла, — мрачно ответил мой киллер.
— А чего так скорбно? — удивилась я. — Получилось же все!
— Получилось? — Кажется, Гиз рассердился по-настоящему, едва не тряхнул меня на руках, но в результате притиснул на миг так, что едва кости не затрещали. — Ты думаешь, что говоришь? Никакая трава, цена которой пригоршня монет, не стоит жизни служительницы! Твоей жизни, Оса!
— Да ладно, фигня вопрос… — Стало неловко от таких беспокойства и заботы. Да еще и Фаль, весело порхавший вокруг и тоже считавший, что все под контролем, в том числе и мои падения в траву, заволновался, нервно затрепетал крыльями, нарушая плавность полета. А глазищи зеленые расширились почти в панике. — Просто магия рун не способна напрямую воздействовать на Артаксар, а моя энергия, как оказалось, очень даже да. Потому пришлось ее задействовать для активации заклинания, вот и перетрудилась маленько. Раньше в моем мире, когда получалось удачно применить рунную вязь, я тоже небольшую слабость чувствовала. Наверное, они и на Земле сами активироваться не могли. И не надо на меня рычать, трава и пригоршня монет ни жизни, ни плевка моего, кем бы я ни была, не стоят, зато за радость этих троих, — мотнула головой в сторону крестьян, продолжавших бурно восторгаться густотой да толщиной стеблей зеленых насаждений и исследовать их в буквальном смысле этого слова на карачках, оглаживать и пробовать на зубок, — я вполне готова расплатиться минутной слабостью!
— Дура, — меланхолично отметил Киз, и лицо его, так похожее на лицо брата, мгновенно изменилось, приобретя уже знакомые очертания морды копытного.
«Ох, только этого нам не хватало! Шума и сплетен на селе о том, что в компании людей путешествует ручной двуногий ослик! А стоит сельчанам отвлечься на мгновение от поклонения флоре, молвы не избежать!..» — Я лихорадочно зашевелила извилинами и спустила на киллера две руны: дагаз и манназ, нарисованные пальцем прямо в воздухе. В одну завернула ослиную составляющую Киза, другую, как знак человека, нацепила сверху, от всей души надеясь на эффективность экспромта. Уф, сработало! На миг голова мужчины исчезла вовсе, превратив его в ходячую рекламу фильма ужасов, но манназ заполнила пустоту иллюзорным образом нормальной, человекоподобной головы киллера. Если не смотреть через «бинокль» из волшебной древесины, то никто и не подумает, что Киз натуральный осел на одну восьмую (или сколько там от длины тела составляет голова?).
Хотя… не очень справедливо получается, вот Гиз тоже на меня ругался, а расплачиваться братцу Кизу в индивидуальном порядке. Нет, я вовсе не хотела бы, чтобы мой киллер превратился в осла, целоваться, опять же, с такой мордой неудобно. Или ключевая разница в том, что первый сердился потому, что испугался за меня, а второй огреб эксклюзивную пластику внешности исключительно из-за мыслей, не соответствующих моральному облику настоящего человека. И тогда уже даже интересно, что на самом деле он подумал обо мне, прикрывшись коротеньким словом «дура»?
— Зачем ты опять колдовала? На ногах же еще не стоишь! — с тихой укоризной спросил Гиз, от которого не укрылись мои манипуляции с рунами.
— А может, я специально выбиваюсь из сил, чтобы меня такой мужчина на руках подольше поносил? — улыбнулась я лукаво и тут же исправилась, чтобы не повышать выше критического уровень упрека в глазах дорогого человека и не понижать его небось и без того невысокое мнение обо мне. — Я просто нашего ослика маскировала, это руны и без моего энергетического вклада влегкую творят, такая магия от Артаксара не зависит и силы не откачивает.
— Не понимаю, в чем разница, — нахмурился Гиз, пытаясь отследить закономерности, чтобы не дать мне надорваться.
— Ну… если чары направлены на физическое преобразование мира, руны не справляются. Неладно что-то в Артаксарском королевстве, а иллюзии или иные нематериальные действия творятся без существенных затрат сил, ведь они тут на самом деле ничего не меняют. Как-то так получается. Извини, более понятно объяснить не могу. Я все-таки практик, а не теоретик, да и то практик без сколько-нибудь заслуживающего уважения стажа в магических мирах.
— Я понял, — коротко проронил Гиз и покосился на брата.
Для меня его лицо выглядело забавно: сквозь человеческую личину явственно проглядывала недовольная морда, поросшая короткой серой шерстью. Фалю, судя по злорадному хихиканью на тему: «А нечего Осу обзывать, сам осел и дурак!» — все было видно превосходно.
Киз, озверевший на всю голову в очередной раз, зыркнул на веселящего сильфа «очень по-доброму», но сцепил зубы и промолчал. И то верно, если за слово «дура» ему ослиную физию нарисовали, то за фразу аналогичного содержания, чего доброго, и копыта с хвостом накрутят, доказывай потом, что ты не верблюд, все равно ведь подкуют. О, дивная магия желаний!
Времени, затраченного на ускоренное выяснение отношений и магических закономерностей артаксарского региона, сельским знакомым хватило на то, чтобы прекратить лобызать, обнюхивать и нахваливать воскресшие посевы. Они вновь кучно поперли в направлении нашей скромной компании. Главный переговорщик, явственно смущаясь, промямлил очередной набор несуразных благодарностей и заискивающе спросил:
— Кори, почтенная, а плату дозволишь отстрочить до урожая? Покудова нам никак с тобою не расплатиться?
— Какую плату? — Я успела слезть с Гиза и на ногах стояла почти твердо, только за руку его для страховки держалась.
— Так… — Мужик беспомощно повел рукой в сторону зеленеющих просторов — явного доказательства оказанной помощи.
Я припомнила расценки в золоте на услуги артефакторов, про которые давеча обмолвился Маллоник. Да уж, если выкатить селянам счет за такое эффективное колдовство, то они по миру пойдут с сумой. Хм… а ну-ка попробуем иначе.
— Все уже оплачено. Я работаю по поручению одного заказчика над большой проблемой и рассказать о ней не могу, — торжественно объявила свою почти правду, переваливая ответственность за происходящее на бога Справедливого Суда. Боги, они вообще в ответе за все и за всех, так что Гарнагу не привыкать. — С вас мне достанет лишь благодарностей и, конечно, было бы замечательно, если бы о колдовстве на поле никто подробностей не узнал, по крайней мере, до той поры, пока мы не покинем село.
Трое прониклись, поверили и несказанно обрадовались тому, что услуги бродячей артефакторши им, не считая обета молчания, обойдутся даром. Крестьяне тут же, чуть ли не бия себя кулаками в грудь, принялись наперебой уверять меня в способности навеки сохранить великую тайну возвращения плодородия почве. Причем делали они это столь яро и громогласно, что пара моих киллеров-телохранителей убежденно шепнула дуэтом: «Проболтаются».
— Конечно, проболтаются, — негромко согласилась я, не питая иллюзий насчет обета молчания. Способность хранить секрет маленькой (человек на сорок) компанией присуща не только женщинам. А тут такая восхитительная тайна — магия, спасение, загадка — сельчане не устоят, не из низменной жажды славы или стремления сделать пакость спасителям, а просто потому, что так уж устроен человек. — Только, надеюсь, обещание удержит их от немедленной огласки, а завтра мы уже будем дале… Ой!
Речь свою о психологии и выводах я оборвала на середине. Картавый крестьянин ценную мысль о том, что он «шохданит вше в шекдете», принялся доказывать с пеной у рта. Ага, ничуть не в переносном смысле. Натуральная, цвета молодой зелени, пена пузырилась на губах, перетекала на бороду и хлопьями опадала на ниву.
— Ты болен? — нахмурился Гиз, задвигая меня за спину.
Киз положил руку на пояс, туда, где у него висела некоторая, думается, самая незначительная, часть смертоносного арсенала. Мои дорогие телохранители приготовились к небольшой разминке с колюще-режущими предметами, явно способствующей увеличению плодородия почвы.
— А, ерунда, — утерев пену с губ рукавом, чуть виновато улыбнулся мужик. Пегий, самый чуткий из троицы, верно истолковав беспокойство мужчин, поторопился объяснить:
— Мелицу он пожевал, зрелость попробовал. Она как в первый сок входит, стоит в рот взять, пеной идет. Пока не выполощешь хорошенько, напасть не пройдет.
— Стало быть, здоров, а если болен, то лишь на голову. Это полосканиями не лечится, — усмехнулась я.
Секьюрити за оружие хвататься перестали, а троица с готовностью закивала и заулыбалась, точно услыхала великую истину буддийского монаха.
Распрощавшись с истовыми поклонниками, мы выбрались с поля и направились в трактир. Сельчане, возжелавшие провести немедленную и подробную ревизию всех посевов, остались. Кажется, после сотворенного заклятия люди стали стесняться всех нас разом и искали подходящий повод для расставания.
— Почему ты говорила о том, что мы поедем завтра, тебе нужен отдых? — снисходительно, чуть ли не презирая женскую слабость, уточнил Киз.
— Во-первых, я хочу обещанного торжественного ужина, во-вторых, намерена нарисовать на трактире Кейра все защитные руны, какие только знаю, коль в здешних краях трактирщик — профессия более рисковая, чем скалолаз, и, в-третьих, хочу переночевать на нормальной кровати. Я подрядилась на исследование Артаксара, а не на выживание в полевых условиях тогда, когда есть возможность путешествовать с комфортом, — обстоятельно объяснила я свою позицию, и Фаль тут же горячо встал на мою сторону. Еще бы, ведь речь шла о священном для каждого сильфа предмете — пище!
Народа у закрытого трактира все прибавлялось. Одни делали вид, что торопятся куда-то по делам и оказались тут совершенно случайно, свернули не туда, с кем не бывает (ага, на селе, где каждый угол знаешь!). Другие подходили и глазели, не маскируясь. Ребятня прочно оккупировала заборы и играла роль дозорных, громогласно сообщая взрослым о том, что творится в трактире. Кейр, время от времени показывающийся из окна или у крылечка, как кукушка в гигантских часах, посмеивался и громогласно оповещал особо любопытных, что откроется заведение с первым вечерним часом.
Но нам как друзьям хозяев доступ внутрь был открыт мгновенно, стоило только подняться на крыльцо. Я еще не успела переступить порог, как учуяла характерный, весьма приятный аромат.
— Нравится? — по-своему истолковал мои обнюхивания воздуха Кейсантир и, гордо поведя большой ложкой, объяснил: — Местная приправа! Только собирать начали! Тебе, можно сказать, травку повезло в самом соку отведать!
— Ой, везение небывалое, — жалобно вздохнула я и спросила: — Кейр, скажи, ты капилу во все блюда добавил?
— В гуляш добавил, в рагу добавил, в похлебку покрошил, вот только мясо на вертеле в ней не обваляешь и в пироги с ягодами не добавишь, — добросовестно перечислил мой друг и удивился, когда я издала облегченный вздох. Ура, всю пищу в доме отравить не успели!
— Нельзя ей этой травы, видения начинаются, днем чуть в костер не ухнула, когда все, что пригрезилось, взялась разглядывать, — пояснил Гиз вполне емко, но не проронил ни словечка о пророческом характере грез.
— Это что же, выходит, праздничного ужина не получится? — расстроился бывший палач и сегодняшний трактирщик.
— Почему не получится? — подбодрила я беднягу. — Праздник-то, он в душе, а не на столе! Пирогов и мяса мне за глаза хватит, а если еще и компота нальют… Ужин в прекрасной компании и в отличном месте сам по себе уже радость, а что до набора разносолов, так пироги и жареное мясо — это все, что мне нужно для счастья! Честное-пречестное слово!
Надеюсь, восторженное закатывание глаз у меня получилось в меру адекватным, способным успокоить друга.
— Кстати, Кейр, — чтобы свежеиспеченный трактирщик перестал заморачиваться, я постаралась переключить его на другую кулинарно-вдохновенную тему. — А откуда пироги? Вы когда успели тесто сгоношить, гении сферы общепита?
— Так мать Алльзы с вечера ставила, пироги еще в селе поутру ранешенько напекли, а тут в печи подогреваем, — смущенно объяснил мужчина фокус-покус.
— Так это те самые пироги! И ты еще говоришь, что пира не получится? — искренне возмутилась я, и Фаль, одобривший местную сдобу, согласился со мной от всей души. Пока мы препирались, из полуоткрытой двери между общим залом и кухней раздался скрип, стук, звук падения чего-то небольшого и радостный возглас:
— Кейр, я нашла, где Зарран приправы хранил! Тут шкафчик потайной у очага! О! Капила сухая с дарицей! Можно мясо присыпать!
— Не-э-эт! — Возглас прозвучал квартетом и так слаженно, будто мы его репетировали со вчерашнего вечера без перерыва на сон и еду.
— Не хотите? — немножко обиделась молодая хозяйка, и из двери показался наморщенный носик. Брови нахмурились.
— О, Алльза, мы тут призрак Заррана случайно встретили, он тебе столько всего передать велел, — чтобы в очередной раз не начинать печальную повесть о «траве и видениях», коварно промолвила я, и не прогадала.
Тема приправы была благополучно забыта ради инфернально-практичных наказов старого трактирщика наследникам. Мы собрались уютной компанией на кухне за широким столом, аккурат между открытым очагом, где жарилось на вертеле мясо, и печью-плитой, которую оседлали весело побулькивающие кастрюли и чугунки с будущим ужином. И на два голоса с подпевающим бэк-вокалом Фалем завели речь о том, как ее дядя хотел помириться с сестрой, да не сложилось. Киз хоть и остался в коллективе, в беседе не участвовал, лишь кривил время от времени губы, будто хотел ляпнуть какую-нибудь гадость, да сдерживался.
Эффективное все-таки средство эта штука с метаморфозами, надо бы на вооружение взять, обдумать, как рунами делать, и использовать по необходимости в качестве последнего средства воспитания для особо безнадежных циников.
Так мы хорошо сидели, пусть и без еды, что никакого другого праздника не надо. Алльза вздыхала и охала, а под конец даже прослезилась и фартуком глаза промокнула:
— Жалко дядьку-то! Как с мамкой увижусь, все-все ей перескажу, чтоб больше на него обиды не держала.
— Скажи непременно, — мудро согласился муж и нежно погладил девушку по руке. — А трактир мы с тобой еще лучше, чем при нем, держать будем, чтоб сродственнику твоему привольно отдыхалось от трудов мирских, чтоб с улыбкой сюда мог поглядывать, коль охота придет! Хорошо, что вы над подонком, до смерти человека доведшим, суд совершили, я бы, коль узнал о том, какие лихие дела он замыслил, мог не сдержаться.
— Ты? — качнул головой Гиз с кривоватой улыбкой. — Нет, Кейр, не оговаривай себя! Ты беззакония никогда творить не стал бы. Недаром к тебе Гарнаг благосклонен. Он к тем, кто гневным порывом справедливость подменяет, не снисходит. И уж точно ложек не дарит! Ты бы Гарризия до суда довел и проследил, чтобы он по заслугам получил.
— Мы тебе лишь время сэкономили, не более того, мой друг, — согласилась я с киллером и тайком позаимствовала из-под полотенца на столе теплый-претеплый пирожок. Да, голода еще не чувствовала, но удержаться, когда умопомрачительно благоухала теплая сдоба, не могла. Сила воли в отпуск ушла или ее через рецепторы запах блокировал. Фаль едва приметил, что я пирожок потрошу, тут же свернул ревизию громко кипящей и шкварчащей снеди, чтобы принять участие в дележе добычи.
— Значит, дядя хорошим человеком был, — решила для себя Алльза.
Она явно не желала, как сделали бы на ее месте многие болтушки, охочие до скандальных историй, обсуждать негодяя Гарризия, зато припомнила другое: — Матушка рассказывала, когда я родилась, через несколько дней она в комнатах кошель с пятью золотыми монетами нашла. Сначала думала, кто из гостей забыл иль на пьяную голову оставил, но никто не искал и за денежками не пришел. Тогда она решила троны мне в приданое отложить. А потом после рождения брата еще один кошель отыскался, точно такой же, даже вышивка схожая была. Теперь я думаю, это дядя весточки передавал.
— Может, отец? — предположил вариант Кейр, задумчиво почесав висок.
— Так туфельки маме никто не надел, мы с братом своих отцов не знаем, а они о том, что родителями стали, и подавно, — спокойно ответила молодая трактирщица, ничуть не смущенная своим внебрачным происхождением. И разговор потек дальше.
А потом мы отнесли вещи в комнаты наверху. Зарран держал помещения в такой же чистоте, как и сестра. Забавно, даже стиль обстановки в общем зале и номерах был в двух трактирах схожим. То ли сказывалось родство владельцев, то ли на Артаксаре вообще все «гостиницы» не только строили, но и оформляли по типовому проекту. Вот в какой-нибудь еще побываю, тогда и вывод окончательный смогу сделать.
Пока семейство хлопотало по хозяйству, собирая на общий стол, и готовилось к триумфальному открытию трактира, я сполоснулась с дороги в пристроенной к общему зданию мыльне. Чистой воды там было запасено вдоволь, она поступала от колодца по хитрой системе желобков, правда, оказалась ледяная, будто артезианская. Но главное — наличие! Осталось только нагреть воду магией. Все-таки нужда лучший учитель, и температура кадушки для омовения у меня получилась вполне себе нормальной. И что с того, что после кано я призывала ису, руну льда, чтобы кипяточек довести до умеренно-горячей стадии? Если об этом никому не говорить, то никто и не узнает, и репутация… хм… великой магевы не пострадает. Я ведь не собираюсь в качестве эксперимента воду вместе с купальщиками греть на глазок, а потом варено-копченые трупы втихую за банькой прикапывать? Так что запишем деяние как научный эксперимент, и точка!
Приободрившись после мытья (правду говорят, водичка, даже не текучая, здорово усталость смывает), я отрыла в бесконечном пространстве сумочки любимый карандаш. Красками, чтобы глаза посторонним мозолило, рисовать не решилась. Изъяв у Кейра самый легкий и высокий из представителей отряда «табуретов трактирных», сообщила другу о своих намерениях и принялась за дело. Таскала табурет от двери к двери, залезала и чертила, чертила, чертила. Вверху, на перекладинах, выписывала защитную вязь и знак, отвращающий беды. Потом, подумав, добавила композицию достатка — на кухне у очага, и композицию охраны семейного благополучия — в той комнате, которую Кейр с Алльзой выбрали для своей спальни. Руну ису накарябала на леднике и в погребе, эвайз с феху на конюшне, чтобы лошадки здоровыми были и… Да, пожалуй, всего сейчас не упомню, но точила карандаш раз пять, поэтому к концу мирных трудов он уменьшился по крайней мере на четверть, зато я осталась довольна.
Фаль, для которого руны блистали всеми красками мира, довольно звенел, мельтеша от рисунка к рисунку, и любовался так восторженно, что мне даже чуток неловко стало. Алльза поначалу смысла моего эквилибра с предметами быта не уяснила, но Кейр не мудрствуя лукаво торжественно сообщил супруге, что предмет у меня в руке — мощный артефакт, и специальные знаки, начертанные им, тоже становятся артефактами для защиты и процветания. Трактирщица прониклась и сердечно поблагодарила меня за труды.
Обещанный пир для нас устроили на кухне, а не в зале, распахнувшей под вечер двери для жаждущего свежих новостей, пива и яств люда. Судя по гомону, топоту и грохоту, в помещение ухитрилась набиться как минимум половина села. А значит, внутри было тесно и душно. Определять на основе субъективных ощущений уровень кислорода в воздухе и отвечать на вопрос — чем пахнут сельчане? — попутно давая богатую почву для сплетен на свой счет, никто из нашей маленькой компании желания не проявил.
Мы снова расположились с комфортом на полюбившейся здоровенной кухне. Ветерок задувал в распахнутые настежь окна, так что ни жарко, ни чадно не было. Кейр и Алльза, снующие между кухней и залом, по очереди присаживались передохнуть и составить нам компанию. Мы болтали обо всем на свете: о новом хозяйстве, о наставлениях Заррана, о моих подвигах на ниве… гм… нив.
Было спокойно, даже гул голосов из-за двери, раскаты смеха и стук кружек ничуть не раздражали. Этот шум подействовал умиротворяющее, вроде неумолчного шелеста прибоя, я впервые за вторую половину сегодняшнего дня расслабилась, поверив, что беда прошла стороной. Меня отпустило! Все-таки, когда проблема касается близких людей, невозможно оставаться спокойной. Так что зря меня Гиз в служительницы записал. Тем-то небось, как выражалась подруга Галька, «по хрену метель», справедливые они, правильные и в любой из ситуаций выносят единственно верное решение. Меня вот все вокруг будоражит, и совести совсем нету, на глазах сегодня человека покалечили, а не стыдно, не стыдно — и все тут, только тихое удовлетворение получила: «Заслужил, гад такой, так расплачивайся! Очень надеюсь, что расплатишься сполна. А снова сможешь на ноги встать, так подлость сотворить тебе даже в голову не придет! Пуганая ворона куста боится, а ты, надеюсь, коли дрянь-дело задумаешь, у каждой двери призрак бедняги Заррана видеть будешь!»
— О чем задумалась? — тихо спросил меня Гиз, когда я, уйдя в размышления, не засмеялась вместе со всеми над шуткой Фаля.
Я раскрыла рот, чтобы ответить, что ни о чем, но вместо этого одарила друзей душераздирающим зевком:
— Думаю, спать пора.
— Иди-иди, — заботливым ворчанием поддержал благое начинание Кейр. — Ты за сегодня столько всего сотворила, не мудрено притомиться.
— А я еще пирогов хочу, — невзначай выдал сильф и покосился на меня чуть виновато. Дескать, я спать еще не готов. И то верно, ложиться на голодный желудок последнее дело. Я, если поесть нормально забуду, а потом ночью от голода проснусь, с боку на бок поворочаюсь, пойму, что уснуть никакой возможности нет, и топаю на кухню в поисках сладкого чая с хорошим куском колбасы. После такой подзаправки спится великолепно! Если, конечно, не мучает совесть после ночного перекуса! Лично меня отродясь не мучила.
Гиз немного задержался внизу, обсуждая что-то животрепещущее с Кейром, а я отправилась через вторую дверь, ведущую с кухни в обход общего зала, к комнатам на этаже. Киз вышел следом. Вряд ли он устал, наверное, киллеру хуже горькой редьки надоело общество, и он жаждал уединения. Желать доброй ночи друг другу мы не стали, хватит и того, что не поругались на сон грядущий.
