Господи, за что мне это наказание? Впрочем, риторический вопрос. Я прекрасно знаю за что — за наивность и острый язык. Но ведь я не могу не язвить — это моя защитная реакция. Такая же, как и у большинства современной молодежи. Вот только распоясавшемуся Старшему это не объяснить. Он уже совсем озверел! Мало того, что за учебники и Святые Писания усадил, так еще и учителей приставил. Да таких, что самой страшно становится. За свою верность Дарелину. Красавцы все как на подбор! Ну, я прям как героиня анимешки — одна в окружении кавайных мальчиков. Стоит забыть лишь о двух неприятных фактах. Этим мальчикам несколько тысяч лет. Это раз. А два — они архангелы. Семь архангелов на одну бедную несчастную грешницу — меня! Семь! Жуть!

Номер раз — Уриил, он же Урий. Не знаю, как его небесный облик, но земной очень смахивал на молодого ученого. Красивого, отрешенного от реальности, постоянно что-то высчитывающего и небрежного в одежде. Впрочем, у него единственного был талант учителя. Он сразу понял, что начинать учебу мне следует с детского варианта библии. Да и рассказывать он умел весьма интересно, хотя порой и увлекался.

Номер два — Рафаил. Он же Рафаил Светозарович. Красив как хирургический скальпель. Излагает все как компьютер. Главное конспектировать, а лучше сидеть с диктофоном и видеокамерой. Он, конечно, тоже красавчик, и похож на аристократа, но мне он с первой встречи стал напоминать патологоанатома. Особенно пристрастием к белой одежде и лайковым перчаткам. А уж как часто он ходил мыть руки! Впрочем, повар он гениальный. Хотя лучше не уточнять, из чего приготовлено то или иное блюдо.

Номер три — Рагуил. Он же — Злобный Раджа. Как я поняла, в их небесной канцелярии, он ведает наказаниями. Наверно отсюда это пристрастие к темным цветам, трехдневной щетине и всяким цепям. С вдохновением он мог рассказывать только о инквизиции и всех видах пыток. Остальное особого интереса у него не вызывало. Но с ним можно было временами сносно общаться. Если только вести себя безупречно и кротко, как и подобает женщине.

Номер четыре — мой любимчик, Михаил. Он же Миша, Мишенька, Мишутка, да и просто Винни. Самый очаровательный из всех. Ну, просто обнять и тискать! Златокудрый, с огромными невинными глазами, немного детским личиком и обалденной фигурой, он выглядел как херувимчик. Как я поняла, он любил всего три вещи — поспать, сладости и свой меч, игравший роль любимой игрушки. Но при этом не дай Бог встать между ним и шоколадкой Аленка — проедется как асфальтовый каток и даже не заметит! И, кстати, нет лучшего напарника для посещения развлекательного комплекса с видеоиграми. Одно плохо — всегда выигрывает. Обидно прям до слез — хоть бы раз поддался! Нет же! Вцепится в джойстик, скорчит зверскую рожу и сразу становится понятно, почему у него такая слава!

Следующим испытанием для нервов можно считать номер пять. Сариил. Или проста Алекс. Соблазн в чистом виде! Одни его кожаные штаны и косуха чего стоят! Не знаю, как ему это удавалось, но стоило пройтись по улицам и все женщины от пяти до девяноста пяти были готовы на ВСЕ, чтобы заслужить его взгляд. Помнится, одна блондинка перед ним так вся изгибалась, типа ключи уронила, что две аварии произошло. Без жертв, но все же. А он даже бровью не повел, продолжая с увлечением рассказывать о том, какие меня наказания ждут и за какие грехи. Это вообще была его любимая тема. По его словам выходило, что для моего же блага лучше придумать что-то для бессмертия, так как в аду меня ждут как вип-клиентку.

Номер шесть — явно кара за грехи. Досрочная. Гавриил. Он же Гоша. Он же Гаврюша. Он же Гаврик. Все зависит от настроения. По внешности — вылитый Гоша Куценко, только не лысый и со спортивной фигурой. Характер женский, стервозный. Это если без мата. С первой же секунды знакомства у нас возникла стойкая неприязнь, вылившаяся в открытую конфронтацию. Я таких задравших нос снобов давно не встречала. Впрочем, временами и он был не лишен обаяние. Но в моем присутствие — это редкость.

И завершает плеяду номер семь. Самый безобидный, Иерахмиил. Он же Ерик. Как мне поведал по секрету Мишутка, Ерик подрабатывает ночным сторожем в нашем мире. На кладбище. Не знаю, что он там делает, но днем он приходил, молча переодевался в пижаму советского образца и ложился спать, при этом что-то бормоча на латыни. Я попросила всех шестерых по очереди перевести на русский его бормоталки, но реакция во всех случаях была одна — пунцовые щеки и предложения самостоятельно выучить древний язык.

Вот в таком окружении и пришлось мне существовать. Это не считая самого Старшего. Нет, я его, конечно, уважаю и люблю, но почему-то почтительно общаться с ним не могу. Ну, вот родной он мне и все! Это раньше, в веке 18 дети родителям Выкали… а сейчас хорошо если не шнурками называют… теми самыми, что в стакане. Он, в принципе, ни разу не обиделся, но вот его юмор! Это просто надо пережить. Как-то раз я ему заявила, что приличный Бог должен быть старцем с длиннющей бородой, огромными седыми бровями и белыми крылышками. А в руках обязательно должен быть тяжеленный золотой посох. И что? На следующий же день у меня выросла пара замечательных крыльев и борода. Посох же весил не меньше шестнадцати килограмм и намертво прилип к левой руке. Кстати, под бородой и перьями нещадно чесалось! Продержалась я на чистой гордости ровно шестьдесят семь минут, после чего поползла извиняться перед Старшим. Хватило, к счастью, одного покаянного вида, чтобы меня избавили от ненужных атрибутов и на восемь голосов прочитали лекцию о смирении и послушании. Язык свой я научилась сдерживать (по крайней мере в присутствии Старшего) и думать, прежде чем ляпать. К сожалению, если рядом находился Гаврик, моя глупость теряла последнюю совесть.

Вот и сейчас, Гавриил начал методично перечислять, в какие времена и что считалась грехом, подробно останавливаясь на классификации. Я сцеживала уже пятый десяток зевков в кулак и делала вид, что конспектирую, хотя просто играла в крестики-нолики с Мишей. Ему даже не надо было смотреть в тетрадку и пользоваться ручкой. Просто в пустой клеточке появлялся золотой крест с расщепленными концами и надписями на латыни. Красиво, но рядом с моими корявыми ноликами, часто превращавшимися в рожицы, как-то не очень. Миша же мог в это время азартно расстреливать монстров в очередной компьютерной стрелялке или клянчить сладости на кухне у Рафаила Светозаровича. Он единственный, кто на это отваживался. На кухне-то царил армейский порядок. Завтрак с 6.00 до 6.20. Кто не успел, тот ждет обеда. Обед с 13.00 до 13.38. ровно в 13.38.01 все тарелки непонятным образом оказываются в посудомоечной машине, а то, что ты не успел съесть — в помойном ведре. Потом в 16.00 — чай. Единственный прием пищи, не ограниченный по времени. И в 19.00 ужин, длящийся не больше сорока двух минут. Ах да, порции точно отмеряны и взвешены на весах, добавки не полагается. А если Рафаил Светозарович кого-то застанет на своей кухне в неурочное время, особенно ночью, то в ближайшие два дня все мысли о еде будут вызывать неудержимые приступы тошноты. Миша же, обладавший просто бездной обаяния, умудрял выпрашивать конфеты, мороженное, печенье, пирожки и прочие вкусняшки, заставляя нас всех испытывать недостойное чувство зависти и тяжко вздыхать.

— О, преисподняя и все ее демоны, ты, несносное дитя, опять меня не слушаешь! — патетично взвыл Гавриил и попытался пробудить мою совесть схватив за ухо.

— Я слушаю. Просто Алекс давно уже все мне рассказал про грехи и наказания. Может перейдем к следующей теме. — проявила толерантность я, изо всех сил сдерживаясь чтобы не зарычать и не укусить своего мучителя.

— Может, он и о безгрешных душах тебе рассказал? — ехидно вопросил архангел. Все, кабзец терпению. Сколько там на часах? Время чая? Поздравляю себя с новым рекордом — два часа восемнадцать минут без единой шпильки в адрес Гавриила!

— Безгрешных не бывает. Даже вы, Гавриил, грешите.

Архангел даже застыл от такой наглости. Остальные его соратники застыли в предвкушении очередной моей глупости.

— И какой же у меня грех?

— Один из семи смертных. Гордыня — мстительно добила его я.

И тут же прикусила язык, так как в глазах у Гавриила заблестели слезы. Я почувствовала себя последней сволочью, обидевшей… ну не ребенка… Пенсионера?

— Я… дая… да все свое существование… боролся… помогал… а она… дитя неблагодарное… — начал заикаться мой оппонент.

— Ну, Гавриил, ну не обижайся! На убогих грех обижаться! Ну, Гаврюша, солнышко, ну хочешь, я тебе мороженного принесу? — попыталась я успокоить своего учителя, усаживая его на диван и пихая в руки носовой платок. В кои-то веки чистый! Гавриил сраз перестал всхлипывать и подозрительно воззрился на меня, явно оценивая скромные девичьи возможности.

— Рафаил тебе не даст. Он против того, чтобы давать детям сладкое чаще двух раз в неделю.

Да- да, еще один печальный факт — для них ля все я ребенок, дитя, неразумная малышка и т. д. А что нужно ребенку? Правильно, воспитание и строгая родительская рука, не гнушающаяся применения ремня. Бить меня не били, но пару раз угрожали.

— Ну, я все же попрошу. Не убьет же, в самом деле. А мне не помешает пара разгрузочных дней, а то сильно растолстела. Дарелин увидит меня и ужаснется.

С таким режимом питание и с моею любовь поспать, конечно, не разжиреешь, я даже похудела, но зачем огорчать ангела?

И все же попрошайничать я пошла. Рафаил, подготавливавший совместное чаепитие, выслушал меня не перебивая (правильно, я и сама запиналась), смерил холодным взглядом, но все же выделил один маленький, помятый вафельный стаканчик. И при этом выглядел как дракон, которого экспроприировали половину его накопленных сокровищ. Что-то никак не могу вспомнить — жадность смертный грех и простительный? Надо конспекты посмотреть.

Рассказывая о том, насколько неверны представления среднестатистического человека о рае и аде, Гавриил важно расхаживал по комнате, вызывая у меня ассоциации с павлином. Но свое мнение, наученная горьким опытом, я держала при себе.

— А ты, как будущая наместница, какими бы хотела видеть Ад и Рай? Какими ты себе представляешь наказания за грехи и воздаяние за добродетель? — неожиданно спросил меня он.

Раньше Гавриил никогда не интересовался моим мнением. Собравшись с мыслями, я попыталась внятно объяснить свою мысль.

— Ну, наверно, я бы, если бы была такая возможность, то…

— Не мямли! Наместнице это не к лицу! — повелительно, но не повышая голоса, произнес Гавриил. Именно Гавриил, потому что в этот момент он выглядел… внушительно.

Еще раз вздохну и окончательно взяв себя в руки, я принялась излагать, сама удивляясь своему сухому, канцелярскому тону.

— Для начала бы я передвинула дату Страшного суда на ближайший же день, чтобы он работал на постоянной основе. Тринадцать судей это не так уж плохо. Конечно, кое что придется изменить, но планы есть у меня в конспектах и позже я их покажу. Для начала я бы избавилась от рая как такового. Зачем? Вполне можно послать на перерождение. И если человек был уж такой праведник, или просто его хорошие поступки доминируют над плохими, то следующую жизнь можно сделать чуть-чуть удачливей. Пусть родится в богатой семье или получит исполнение мечты. Что касается Ада, то тут, как мне кажется, стоит вспомнить одну теорию о том, почему Господь не прощает грешников. Потому что они сами этого не хотят. На основе этой теории я и собираюсь строить систему наказаний. Мне кажется, что лучше всего грех направить против согрешившего. Поменять, так сказать, местами грешника и его жертву. А у греха всегда есть жертва. Загордился и унизил этим кого-то? Переживи подобное же унижение. Украл? Пусть и у ты переживешь кражу. Пусть грешник в аду переживет все то, что натворил и будет прощен лишь тогда, когда сам простит… — сбилась с мысли я, увидев семь пар внимательно уставившихся на меня глаз.

— Ну, вот как-то так — несвязно завершила свою речь я.

В ответ же мне досталась напряженная тишина.

— Я же тебе говорил, Гоша, что девочка не безнадежна. Конечно, ее теория не проработана, но заслуживает более пристального изучения. — со смехов в голосе выдал появившийся Старший. Я же смутилась еще больше и начала мечтать о том, чтобы либо самой провалиться, либо чтоб они провалились.

— Я, между прочим, много размышляла на эту тему! — почти обиделась я на снисходительные улыбки.

— Знаю, но давай разберемся с этим позже. Пока же пришло время для активных действий. Михаил, Рагуил у вас три дня, чтобы научить нашу девочку как минимум защищаться, как максимум нападать. Сезон охоты на Кеса прошу считать открытым.

Я все- таки в это ввязался! Кто бы мог подумать, что однажды моя мечта, открыто выступить против отца, исполнится? Нет, наши отношения немного изменились, конечно, но когда драконы передали, что Старший готов перейти к активным действиям, да еще и тащит за собой Женьку, я не колеблясь подписался на эту авантюру.

Чистой воды авантюра — пытаться задержать демиурга столь малыми силами. Никто кроме меня и драконов не может принять активного участия в осаде его Чертогов, так как достаточно одного приказа Творца, чтобы творения разбежались в разные стороны, скуля от страха. Надо мной он особой власти не имеет, так как и у меня есть Сила Творца и крепкая связь с Миром. А драконы — вообще творения другого демиурга., неподвластные моему отцу.

Но нам нужно продержаться лишь три дня. Три дня до начала штурма. Мы заперли демиурга, отрезав от основных каналов Силы, но он все еще силен. Я вымотан до предела, так как именно я основа блокады. Именно с помощью моей крови запирались чертоги. И каждый его удар, каждую попытку взлома я ощущаю так, будто меня выворачивают наизнанку, ломая кости и разрывая на куски.

И между этими адскими муками есть короткие часы отдыха, заполненные кошмарами, в которых Кес убивает Женьку тем или иным способом. Убивает у меня на глазах, а я не в силах ничего сделать.

Я понимаю, зачем она ему нужна. На ней все еще остались следы воздействия демиурга. Можно сказать, что она крошечный магнитик, который притянется остатками Силы к своему творцу прямо в Чертоги, если подтолкнуть. Притянется, протащит за собой все войско Старшего и частично ослабит личную защиту. Но ведь ей надо быть так близко к нему, а это слишком опасно!

Но без нее никак. Я понимаю это как никто другой. Только через двоих можно воздействовать на Кеса. Через нее и меня, но так, как я буду снаружи Чертогов, мне понадобится не меньше десяти минут, прежде чем я достигну самого укрепленного места, где предположительно и будет скрывать Демиург. Это слишком много — удар должен быть молниеносным, чтобы он не успел удрать. Значит, меня нельзя использовать на первом этапе схватке, когда Кеса окончательно отрежут от каналов Силы и заблокируют все пути отступления. Но ко второму я должен успеть любой ценой, иначе Женька точно погибнет. Любая попытка воздействия одного демиурга на другого через нее принесет ей боль. И если в начале она еще продержится, то потом болевой шок и смерть. Получается, ее убью свои же, если я не подоспею вовремя.

Если не успею, она умрет…

Заметив, что все мои мысли неизменно сводится к одной, я устало помассировал виски, пытаясь собраться с мыслями и все же найти выход.

— Дарелин, ты в порядке? — тихо окликнул меня Шес, вызвавшийся сиделкой при мне.

— Никак не могу выкинуть из головы эти мысли…

Я секся, понимая, что не стоит лишний раз волновать верного друга. У него и так нервы на пределе — выяснилось, что его любвиобильная супруга ждет ребенка. И у темных и у светлых дети рождаются редко, а потому они — величайшая ценность. Естественно, он взволнован. Тем более, что он один из тех немногих, кто посвящен в проблему нашего мира. Даже если Демиурга не удастся захватить и он сбежит, мир останется без своего Создателя, не говоря уж о том, что подобное же произойдет и при успехе нашей операции.

Без своего Демиурга мир быстро приходит в упадок — достаточно несколько столетий и начинаются кровопролитные войны, в которых погибают целые нации. Эльфы живут долго. Они успеют увидеть гибель своего народа. Шес и Владычица успеют увидеть гибель своего ребенка, если сами раньше не погибнут. Шес, Владычица, их ребенок, Энувиэль, Клинея… сколько народу погибнет из-за одного жалкого скота, возжелавшего власти! У него было все, но захотелось еще больше!

Я зарычал, пережидая очередной приступ боли. Не знаю. Сколько он длилс, мгновение или вечность. В боли не существует времени. Но когда я очнулся, на плбу ощущалась прохладная рука моего верного няньки.

— Дарелин, может, я все же могу тебе помочь?

— Нет. Не переживай за меня. И вообще, не переживай. Я что-нибудь обязательно придумаю.

Обязательно. Я должен их защитить.

Загнали в ловушку? Обложили как зверя какого-то? Ничего, мы еще посмотрим кто кого. Скоро ты явишься сюда лично, братец. И наверняка притащишь девчонку. Она твое единственное оружие против меня. Но только не забудь, я так же могу использовать ее против тебя. И гораздо более эффективно. Только сначала надо будет убрать е охрану. Ты ведь приставишь к ней самых сильных из своих ангелов. Михаила наверняка. И еще одного или двух. Это роли не играет. Главное справиться с твоей правой рукой, этим проклятым сладкоежкой! Дарелин равен ему по силе, но тоже предал меня, паршивый щенок! Что ж, это все-таки мой мир. И у меня полно своих слуг. Если понадобится, я пожертвую ими всеми. Ты, братец, лишишься своих дражайших ангелов, а предатель сынок — своей возлюбленной. Это будет замечательная месть. Как жаль, что я не смогу насладиться ею сполна. Все же придется бежать, чтобы набраться новых сил и придумать более действенный план твоего устранения, Старший.

Убедившись, что девушка крепко спит, Демиург вышел из спальни, плотно прикрыв за собой дверь, чтобы ее не разбудил разговор, который обещал быть долгим.

— Михаил, когда мы ворвемся в Чертоги моего брата, твоей главной обязанностью будет защита Евгении. Она ключ к нашей победе. Любой ценой ее необходимо защитить. И не только от физического воздействия.

— Понял. Будет сделано. — архангел мигом посерьезнел, сбросив маску простодушного паренька до более спокойных времен.

— Вы все были приставлены к ней не только для того, чтобы учить. Вы привыкли к ней, усвоили повадки, притерлись — выражаясь современным языком. И все это было необходимо потому, что я давно уже решил — вы все будете защищать ее, пока я буду нападать.

— Но это же глупо, — воспротивился Гавриил. — Достаточно двоих помощников Михаилу и все.

— Нет. Она наше главное оружие, но и сильнейшая слабость. Он ожидает, что ее охрана будет сильной, но в меру, а значит, уже подготовился. Этот ход будет неожиданным. Всем понятно?

— Да, Создатель.