Прикладываю пальцы к струнам, обрываю мелодию. Я только что исполнил балладу о гноме, который ушел на войну, сверг великана, победил дракона и спас весь мир! После чего умер. Его похоронил небольшой отряд эльфов. А через сорок лет все забыли павшего героя и оставили потомкам лишь холмик, надгробие и цветочки. Вряд ли я смогу повторить такое еще раз, но это нечто! Я впервые сочинил настолько сильный экспромт, да еще и в стрессовой ситуации.

Сижу около барной стойки. В руках нечто, лишь отдаленно напоминающее гитару, а вокруг – застывшие лица гномов. У троих из них на щеках – скупые мужские слезы.

Таичи хлюпает вовсю, вытирает слезы платочком и пытается улыбаться. А мне… так приятно. И потому, что понравилось слушателям, и потому, что выжил. Я ведь, когда гномы меня окружили и начали засучивать рукава, сразу представил себе всю свою дальнейшую жизнь… все пять минут. А потом ни с того ни с сего начал петь. Во весь голос и с такой внутренней силой, что целых пять минут стояла гробовая тишина. Потом – народу стало любопытно, дальше – интересно. Ну а потом я сел на стул, стоящий около барной стойки, и пел, пел, пел…

Так, все. Пора смываться.

Смыться не удалось. Сижу за столом, поглощаю шикарный ужин, состоящий из запеченного картофеля и салата из овощей, запиваю все это вином и еще успеваю коситься на булочки, которые исходят паром. Растроганный повар говорит, что все это за счет заведения. Гномы шушукаются в стороне – записывают балладу по памяти. Ну удачи им. Я на такой подвиг сейчас не способен.

– Великий бард, а того гнома случаем не Тор звали?

– А? – пытаюсь проглотить все, что успел напихать в рот. Подавившись, запиваю вином, киваю в ответ.

Лица гномов светлеют, и они шушукаются с удвоенной силой. Ну и хорошо. Я даже рад, что им есть чем заняться.

– Ты просто великолепен, Фтор. Я сразу поняла, что ты очень талантлив.

Широко улыбаюсь, не спорю с Таичи. Да и приятно, когда кто-то вот так открыто тобой восхищается, чувствуешь себя чуть ли не всемогущим и очень крутым.

– А можешь спеть что-нибудь про любовь?

Давлюсь салатом. Я так и знал.

– Э-э… мм… Таичи.

– Да?

Ее глаза становятся еще ярче? У меня такое ощущение, что в них зажгли какой-то огонек. Нехороший такой.

– Понимаешь…

– Да?

– Я… я не готов!

Тишина. На меня смотрит полтаверны.

– Фтор? – прерывает девушка тишину.

– А?

– К чему не готов?

– Ну… к романтическим отношениям… с тобой.

Глядим друг на друга. У Таичи между бровями образуются две глубокие складочки. Ерзаю на лавке, опасаясь, как бы девушка не расплакалась. Мало ли, гномы решат, что я ее обидел, а на еще одну героическую балладу меня не хватит.

Смех, раздавшийся в таверне, удивляет. А увидев, что смеется Таичи, да еще и так весело, я и вовсе выпал в осадок.

– Я что-то не то сказал?

– О нет, Фтор. Прости, пожалуйста, но… романтические отношения. – Она хохочет так, что мне остается только удивленно хлопать глазами. Наверное, глупо выгляжу. Но я решительно ничего не понимаю, а чего она тогда за мной бегала и кормила за свой счет? Еще и эти прогулки по ночам… – Прости, прости. – Таичи сидит раскрасневшаяся, со слезами от смеха на щеках. Я и сам зачем-то улыбаюсь в ответ. Ну что тут скажешь, все равно это лучше, чем обида. – Просто, понимаешь, мама мне рассказывала, что темные эльфы женятся только на своих эльфийках, а людей считают страшными и непривлекательными.

– А-а… – Все еще ничего не понимаю.

– Ага. Так что я не рассматривала тебя как ухажера. Хоть ты и милый, да и ушками шевелишь забавно… просто прелесть.

Это как-то даже обидно.

– Да и потом. Ты так смешно моешь полы… Ой, не могу! – И она снова смеется, видимо вспомнив мои мучения с тряпкой, шваброй и ведром.

– Это да… – вздыхаю я. – Получается, ты со мной общаешься только потому, что я смешной?

– Да нет же! Просто с тобой комфортно. Не надо напрягаться и строить из себя невесть что. Ты мне нравишься, Фтор, но как друг, а не как возлюбленный.

Краснею. Хорошо, что из-за цвета кожи этого не видно.

– А-а… ясно. Ну ладно. Я только рад.

Ага. И ничего я не рад. Почему-то. Ну и ладно.

– Точно не обижаешься?

– Точно, – буркаю я и продолжаю уплетать салат. О, а ведь настала очередь булочек! Отлично.

Я сейчас лопну. Сижу, привалившись спиной к стене, и поглаживаю себя по животу. Жизнь – прекрасна. Я так считаю.

В руки что-то суют. Какие-то листы бумаги с каракулями. Просят проверить.

Изучаю корявые гномьи иероглифы, ничего не понимая.

– Это что?

– Баллада, – широко улыбается рыжий гном. – Мы тут с ребятами записали, как запомнили, да только боимся, не забыли ли чего. Все же великая вещь. Небось годами сочинял. Помнится, наш сказитель балладу о великой битве десять лет сочинял, а потом помер.

Стараюсь сесть прямо, напускаю на себя торжественный и умный вид. Желудок сыто переваривает подношение, плавает в океане блаженства.

– Восемь лет! – Вижу благоговение в глазах народа. – Восемь долгих лет я сочинял ее. Но спел только сейчас. И только вам.

– Спасибо. – Гномы кланяются мне едва ли не до земли.

Я сейчас лопну от гордости.

– Итак. Читайте. Ибо я не понимаю, что здесь написано.

– Э-э… мм, а можно сесть рядом?

Киваю, мягко улыбаюсь и сохраняю вид старца, познавшего все, что только хотел познать. Итак…

Идиоты!!!

Они вообще в курсе того, что такое рифма?!

Я три часа сижу с этими охламонами, переписывая балладу начисто. И если пел я ее полчаса, то пишем мы гораздо дольше. Прогулку с Таичи по городу снова приходится отложить. Но девушка не возражает, активно участвует в процессе и помогает рифмовать.

Да, кстати, ненавижу гномьи руны: гхыр поймешь, какая загогулина что означает.