Глава 16
Эту главу можно было бы начать с описания города, местных жителей и прочих достопримечательностей. Но, поверьте, описывать особо нечего. Узкая полоска синего неба над головой, бледные лица населения, каменные дома, вмурованные в скалы, и широкая прямая улица между ними вряд ли заслуживают восторженных эпитетов и отдельной страницы моих мемуаров. К слову, обычных домов здесь нет. Оно и понятно: кто захочет жить, зная, что в любую минуту крышу пробьет огромный булыжник и размажет хозяев по полу. Правильно, никто. А потому обе скалы похожи на муравейник: окна проходят рядами, которые расположены один над другим, и по ночам изнутри освещаются огоньками магических ламп. Выше всех живут бедняки. Почему? Просто все магазины и лавки расположены на первом уровне, вровень с землей, и их более богатые хозяева предпочитают жить непосредственно над своим детищем.
Кое-где жители Агреля все же пытались привнести в серую бытность романтику и уют. В итоге мостовую выложили разноцветными камнями, а в центре города в обеих скальных породах продолбили две огромные ниши, в недрах которых и таились новые дома и улицы старого города.
Последний штрих, запомнившийся мне в Агреле, – фонари, расположенные вдоль каменных стен, горят неярким, зато вечным голубоватым магическим огнем. Что ж, задумка неплохая – вот только исполнение хромает. По вечерам голубой свет придает и без того бледной коже горожан трупный оттенок; мостовая перестает быть разноцветной и одевается в сотни оттенков синего; да и витрины лавок и магазинов ночью выглядят как-то пугающе.
– Знаешь, – поправляю рюкзак и смотрю на шагающего рядом Аида с гоблином за спиной (тот научился цепляться за плечи и теперь большую часть времени просто висит на «друге»), – мне кажется, что им просто необходим хороший бард.
– С чего бы это вдруг? – скептически смотрит на меня Аид. – У них все есть. Ты хоть в курсе, что Агрель – один из богатейших городов на материке? Через него купцы переправляют товары от портов к внутренним городам королевства.
– Поверь, не в деньгах счастье. Недаром говорят: богатые тоже плачут.
Аид только вздыхает. За вход в Агрель он отдал последние медяки, которые еще у него оставались. И теперь не на что было даже банально поесть и снять комнату.
– Федя хочет туда. – Гоблин уверенно показывает на один из фонтанов, вделанных в нишу в стене.
– Зачем тебе фонтан?
– Федя грязный. Федя хочет пить!
Аид идет к фонтану, спешит, пока гоблин не разревелся и снова не шарахнул его молнией. Иду следом, сунув руки в карманы и жалея о том, что потерял свою гитару в столице. Хорошо, что хоть родовые мечи я могу призвать в любой момент. Обидно было бы их потерять.
– И что теперь? – Аид сидит на бортике и держит гоблина за шкирку, пока тот радостно бултыхается в воде. – Скоро стемнеет, а тут очень сильный ветер – замерзнем, как пить дать.
– Ну хоть от жажды не умрем.
Мою улыбку, равно как и тонкое чувство юмора, не оценили. Чешу ухо и, подумав, забираюсь на бортик фонтана.
– Ты куда?
– Спою. Больше-то я ничего не умею: только петь. Можешь попробовать мне на чем-нибудь аккомпанировать?
– На чем?
– Знал бы – не спрашивал.
– Нет.
– Федя будет собирать деньги! – выныривает из фонтана воодушевленный гоблин.
– Дадим ему мой сапог! – говорит Аид.
Хоть у кого-то проклюнулась умная мысль.
Гоблин хватает сильно измочаленный и давно не пригодный к употреблению сапог, после чего прыгает вниз и настороженно оглядывается по сторонам, намечая первую жертву.
– Итак. Баллада о русалке. Петь буду громко, ты, кстати, можешь хотя бы хлопать в такт.
Меня посылают. Пожимаю плечами и начинаю:
Жил был принц и мечтал о деве,
Но такой, чтоб прекрасней всех,
Чтобы были у девы груди
Больше всех, больше всех, больше всех.
Аид закатывает глаза. Я – бодро продолжаю:
Чтоб глаза как огромные камни.
Но не уголь, янтарь и опал,
А такие, какие мама
Надевала на каждый бал.
Он мечтал о ногах как палки:
Очень длинных, не меньше двух.
Чтобы голос – как у русалки,
Чтобы очень хороший слух.
И при всем при том нестроптива,
Чтобы тапочки сразу несла.
Чтоб была скромна и игрива,
И румяна, нежна и бела.
Десять лет он мечтал о чуде!
Видел деву свою во снах.
А женился на чудо-юде.
Вот такой он, монарший брак.
Зубы черные, косит глазом,
Волос тонкий и только два.
Пятерых вырубает разом.
Королеве Бульгур – ура!
Народ хихикает, но все же неохотно кидает медные монетки гоблину в сапог. Федя не смущается и поступает просто – подходит, протягивает сапог и делает до ужаса жалостливый взгляд. Если сердце слушателя выдерживает – гоблин ощеривает зубы, прижимает уши к спине и тихо, утробно, угрожающе рычит. В итоге дают все. Но большая часть зрителей после такого зрелища старается незаметно смыться куда подальше. Тем более что гоблин моментально забывает, у кого он уже брал мзду, а у кого еще нет.
– Следующая песня! – откидываю прядь, отделившуюся от ирокеза и упавшую на лоб, и жалею, что не успел поставить его как надо.
– Давай! Жги, красава!
Как же меня бодрят эти крики толпы!
– О драконе!
Толпа затихает, вокруг сгущается тишина. Гм, я что-то не то сказал? Хотя… ну откуда здесь дракон? Он в эту щель под названием «город» ни в жисть не протиснется. Надо бы что-то злободневное. Но у меня не так много песен в запасе (не успел толком насочинять). А про цветочки-лютики вряд ли прокатит.
– Лучше про гномов спой!
– Да, давай про гномов!
Так, а их тут любят или ненавидят? Надо соображать быстро – если ошибусь, прибьют, и денег не получим.
– Чтоб им, этим лопатобородым, пусто было!
Понял, не любят. Ну логично: горы рядом, гномы тоже. Дань небось гребут лопатой и за проживание, и за провоз товаров со стороны моря на материк.
– Давай, бард! Пой!
Угу. А как? Прямо здесь что-то сочинить вряд ли смогу. Сощурившись, оглядываю толпу горожан, собравшуюся у старого облупившегося фонтана. Кто-то улыбается, кто-то что-то кричит. Одни смеются, другие разыскивают украденные кошельки, щурятся от пронизывающего ущелье ветра. И среди всей этой толпы то и дело мелькают растрепанные шевелюры уличной ребятни.
– Хорошо!
Все тут же стихают. Покачиваюсь на пятках, наблюдая, как Федя терроризирует толстую даму, требуя денег. Та пытается отбиться, но острые зубы и тихое рычание гоблина способны напугать и бывалых вояк. О, медяк. Но Федя недоволен. Спрашивает: неужели не понравилось? Дают еще два медяка. Федя отстает.
– Я спою вам. Но не о гномах, а о том, что ценю больше всего в этом мире. О красоте.
На меня смотрят как-то странно. Но вроде сильно не шумят. Вот он, мой шанс! Я им докажу, что природа – наше богатство. Они ведь не темные эльфы, так что должны оценить красоту полей и рек, рассвета и заката, гор и холмов… Так, я немного волнуюсь, но в принципе готов. Приступаем.
Когда рано поднимется солнце,
Когда ветер колышет траву,
Когда облако дивно вьется
И ступни холодит о росу,
Выйди в поле, вдохни ароматы,
И понюхай цветочек-другой.
Мы природой своею богаты,
Мы…
Дальше мне продолжить не дают. Зато дают в глаз тухлым помидором. Я прямо поражаюсь: вокруг ни одной лавки с овощами. Или все горожане носят в авоськах тухлые овощи специально для таких вот случаев? Сжимаю зубы и упрямо пою дальше:
Цветочки-лю-ютики-и,
Куда вы кло-оните-есь?
Сорву нечаянно-о я в поле ва-ас.
Цветочки-лю-ю…
Меткий бросок огурца сбивает меня в фонтан. Пока вылезаю – слушатели разбегаются от озверевшего гоблина, который понимает, что больше денежек ему не дадут.
– Давай руку.
Сижу, обтекаю. Вокруг плавает всякий мусор. Смотрю на Аида:
– Все было настолько плохо?
Меня рывком вытаскивают из воды и отходят назад, наблюдая, как я выжимаю рубашку.
– Ну не то чтобы очень. Но лютиками ты их убил.
– Вот ведь… это первая песня, которую я сочинил и исполнил перед темными эльфами.
– И как же ты выжил?! – Бровь Аида поднимается вверх.
– Мне хотели вырезать язык и сломать пальцы. Я ведь еще себе на гитаре аккомпанировал. Но отец вступился.
– Считай, тебе крупно повезло.
– Да как сказать. Он мне тогда заявил, что в следующий раз, если услышит непонятные звуки из моей спальни, придет и сам все пальцы переломает, а заодно и уши оторвет.
– Ясно.
– Н-да. А потом меня решили женить. Ну и я сбежал.
– Сочувствую.
– А вот вы, светлые, женитесь только по любви? Или тебе тоже невесту выбирают?
Неспешно идем по городу, приглядываем таверну. Гоблин прыгает рядом, прижимая к груди сапог с деньгами, – он сейчас абсолютно счастливый.
– У нас эльфа сама выбирает себе мужа. А каждый эльф счастлив жениться на светлой деве, – отвечает Аид.
– То есть права голоса вы не имеете. Смотри-ка, прямо как мы.
Аид качает головой:
– Ты не понимаешь. Эльфийки, они… они…
– Избалованные самовлюбленные эгоистки, запертые в светлом лесу ради воспроизводства потомства. Я в курсе.
– Знаешь, когда-нибудь я тебя убью.
– Попробуй.
– Прирежу во сне. Апчхи! А еще лучше натравлю Федю.
Меня пробирает дрожь.
– Ясно, понял. Ваши эльфочки – ангелы, спустившиеся в наш грешный мир. Кто я такой, чтобы о них судить. Наверняка один взгляд перворожденной заставляет сердце и другие части тела мужчин трепетать от наслаждения.
Мне дают в ухо и оставляют в гордом одиночестве.
Сижу на мостовой, хмуро смотрю Аиду вслед и грожу кулаком. Тоже мне, простых шуток не понимает! Не понял, вы куда это собрались? А я?!
Мы находим, где переночевать! Так как денег у нас немного, мы останавливаемся в ночлежке. Это такое помещение, расположенное ниже уровня земли, без окон и с очень спертым воздухом. Там навалены старые матрацы и все спят чуть ли не друг на друге. Передвигаться по такому помещению можно только очень осторожно, постоянно рискуя отдавить кому-нибудь что-нибудь ценное.
– Так, ладно. Сколько с нас за ночь?
– Три медяка с рыла. – Грязный вонючий тролль усиленно ковыряет в носу и спокойно ожидает нашего ответа.
– А не жирно будет?
– Не хочешь – вали, ищи, где дешевле.
Рычу, сжимаю в руке рукоять ножа. Эльф в это время пытается вытащить из сапога деньги. У него трудности. Федя наотрез отказывается расставаться даже с одной монеткой, гоблин искренне уверен, что это он сам все заработал.
– Федя, нам надо оплатить ночлег.
– Феде здесь не нравится!
– На улице спать еще хуже. Там дождь и холодный ветер!
– Федя богатый, Федя будет спать на кровати во дворце!
– Тут нет дворца.
– Тогда в самой красивой комнате! – Гоблин хмурится.
– Но так у нас быстро кончатся деньги.
– Федя еще заработает. Фтор будет орать, а Федя собирать. – И в меня тыкают пальцем.
Чего я буду делать? Отворачиваюсь от тролля, пронзаю гоблина убийственным взглядом. Мне клыкасто улыбаются.
– Аид, отойди-ка, я сейчас сам с ним поговорю.
Светлый пожимает плечами и отходит. Сажусь на корточки, кладу руку на плечо гоблину и чуть его сжимаю.
– Итак, Фе…
Меня шарахает разрядом, по силе сравнимым, наверное, с ударом молнии в упор. Выгибаюсь дугой, ору и вибрирую на максимуме. Через две секунды отпускает. Но к тому времени дымлюсь уже не только я, дымится и тролль, так и не успевший вынуть палец из ноздри (я случайно схватил его за ногу).
Надо ли говорить, что из ночлежки нас выкидывают в прямом смысле этого слова? Федя шмякается на мою спину. Что характерно, сапог он из лап так и не выпускает и ни одной монетки не теряет.
– Что ж, теперь у нас есть два пути. – Аид кое-как встает и глядит по сторонам. Смеркается. – Либо ты еще раз выступаешь, но деньги собираю я.
На моей спине тихо, утробно рычат.
– Либо… Федя сам выбирает, где мы остановимся.
– Ну уж нет. Это мои деньги! И ни один гоблин…
Новый удар током мгновенно меня вырубает.
Последнее, что я думаю, прежде чем вырубиться окончательно: «Как же я ненавижу гоблинов!»
