17

Утонуть в бушующем океане можно очень даже быстро. Выжить в этих условиях в течение многих часов гораздо сложнее. Харви Линдсей, повредивший ногу при падении и лишенный даже элементарного спасательного жилета, давно уже должен был стать мертвецом, да, видно, бог, судил иначе.

Уже то, что он не убился сразу при падении с километровой высоты без парашюта, а умудрился в свободном падении попасть в объятия к коллеге, у которого был парашют, могло однозначно считаться чудом. Но вдвойне чудесным было то, что он до сих пор не утонул. Харви давно потерял всякое представление о времени, но по-прежнему цепко держался за спасательный жилет товарища по несчастью, и океан, как ни старался, а все-таки не мог оттащить их друг от друга.

Большой удачей было еще и то, что оба они не страдали от переохлаждения. Температура воды была всего на несколько градусов ниже температуры человеческого тела, а в таких условиях в ней можно находиться очень долго безо всякого вреда для здоровья.

Вот только волны все время захлестывали обоих офицеров с головой, и при неаккуратном вдохе ничего не стоило захлебнуться. Джона Рафферти, того офицера, у которого, на счастье Харви, оказался и парашют, и спасательный жилет, как пробку выкидывало обратно на поверхность воды, и он тянул за собой спутника, однако следующая волна накатывала тут же, и парни не всегда успевали сделать полный вдох.

Борьба со стихией выматывала их, отбирая последние силы. Особенно страдал, конечно, Харви, и казалось, что вот-вот его руки не выдержат и разожмутся — и тогда у него не останется никаких надежд на спасение. Правда, Рафферти помогал ему словом и делом. Харви давно оторвался бы, но Джон крепко держал его за рубашку и брючный ремень. Беда только, что у Джона тоже постепенно иссякали силы.

— Держись! — сначала орал, а теперь уже хрипло шептал Джон. — Мы прорвемся. Обязательно прорвемся.

Но силы таяли, а надежд на спасение оставалось все меньше. Если бы командир самолета подал общий SOS и призвал на помощь гражданские суда, тогда еще можно было бы на что-то рассчитывать. Однако Рафферти прекрасно понимал, что при перевозках такой степени секретности, которая была присвоена рейсу борта-39, надеяться на это глупо. Командование скорее даст всем утонуть, чем позволит чужому судну поднять на борт профессора Лемье. Мало ли что может с ним случиться. Сойдет с ума, подхватит воспаление мозгов, а может, просто обозлится — и начнет выбалтывать в бреду или в истерике государственные секреты особой важности.

Нет — на такой риск командование ни в коем случае не пойдет. А значит, надеяться можно только на чудо, потому что, когда в этот район подтянутся военные суда, Харви давно уже будет лежать на дне, а Джон Рафферти скорее всего потеряет сознание от истощения сил и захлебнется, когда волна в очередной раз накроет его с головой.

И вот, когда никаких надежд уже практически не осталось, произошло то самое чудо, в результате которого юный Харви Линдсей еще больше укрепился в вере, а Джон Рафферти просто проорал в небо, перекрывая свист ветра и грохот падающих волн:

— О святой наш благодетель Иисус на белом вертолете!!!

Из пелены дождя прямо на них свалился с греб волны бальсовый плот, морское судно до колумбовых индейцев, и Линдсей подумал, уж не сошел ли он окончательно с ума и теперь бредит перемещениями во времени. Для такого предположения у него были все основания, потому что на плоту находились три девушки вполне первобытного вида, а именно — без каких-либо признаков одежды на загорелых и весьма, между прочим, привлекательных телах. Впрочем, загорелой была кожа только у одной из них — удивительно красивой блондинки скандинавского типа. Две другие были смуглыми от рождения, причем одна имела типично индейские черты лица, а другая, скорее всего, была полинезийкой или, что еще вероятнее — метиской.

Впрочем, мысль о первобытном происхождении девиц опровергали вполне современные спасательные пояса, которые, однако, не скрывали ничего существенного.

Надо сказать, правда, что в первые минуты у Джона и Харви не было ни времени, ни настроения заниматься созерцанием женских прелестей. Их гораздо больше интересовало собственное спасение. Девушки, кстати, тоже испытывали серьезные неудобства на колеблющемся по всем направлениям плоту, с которого в предыдущие часы сорвало мачту и хижину со всем ее содержимым, включая, кстати, и одежду путешественниц.

Девушек не унесло в океан только потому, что они успели привязать себя к плоту, но теперь им казалось, что и сам плот вот-вот развалится к чертовой матери, а его экипаж пойдет на корм акулам.

Индеанка, как хорошая католичка, громко молилась Богу. Блондинка, которая сильно сомневалась в существовании Бога, больше надеялась на Тура Хейердала и его правоту в вопросе о мореходности бальсовых плотов.

Как известно, Тур Хейердал переплыл Тихий океан на плоту «Кон-Тики» и утверждал, что это судно способно выдержать любую бурю.

Полинезийка была спокойнее всех. Она считала, что даже без спасательного жилета сможет добраться до родных островов хотя бы и вплавь, несмотря на то, что до них больше тысячи миль. Ни бури, ни акул она не боялась, и творящийся вокруг кошмар ей чем-то даже нравился.

Именно полинезийка первой заметила, что кто-то уцепился за плот, подползла к его краю и без тени смущения продемонстрировала Джону и Харви свой роскошный молокозавод.

— Если ты мне чудишься, то лучше перестань, — пробормотал Рафферти. — Я еще не хочу в психушку.

— А на тот свет ты тоже не хочешь? — весело спросила девушка на чистом английском языке и, не дожидаясь ответа, скомандовала. — Давай руку!