ГЛАВА 11

Под стены дворца я пришла уже под утро, когда улицы, словно молоком, затопило серым предрассветным туманом. Пришла пешком, нарочно не пользуясь порталом. Хотела войти через парадный вход, как подобает победительнице, а не проникать исподтишка, словно вор.

Стража на входе скрестила было алебарды. Я лишь иронично приподняла бровь, наблюдая за тем, как прочная сталь сминается, подобно бумаге. Понятливые вояки позорно сбежали с поста, побросав на землю никому не нужные палки.

Я беспрепятственно миновала двор, аналогичным образом спугнула стражу у парадного входа, обратив их в бегство, и вошла в просторный холл.

Внутри было тихо и пустынно. Дворец спал. В такое время просыпаются только повар и кухарка, но встреча с ними мне не грозит, поскольку кухня находится далеко. Мягкий ковер заглушил мои шаги, позволив бесшумно подняться по лестнице. Дальше я заколебалась. Первым стремлением было пойти в комнату сына. Но сердце настойчиво жаждало мести за перенесенные унижения, поэтому я свернула в спальню.

Вопреки моим ожиданиям, никакой полуголой красотки в некогда нашей общей кровати не наблюдалось. Талейн вообще не спал. Сидел на убранной кровати и, судя по виду, ждал моего появления. Сосредоточенная поза, сложенные в замок руки, сжатые в линию побелевшие губы, глаза, смотрящие на меня решительно и… с жалостью.

При виде бывшего мужа ладони сами собой сжались в кулаки. Я ощутила настойчивую потребность вцепиться в роскошную блондинистую шевелюру, которую раньше любила гладить и перебирать пальцами, и вырвать все до единого волоса. Готова была вцепиться ему зубами в глотку от переполняющей меня обиды и ярости.

В комнате возникла давящая тишина. Тяжелая, гнетущая и непроницаемая. Это Талейн поставил защитный купол, который скроет ото всех любое слово, сказанное в этих стенах, и любое действие. Что ж, правильно. Одобряю.

— Хочешь убить меня, — сказал он тихо, без малейшей насмешки. Не спрашивая. Утверждая. — Пусть будет по-твоему. Но я заберу тебя с собой. Ты не выйдешь живой из этой комнаты!

— Черта с два! — Угроза вызвала у меня лишь усмешку. — Я заберу сына, и ты не сможешь мне помешать!

Все его естество вызывало во мне отторжение. И этого человека я раньше любила? Этому человеку доверяла? Впрочем, человеку ли?

— Ты предал меня! — бросила я ему в лицо обвинение. Боль, копившаяся внутри все эти дни и ночи, вырвалась наружу истерикой, заставив меня сорваться на крик. — Унизил и растоптал! Отказался и выбросил на улицу, словно ненужную вещь!

— Разве? — Он встал с кровати, но в отличие от меня остался невозмутим.

— Разве?! — Я вытаращилась на него, не веря собственным ушам. Затем подскочила и вцепилась в расшитый ворот рубашки. — И у тебя еще хватает наглости насмехаться?! Ты вышвырнул меня на улицу, словно собаку, не дав сказать ни слова в собственное оправдание! Ты выставил меня полной идиоткой перед всем городом, упрятав в монастырь, словно преступницу! Ты обозвал меня шлюхой! Ты вывалял меня в грязи, вместо того чтобы учинить разборки с Дейном. И оно понятно, намного проще обвинить женщину, чем разобраться с проблемой, как подобает настоящему мужчине! А знаешь, почему ты не тронул Дейна? Лишь потому, что ничем от него не отличаешься. Вы оба похотливые самцы! Поэтому солидарны друг с другом! А не ты ли клялся некогда перед алтарем, что будешь оберегать и защищать меня? Поддерживать и любить, в конце концов! Как красиво все звучало! Но на деле твои клятвы оказались пустыми словами. Вместо того чтобы отстаивать мою честь, ты первый постарался очернить ее! Ты трус и предатель! И я ненавижу тебя!

Во время моего монолога лицо Талейна постепенно бледнело, потом серело и сейчас почти сравнялось цветом с землей. Он не убирал мои руки и даже не сделал ни единой попытки меня оттолкнуть. Не перебивал, не оправдывался. Лишь слушал, напряженно глядя в глаза.

На меня вдруг резко навалилась усталость, словно с каждым словом я растрачивала свои жизненные силы. Впрочем, так и есть. Истерика всегда отнимает много сил.

— Катись ты к черту! — устало выдохнула я и, отпустив ворот злополучной рубахи, пошла к двери.

Удивительно, но с каждым шагом усталость оставляла меня, а взамен внутри все сильней возрастали злость и неудовлетворенность. Что-то неведомое заставляло повернуть назад. Я с трудом переставляла ноги, стремясь как можно быстрей выйти из комнаты. Иначе, если останусь, один из нас точно умрет. И это буду не я.

— А ты не пробовала посмотреть на ситуацию с другой стороны? — окликнул меня Талейн. — Все совсем не так, как ты себе представляешь.

— Да неужели? — иронично протянула я, поворачиваясь к нему и понимая, что беды не миновать. — И с какой же стороны, по-твоему, я должна была смотреть?

— Я спасал тебя от тебя самой. Поэтому отправил в монастырь.

— Ах да, разумеется! — Я невежливо расхохоталась ему в лицо. — Ты решил, что мне крайне необходимо провести в праведных трудах и молитвах годик-другой? Благодарю! Прямо сейчас раскланяюсь! Увы, спешу тебя расстроить, на молитвах я в основном спала, потому что днем в праведных трудах пахала как лошадь! Что дальше?

— Ты ведь не приняла постриг.

— А должна была? — Мои глаза искренне полезли на лоб.

— Не перебивай! Твой уход в монастырь был всего лишь сменой обстановки. Местом, где ты могла остаться одна, где тебя не могли достать твои клиенты с заказами.

— Клиенты с заказами? — Я поначалу даже опешила. — Но это просто смешно! Иными словами, за неимением в твоем гардеробе юбки ты решил упрятать за монастырскую стену меня? Браво, милый! Это поступок, достойный настоящего мужчины.

— Не ерничай! — попытался осадить меня Талейн.

— А ты не умничай! — огрызнулась я. — Во-первых, когда предлагают сменить обстановку, отсылают в гораздо более приятные места, нежели голые, пропахшие ладаном стены, где узкие сидячие кровати и постное меню! Во-вторых, договариваются обо всем заранее, а не вышвыривают на улицу, давая пять минут на сборы, и не суют свиток с указом о разводе в зубы!

— Никакого развода не было.

— Что?! — Я оказалась не готовой к подобному известию и лишилась дара речи. Вдохнула, да так и застыла с приоткрытым ртом. Глаза против воли повторно полезли на лоб.

— Свиток пуст. — Талейн резко покраснел и опустил голову. — Я думал, ты его разворачивала.

— ???

— Могла бы проверить наличие брачной вязи на запястье! При состоявшемся разводе она исчезает с кожи, означая прошедшую любовь.

Я молча перевела взгляд на забинтованную руку. Признаться, в связи с бурными последними событиями я и думать забыла о надписи на запястье, тем более что она по определенным причинам не попадалась мне на глаза, скрытая под бинтами.

— В городе неспокойно, — не дождавшись от меня реакции, сбивчиво принялся оправдываться Талейн. — Со дня на день могли произойти страшные вещи. И я не хотел, чтобы ты в этом участвовала. Поскольку ты очертя голову бросаешься на каждый заказ, кто-нибудь из твоих клиентов мог втянуть тебя куда не следует. Да, я действительно посмотрел память Зарайны, но это был лишь повод. Я просто хотел тебя спрятать!

Смеялась я долго. Хохотала до боли в животе, обессиленно сползая по стене и утыкаясь лбом в колени. До злых, соленых капель, текущих из глаз помимо моей воли. До жаркого огня ненависти, воспылавшего ярким костром в душе. Мне было обидно и противно. Противно до дрожи и омерзения.

— Молись! — Свой хриплый голос я поначалу даже не узнала. — Потому что я оторву тебе голову за подобное издевательство! Ты, мерзкий жалкий трус, сжег дотла мою душу лишь потому, что хотел спрятать? Ты предал и унизил меня лишь потому, что тебя не устраивает моя работа? Ты устроил этот гадкий спектакль и теперь всерьез рассчитываешь на то, что я благодарно поцелую тебе ноги и сяду за пяльцы? (Дались мне эти чертовы пяльцы!) Талейн, ты кретин, каких свет еще не видывал! Ты выжил из ума!

— Ты не слышишь меня! Я сделал все из-за любви к тебе!

— О нет, ты не любишь! — Оглушившая меня буря чувств резко спала, уступив место холодному презрению. — Ты просто хочешь властвовать надо мной, как привык властвовать над городом. Моя работа мешает тебе, потому что я делаю что-то вопреки твоей воле. Ты законченный эгоист! И я…

— Убьешь меня, знаю! — Все тот же ровный спокойный тон, лишь в глазах зеркальной влагой светится непонятная жалость. — Но не потому, что действительно хочешь убить, а потому, что находишься под воздействием чужой силы, которую добровольно впустила в свое сердце и душу. Кристалл Агратти. Непонятно только, как ты смогла его добыть, если настоятельница лично клялась мне именем Всевышнего, что не выпустит тебя из монастыря.

Я презрительно сморщила нос:

— Если хочешь знать, твоя настоятельница как раз собственными руками выпустила птичку из клетки, чтобы она смогла спасти твою шкуру. Честно говоря, если бы не сын, ради тебя я не пошевелила бы и пальцем. Ты настолько привык кичиться своим могуществом, что едва не проспал переворот власти у себя под носом!

— Переворот власти я не проспал, а вот тебя — да! — Печальные озера в глазах резко потухли, превратившись в черные мрачные омуты. — Теперь все понятно. Лавиния решила убрать меня твоими руками. И, демон раздери, ей это почти удалось! Ты едва сдерживаешься, чтобы не наброситься на меня. Неожиданный поворот. Признаюсь, искать зачинщиков среди слуг Всевышнего мне и в голову не приходило.

— А зачем матери Лавинии убивать тебя? — удивилась я. — Да еще таким сложным способом — направляя меня к магам и не зная, будет ли успешной кража, особенно после того, как ты отобрал у меня силу? К тому же кристалл находился у нее в руках. Я лично отдавала его ей. И она могла самостоятельно воспользоваться его силой.

— В то-то и дело, что не могла! — качнул головой Талейн. — Активировать силу кристалла может только маг. Простому смертному это не под силу. Поскольку я не отбирал твою магическую силу, а лишь силой воли внушил тебе ее потерю, ты оказалась самой подходящей кандидатурой для коварного замысла. А я действительно кретин, потому что сам отдал тебя в руки Лавинии. Защитить хотел, болван!

— И сейчас ты во всем искренне раскаиваешься, а я такая дура, что непременно должна тебе поверить! — саркастически усмехнулась я. — К сожалению, Талейн, ты — белая ворона, которая не видит дальше собственного клюва. Представь себе: переворот власти созрел в головах твоих министров, а ты об этом ни сном ни духом не ведаешь. К слову, первого мага я обнаружила в доме дворцового поставщика вин. Как тебе такая новость?

— Поставщик вин не является приближенным! — отрезал Талейн. — Даже если он среди заговорщиков, его путь во дворец слишком долгий, чтобы он смог нанести какой-нибудь реальный вред.

— Не смеши! — фыркнула я. — Подмешать яд в вино проще простого!

— Но ты забыла, что меня нельзя отравить! Я чувствую любой яд.

— Допустим, — согласилась я. — Не тебя, значит, кого-то из гостей. А дальше слухи по городу разбегутся со скоростью ветра. И авторитет правителя, чьи гости умирают от отравления, будет подорван безоговорочно.

— Вполне возможное развитие ситуации. Но к моему столу нельзя подать отраву даже гостю. Я также это почувствую. Хотя не спорю, нельзя предусмотреть абсолютно все. Вот ты ответь — маги, у которых ты отобрала осколки, живы? Насколько я помню, ты стараешься не убивать. Но смогла ли ты предусмотреть все спорные моменты и остаться верной себе?

— Живы все, кроме последнего, — вздернув подбородок, легко парировала я. — Но он сам наложил на себя руки. Я здесь ни при чем.

— Уверена? — Талейн иронично приподнял бровь, но в глазах вместо насмешки застыли колючие осколки льда.

— А то! Этот олух предпочел проглотить осколок, но не отдать его мне добровольно или толком сразиться. И вполне предсказуемо подавился. Острые грани распороли ему горло.

— Чем же ты его напугала? Применила какое-нибудь сложное заклинание?

— Наоборот. Взорвала запущенную им в меня плотную прозрачную субстанцию размером с гигантскую простыню. После этого он попытался позорно сбежать, помотал меня по своему воображению, то поднимая войско из песка, то натравливая целое кладбище зомби, то отдавая паукам на съедение. Напоследок попытался завалить камнями в ущелье. Не удалось. И тогда он проглотил свой осколок.

— Ты попала в его воображаемое пространство? — почему-то удивился Талейн. — Но ведь простыня, как ты ее называешь, — это заклинание чистой силы, после применения которого он должен был остаться беспомощным, словно младенец!

— А, теперь понятно, почему он предпочел баловаться всякими подручными страшилками вместо того, чтобы сойтись со мной лицом к лицу. Как печально! — Я равнодушно пожала плечами. Участь почившего мага меня нисколько не волновала, в отличие от участи человека, стоявшего напротив. — Ладно, бывай!

Я вновь развернулась и быстро направилась к выходу, упорно гася в душе жажду убийства, поскольку что-то внутри не позволяло мне отбирать жизнь у отца моего ребенка. Но упрямая судьба в лице бывшего мужа явно была против. Сделав несколько шагов, я уперлась в непроницаемую стену.

Защитный купол — совсем забыла.

Вдогонку донеслось:

— Я же сказал, что ты не выйдешь из этой комнаты!

Не оборачиваясь, я шепнула несколько слов. Окружавший нас вакуум исчез, словно его не было.

— Если ты идешь в комнату Салема, то предупреждаю — его там нет! — окликнул меня Талейн. — Я услал его из города сразу после тебя и спрятал в надежном месте.

Прозвучавшая новость оказалась роковой. Оглушающая боль охватила голову, словно что-то изнутри пыталось взломать мой череп. Вспыхнувшая новым огнем ярость более не встретила сопротивления с моей стороны. Одним прыжком преодолев разделявшее нас расстояние, я почти вцепилась в глотку, произнесшую страшные слова. Но не успела. Талейн исчез и трансформировался за спиной, вызвав у меня лишь бессильное рычание.

Дальнейшее наше общение напоминало игру в кошки-мышки.

— Лайса, министры кабинета не замышляли переворот!

Я мгновенно развернулась на голос, но руки вновь сомкнулись на пустоте.

— Теперь я понял, во главе всего стоит Лавиния!

Я бросилась в угол. Никого.

— Мы занимаемся этой проблемой, но пока ничего не нашли. Мой защитный купол, установленный над городом, не ловил мощной магической активности!

— Меняй к чертям политику и приближенных! — рявкнула я, в бессильной злобе взорвав часть кровати, где еще мгновение назад имел наглость сидеть Талейн. — Мать Лавиния, хоть и не твоя ищейка, но принесла мне один адрес. Маг прибыл в Райлен как самый обычный человек, приберегая свою активность для нападения. Остальных я нашла на подступах к городу. И справилась с ними ценой хитрости и невероятного везения, едва не отдав концы. А твои министры ничего не нашли, потому что никто и никогда не стучит на самого себя!

— Лавиния принесла тебе адрес? — пропустил мои доводы мимо ушей Талейн, вновь успешно уходя от расправы. — Вот тебе еще одно доказательство того, что она стоит во главе заговора! И что это она пригласила магов!

— Да неужели? — Я выбила стекло и остановилась, чтобы перевести дух. — Давай серьезно. Если она зачинщица и лично пригласила магов, то почему не подговорила одного из них на эту авантюру вместо меня?

— Проще простого! В отличие от тебя магам известна истинная сущность кристалла, поэтому никто из них ни за что и никогда не согласится активировать заключенную в нем силу, поскольку цена за это — не только собственная жизнь, но и душа.

— Глупости! — фыркнула я. — Кристалл разбили, потому что в Ордене появился кто-то, мечтающий о власти над миром.

— Это Лавиния тебе сказала? Неудивительно, но это ложь. На самом деле во время лишения силы очередного слетевшего с катушек мага в кристалл заточили сущность демона Агратти, которого этот самый маг имел вопиющую глупость призвать. Проведя над ним обряд подчинения, тупица-маг хотел с помощью демона заполучить власть в городе. После этого случая маги Ордена приняли решение разбить кристалл, дабы никогда не выпустить демона на свободу. К сожалению, это сделала ты. Пусть по незнанию, пусть во имя благих побуждений, но именно ты совершила непоправимую ошибку.

— Хватит дешевых страшилок! — Я брезгливо поморщилась. — И что же такого страшного со мной случилось?

— Посмотри в зеркало! — после минутного молчания попросил бывший муж. Точнее, учитывая несостоявшийся развод, просто муж.

Я послушно отбросила щелчком пальцев удивительным образом уцелевшую в устроенном бедламе ширму, за которой находился обозначенный предмет… и замерла.

В блестящей зеркальной поверхности я отображалась во весь рост. Точнее, не совсем я. Налитые кровью и полыхавшие немыслимой яростью глаза никак не могли принадлежать мне. Равно как и удлинившиеся пальцы рук, на концах которых красовались внушительные когти. Полумонстр-получеловек.

«Красота — страшная сила!» — мрачно хохотнуло в моей голове.

— Что это? — вмиг севшим до шепота голосом спросила я. Даже не страх, а леденящий ужас, холодный и тяжелый, безжалостно вонзился в сердце убийственной иглой. Зашумело в ушах, тоскливо заныло внутри. Захотелось свернуться в клубок и спрятать голову в коленях.

«Пусть это будет ошибкой! Скажи, что это не я!» — настойчиво молилась про себя часть моей души, которая еще осталась неподвластной монстру.

— Это демоническая сущность, которую ты добровольно впустила в тело! — Невыносимое страдание в глазах Талейна лишний раз подтверждало правоту его слов и лишало меня даже малейшей надежды.

— Мать Лавиния предупреждала меня, что сила кристалла опасна! Но я же прошла специальный обряд, чтобы нейтрализовать ее! — в отчаянии воскликнула я, стремясь из последних сил оградиться от видения в зеркале. — Неужели ничего не получилось?!

— Получилось, Лайса. — Талейн понуро опустил голову. — К несчастью, у Лавинии получилось все, что она задумала. Обряд, который ты прошла, не что иное, как полное подчинение демона, живущего в тебе. Тот самый обряд, которым некогда воспользовался маг, призвавший Агратти в наш мир. С того момента, как ты вышла из пентаграммы, ты — лишь послушная игрушка в руках хозяина. Точнее, хозяйки. И поверь, ты выполнишь все, что она прикажет. Мы можем долгое время играть с тобой, но в какой-то момент ты все равно окажешься быстрей и выполнишь волю Лавинии — убьешь меня. А дальше будешь убивать всех, кого она прикажет. Я, как мог, старался уберечь тебя от беды. Но она пришла с неожиданной стороны. Прости меня! Но теперь я должен убить тебя. Иначе со временем ты доберешься до нашего сына!

В подтверждение его слов, в руке материализовался узкий обоюдоострый кинжал, чье лезвие отливало холодным светом серебра.

— Это невозможно! — Я спрятала лицо в ладони, не замечая, как острые когти царапают кожу, с горечью сознавая, что не смогу избежать страшной правды. — Я же ничего не знала о демонической сущности!

— В этом и заключался план Лавинии, — чуть слышно подтвердил Талейн.

Я промолчала, вдруг вспомнив, как обрадовалась, когда открыла принесенную матерью настоятельницей корзинку и обнаружила свой рабочий костюм и связку амулетов. Действительно, откуда она знала, что мне понадобятся именно эти вещи? Почему из всех амулетов взяла именно стирающие память? Почему не прихватила, к примеру, уберегающий от сглаза, для заговора домашней скотины от хвори или амулет на удачную дорогу? Ведь связок много, и несведущему человеку в них легко запутаться. Ответ прост: потому что она отлично разбирается в амулетах. Почему не взяла, к примеру, ни один из кинжалов? Побоялась давать мне в руки оружие? Вполне возможно. В то время как я, убитая горем, не помнила саму себя от боли и тоски, она все спланировала заранее и постепенно шаг за шагом подталкивала меня к своей намеченной цели.

— Я убью ее! — отняв ладони от лица, решительно заявила я. — Вырву ее подлое сердце из груди! Заставлю захлебнуться собственной кровью! Сотру с лица земли даже воспоминание о ней!

— Не сможешь! — качнул головой Талейн. — Чем ближе будешь к ней находиться, тем слабее будет твоя воля. Когда же окажешься рядом, с восторгом примешь любую ее прихоть. Будешь целовать ноги или же собственными руками разорвешь себе горло, если ей это понадобится.

Я вновь посмотрела на себя в зеркало. Следовало признаться хотя бы самой себе: мне было страшно. Страх струился по венам, леденил душу, сдавливал грудь, останавливая сердце. Страх пропитал меня всю, стал моей кожей, моими внутренностями, моим восприятием. Казалось, даже воздух вокруг меня пропитан страхом. Неужели это я?! Неужели я все это время медленно, но верно шла к своей погибели? Неужели все так и закончится?

Но поздно прятаться. Можно сколь угодно долго искать изъяны в словах Талейна, чтобы позорно избегать истины. Но вся правда, что называется, налицо. Я стала тем, чего всегда отчаянно боялась. Я стала орудием убийства. Убийцей, исполняющей чужую волю. Талейн прав, еще немного — и ярость, которую я пока на каком-то подсознательном уровне старательно удерживаю, вырвется из-под контроля. И невозможно даже представить, каких ужасных вещей я могу натворить. Но главное, я совершу самое страшное уже совсем скоро — убью отца своего ребенка. Своего мужа. Свою любовь. И дальше… можно не жить. Потому что незачем.

— Ты собираешься уничтожить демона во мне этим жалким оружием? — Я посмотрела на кинжал в руке Талейна. — Разве это не бессмысленно?

— Нет, не бессмысленно, — хрипло заверил меня муж. — Получив информацию, что кристалл скоро появится в городе, я специально изготовил оружие на случай, если произойдет худшее. Как ты понимаешь, помимо серебра клинок напичкан заклинаниями. Так что осечки не будет.

Я опустила голову. Боль в груди свернулась тугим комком, мешая дышать. Страх — подлый, жалкий и неуместный, все еще разгорался огнем в груди, но сильней всего меня сжигала обида.

Ослепленная любовью, движимая мыслями о самопожертвовании во имя самых дорогих мне людей, я упрямо шла к своей цели, не замечая ничего вокруг. Талейн неправ. Я не стала теперь игрушкой в руках Лавинии. Я стала ее игрушкой гораздо раньше. Ровно с того момента, когда после долгого разговора в первый же мой вечер в монастыре она вышла из моей кельи. Уже тогда. И жаль, что сейчас, в момент, когда оборвется моя жизнь, я не смогу забрать ее с собой. Она это заслужила. Как же обидно уходить одной!

— Демона можно остановить только этим способом? — глухо уточнила я, заранее зная ответ. Получив молчаливое подтверждение разом помертвевших глаз мужа, заложила руки за спину, крепко сцепила в замок пальцы, нарочно вогнав когти в кожу, чтобы заглушить острую боль в груди от неизбежной разлуки, и подошла к нему. — Тогда не медли! Но обещай, что отомстишь. И… пожалуйста, придумай какую-нибудь более красивую историю моего ухода!

Говорить дальше помешал вставший в горле комок. Жаль, невысказанные слова любви уйдут вместе со мной… Но, может, так даже лучше. Как говорится, долгие проводы — лишние слезы.

Блестящее острие поднялось и замерло напротив сердца. Я закрыла глаза. Как ни странно, мучивший меня страх неожиданно отступил. Исчез, словно по волшебству. Испарился. Теперь умирать было совсем нестрашно. Особенно во имя того, чтобы все те, кого я люблю, жили в спокойствии и здравии. Чтобы я никому не смогла причинить зла.

Да, я проиграла в этой жизни по всем канонам. Оклеветала близких, приняла ложную истину за единственно верную, едва не ответила черным злом на искреннюю любовь. Увы, мой путь к свободе оказался ложным и привел к ужасным последствиям. И пусть я действовала во имя блага и добра, но издавна известно, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Значит, туда мне и дорога. Да простит меня Всевышний! И да простят меня мои любимые! Пусть хотя бы последнее мое решение окажется верным. Я больше не боюсь ни за себя, ни за своих близких. Потому что знаю: после моей смерти у них все будет хорошо.

— Не могу! — Талейн вдруг отшатнулся в сторону и выронил кинжал, заставив меня открыть глаза. — Я не могу убить тебя!

Я улыбнулась ему настолько тепло и нежно, насколько позволял мой нынешний вид, затем подняла кинжал и, не медля ни секунды, легко вонзила лезвие себе в грудь. Отчаянный крик взрезал воздух и прозвучал для меня самой желанной прощальной музыкой.

Спасибо, любимый!