Глава 20
Утро началось с громкого детского плача. Марти решил, что всем пора просыпаться, и устроил концерт. Мы послушно забегали кто с чем: я грела молоко, доводя его заклинанием до нужной температуры, Клякса тащила распашонку, Ерошка — пеленки, Тьяра баюкала малыша, а мужчины забились в угол, следя за переполохом вытаращенными от ужаса глазами.
— Дети — это вредно! — авторитетно заявил Суран, медленно отползая к стене и выпихивая вперед Данти.
— В первую очередь это утомительно, — поддержал его музыкант, но, натолкнувшись на мой скептический взгляд, поспешил срочно реабилитироваться: — Но, безусловно, восхитительно!
Охотник невразумительно хрюкнул, одарил его полубезумным взглядом и принялся отползать теперь уже от него. Наблюдавшая за процессом Тьяра решила внести свою лепту и окончательно добила Сурана, подойдя к нему вплотную и сунув ребенка прямо в руки. Охотник побелел, позеленел и напоследок покраснел. Столь быстрая смена цветов, видимо, очень заинтересовала Марти, поскольку он замолчал и бесцеремонно ткнул дяде пальцем в нос, а затем схватился за него всей своей крошечной пятерней. Коротко взвыв, Суран поднялся и, натужно пыхтя, забегал по коридору, пытаясь вызволить свою, безусловно, важную часть лица из неожиданного плена. Получалось плохо. Вдобавок Марти ухватился второй рукой за волосы, которые за время путешествия прилично отросли и, к несчастью, оказались в пределах досягаемости маленькой ладошки. Казалось, что охотник был готов расплакаться от обиды.
Сжалившись над ним, я подошла и забрала ребенка, без труда разжав детские пальчики.
— Оказывается, дети пострашней вампиров будут, не так ли? — несмотря на обиду, сдержать улыбку у меня не получилось.
Следом грянул многоголосый хохот друзей.
Марти выглядел довольным: все бегают, смеются и уделяют ему кучу внимания. Можно считать, что утро удалось!
Тем не менее наступивший день оказался совсем не таким веселым. Путешествие подошло к концу, и пришло время расставаться. Со своей стороны, опуская различные нюансы в виде длительного заточения в подземелье и наших разногласий с Сураном, я считала, что все прошло удачно — и никто ничем не обижен. Но лица друзей говорили совершенно об обратном.
После завтрака ко мне подошел Данти и попросил поговорить. Едва мы отошли в глубь коридора, он обнял меня за плечи и заглянул в глаза:
— Пожалуйста, не уезжай! Останься со мной, умоляю тебя! Ты нужна мне!
Слегка оробев от неожиданной страсти, скользившей в его голосе, я все же нашла в себе силы отрицательно покачать головой. Подняв руку, мягко провела ладонью по его щеке:
— Спасибо за приглашение, но ты ошибаешься: я не та, кто нужен тебе. Если я буду рядом, то не принесу тебе счастья, поверь! Лучше посмотри на Тьяру, она замечательная девушка, и ты ей очень нравишься.
— А тебе? — Данти перебил меня, прижав ладонь к моим губам и заставив замолчать. — Тебе я нравлюсь?
Сердце дрогнуло и пропустило один удар. Глядя на Данти, я слушала внезапно возникшую тишину и внимательно рассматривала своего неожиданного поклонника. Все-таки как странно устроена жизнь! Многие подарки она преподносит нам с таких сторон, с каких мы их совершенно не ждем. Безусловно, мне нравился Данти, я обожала его музыку и песни, но у меня никогда и в мыслях не было рассматривать его всерьез. Не было, до сегодняшнего дня, до этого момента. Сейчас же, глядя в его глаза, я вдруг четко поняла, что сильно ошиблась, упустив его из виду. Порой все важное и необходимое лежит на поверхности, совершенно не прячась от нас. Но мы, окунувшись в суету повседневности, проходим мимо и ничего не замечаем. Так и я, обидевшись на предательство Сурана, совершенно не заметила вспыхнувшей любви Данти. Но имею ли я право ломать ему жизнь? Ведь я вампир, и меня слишком многие ненавидят. Что будет, если тень этой ненависти падет на Данти? К тому же мне слишком часто из-за моей непохожести приходится убегать и скрываться, меняя места жительства. Нужна ли ему такая жизнь? Нет, не нужна. Он заслуживает намного лучшей доли, чем я смогу ему дать. Ему нужна нормальная жена, дети и спокойная жизнь, а со мной ничего этого у него не будет. Он слишком чист для того, чтобы связываться с такой, как я.
— Ты мне нравишься, Данти. — Я улыбнулась грустной, но искренней улыбкой. — Но не настолько, чтобы остаться рядом с тобой. Прости!
На последней ноте голос предательски дрогнул, но я высвободилась из его объятий и стремительно зашагала прочь, стараясь за быстротой движений скрыть охватившее меня смущение.
Наше отсутствие не прошло незамеченным, но никаких вопросов не последовало. Тьяра была молчалива, а Суран вообще ходил настолько мрачный, что подходить к нему было попросту опасно, да и незачем. Клякса и Ерошка сидели в стороне от всех и о чем-то шептались. В общем, обстановка была удручающей, и даже обретенные сокровища никого не радовали. Но, несмотря ни на что, пришла пора покидать гостеприимные горы и возвращаться к обычной жизни.
Я уменьшила сумки с сокровищами друзей для более удобного подъема, затем привычно отрастила крылья и подняла всех из пропасти на поверхность. Потом вернула сумкам привычные размеры и взяла из рук Тьяры ребенка. В абсолютной тишине большие каменные двери закрылись за нами на этот раз навсегда. Так же молча мы вышли из пещеры, непривычно щурясь на свет.
В последний раз, сверкнув в лучах яркого солнца, артефакт, открывший нам тайник гномов, рассыпался к моим ногам золотой пылью, доказывая тем самым, что уже больше никто и никогда не войдет внутрь сокровищницы. Все молча остановились у подножия горы. Подняв голову, я посмотрела на небо: чистое и светлое, оно манило меня, приглашая в свой необъятный простор. Прежде чем ответить на зов, я обвела внимательным взглядом компанию, ставшую мне такой привычной и родной, и улыбнулась:
— Не люблю долгих прощаний, поэтому прошу не обижаться на меня. Надеюсь, вы довольны результатами нашего путешествия. Я очень хочу, чтобы сокровища послужили вам во благо и не принесли с собой новых проблем. Желаю всем нам счастья!
Я крепко обняла Тьяру и пообещала, что обязательно навещу ее, тепло улыбнулась Данти, а на Сурана даже не посмотрела. Посадив на плечо Ерошку и крепко прижав к себе ребенка, развернула крылья и взмыла в воздух. Верная Клякса полетела рядом.
Улетала я не оглядываясь, потому что знала, что стоит мне обернуться, и я вернусь и останусь навсегда рядом с тем, кто сейчас не прятал слезы на глазах, глядя мне вслед, и любил меня такую, какая я есть: с клыками и крыльями, с магией и смешанной кровью. Просто любил и не боялся. Зато боялась я. Боялась его чувств, возможных проблем и боли, которую может причинить любящий и любимый человек и от которой я хотела навсегда оградить свое сердце.
Черные крылья со свистом разрезали воздух, унося все дальше от тех, кто стал мне дорог, а по моим щекам бежали слезы, которые теперь я могла лить вволю, не боясь, что меня увидят. На душе было тяжело и горько, но я была уверена, что сделала правильный выбор.
После моего возвращения время полетело очень быстро, насыщенное многочисленными и, к счастью, приятными событиями.
Появившись дома, я первым делом успокоила Рину, всерьез оплакивавшую мою безвременную кончину, и пристроила ее к новому делу, а именно воспитанию Марти. Появление маленького ребенка благотворно повлияло на обстановку. Теперь дом был полон детского смеха и возни, во время которой непременно что-то билось и ломалось. Но по сравнению с тем счастьем, которое малыш принес в нашу жизнь, подобные мелочи казались несущественными пустяками и легко решались при помощи моей магии и метелки Рины. Клякса и Ерошка также принимали непосредственное участие в воспитании, не отходя ни на шаг от карапуза, поэтому я абсолютно не волновалась за него и спокойно занималась своими делами.
Моя булочная снова работала без перебоев, а Джана и Клайв готовились к роскошной свадьбе, весьма обрадованные и подарками в виде сокровищ, которые я вернула им сразу же по возвращении, и тем, что я оказалась жива. Первые несколько дней Джана ходила за мной, словно привязанная, при малейшей возможности кидаясь на шею с радостным визгом, от которого у меня закладывало уши. Что-что, а визжать у нее получалось великолепно! Сильно сомневаюсь, что кто-нибудь еще в городе был в состоянии брать такие высокие ноты.
Своей же частью сокровищ я распорядилась так, как хотела достаточно давно, когда еще только задумывала путешествие в горы гномов. В городе была большая городская церковь, куда по праздникам стекались толпы прихожан. Она считалась главной святыней и располагалась в центре на большой площади. Но была еще одна церковь, старая и практически стертая с лица земли. Стояла она на окраине, и к ней на заброшенный участок земли не приходил никто, кроме одного старца-священника, который помнил красоту и величие нынешних развалин. Он приходил в обычной одежде и читал на полупустом месте молебны, зажигал свечи, втыкая их прямо в землю, за неимением под рукой нужной церковной утвари.
В те времена, когда я только обосновалась в городе и пребывала в состоянии растерянности и опустошенности, мне повезло набрести на это место как раз во время чтения молитв. Я остановилась и долгое время молча слушала красивый и не по годам сильный голос, выводивший нужные слова, которые разливались в моей душе светлым живительным теплом, возвращая силы и стремление к жизни. Потом священник закончил службу, и мы разговорились. Он поведал мне историю церкви, рухнувшей под натиском времени и забвения, а я ему о своей жизни, — правда, опустив некоторые детали. Не потому что хотела солгать, а просто потому, что не хотела, чтобы добрый человек увидел во мне врага.
И теперь, когда у меня появились сокровища, я отложила некоторую часть на черный день, а на оставшиеся наняла работников, которые обязались восстановить церковь. Эскизы пришлось разыскивать в главной городской библиотеке, но все же я добилась того, что работа сдвинулась с мертвой точки.
Пристроив людей к делу, я взяла оставшуюся часть драгоценностей и, собравшись с духом, направилась к священнику.
Низенький дом на узкой улочке ничем не выделялся среди остальных, но по веявшему от него теплу я определила, что мне нужен именно он. К счастью, в окнах дома горел свет. Я постучала в дверь. Через минуту вышел старик.
— А, моя единственная прихожанка! — обрадовался он. — Проходи, гостьей будь! Что-то давно тебя не было, я уж думал, больше не придешь.
— Дела, батюшка, одолели, — смущенно улыбнулась я, удивившись, что священник меня еще помнит, — вот только смогла выбраться. Уж простите меня! — Я прошла в неожиданно большую и светлую комнату и застыла в изумлении. Вопреки моим представлениям, изнутри дом оказался просторным. На стенах висели большие иконы и картины, занимая собой все свободное пространство, стояла вполне опрятная мебель, а возле дальней стены уходила вверх резная витая лестница. Все вокруг дышало таким покоем, что у меня глаза сами собой стали закрываться. Я обернулась к священнику и снова улыбнулась: — Как хорошо у вас, батюшка, так и клонит в сон.
— А ты поспи, если хочется. — Он мягко подтолкнул меня к лестнице. — Не стесняйся. Знаешь, говорят, на новом месте сны вещие снятся.
— Да я к вам по делу пришла, а не за отдыхом. — Внешне я еще протестовала, но внутреннее душевное спокойствие уже согласилось за меня. — Как же так?
— Никуда твое дело не убежит, подождет спокойно твоего пробуждения, — улыбнулся старик. — И я тебя подожду. Ты, главное, не волнуйся и хорошо отдохни. Устала ведь.
Поднимаясь по ступенькам, я на всякий случай пыталась вспомнить слова охранных заклинаний, но потом махнула рукой на это занятие. Меня настолько сильно клонило в сон, что стоило мне увидеть кровать, как глаза закрылись сами собой.
Я стояла перед закрытой дверью и смотрела на блестящую латунную ручку, раздумывая, открыть или пройти мимо. В итоге победило любопытство, и пальцы прикоснулись к прохладному металлу. Послышался скрип. К моему великому разочарованию, комната оказалась пустой, за исключением небольшого столика в центре. Его поверхность блестела Я приблизилась. Всю столешницу занимало большое зеркало, в котором отразилось мое бледное лицо Решив, что ничего необычного здесь нет, уже хотела отойти, но тут блестящая поверхность подернулась дымкой, и мое отражение исчезло.
Вместо него показалась другая я, которая была занята тем, что ругалась с Сураном из-за оков подчинения. Потом изображение сменилось другим, но снова с моим участием на этот раз зеркало показало меня и Данти в момент последнего нашего разговора. У настоящей меня, наблюдавшей эту сцену, тоскливо защемило сердце. Та, другая, что выслушивала музыканта, показалась мне очень потерянной и несчастной. Затем зеркало отразило светловолосого мальчика лет пяти, который, заливисто смеясь, бежал по траве ко мне навстречу. Неожиданно изображение погасло, а в комнате резко потемнело, и я увидела, что навстречу приближается широкое каменистое дно, где я неизбежно разобьюсь, потому что не могу раскрыть крылья, иначе убью того, кто мне дорог…
Мой громкий отчаянный крик подхватило эхо…
