Глава 17

Оруженосец Пим, чуть запыхавшись, впустил Катриону в фойе особняка Форкосиганов. Застегивая воротник мундира, он с обычной доброжелательностью улыбнулся ей.

– Добрый день, Пим, – поздоровалась Катриона. И порадовалась, что голос не дрожит. – Мне нужно видеть лорда Форкосигана.

– Да, мэм.

То, что сорвавшееся у него с языка «да, миледи!» на том пресловутом ужине было многозначительным ляпом, Катриона сообразила лишь задним числом. Тогда она не обратила на это внимание.

Пим включил наручный комм.

– М’лорд? Вы где?

Из комма послышался слабый стук и раздался приглушенный голос Майлза:

– В мансарде северного крыла. А что?

– К вам пришла госпожа Форсуассон.

– Я сейчас спущусь… Нет, погоди. – Короткая пауза. – Приведи ее сюда. Готов поспорить, ей это понравится.

– Слушаюсь, м’лорд. – Пим указал на черный ход. – Сюда, пожалуйста.

Она проследовала за ним к лифту.

– Маленький Никки сегодня не с вами, мэм? – спросил Пим.

– Нет. – У нее не хватило духу объяснить почему. И она ограничилась этим коротким ответом.

Они вышли из лифта на пятом этаже – сюда она так и не попала на той достославной экскурсии по особняку. Катриона прошла за Пимом по голому коридору сквозь пару двустворчатых дверей и оказалась в огромной комнате с низким потолком, тянувшейся от одного конца крыла до другого. Над головой пересекались толстенные спиленные вручную бревна перекрытия. С них свисали лампочки, освещая кучи барахла.

Часть этого барахла была обычным, хранящимся в мансардах и на чердаках хламом: поломанная мебель и светильники, не годные уже даже для прислуги, картинные рамы, треснувшие зеркала, запакованные квадратные и треугольные предметы – картины, свернутые ковры и гобелены. Еще более древние масляные лампы и канделябры. Таинственные ящики и коробки, обитые потрескавшейся кожей сундуки и исцарапанные деревянные коробы с инициалами давно умерших людей.

Но имелось тут кое-что и куда более интересное. Связки ржавых кавалерийских пик с потускневшими корчинево-серебристыми вымпелами, обернутыми вокруг древка. Ветхие коричневые с серебром мундиры оруженосцев, увязанные в тугие свертки. И куча разнообразной конской амуниции: седла, стремена, уздечки и недоуздки с ржавыми колокольчиками, потемневшими серебряными пластинами, тусклыми кистями, даже шипами. Украшенные ручной вышивкой попоны и подседельники с вышитыми инициалами «ФК» и гербом Форкосиганов. Десятки мечей, сабель и кинжалов, небрежно рассованные по бочонкам, как стальные букеты. Среди всего этого хлама на расчищенном пятачке примерно в середине комнаты восседал Майлз в рубашке с засученными рукавами в окружении трех раскрытых сундуков и нескольких наполовину рассортированных кучек бумаг и распечаток. Один из сундуков был доверху набит грозным на вид энергетическим оружием с прилагающимися к нему батарейками. Давно разрядившимися, как понадеялась Катриона. Второй сундук, поменьше, хранил какие-то документы. Майлз поднял голову и восторженно ухмыльнулся Катрионе:

– Я же говорил вам, что в мансардах есть на что посмотреть! Спасибо, Пим.

Пим кивнул и испарился, одарив своего лорда едва заметным кивком, который уже натренированный взгляд Катрионы расшифровал как пожелание удачи.

– И вы не преувеличивали, – согласилась Катриона. Что это за птица? Вон то чучело – висит вниз головой в углу и смотрит на них злыми стеклянными глазами?

– В тот единственный раз, когда я привел сюда Дува Галени, он чуть не превратился в бормочущего дурачка. Он буквально на глазах превратился в доктора исторических наук профессора Галени, а потом часами – сутками – пилил меня за то, что мы не каталогизировали весь этот хлам. Он и до сих пор брюзжит по этому поводу, если я имею несчастье ему напомнить. А я-то всегда считал, что вполне достаточно комнаты с особым микроклиматом, оборудованной отцом для хранения документов.

Майлз жестом предложил ей сесть на лакированный сундук из ореха.

Катриона послушно села, молча улыбаясь. Ей следовало бы сообщить ему скверные новости и уйти. Но он настолько явно пребывал в отличном настроении, что Катриона не могла вот так вот сразу все испортить. И когда это его голос стал для нее звучать как ласка? Пусть поболтает еще немного…

– Ладно, в любом случае, когда я наткнулся вот на это, – махнул он в сторону накрытой толстой белой тканью кучи, – то подумал, что для вас это может оказаться интересным.

Затем указал на открытый сундук с оружием.

– Там тоже много всего интересного, но это скорей по части Никки. Ему нравится гротеск? В его возрасте я счел вот это грандиозной находкой. И не знаю, как потерял… Ах, ну да! Должно быть, дедушка припрятал ключи! – Он достал корявый мешок коричневого цвета и с некоторой опаской заглянул внутрь. – По-моему, это мешок цетагандийских скальпов. Хотите взглянуть?

– Взглянуть – возможно. Трогать – ни за что!

Майлз послушно протянул раскрытый мешок. Высохшие желтоватые пергаментные кусочки со свисающими, а кое-где отваливающимися клочьями волос действительно походили на человеческие скальпы.

– Фью! – уважительно присвистнула она. – Ваш дед сам их снимал?

– М-м… возможно. Хотя их тут многовато для одного, даже для генерала Петера. Думаю, что скорее всего они были сняты и принесены ему в качестве трофеев его партизанами. Это, конечно, здорово, только вот что ему было с ними делать? Выбросить не мог, это ведь подарки.

– Что вы собираетесь с ними делать?

Пожав плечами, он сунул мешок обратно в сундук.

– Если Грегору вдруг понадобится нанести изящное дипломатическое оскорбление Цетагандийской империи, чего ему в данный момент совсем не нужно, то, полагаю, можно будет вернуть им вот это с пространными извинениями. Ничего другого мне навскидку на ум не приходит.

Майлз захлопнул сундук, перебрал кучку механических ключей и запер замок. Поднявшись, он подошел к коробу подле Катрионы, открыл его, достал какой-то обернутый предмет, положил на крышку и развернул.

Это оказалось великолепное старинное седло, такое же, как старинные кавалерийские седла, но более легкое, для леди. Темная кожа была изящно украшена выдавленными листочками, бутонами и цветами. Зеленый бархат седельной подушечки истлел, и из него торчала набивка. Крошечные оливковые и кленовые листочки, выдавленные на коже, овалом окружали буквы «В» и более мелкие «Б» и «К». А не потерявшая яркости вышивка – тоже цветочный орнамент – украшала попону.

– Должны быть такие же удила, но их я пока не нашел, – сказал Майлз, проводя пальцем по инициалам. – Это одно из седел моей бабушки по отцовской линии. Жены генерала Петера принцессы и графини Оливии Форбарра Форкосиган. Вот этим она явно пользовалась. Мою мать так ни разу и не удалось уговорить поездить верхом – и я до сих пор не понимаю почему, – и отец страстью к лошадям не отличался. Так что у дедушки оставался лишь я, чтобы попытаться сохранить семейную традицию. Но когда я вырос, у меня практически не было времени ездить верхом. По-моему, вы говорили, что умеете?

– Ни разу не ездила со времен детства. Двоюродная бабушка держала для меня пони. Хотя я сильно подозреваю, что не столько для меня, сколько ради навоза для ее сада. У моих родителей в городе пони держать было негде. Он был жирным, с мерзким характером, но я его обожала, – улыбнулась воспоминаниям Катриона. – А седла были какие придется.

– Я подумывал, не починить ли это, чтобы им можно было снова пользоваться.

– Пользоваться? Да ему место в музее! Ручной работы… Совершенно уникальное… имеющее свою историю… Я даже представить не могу, сколько оно может стоить на аукционе!

– Ха! У меня произошел в точности такой же спор с Дувом. Это не просто ручная работа, это штучная работа, специально для принцессы Оливии. Скорее всего подарок моего деда. Представьте себе не просто ремесленника, а мастера. Как он отбирает кожу, выделывает ее, обрабатывает. Я представляю его оттирающим руки и думающим о своей графине, разъезжающей в созданном им произведении искусства на зависть и восхищение подругам. Гордого тем, что его творение теперь – часть ее жизни.

Майлз обвел пальцем обрамляющие инициалы листочки.

После этих слов ее представление о стоимости этой вещи резко подскочило вверх.

– Ради бога, оцените его сначала!

– Чего ради? Чтобы предоставить музею? Не желаю ради этого оценивать мою бабушку. Чтобы продать какому-нибудь коллекционеру, чтобы он им владел, как капиталом? Пусть капитал и собирает, все равно большую часть из них интересует лишь это. Единственный коллекционер, достойный владеть им, – это человек, одержимый принцессой-графиней, один из тех мужчин, что безнадежно влюбляются вопреки бездне веков, лежащих между ним и объектом его страсти. Нет. Я обязан в память мастера, его сотворившего, использовать это седло по прямому назначению, как он и планировал.

Жившая в ней экономная пугливая домохозяйка – ущербная супруга Тьена – пришла в ужас. Душа же ее пела, слыша слова Майлза. Да. Именно так и должно быть. Место этому седлу под какой-нибудь красивой дамой, а не под стеклом. Парки и сады создаются для того, чтобы ими любовались, вдыхали их аромат, гуляли по ним, наслаждались ими. Ничем нельзя измерить ценность садов, кроме восторга, который они вызывают у посетителей. Только использование придает им смысл. Откуда Майлз это знает? Только за одно это я могла бы тебя полюбить …

– Так. – Он ухмыльнулся в ответ на ее улыбку. – Бог знает, как мне нужно было заняться чем-то для упражнения, иначе вся эта кулинарная дипломатия, которую я веду в последнее время, приведет к тому, что все труды Марка отличаться от меня пойдут насмарку. В городе есть несколько парков, где есть тропинки для верховой езды. Но ездить в одиночку скучно. Может, составите компанию?

– Я бы с удовольствием, – честно ответила Катриона. – Но не могу.

Она видела, как в его глазах роятся десятки доводов, которые вот-вот выплеснутся наружу. Рукой она остановила этот готовый прорваться поток. Нужно положить конец этому веселью. Навязанное ей соглашение с Бэзилом позволяет ей лишь попробовать Майлза, а не насладиться им. Никаких банкетов… Пора возвращаться к жестокой реальности.

– Произошло кое-что новенькое. Вчера меня навестили Бэзил Форсуассон с моим братом Хью. Науськанные, как я понимаю, мерзким письмом от Алекса Формонкрифа.

Она с горечью пересказала их визит. Майлз внимательно слушал. Лицо его не выражало ничего. Ни разу за весь рассказ он не прервал ее.

– Вы их просветили? – медленно проговорил он, когда она остановилась, чтобы перевести дух.

– Я пыталась. И меня просто взбесило, как они просто… отмахнулись от моих слов в пользу грязных инсинуаций этого дурака Алекса. Нашли, кого слушать! Думаю, Хью искренне переживает за меня, но вот Бэзил… Он просто из кожи вон лезет, чтобы выполнить семейный долг – так, как он его понимает, и переполнен всякими бреднями насчет тлетворного влияния столицы.

– А! – хмыкнул Майлз. – Романтик, значит. Понятно.

– Майлз, они были готовы забрать Никки немедленно! А у меня нет никаких законных прав бороться за опеку! Даже если я приволоку Бэзила в магистрат Округа Форбреттенов, я не смогу доказать, что он не годится в опекуны. Он годится. Он просто чудовищно доверчив. Но я подумала – слишком поздно, уже ночью, – об уровне секретности для Никки. Станет ли Имперская безопасность что-нибудь предпринимать, чтобы помешать Бэзилу?

Майлз нахмурился.

– Скорее всего… нет. Ведь он не намеревается увезти Никки на другую планету. СБ не станет возражать против того, чтобы Никки поехал жить на военную базу. На самом деле они сочтут это куда более безопасным местом, чем дом вашего дяди Фортица и особняк Форкосиганов. Лучше охраняемым. И думаю, что они не придут в восторг от судебного разбирательства, которое привлечет еще большее внимание к комаррскому делу.

– Они это разбирательство придушат? В чью пользу?

Майлз задумчиво посвистел сквозь зубы.

– Твою, если я их попрошу, но с них станется сделать это так, чтобы максимально поддержать версию прикрытия. Именно так они классифицируют на этой неделе в своих умишках эту клевету насчет убийства. Я практически не осмеливаюсь ничего предпринимать. Боюсь сделать только хуже. И мне очень хотелось бы знать… Не рассчитывал ли кто-нибудь именно на такой поворот событий?

– Я знаю, что это Алекс дергает Бэзила за ниточки. Ты считаешь, что Алексом, в свою очередь, тоже кто-то манипулирует, пытаясь вынудить тебя допустить какой-то промах?

Если это так, то тогда она сама автоматически превращается в последнее звено, за которое тайные враги Майлза могут утащить его на дно. Ужасающее открытие. Но только если она – и Майлз – сделают то, на что и рассчитывает враг.

– Я… хм… Возможно. – Он нахмурился. – Все же, думается мне, будет куда лучше, если твой дядя сам все это уладит, тихо, по-семейному. Он по-прежнему намерен вернуться с Комарры к свадьбе?

– Да, но только если его так называемые «мелкие технические детали» не окажутся сложней, чем он думал.

Майлз сочувственно поморщился.

– Значит, никаких гарантий. – Он помолчал. – Округ Форбреттенов, а? Если придется вмешиваться, то я спокойно могу попросить Рене Форбреттена об услуге, чтобы он все… э… утряс. Ты сможешь миновать магистрат и обратиться прямо к нему. И мне не придется обращаться к СБ, да и вообще возникать на горизонте. Правда, если к тому времени округ перейдет к Сигуру, то ничего не выйдет.

– Мне бы не хотелось до этого доводить. Не хочу, чтобы Никки вообще тревожили. Ему и так кисло пришлось. – Катриону трясло, и она не могла понять, то ли от страха, то ли от ярости, то ли от ядовитой комбинации того и другого.

Майлз встал, подошел, несколько неуверенно сел рядом с ней на ореховый сундук.

– Так или иначе, все это закончится. Через два дня в Совете графов состоится голосование по обоим спорным округам. Как только голосование пройдет, все политические мотивы раздувать эту историю с обвинением в убийстве исчезнут, и слухи начнут таять. – Все это звучало очень утешительно, не добавь он: – Я надеюсь.

– Мне не следовало предлагать налагать на тебя карантин до окончания моего годичного траура. Надо было сперва попробовать заставить Бэзила согласиться на Зимнепраздник. Я слишком поздно это сообразила. Но я не могу рисковать Никки, просто не могу. Не сейчас, когда мы зашли так далеко и так много пережили.

– Ну-ну, ш-ш! Думаю, твои инстинкты правильные. Мой дед часто повторял старую кавалерийскую присказку «по неверной поверхности нужно ступать как можно легче». Мы просто ненадолго ляжем на дно, чтобы не нервировать бедолагу Бэзила. А когда твой дядя вернется, он быстро приведет этого парня в чувство. – Майлз покосился на нее. – Или ты просто не станешь со мной встречаться целый год, а?

– Мне это ужасно не понравится, – призналась Катриона.

– А! – Уголок его рта пополз вверх. Чуть помолчав, он добавил: – Ну, значит, нам это не подходит.

– Но, Майлз! Я дала слово! Не хотела, но пришлось.

– Под давлением. Тактическое отступление – не такая уж плохая штука, если тебя внезапно атаковали, знаешь ли. Во-первых, ты остаешься целым. Потом выбираешь удобную для тебя позицию. А затем контратакуешь.

Каким-то образом, не ее стараниями, бедро Майлза приблизилось к ее ноге, не касаясь, но ощутимо теплое и твердое даже сквозь два слоя одежды, черной и серой. Катриона не могла положить голову ему на плечо в поисках утешения, но могла обвить его талию и прижаться щекой к макушке. Это было бы так приятно, так успокаивающе. Я не должна этого делать.

Нет, должна. Сейчас и всегда …

– Побит собственной репутацией, – вздохнул Майлз. – Я думал, что важно лишь твое мнение, Никки и Грегора. И начисто забыл о Бэзиле.

– Я тоже.

– Мой па выдал мне следующее определение: репутация – это то, что о тебе думают другие, а честь – это то, что ты знаешь о себе сам.

– Это то, что имел в виду Грегор, когда посоветовал тебе поговорить с отцом? Твой па – мудрый человек. Мне бы хотелось с ним познакомиться.

– Он тоже хочет с тобой познакомиться. Конечно, он тут же продолжил, поинтересовавшись, что я о себе думаю. У него есть этот… этот… глаз.

– По-моему… я знаю, что он имеет в виду. – Она могла бы обвить пальцами его руку, свободно лежащую на колене так близко от нее. Его рука наверняка твердая и надежная… Ты уже предавала себя прежде в тоске по касанию. Не смей. – В тот день, когда погиб Тьен, я перестала быть человеком, который принес и соблюдал данные на всю жизнь обеты, а стала человеком, который разорвал их и ушел. Мои обеты значили для меня все, или как минимум… я все на них променяла. И я до сих пор не знаю, напрасно я изменила своим обетам или нет. Я не думаю, что Тьен пошел бы вразнос той ночью, не шокируй я его заявлением, что ухожу от него. – Катриона немного помолчала. В комнате было удивительно тихо. Древние толстые каменные стены не пропускали городские шумы. – Я не та, что была прежде. И не могу возвращаться назад. Мне не очень нравится то, кем я стала. И все же я… еще держусь. Но понятия не имею, как стронуться с этой точки. Никто не дал мне карты, где указан путь.

– А! Вот в чем дело. – В тоне его не было ни йоты недоумения, а наоборот – понимание.

– К концу обеты оставались единственной моей частью, которую еще не сровняли с землей. Когда я попыталась поговорить об этом с тетей Фортиц, она заверила меня, что все в порядке, поскольку все считают Тьена ослом. Ты понимаешь… Это ведь не имеет никакого отношения к Тьену, святой он или монстр. Речь обо мне и моем мире.

– Чего ж тут трудного для понимания? – пожал он плечами. – По мне, так это совершенно очевидно.

Катриона повернула голову и посмотрела ему в лицо. Он смотрел на нее с терпеливым любопытством. Да, он действительно все понимает и все же не пытается утешить ее или убедить, что все это ерунда. Ощущение было такое, будто она открыла дверь, которую считала дверцей шкафа, а оказалась в другой стране, сияющей перед ее расширившимися глазами. Ой!

– Исходя из моего опыта, проблема с такого рода клятвами, как «лучше смерть, чем бесчестье», в том, что в результате в мире останется лишь два сорта людей: мертвецы и клятвопреступники, – заговорил Майлз. – Так что это проблема выживания.

– Да, – спокойно согласилась Катриона. Он знает. Он все знает, до той самой горькой точки в глубине души. Откуда он знает?

– Смерть предпочтительней бесчестья. Что ж, по крайней мере никто не может пожаловаться, что я принял их не по порядку… Знаешь… – Он отвел взгляд, потом снова посмотрел на нее, прямо в глаза. Лицо его чуть побледнело. – Это не совсем верно, что я вышел в отставку по медицинским показателям. Иллиан выпер меня. За фальсификацию рапорта о моих припадках.

– Ой! Я этого не знала…

– Знаю, что не знала. Я не очень-то распространяюсь об этом – по вполне понятным причинам. Я так отчаянно пытался уберечь карьеру. Адмирал Нейсмит был для меня всем – жизнью, честью и в ту бытность куда более мной, чем лорд Форкосиган. И вместо этого сам все погубил. Не то что я был к этому не готов. Адмирал Нейсмит возник как фикция, и это я превратил его в настоящего вождя. И это сработало, и неплохо. Маленький адмирал дал мне все, о чем я мечтал. Через какое-то время я решил, что все грехи можно вот так преобразовать. Солги сейчас, исправь потом. То, что я пытался проделать с тобой. Даже любовь не так сильна, как привычка, а?

Теперь Катриона осмелилась обвить его рукой. Незачем им обоим голодать… На мгновение он затаил дыхание, как человек, предлагающий лакомство дикому зверю, пытаясь приручить. Засмущавшись, Катриона отпрянула.

Вдохнув, она проговорила:

– Привычки. Да. У меня тоже такое чувство, что я наполовину калека из-за застарелых привычек. – Старые шрамы разума. – Тьен… кажется мне далеким воспоминанием. Как ты думаешь, его смерть тоже покроется такой же дымкой?

Теперь он на нее не смотрел. Не осмеливается?

– Я не могу ответить за тебя. Мои собственные призраки, похоже, вполне самостоятельны и всегда при мне. Постепенно их настойчивость уменьшается, а может, я просто к ним привык. – Оглядев мансарду, он отрывисто добавил: – Я никогда не рассказывал тебе, как убил своего деда? Великого генерала, пережившего все: цетагандийцев, Безумного Ури – все, что этот век напустил на него?

Катриона не пожелала покупаться и выдавать какую-либо шокированную реплику, которой, как он явно считал, заслуживает столь драматическое заявление, а лишь вздернула бровь.

– Я разочаровал его до смерти в тот день, когда с треском провалил экзамен в Академию и потерял последний шанс сделать военную карьеру. И ночью он умер.

– Ну конечно, – сухо заметила она, – это произошло из-за тебя. А вовсе не потому, что ему было почти сто лет.

– Да, конечно, я знаю. – Майлз пожал плечами. – Точно так же, как ты знаешь, что смерть Тьена была случайной.

– Майлз, – после долгой паузы проговорила Катриона, – ты что, пытаешься получить надо мной перевес в мертвецах?

Застигнутый врасплох, он собрался было возмущенно запротестовать, но смог лишь сказать:

– Ох!

И ласково ткнулся лбом ей в плечо, изображая, будто бьется головой об стенку. Когда же он снова заговорил, насмешливый тон не совсем скрывал подлинное мучение.

– И как ты меня выносишь? Я сам-то себе невыносим!

А вот это, по – моему, искреннее признание. Мы явно выговорились друг перед другом окончательно.

– Ш-ш! Ш-ш!

Теперь пришел его черед взять ее руку. Его пальцы обернулись вокруг ладони, как теплые объятия. Она не отшатнулась в изумлении, хотя по телу и пробежала странная дрожь. Может быть, умирать от желания – тоже своего рода предательство самого себя?

– Пользуясь бетанской терминологией Карин, – чуть задыхаясь, проговорила Катриона, – у меня Это насчет клятв и обетов. Когда ты стал Имперским Аудитором, ты снова давал клятву. Хотя один раз ты уже клятву преступил. Как ты смог это вынести?

– О! – Он чуть рассеянно поглядел по сторонам. – Разве, когда тебе выдавали твою честь, тебе не дали модель с кнопкой перезапуска? Моя находится вот здесь. – И ткнул куда-то в район собственного пупка.

Катриона ничего не смогла с собой поделать. Ее смех разнесся по всей комнате, эхом отражаясь от перекрытий. И грозивший вот-вот разорваться тугой узел напряжения, сидевший где-то внутри, начал постепенно расслабляться. Когда он вот так смешил ее, это было как бальзам на раны, слишком болезненные – так, что не прикоснуться. Но если можно облегчить боль – значит есть надежда на исцеление.

– Так вот, значит, он для чего? А я и не знала.

Майлз улыбнулся, вновь завладев ее рукой.

– Одна очень мудрая женщина мне когда-то сказала – ты просто живешь дальше. Я больше ни от кого не слышал столь мудрого и дельного совета. Даже от моего отца.

Майлз смотрел на ее ладонь – будто хотел поцеловать. Он сидел очень близко, Катриона чувствовала его дыхание. Молчание затянулось. Если так будет продолжаться и дальше, то она сдастся… и в конечном итоге поцелует его. Его запах заполнял ноздри, рот, каждую клеточку ее тела. Близость плоти казалась такой легкой после куда более пугающей близости душ.

Наконец Катриона с огромным усилием выпрямилась. С не меньшим усилием он выпустил ее руку. Сердце Катрионы колотилось так, будто она пробежала немалую дистанцию. Пытаясь говорить нормально, она сказала:

– Значит, по твоему мнению, нам следует подождать, пока мой дядя разберется с Бэзилом. Ты действительно считаешь, что за всей этой глупостью скрывается ловушка?

– М-да, есть определенный запашок. Не могу сказать, с какого уровня он идет. Может оказаться, что это всего лишь Алекс пытается убрать меня с дороги.

– Но тут приходится задуматься, кто друзья Алекса. Понимаю. Значит, ты послезавтра на Совете намерен прижать Ришара и партию Формонкрифа? – Она пыталась говорить решительно.

– А! Вот об этом надо тебе рассказать. – Майлз уставился в пространство, потер подбородок и снова повернулся к ней. Он по-прежнему улыбался, но глаза стали серьезными, почти жесткими. – Мне кажется, я допустил стратегический просчет. Ты знаешь, что Ришар Форратьер воспользовался этой клеветой в виде рычага, чтобы заполучить мой голос?

– Я догадывалась, что что-то такое произошло, – неуверенно проговорила Катриона. – Но не думала, что это будет так в открытую.

– Вообще-то исключительно прямолинейно. – Он поморщился. – Поскольку шантаж – не та вещь, которую я склонен поощрять, в ответ я предоставил все свои возможности Доно.

– Отлично!

Майлз коротко улыбнулся, но покачал головой.

– Теперь у нас с Ришаром патовая ситуация. Если он выиграет графство, то моя открытая оппозиция вынудит его осуществить угрозу. Как у графа у него появится для этого и возможность, и власть. Сразу он ничего предпринимать не станет – я рассчитываю, что у него уйдет несколько недель на стягивание союзников и боевых ресурсов. А если у него есть хоть толика тактического ума, он дождется завершения свадебных торжеств. Но ты понимаешь, что затем последует.

У Катрионы образовался ком в животе. Она отлично все понимала, но…

– Разве он может выдвинуть против тебя обвинение в убийстве Тьена? Мне казалось, что любое подобное обвинение будет задушено в зародыше.

– Ну, если более мудрые головы не смогут отговорить Ришара… результат может оказаться довольно непредсказуемым. По правде говоря, чем больше я обо всем этом думаю, тем хуже это выглядит. – Он принялся загибать пальцы. – Убийство отпадает. – Судя по его гримасе, это была шутка. Почти. – Грегор не даст разрешения на нечто подобное – остается пойти на открытую измену. А Ришар тошнотворно предан империи. Насколько мне известно, он в самом деле уверен, что я угрохал Тьена, – а это означает, что он честный человек. В некотором роде. Тихонько отвести Ришара в сторонку и рассказать правду о комаррском деле исключено напрочь. Я ожидаю многочисленных маневров вокруг отсутствия улик и вердикта «не доказано». Ну, Имперская безопасность может сфабриковать кое-какие улики, но я с каждым днем все больше задаюсь вопросом, какого сорта. Меньше всего СБ будет волновать моя или твоя репутация. А тебя в какой-то момент это дело может засосать, а я… не смогу полностью контролировать ситуацию.

Катриона вдруг поняла, что до боли стиснула зубы. Она провела языком по губам, пытаясь расслабиться.

– Выносливость была моей специализацией. В былые дни.

– Я надеялся подарить тебе более приятные дни.

Катриона не знала, что на это ответить, и лишь пожала плечами.

– Есть и другой выбор. Другой способ, с помощью которого я могу отклонить… эту дубинку.

– Да?

– Я могу сдаться. Прекратить интриговать. Воздержаться от голосования… Нет, скорее всего этого будет недостаточно… Проголосовать за Ришара. Публично сложить оружие.

Катриона замерла. Нет!

– Это тебя Грегор об этом попросил? Или СБ?

– Нет. Ну, пока нет, во всяком случае. Но думал… может, ты этого захочешь.

Катриона отвела взгляд и не смотрела на него три долгих вдоха. Когда же повернулась обратно к нему, то бесстрастно произнесла:

– Знаешь, по-моему, нам все же придется в конечном итоге воспользоваться этой твоей кнопкой перезапуска.

Он воспринял это, практически не изменившись в лице, лишь уголок губ чуть дернулся.

– Доно не хватает голосов.

– Пока у него есть твой… я буду довольна.

– Ты понимаешь, что воспоследует?

– Я понимаю.

Он резко выдохнул.

Может ли она еще чем-нибудь ему помочь? Ну, противники Майлза не стали бы дергать за такое количество ниточек, если бы не хотели добиться какого-нибудь непродуманного шага с его стороны. Значит, сидим тихо и незаметно. Но не как скрывающаяся дичь, а как притаившийся охотник. На лице Майлза была обычная жизнерадостная маска, но за ней скрывалось нечеловеческое напряжение…

– А кстати, когда ты в последний раз пользовался активатором?

Он явно старался избежать ее взгляда.

– Ну… некоторое время тому назад… Я был занят. Ты же знаешь, что потом я сутки не могу пошевелить задницей.

– Предпочитаешь грохнуться в припадке во время голосования на Совете графов? Сомневаюсь. Мне почему-то казалось, что тебе нужно там проголосовать пару раз. Ты воспользуешься им сегодня же вечером. Обещай!

– Есть, мэм! – покорно согласился он. Но, судя по странному огоньку в глазах, он был не слишком-то удручен. – Обещаю.

Обещания …

– Мне надо идти.

Майлз без возражений встал.

– Я тебя провожу.

Они зашагали рука об руку к выходу и всему тому, что им готовило ближайшее будущее.

– Как ты сюда добралась?

– На кэбе.

– Не возражаешь, если Пим отвезет тебя домой?

– Конечно.

В конечном итоге он поехал вместе с ней на заднем сиденье огромного старого бронированного лимузина. Всю дорогу они болтали о пустяках, будто у них сколько угодно времени. Поездка была короткой. Они не прикоснулись друг к другу, когда она выходила из машины. Лимузин уехал. Серебристая кабина скрывала… все.

От постоянной улыбки у Айвена уже сводило мышцы. Замок Форхартунг был великолепно украшен по случаю приема, который давал Совет графов в честь комаррской делегации, прибывшей на свадьбу Грегора, которую комарриане настойчиво называли свадьбой Лаисы. Огни и цветы украшали центральный холл, большую лестницу на галерею Зала Совета и огромный салон, где и проходил ужин. Попутно отмечали и удачное прохождение – или тяжелое протаскивание, в зависимости от ваших политических взглядов, – решения о финансировании починки комаррского солнечного отражателя. На прошлой неделе Совет графов проголосовал «за». Это был императорский свадебный подарок поистине планетарного масштаба.

Празднество сопровождалось речами и просмотром голофильма, посвященного не только планам восстановления солнечного отражателя, жизненно важного для комаррской программы терраформирования, но и проекту новой пересадочной станции, которую собирался строить барраяро-комаррский консорциум, в который входили «Тоскане Индастриз» и «Форсмит Ltd». Мать приставила Айвена сопровождать на этом почти интимном суаре на пятьсот человек одну комаррианскую наследницу. Увы, наследнице было шестьдесят с хвостиком, она была давно замужем и доводилась теткой будущей императрице.

Смущенная окружением из высших форов, эта жизнерадостная скромная седовласая дама владела огромной долей «Тоскане Индастриз», парой тысяч комаррских планетных акций и имела незамужнюю внучку, за которой давала огромное приданое. Айвен, полюбовавшись ее видеоизображением, согласился, что внучка совершенно очаровательна, красавица и явно большая умница. Но, поскольку ей было всего семь лет от роду, ее оставили дома. Послушно проведя тетю Анну и ее ближайших прихлебателей по замку и показав все наиболее интересные архитектурные и исторические места этого сооружения, Айвен ухитрился подвести всю группу к основной толпе комарриан, сгрудившихся вокруг Грегора с Лаисой, и вознамерился удрать. Пока тетя Анна громогласно сообщала леди Элис, что он «очень милый мальчик», он растворился в толпе, направляясь к слугам, стоявших у стены с подносами с выпивкой.

Он чуть не налетел на молодую пару, двигавшуюся в направлении бокового крыла и смотревшую больше друг на друга, чем под ноги. Лорд Уильям Форташпула, наследник графа Форташпула, недавно объявил о своей помолвке с леди Кассией Форгорофф. Касси выглядела чудесно: глазки блестят, щечки порозовели, низкий вырез платья… Черт, она сделала что-то со своим бюстом или просто стала более зрелой за последние два года? Айвен все еще ломал над этим голову, когда она перехватила его взгляд. Фыркнув, она покрепче вцепилась в руку жениха и прошествовала мимо. Лорд Форташпула на ходу рассеянно поздоровался с Айвеном, и Кассия уволокла его прочь.

– Красивая девочка, – раздался за спиной Айвена густой бас. Айвен обернулся и увидел своего какого-то там брата графа Фалько Форпатрила, наблюдавшего за ним из-под густющих седых бровей. – Жаль, что ты упустил свой шанс заполучить ее, Айвен. Отшила тебя ради более подходящего парня, верно?

– Кассия Форгорофф меня не отшивала, – с чуть излишней горячностью возразил Айвен. – Я за ней даже и не ухаживал.

Низкий смех Фалько был неприятно недоверчивым.

– Твоя мать рассказывала мне, что Касси довольно долго сохла по тебе. Похоже, она вполне оправилась после такого разочарования. Касси, а не твоя мать, бедняжка. Хотя, судя по всему, леди Элис тоже перестала особо переживать по поводу твоих неудачных любовных связей.

Он поглядел на столпившуюся вокруг императора группу, где Иллиан с обычной ненавязчивостью опекал леди Элис.

– Ни одна из моих связей не была неудачной, сэр, – ощетинился Айвен. – Просто все они по взаимному согласию завершались. Я сам устанавливаю правила игры.

Фалько лишь ухмыльнулся. Айвен, не желая больше попадаться на удочку, вежливо кивнул престарелому, но по-прежнему прямому как жердь графу Форхаласу, подошедшему к своему старому приятелю Фалько. Фалько можно было назвать либо прогрессивным консерватором, либо консервативным прогрессистом, поэтому его обхаживали обе партии. Форхалас же, сколько Айвен помнил, был ключевой фигурой консервативной оппозиции центристскому блоку Форкосигана. Граф не был лидером партии, но его репутация человека кристальной честности делала его образцом для подражания.

Тут появился Майлз – руки в брюки и эта его улыбочка. Он был в официальном коричневом с серебром мундире Дома Форкосиганов. Айвен вознамерился скрыться с линии огня – на тот случай, если Майлз ищет добровольцев для очередной безбожной затеи, но Майлз лишь мимоходом его поприветствовал. Он поприветствовал и обоих графов, уважительно кивнув Форхаласу. После небольшой заминки старик ответил тем же.

– Куда двинешь, Форкосиган? – небрежно поинтересовался Фалько. – Отправишься потом на прием в особняк Форсмитов?

– Нет, туда двинется вся остальная команда. Я же пойду на прием Грегора. – Чуть поколебавшись, он приглашающе улыбнулся. – Разве что, может быть, вы, господа, пожелаете пересмотреть отношение к иску лорда Доно и захотите пойти куда-нибудь это обсудить?

Форхалас лишь покачал головой, но Фалько хохотнул.

– Отвали, Майлз! Это полная безнадега. Бог знает, ты старался изо всех сил – ну, по крайней мере я последние две недели натыкался на тебя всюду, где бывал, – но боюсь, на этот раз прогрессистам придется довольствоваться победой с солнечным отражателем.

Майлз, поглядев на толпу, пожал плечами. Айвен знал, что, помимо ведения интенсивной кампании в пользу Рене с Доно, Майлз приложил немало усилий, чтобы голосование по вопросу об отражателе прошло в пользу Грегора. Неудивительно, что он выглядит выжатым как лимон.

– Тут мы все проделали очень неплохое дельце для нашего будущего. Думаю, это наращивание размера отражателя принесет империи свои плоды задолго до окончания терраформирования Комарры.

– М-м… – промычал Форхалас. При голосовании по вопросу об отражателе он воздержался, но у Грегора и так было подавляющее большинство, так что это значения не имело.

– Как бы мне хотелось, чтобы Катриона сегодня была здесь и могла полюбоваться на все это, – с тоской пробормотал Майлз.

– Кстати, а почему ты ее не привел? – поинтересовался Айвен. Он не понимал стратегии Майлза в данной ситуации. Ему казалось, что оболганной паре куда больше пошло бы на пользу публично бросить вызов общественному мнению. К тому же бравада в принципе куда больше в стиле Майлза.

– Посмотрим. Послезавтра. – И добавил вполголоса: – Хоть бы это чертово голосование поскорей прошло!

Ухмыльнувшись, Айвен тоже понизил голос.

– И это говорит бетанец? Ну, наполовину бетанец. Мне казалось, ты сторонник демократии, Майлз. Значит, она тебе разонравилась?

Майлз кисло улыбнулся, но ловиться на удочку не пожелал. Сердечно пожелав доброй ночи старшим, он с некоторой прохладцей удалился.

– Мальчик Эйрела паршиво выглядит, – заметил Форхалас, глядя ему вслед.

– Ну, его ведь уволили со службы по здоровью, – сказал Фалько. – Удивительно, что ему вообще удалось так долго прослужить. Наверное, старые проблемы дали себя знать.

Это верно, подумал Айвен, только совсем не те, которые Фалько имеет в виду. Форхалас слегка помрачнел, возможно, вспомнив о внутриутробном отравлении Майлза солтоксином и связанной с этим отравлением трагической истории семьи старого графа. Пожалев старика, Айвен пояснил:

– Нет, сэр. Это последствия боевого ранения.

И действительно, серая кожа и неуверенные движения свидетельствовали о том, что скорее всего ночью у Майлза был очередной припадок.

Граф Форхалас, нахмурившись, задумчиво поглядел на Айвена.

– Итак, Айвен. Ты знаешь о нем больше, чем кто бы то ни было. Что ты думаешь по поводу этой грязной байки: о нем и покойном муже этой Форсуассон?

– Я думаю, что все это полностью сфабриковано, сэр.

– Элис говорит то же самое, – заметил Фалько. – И я бы сказал, что у нее больше всех возможностей узнать истину.

– В этом ты прав. – Форхалас глянул на окружение Грегора в другом конце ярко освещенного салона. – Но я также думаю, что она до мозга костей предана Форкосиганам и без всякого колебания солжет, чтобы защитить их интересы.

– Вы наполовину правы, сэр, – чопорно заявил Айвен. – Она предана до мозга костей.

– Не кидайся на меня, мальчик, – жестом остановил его старый граф. – Полагаю, правды мы никогда не узнаем. С возрастом привыкаешь мириться с такими неясностями.

Айвен проглотил раздраженную реплику. Граф Форхалас был шестым за вечер, который приставал к Айвену с более или менее мерзкими вопросами о его братце. Если Майлзу приходится выдерживать хотя бы половину, немудрено, что он выглядит полудохлым. Хотя, меланхолично подумал Айвен, мало кто осмелится задавать ему такие вопросы прямо в лицо. И это означает, что Айвен принимает на себя весь огонь, нацеленный на Майлза. Типично. Весьма типично.

– Если ты не собираешься к Форсмитам, то почему бы тебе не поехать со мной в особняк Форпатрилов? Где мы хотя бы сможем спокойно выпить сидя. Я хотел с тобой спокойно переговорить насчет проекта по водоразделу.

– Спасибо, Фалько. Звучит куда более спокойно. Ничто так не возбуждает наших коллег, как перспектива перехода больших денежных средств в другие руки.

Из чего Айвен сделал вывод, что Округ Форхаласа опоздал на поезд, увозящий участников это новой комаррской экономически выгодной заморочки. Охватившее его состояние тупости не имело ничего общего с большим количеством выпитого. По правде говоря, это, наоборот, свидетельствовало о том, что выпито слишком мало. Он было вознамерился продолжить свой поход к бару, когда ему на глаза попался куда более приятный объект.

Оливия Куделка. В бело-бежевом атласном платье, подчеркивающем ее неброскую красоту блондинки. И одна. По крайней мере временно.

– Э… Прошу меня простить, господа. Я заметил друга в затруднительном положении.

Айвен сбежал от седовласых старцев и двинулся к своей добыче с улыбкой на устах. Оливию в глазах Айвена всегда затмевали ее более яркие и решительные старшие сестры Делия и Марсия. Но Делия предпочла Дува Галени, а Марсия открытым текстом послала Айвена куда подальше. Может… может, он прекратил спуск по фамильному древу Куделок на одну веточку раньше времени?

– Добрый вечер, Оливия! Какой чудесный наряд! – Поскольку женщины тратят кучу времени на одевание, то всегда полезно оценить их старания. – Развлекаешься?

– О, привет, Айвен! Да, конечно!

– Я тебя раньше не видел. Мать приставила меня пасти комаррианцев.

– Мы довольно поздно приехали. Это наша четвертая остановка за вечер.

– Остальная часть твоего семейства тоже здесь? Ну, Делию с Дувом я видел, естественно. Они вон там, в углу, рядом с Грегором.

– Правда? Здорово! Надо будет с ними поздороваться, прежде чем мы уйдем.

– Что ты делаешь после?

– Отправляюсь на эту давиловку в особняк Форсмитов. Это может оказаться очень ценным.

Пока Айвен пытался расшифровать это последнее замечание, Оливия кого-то углядела. Глаза ее засияли, губы приоткрылись, и она на какой-то ошеломляющий момент напомнила Айвену Касси Форгорофф. Встревоженный, он проследил за ее взглядом. Но никого не обнаружил, кроме лорда Доно Форратьера, судя по всему, только что расставшегося с его/ее старой приятельницей графиней Формюир. Графиня, на редкость изящная в алом платье, изумительно сочетавшемся с черным облачением Доно, потрепав Доно по руке, со смехом отошла от него. Насколько Айвену было известно, графиня все еще жила отдельно от своего мужа. Интересно, каким образом теперь Доно проводит с ней время? От одной только этой мысли у него мозги заклинило.

– Особняк Форсмита, значит? Может, я тоже туда отправлюсь. Могу практически гарантировать, что вино там будет отменное. Ты как сюда приехала?

– На машине. Тебя подвезти?

Отлично.

– Да, спасибо. – Айвен сам приехал в замок вместе с матерью и Иллианом, главным образом чтобы не подвергать риску свою скоростную тачку. Он и не предвидел, что отсутствие машины окажется столь полезным. Айвен одарил Оливию лучезарной улыбкой.

К ним подошел Доно – с этой своей типичной довольной улыбочкой, неприятно напомнившей Айвену бывшую леди Донну. Хм. Доно явно не тот человек, с кем Айвену хотелось появляться в обществе. Может, ему удастся по-быстрому уволочь отсюда Оливию?

– Похоже, дело стронулось, – сообщил Доно Оливии, кивком приветствовав Айвена. – Велеть Цабо подогнать машину?

– Сперва нам нужно поздороваться с Делией и Дувом. А потом можем ехать. Ах да! Я предложила Айвену ехать к Форсмитам с нами. По-моему, место есть.

– Конечно, – добродушно улыбнулся Доно.

– Она взяла пакет? – спросила Оливия у Доно, глянув на исчезавшее в толпе алое пятно.

Губы Доно раздвинулись в на редкость злорадной ухмылке.

– Угу.

Пока Айвен безуспешно пытался изобрести способ отделаться от персоны, обеспечивающей транспорт, из-за столов выплыл Байерли Форратьер и направился к ним. Дьявольщина. Все хуже и хуже.

– А, Доно! – приветствовал Бай кузена. – Ты по-прежнему планируешь закончить нынешний вечер у Форсмитов?

– Да. Тебя тоже туда подвезти?

– Не нужно. Я уже договорился. Но не стану возражать, если потом ты подбросишь меня домой.

– Без проблем.

– Ты довольно долго беседовал с графиней Формюир. Вспоминали старые добрые времена, а?

– О да, – неопределенно улыбнулся Доно. – О том, о сем, знаешь ли…

Бай пристально посмотрел на него, но Доно не пожелал вдаваться в подробности.

– Тебе удалось повидаться днем с графом Форпински? – спросил Бай.

– Да, наконец-то. И еще с парочкой других тоже. От Фортейна пользы никакой, но из-за присутствия Оливии он хотя бы был вежлив. Форвользе, Форхалас и Форпатрил отказались меня слушать, увы. – Доно несколько вызывающе глянул на Айвена из-под черных бровей. – Ну, насчет Форвользе я не уверен. Никто не открыл дверь. Возможно, его действительно не было дома. Трудно сказать.

– Так как идет набор голосов? – поинтересовался Бай.

– Близко, Бай. Ближе, чем я даже осмеливался мечтать, по правде говоря. Неопределенность сводит меня с ума.

– Переживешь. А… близко к чьей стороне? – уточнил Бай.

– Не той, что нужно. Увы. Что ж… – Доно вздохнул. – По крайней мере это была великая попытка.

– Ты войдешь в историю! – решительно заявила Оливия.

Доно, благодарно улыбнувшись, сжал лежащую на его руке ладонь девушки.

Байерли пожал плечами, что по его стандартам соответствовало жесту утешения.

– Кто знает, что может произойти за ночь?

– С настоящего момента до завтрашнего утра? Боюсь, немногое. Ставки практически сделаны.

– Держи хвост морковкой. Есть еще пара часов, чтобы поработать с теми, кто соберется у Форсмита. Просто не сдавайся. Я помогу. Встретимся там…

Таким образом, Айвен оказался не в интимной обстановке с Оливией, а зажатым вместе с ней, Доно, Цабо и еще парочкой оруженосцев Форратьера в заднем отделении официального лимузина покойного графа Пьера. Лимузин Пьера был одним из немногих оставшихся реликтов времен Регентства и вполне мог соперничать с Майлзовским по роскоши внутреннего убранства и по толщине брони, из-за чего эта фиговина двигалась в лучшем случае со скоростью улепетывавшей черепахи. Не то что лимузин не был комфортабельным. Айвену доводилось ночевать в номерах космических станций куда меньших, чем заднее отделение этой тачки. Но Оливия каким-то образом оказалась сидящей между Доно и Цабо, а Айвену грела бока парочка оруженосцев.

Они проехали уже две трети пути до особняка Форсмитов, когда Доно, всю дорогу смотревший в окно, внезапно подался вперед и заговорил в интерком связи с водителем:

– Йорис, поворачивай снова к графу Форвользе. Попробуем зайти к нему еще разок.

Лимузин развернулся и поехал назад. Через пару минут появился многоквартирный дом, где находились апартаменты Форвользе.

Семейству Форвользе принадлежал всебарраярский рекорд последнего столетия по присоединению к проигравшей стороне, включая цетагандийцев и не ту сторону во время государственного переворота Фордариана. Несколько мрачный нынешний наследник, разоренный многочисленными поражениями предков, обеспечивал себе жизнь в столице, сдавая древний вычурный особняк Форвользе какой-то фирме с большими амбициями и живя исключительно на арендную плату. Вместо дозволенной двадцатки он держал одного-единственного оруженосца, тоже довольно унылого пожилого субъекта, выполнявшего роль прислуги за все при графе. И все же, несмотря на нежелание Форвользе присоединяться к какой-либо партии или поддерживать какой-либо проект, это хотя бы не означало, что он автоматически проголосует за Ришара. А голос есть голос, надо полагать, думал Айвен. И не важно, принадлежит этот голос эксцентрику или нет.

Айвен нисколько не сомневался, что тесный гараж возле дома был достаточно просторен, чтобы в нем могли разместить свои машины обитатели дома, и еще с небольшим запасом. В столице места парковки сдавались в аренду по квадратным метрам. Йорис попытался приткнуть куда-нибудь лимузин, но потерпел полное фиаско, обнаружив, что все отведенные для гостей места на нижнем этаже гаража заняты.

Айвен, планировавший остаться с Оливией в удобной машине, пересмотрел свои планы, когда Оливия выскочила следом за Доно. Оставив Йориса ждать, когда освободится местечко, Доно с Оливией и охранниками зашагали по пешеходной дорожке к входу в здание. Разрываясь между любопытством и осторожностью, Айвен потащился следом. Цабо велел одному оруженосцу остаться возле внешней двери, а второму – возле лифта на третьем этаже, так что к квартире Форвользе они подошли не столь уж страшной командой из четырех человек.

Над номером квартиры несколько наискось висела небольшая медная табличка: на ней для пущей внушительности готическими буквами было написано «Дом Форвользе», но в данных обстоятельствах это смотрелось скорее жалко. Айвен вспомнил частое замечание тети Корделии, что правительства – это ментальные конструкции. Лорд Доно коснулся звонка.

Через пару минут из интеркома послышался сварливый голос. Маленький квадратик видеомонитора оставался пустым.

– Что вам нужно?

Покосившись на Цабо, Доно шепотом спросил:

– Это Форвользе?

– Похоже, – пробормотал Цабо. – Не такой скрипучий, как у его старого оруженосца.

– Добрый вечер, граф Форвользе, – вежливо проговорил Доно в интерком. – Я лорд Доно Форратьер. – Он жестом указал на своих компаньонов. – Полагаю, вам знакомы Айвен Форпатрил и мой старший оруженосец Цабо. Мадемуазель Оливия Куделка. Я зашел поговорить с вами насчет завтрашнего голосования по моему графству.

– Уже поздно, – произнес голос.

Цабо закатил глаза.

– Я не хочу вас беспокоить, – поспешил заверить графа Доно.

– Вот и хорошо. Убирайтесь.

Доно вздохнул.

– Конечно, сэр. Но прежде чем уйти, могу я хотя бы узнать, как вы намерены завтра голосовать по данному вопросу?

– Мне наплевать, которому из Форратьеров достанется округ. Вся семейка чокнутая. Чума для обеих ваших партий.

Доно коротко вздохнул, продолжая улыбаться.

– Да, сэр, но подумайте о последствиях. Если вас не будет, а ни один из претендентов не наберет нужного количества голосов, то голосование попросту повторится. И будет повторяться снова и снова, пока кто-то наконец не получит большинство. Еще мне хотелось бы добавить, что вы приобретете в лице моего кузена Ришара весьма неудобного коллегу. Он вспыльчив и весьма склонен к фракционности и конфликтам.

По ту сторону интеркома воцарилось столь длительное молчание, что Айвен начал подумывать, не ушел ли Форвользе спать.

Оливия придвинулась поближе к монитору и радостно прочирикала:

– Граф Форвользе, сэр, если вы отдадите ваш голос лорду Доно, вы не пожалеете. Он великолепно послужит и Округу Форратьеров, и империи.

– Э… вы ведь одна из девочек коммодора Куделки, так? – через пару мгновений произнес голос. – Значит, Эйрел Форкосиган поддерживает этот нонсенс?

– Лорд Форкосиган, выступающий как полномочный представитель своего отца, полностью меня поддерживает, – ответил Доно.

– Неугомонный. Хе! Это неугомонно для вас.

– Безусловно, – любезно согласился Доно. – Я и сам это заметил. Но как вы намерены голосовать?

Последовала очередная пауза.

– Не знаю. Я подумаю над этим.

– Благодарю вас, сэр. – Доно жестом велел всем отчаливать. Его небольшая свита проследовала за ним к лифу.

– Не очень-то убедительно прозвучало, – заметил Айвен.

– Ты хотя бы имеешь представление, насколько «я подумаю над этим» кажется положительным ответом по сравнению с некоторыми из тех, что я получал? – буркнул Доно. – По сравнению с некоторыми его коллегами граф Форвользе просто фонтан либерализма. – Они подобрали оруженосца и спустились вниз. Когда они дошли до фойе, Доно добавил: – Нужно отдать Форвользе должное в честности. Существует куча сомнительных способов, с помощью которых он мог бы высасывать деньги из округа, чтобы обеспечить себе более роскошный образ жизни в столице, но он к ним не прибегает.

– Ха! – не удержался Цабо. – Будь я одним из его вассалов, я бы чертовски здорово подтолкнул его спереть что-нибудь. Это было бы куда лучше, чем этот несчастный фарс. Это просто стыдно для фора. Плохой пример.

Они вышли из дома с Цабо во главе. Доно шел рядом с Оливией, а Айвен тащился сзади с двумя оруженосцами. Когда они вышли в полутемный гараж, Цабо резко остановился.

– Где, черт побери, машина? – Он поднес наручный комм к губам. – Йорис?

– Если подъехал еще кто-то, ему пришлось отводить машину назад и за угол, чтобы пропустить их, – беспокойно сказала Оливия. – Здесь недостаточно места, чтобы развернуть такую махину.

– Невозможно, не… – начал Цабо. Как бы ниоткуда послышалось тихое «вз-з», показавшееся Айвену очень знакомым.

Цабо рухнул как подкошенный.

– Луч парализатора! – взревел Айвен, прыгнув за ближайшую колонну справа. Он оглянулся в поисках Оливии, но она уже прыгнула в другую сторону вместе с Доно. Еще два прицельных выстрела из парализатора уложили оруженосцев, выскочивших справа и слева. Один из них, прежде чем упасть, успел выстрелить наугад.

Айвен, скорчившись между колонной и какой-то полуразобранной машиной, проклинал свое безоружное состояние, попытаясь разглядеть, откуда стреляли. Колонны, машины, тусклый свет, тени… Выше по скату из тени выскочила темная фигура и исчезла между машинами.

Правила боя с использованием парализатора просты. Стреляй во все, что движется, а рассортируешь потом. Оружием Айвен мог бы разжиться у валяющегося в отключке оруженосца, если бы до него можно было дотянуться, не подставляясь…

Со ската послышался приглушенный хриплый голос:

– В какую сторону он подался?

– Вниз, к выходу. Гофф его упустил. Уложи этого чертова офицера, как только он появится в зоне огня.

Нападавших как минимум трое, прикинул Айвен. Допустим, есть еще один. Как минимум. Проклиная узкие зазоры между машинами, Айвен на карачках отполз назад за столб, блокирующий луч парализатора, и попытался проползти между машинами и стенкой, снова направляясь в сторону входа. Если ему удастся выбраться на улицу…

Наверняка это захват. Будь это покушение, у нападавших оружие было бы покруче, и к этому времени вся команда Доно уже давно была бы размазана по стенкам. В промелькнувшем зазоре между машинами Айвен заметил дальше слева – вниз по скату – движение фигуры в светлом. Оливия в вечернем платье. Оттуда из-за колонны раздался удар, за которым последовал противный звук, будто тыква раскололась об асфальт.

– Отлично сработано! – Это уже был голос Доно.

Мать Оливии когда-то была личным телохранителем Грегора, когда тот был ребенком, напомнил себе Айвен. Он попытался представить, чему в семействе Куделка учила мать своих дочерей. Уж наверняка не только пироги печь.

Мелькнула облаченная в черное фигура.

– Вот он! Взять его! Да нет же! Он должен быть в сознании!

Бегущие шаги, тяжелое дыхание и возня, глухой удар, приглушенный вопль… Молясь, чтобы внимание всех и каждого было отвлечено от него, любимого, Айвен кинулся за парализатором оруженосца, схватил его и быстро вернулся обратно за столб. Со ската раздался шум быстро спускающейся сюда машины. Айвен рискнул высунуться. Задние двери грузового аэрогрузовика резко распахнулись. Двое мужчин волокли к нему Доно. Доно с искаженным от боли лицом беспомощно висел, хватая воздух ртом.

– Где Гофф? – гаркнул водитель, высунувшись из кабины и оглядывая своих напарников и их добычу. – Гофф! – заорал он.

– Где девчонка? – спросил один из нападавших.

– Хрен с ней, с девчонкой, – бросил второй. – Помоги-ка мне лучше его затащить. Мы сделаем дело и слиняем раньше, чем она успеет позвать на помощь. Малько, зайди с другой стороны и выруби этого амбала-офицера. Его здесь не должно было быть. – Они затащили Доно в грузовик… Нет, только наполовину. Один из мужчин достал какую-то бутылку и поставил на край, чтобы была под рукой. Что за черт?.. Это не похищение.

– Гофф? – неуверенно окликнул парень, отряженный на ловлю Айвена, передвигаясь на полусогнутых между машинами.

В руке державшего Доно мужика весьма неприятно – в данных обстоятельствах – зажужжал вибронож. Поставив все на карту, Айвен вскочил и открыл огонь.

Разыскивающего Гоффа парня он уложил влет. Мужик дернулся, рухнул как мешок и больше не шевелился. Оруженосцы Доно носили супермощные парализаторы, и, похоже, не напрасно. Одного из двух оставшихся Айвен лишь зацепил. Выпустив Доно, парочка нырнула под прикрытие грузовика. Доно свалился на землю и свернулся калачиком. Конечно, под огнем палящих во все стороны парализаторов нет ничего хуже, чем бежать, но Айвен вдруг живо вообразил, что будет, если грузовик сдаст назад.

Со ската позади грузовика раздались подряд два быстрых выстрела.

И тишина.

Чуть переждав, Айвен осторожно позвал:

– Оливия?

Откуда-то подальше вверх по скату раздался ее ставший вдруг тоненьким голосок:

– Айвен? Доно?

Доно, дернувшись, застонал.

Айвен осторожно выпрямился и двинулся к грузовику. Чуть погодя, выждав, по всей вероятности, не начнется ли снова пальба, из своего угла появилась Оливия и быстро подбежала к нему.

– Где ты взяла парализатор? – поинтересовался Айвен, когда она выскочила из-за грузовика. Оливия была босиком, подол платья подоткнут до середины бедер.

– У Гоффа. – Она небрежным жестом оправила подол. – Доно! Ох нет! – Сунув парализатор за корсаж, она опустилась на колени возле Форратьера. Когда она отняла руку, ладонь была в крови.

– Лишь ногу порезали, – охнул Доно. – Он промахнулся. О боже! Уау!

– У тебя кровь хлещет. Лежи смирно, милый! – скомандовала Оливия. Она быстро огляделась по сторонам, вскочила, заглянула внутрь грузовика, потом решительным жестом оторвала полоску от подкладки своего вечернего платья. Разорвав ее еще раз, она быстро соорудила повязку и туго перебинтовала длинный разрез на бедре Доно, чтобы остановить кровотечение.

Айвен обогнул грузовик, подобрал обе жертвы Оливии и подтащил поближе, – так удобнее за ними приглядывать. Доно теперь полусидел, опираясь на Оливию, а она ласково гладила его черноволосую голову. Доно был бледен как полотно, его трясло, он прерывисто дышал.

– Словил плюху в солнечное сплетение, да? – спросил Айвен.

– Нет. Ниже, – проскрипел Доно. – Айвен… Помнишь, я смеялся, когда кто-нибудь из вас, парней, отрубался, если во время занятий спортом получал по яйцам? Прости. Я и представления не имел… Извини…

– Ш-ш! – успокоила его Оливия.

Айвен опустился на колено, чтобы получше разглядеть. Оказанная Оливией первая помощь свое дело сделала. Бежевая повязка намокла, но кровотечение явно уменьшилось. Кровью Доно не истечет. Нападавший распорол Доно брюки. Брошенный вибронож валялся рядом. Поднявшись, Айвен взял бутылку. И резко отшатнулся, когда в нос ударил резкий запах жидкого бинта. Он прикинул, не передать ли ее Оливии для Доно, но черт его знает, что в ней может быть подмешано? Айвен осторожно закупорил бутылку и еще раз оглядел сцену.

– Похоже, кто-то пытался пустить насмарку твою бетанскую хирургию, Доно, – потрясенно сказал он. – Дисквалифицировать тебя прямо перед голосованием.

– Я догадался, – пробормотал Доно.

– Какой ужас! – вскричала шокированная Оливия.

– Это Ришар скорее всего, – вздохнул Доно. – Не думал я, что он зайдет так далеко…

– Это… – начал Айвен и осекся. Сердито глянув на вибронож, он ткнул его носком сапога. – Знаешь, Доно, я не хочу сказать, что одобряю то, что ты сделал и что пытаешься сделать. Но вот это просто ни в какие ворота не лезет!

Доно защитным жестом прикрыл пах.

– Черт, – слабым голосом проговорил он. – Я ведь его еще даже не опробовал. Берег себя. Впервые в жизни мне хотелось быть девственником в первую брачную ночь.

– Ты можешь встать?

– Шутишь?

– Нет. – Айвен с беспокойством огляделся. – Оливия, ты где бросила Гоффа?

– У третьей колонны, – указала она.

– Верно. – Айвен отправился за Гоффом, размышляя, куда мог подеваться лимузин Доно. Здоровенный Гофф все еще пребывал без сознания, хотя чуть иначе, чем обычная жертва парализатора. Это из-за зеленоватого цвета лица и здоровенной шишки на затылке, решил Айвен. Волоча Гоффа к остальной парочке, он на мгновение задержался возле Цабо, чтобы проверить старшему оруженосцу пульс и попытаться вызвать по наручному комму Йориса. Сердце у Цабо билось ровно, а вот водитель не отвечал.

Доно уже шевелился, но встать был явно еще не готов. Нахмурившись, Айвен еще раз огляделся по сторонам и трусцой побежал вверх по скату.

И буквально за следующим поворотом обнаружил отогнанный чуть в сторонку лимузин покойного Пьера. Айвен представления не имел, как им удалось выманить из машины Йориса, но молодой оруженосец лежал в отрубе возле машины. Вздохнув, Айвен заволок его на заднее сиденье и осторожно подогнал лимузин задом к грузовику.

Доно вроде стало полегче, и он теперь сидел, лишь немного согнувшись.

– Доно нужен врач! – встревоженно заявила Оливия.

– Угу. Нам понадобится куча всяких медикаментов, – согласился Айвен. – Синергин для одних, – он повернул голову к Цабо, который пошевелился и застонал, но в сознание еще не пришел, – суперпентотал для других. – Он хмуро глянул на кучу амбалов. – Доно, узнаешь кого-нибудь из этих горилл?

Доно прищурился:

– В жизни ни одного из них не видел!

– Наемники, надо думать. Нанятые через бог знает какую цепочку посредников. Может уйти несколько дней, пока городская гвардия или СБ – если вообще заинтересуются этим дело – доберутся до конца.

– К тому времени голосование уже пройдет, – вздохнул Доно.

Я не хочу иметь с этим ничего общего. Это не мое дело. Но ведь это политический прецедент, от которого вряд ли кто-нибудь придет в восторг. Это чертовски оскорбительно. Это просто… просто ни в какие ворота не лезет.

– Оливия, – резко повернулся к девушке Айвен, – ты сможешь вести лимузин Доно?

– Наверное…

– Отлично. Помоги мне загрузить пострадавших.

С помощью Оливии Айвен ухитрился засунуть в заднее отделение лимузина, где уже лежал несчастный Йорис, трех остальных оруженосцев. А разоруженных бандюков небрежно пошвыряли в кузов их собственного грузовика. Айвен крепко заблокировал снаружи дверцу кузова и подобрал вибронож, связку нелегальных парализаторов и бутылочку с жидким бинтом. Оливия бережно помогла Доно доползти до лимузина и усадила его на переднее сиденье ногами наружу. Айвен, глубоко вздохнул наблюдая за парочкой и покачал головой.

– Куда едем? – спросила Оливия, нажимая на панель, опускающую колпак кабины.

Айвен запрыгнул в кабину грузовик, крикнув через плечо:

– Особняк Форпатрилов!