Глава 25
Плоды обмана
У девицы, против ожидания, оказалась очень приятная на ощупь кожа, гладкая, как у придворной красавицы. Да и… округлости недурны, если присмотреться. Правда, присматриваться было особенно некогда, дело требовало сосредоточенности. Этому будущего жреца тоже обучали, вместе с воинским искусством — иногда нет времени на долгий сон, на отдых, а если тебе кто-то вот так разомнет кости, проспишь пару часов и вскочишь бодрым! Опять же женщинам это нравится. Полезное, словом, умение.
Правда, чтобы подслушивающим не показалось подозрительным, что девица стонет, а он молчит, будто воды в рот набрал, Весьямиэль периодически тоже испускал стоны и вскрикивал. Для него это проблем не составляло — актерских способностей ему было не занимать. Правда, Маша, в первый раз услыхав, как он издал громкий стон, дернулась, инстинктивно пытаясь вырваться. Дурочка, видно, решила, что он намерен надругаться над юной общевисткой!
Весьямиэль усмехнулся иронически, прекрасно понимая, что если б он в самом деле решил сейчас ее соблазнить, то Маша мало что могла бы ему противопоставить.
— Довольно, — решил он, не удержался и шлепнул Машу по приятной округлости. Та даже не возмутилась, уже и стонать не могла, с непривычки-то. — Вставай, вон тебе сорочку ночную притащили, надевай — и спать.
Маша села, машинально прикрываясь руками, потянула к себе сорочку, натянула, старательно отворачиваясь, и только потом взглянула на Весьямиэля.
— А это — для надежности, — сказал он и, взяв Машу за подбородок, крепко ее поцеловал. За что мгновенно и огреб полновесную общевистскую оплеуху! По счастью, Маша слегка промахнулась, от неожиданности, наверно, а он успел отклониться, иначе ходить бы ему со сломанным носом. — Ага, значит, жива! А то я уж было засомневался.
— Нельзя тебе верить! — горько сказала Маша, забралась под одеяло, носом к стенке, и засопела.
— И это вместо спасибо, — хмыкнул Весьямиэль. Сам он спать не собирался, следовало кое-что обдумать.
Гостя не беспокоили, так что на рассвете Весьямиэль решил все же вздремнуть, а к полудню был уже при полном параде: извлек из сундука лучший свой костюм, тот, в котором явился в этот мир, переоделся, причесался с особым тщанием, благо в комнате имелось все необходимое. Потом разбудил Машу. Та никак не желала просыпаться, цеплялась за подушку и бормотала что-то о вредной напарнице, которая план недовыполняет, а ей, Маше, вкалывать за двоих, что ли?..
— Подъем! — гаркнул Весьямиэль ей в ухо. — На работу пора!
Маша подскочила как ошпаренная, дико взглянула на него, потом сообразила, где находится, и нахмурилась.
— Я иду знакомиться с местными достопримечательностями, — сообщил он спокойно. — Ты пока сиди тут, на глаза эльфам не лезь и, умоляю, не надо нести им свет истины! Я прикажу, чтобы тебе принесли поесть и… да, какое-нибудь платье поприличнее. Все-таки, — он не удержался от ухмылки, — ты моя любовница!
— Глупость и пошлость! — сказала Маша сурово.
— Объективная реальность, — поправил Весьямиэль и вышел.
Поймал в коридоре первую попавшуюся служаночку (вроде бы вчерашнюю), приказал позаботиться о Маше, — та кивнула, заверила «высокородного эльфа», что все исполнит в лучшем виде, — а сам отправился дальше.
Препятствий ему не чинили, — кто посмеет? — и Весьямиэль спокойно смог оглядеть окрестности. Как он и ожидал, домов оказалось не так уж много, все деревянные, конечно, как и дворец, почти все так же оплетены вьющимися растениями. И, если присмотреться, видно, что многие жилища требуют ремонта. На полях кто-то копошится, видимо, низшие эльфы, вроде бы людей на работу не нанимают. В целом картина умиротворяющая: все зелено, все в цвету, деловито гудят пчелы, заливаются птицы — красота! Вот только Весьямиэль помнил иллюстрации в старинных книгах, помнил, как выглядели настоящие эльфийские крепости: пусть деревянные, но дерево это было тверже камня, их маги такое умели. Высоченные, неприступные замки, окруженные рвами и ловушками. Там, за прочными стенами, зеленели сады, прогуливались прекрасные эльфийки, но вот снаружи… Снаружи чаще всего кипели войны. Отчего-то о мирных эльфах, которые живут в лесах и довольствуются дарами природы, щедры и ласковы со всеми, в летописях не упоминалось, такие встречались только в сказках, да и то им никто не верил. Здесь крепостных стен не было, только шелестел Запретный лес. А вот память крови из эльфов так просто не вытравить, и ожидать от них можно чего угодно!
— Благородный Весьямиэль, доволен ли ты нашим приемом? — спросили сзади, и он, развернувшись, учтиво поклонился.
— Твое гостеприимство, о повелитель, выше всяческих похвал, — произнес он. — Благодарю тебя.
Взгляд Гадэля почему-то остановился на его камзоле, там, где был вышит герб рода зи-Нас’Туэрже. Казалось, эльф что-то напряженно обдумывает.
— Надеюсь, ты достаточно отдохнул, чтобы поведать нам о своих странствиях? — осведомился наконец повелитель. — Если так, прошу, пройдем в беседку, нам подадут прохладительные напитки, и ты сможешь удовлетворить наше любопытство!
— С превеликим удовольствием, — улыбнулся Весьямиэль.
Разумеется, Оливьель тоже оказалась тут, густая растительность, обвившая беседку, отбрасывала зеленоватую тень на ее надменное лицо. Нет, не тень, понял Весьямиэль, присмотревшись. Кожа эльфийки действительно отливала зеленью, и у повелителя тоже. «Ого! — усмехнулся про себя Весьямиэль. — Мне повезло! Встретить наивысших из высших светлых эльфов — это ли не честь для смертного?»
Среди светлых эльфов имелось немало разных семейств, но одно пользовалось наибольшим почетом и уважением: то, что вело свой род от Великого Древа, как считали эльфы, и было благословлено им. Именно поэтому их кожа была зеленоватой — благородная зеленая кровь, сок Великого Древа тек в их жилах! Весьямиэль слышал, их осталось не так уж много…
Повелитель расспрашивал, а он отвечал. В общем-то не приходилось даже много лгать: в мирах, где правили эльфы, бушевали те же страсти, что и в людских, а потому Весьямиэль говорил о придворных интригах, заговорах, предательствах и войнах, отмечая, каким завистливым и горестным огоньком начинают гореть глаза повелителя — он-то был лишен всего этого уже очень давно! Да и Оливьель загрустила, слушая об императрице и ее фаворитах, балах, охотах и прочих придворных развлечениях. И пускай бы грустила, лишь бы не пыталась проверить снова, был он близок с Машей или нет! Пока вроде бы она таких попыток не предпринимала.
— Скажи, благородный Весьямиэль, — произнес вдруг повелитель, — этот знак на твоей груди, что он означает?
— Это герб моего рода, о повелитель, — пояснил тот. Чем, интересно, он заинтересовал Гадэля?
— Удивительный герб, — проговорила Оливьель. — Что он означает?
— С ним связана легенда, — улыбнулся Весьямиэль. — Когда-то на гербе моего рода была изображена одна лишь змея, как символ мудрости, жестокости и хитрости, и, должен сказать, предки мои вполне соответствовали выбранному знаку. Один из древних моих прародителей был близким другом императора. Однажды на пиру он заподозрил неладное — слишком странно вел себя еще один приближенный, и, когда император поднял чашу, чтобы осушить ее до дна, как полагается по обычаю, открывая пир, мой предок выбил ее у него из рук. Его едва не обезглавили на месте, но император был мудр, он унял гнев и выслушал друга. И когда проверили, что же было в чаше, оказалось, что в вине содержался смертельный яд. Поэтому, — закончил Весьямиэль, — предку моему император в знак благодарности пожаловал добавление к гербу — чашу. Теперь змея обвивает чашу, тем самым показывая, что она всегда настороже и заметит отраву.
— Какая изумительная история! — воскликнула Оливьель, и Весьямиэлю показалось, что эльфийка стала смотреть на него более благосклонно.
— Однако, — счел необходимым добавить он, — есть и другой вариант этой легенды. Просто мой предок был преданнейшим спутником и собутыльником императора, и как-то раз тот в шутку велел ему добавить на герб чашу — дескать, даже змею можно упоить допьяна.
«Кстати, и не особенно разберешь, что змея делает — пьет или извергает выпитое», — добавил он про себя.
— Такая версия, должно быть, тоже имеет право на существование, — улыбнулась эльфийка. — Но история интересна не только этим. Скажи, благородный Весьямиэль, не знакома ли тебе эта вещь?
Она протянула руку, и Весьямиэль лишился дара речи.
— Это… — выговорил он хрипло. — Это мой фамильный перстень. Я берег его как зеницу ока, но человеческая девка опоила меня и украла его. Догнать ее я не смог. Как оно попало к вам?..
— О, — усмехнулся повелитель. — Наши стражи поймали в лесу какую-то оборванку — она пыталась пробраться в Запретную долину. При ней оказалось немного денег и этот перстень, и она не ответила на вопрос, откуда взяла его. Нам сразу стало ясно, что вещь это старинная и очень дорогая, поэтому я счел необходимым приберечь перстень. И каково же было мое удивление, когда я увидел на твоей одежде тот же герб, что вырезан на печатке, о благородный Весьямиэль!
«И что теперь? — подумал тот. — Выпрашивать обратно? Отбирать силой? Выкупать?.. Чудо, что перстень нашелся, но что повелитель потребует взамен?»
— Прими же его в знак нашего расположения, — улыбнувшись еще более обворожительно, чем прежде, произнесла Оливьель и, взяв Весьямиэля за руку, сама надела перстень ему на палец, — и не расставайся с ним впредь!
— Моя благодарность вам не знает границ! — искренне произнес тот, ощущая, однако, некий подвох. — Во имя Великого Древа, это истинное чудо!
— А девка оказалась хороша, — вдруг добавил повелитель. — Правда, сбежала…
Весьямиэль только усмехнулся: Эйлиса не пропадет!
— У нее еще был конь, это не твой? — спросила Оливьель.
— Злой нравом, гнедой, со звездой на лбу? — уточнил тот. — Если так, то мой. Она увела коня, потому я и не смог догнать воровку, очнувшись от ее зелья. Пришлось путешествовать, как… как человек, на телеге!
— Это ужасно! — сочувственно покачала головой эльфийка. — А конь тот самый.
— Я безмерно рад, — улыбнулся Весьямиэль. Разбоя ему очень не хватало — надоело трястись на телеге. — Пусть жеребец этот неказист, но вынослив!
— Что ж, он снова твой, — великодушно произнес повелитель, и снова Весьямиэлю не понравились взгляды, которыми обменялись они с сестрой. С чего бы такая щедрость?
— Благодарю, о повелитель, — наклонил он голову.
Подошел незнакомый эльф, что-то шепнул Гадэлю, тот улыбнулся еще шире и сделал радушный жест:
— Благородный Весьямиэль, в честь того, что к нам присоединился новый собрат, мы всегда устраиваем пир. Все готово, под деревьями накрыты столы, нас ждет угощение и прекрасные вина! Позволь моей сестре проводить тебя.
— С превеликим удовольствием. — Он поклонился эльфийке, предложил ей руку, и они вышли под яркое солнце.
Тут только Весьямиэль понял, почему Оливьель пряталась в тени: платье на ней было таково, что… Словом, если можно было бы соткать материю из паутинной нити и вызолотить, получилось бы грубое подобие того, что облегало стройную фигуру эльфийки. «На просвет видать, — невежливо подумал мужчина. — Недурно, но я бы предпочел, чтобы там было побольше того, на что можно посмотреть и за что подержаться!» Тем не менее он поспешил выказать восторг и, видимо, сделал это вполне убедительно: взгляд Оливьели становился все более благосклонным.
— О повелитель, — спохватился он, — прошу простить за то, что оскорбляю твой слух подобным вопросом, но… моя… хм…
— Она будет прислуживать тебе за столом, если тебе угодно, — улыбнулся тот.
И снова это странное расположение! К чему бы это? Весьямиэль задумался было, но его постоянно отвлекала то Оливьель, будто приклеившаяся к его локтю, то повелитель, решивший непременно усадить его по правую руку от себя, для чего пришлось пересаживать половину гостей. Потом Весьямиэль увидел Машу, мимолетно поразился: до чего одежда меняет человека!
Темные эльфийки переодели девушку (уж как справились с брезгливостью по отношению к человеку и где взяли платье такого размера, неизвестно!), вышло недурно. Темно-голубое платье подчеркивало талию и низко открывало грудь, облегало бедра и мягкими складками струилось до земли. Рыжие Машины волосы завили локонами и свободно распустили по плечам, лишь с висков подобрав две пряди, отчего лицо ее стало казаться тоньше и интереснее. Не хватало украшений, и Весьямиэль шепнул девице, улучив момент:
— Куда бусы-то свои дела?
Маша побагровела почему-то, но ответила:
— Так еще в лесу нитку порвала, рассыпались.
Весьямиэль хмыкнул, удовлетворившись объяснением, и вернулся к беседе с эльфами.
Повелитель все подливал ему вина, легкого, почти не кружащего голову, рассказывал о житье здесь, в Запретной долине, посматривал на Машу не без любопытства (Весьямиэль полагал, что, если Гадэль попытается познакомиться с ней поближе, его ждет интересный опыт!), и длилось так до самого заката.
— Женат ли ты, благородный Весьямиэль? — вопросил повелитель.
— Не довелось, — ответил тот, и глаза брата с сестрой вспыхнули, как болотные гнилушки.
— Тогда, — вкрадчиво произнес Гадэль, — быть может, ты окажешь нам честь и возьмешь в жены мою сестру? Увы, здесь нет эльфов, равных нам и тебе по рождению, а она не может вечно оставаться одна. Взгляни, разве она не прекрасна?
Весьямиэль взглянул. По его мнению, тощая, иззелена-бледная эльфийка сильно проигрывала в сравнении хотя бы и с Машей, но говорить этого явно не следовало.
— Она прелестна, как распустившийся поутру цветок! — произнес он банальный комплимент. — Но разве достоин я того, чтобы связать свою жизнь с ее? И не будет ли это чересчур поспешным шагом, ведь мы знакомы так мало?!
— Для истинной любви не существует времени! — проворковала Оливьель. — Лишь я увидела тебя, благородный Весьямиэль, как поняла — ты моя судьба, нас соединило Великое Древо, нас, две маленькие его ветви, и нам предстоит объединить цветы наших жизней и дать плоды, чтобы не угас наш род!
— И я думаю так же, — подтвердил повелитель, ласково улыбаясь. — Что размышлять, о благородный Весьямиэль? Моя сестра родовита, красива, умна и еще очень молода — ей нет и трехсот лет!..
Весьямиэль кашлянул.
— Никогда бы не подумал! — сказал он сдавленно. — С виду не дашь и двухсот!
Оливьель слегка покраснела, точнее, позеленела.
«Вот, значит, что они задумали, — быстро соображал Весьямиэль. — Ясно, ее не за кого выдать замуж. А если повелитель промедлит, то меня запросто окрутит эльфиечка покрасивее, вон их тут сколько! От таких я бы и сам не отказался, но эта… нет уж!»
— Ты станешь моей правой рукой. — Гадэль все подливал Весьямиэлю вино, а тот охотно пил, решив, что, если надраться до скотского состояния, можно будет хотя бы не давать ответ сегодня, а там он что-нибудь придумает. — Мне нужен молодой помощник, и ты…
Вино наконец ударило в голову, все плыло, кружилось, но язык Весьямиэль держал за зубами, в этом он был уверен. Жрецы Раш’яла умели молчать и не в таких обстоятельствах!..
Проснулся он от головной боли и жажды. Ну, не первый раз и не последний, с этим легко справиться. А вот вино эльфийское (из чего они его делают, интересно?) оказалось коварным: лилось водой, а в голову в итоге шибануло посильнее деревенской браги!
Чуть придя в себя и открыв глаза, Весьямиэль с недоумением уставился на то, что увидел прямо перед своим носом. А именно — женскую грудь. Вернее, эта часть тела заслуживала бы такого гордого наименования, если бы была немного попышнее. И тем не менее это была именно женская грудь.
«Очень интересно! — Весьямиэль перевел взгляд выше. — Кого же это я затащил в койку по пьяни?»
Увидев, кого именно, он покрылся ледяным потом и перестал дышать. Рядом с ним сладко спала, посапывая, Оливьель.
«Все ясно! Значит, я не дал согласия, они решили поступить иначе… — Весьямиэль двинул бы себе по физиономии, если бы не опасался разбудить эльфийку. — Я идиот! Я беспамятный идиот! Она дала мне кольцо — пусть мое, но все же, а я его принял! Тем самым мы фактически обручились, я же читал про обычаи эльфов! Теперь… Теперь мы, надо думать, переспали, если я вчера еще был на что-то способен. Впрочем, ее магии вполне хватило бы на то, чтобы меня… хм… взбодрить. — Он прислушался к своим ощущениям, присмотрелся к постели. — Хотя нет. Непохоже, чтобы я с ней спал. Проверить-то некому, она тут одна на такое способна. Ну, если даже кто еще может, все равно скажет, что прикажет повелитель! И что теперь? Скоро сюда ввалится ее братец с толпой челяди, и мне, как честному эльфу, ничего не останется, кроме как жениться. Просто постель — еще ладно, но кольцо, кольцо…»
Жениться на этом зеленокожем чучеле (а в раздетом виде Оливьель была ненамного краше, нежели в одетом), да еще и трехсот лет от роду, Весьямиэль не желал категорически. Кто знает, какие законы в этом мире! Вдруг брак будет действителен и за пределами Запретной долины? Нет уж, не надо таких шуток. Да и она скоро поймет: ее новоиспеченный муж — человек, и что тогда?
«Прежде всего, надо уйти отсюда, — взял себя в руки Весьямиэль. — Очень, очень тихо…»
Это ему удалось — он собрал в охапку свою одежду, стараясь ничего не забыть и не потерять по пути, и выскользнул за дверь, даже не потревожив спящую. Сориентировался: он был совсем рядом с той комнатой, куда поселили их с Машей. Ну конечно, Маша!..
«Нужно быстро обстряпать дело так, будто я провел ночь вовсе не с Оливьелью, — решил он. — Только на этот раз безо всякого притворства. Возможно, это отвратит зеленую дуру от меня — я же человеколюбивый извращенец! Хотя она привыкла к братцу… Так или иначе, меня должны найти не в ее постели, а в Машиной!»
Он усмехнулся и толкнул дверь своей комнаты. Не заперто. А забавно окажется, если у Маши сейчас повелитель. Но нет, ему повезло, Маша спала одна. При мысли о том, что ему предстоит, Весьямиэль невольно взялся за щеку…
