Вечерело. Маленький караван – все, что осталось от еще недавно многочисленного отряда принца Джедефхора, готовился продолжить путь.

Шли последние минуты отдыха.

Впереди была не слишком длинная ночь, которую предстояло провести в дороге. Двигаться днем из-за жары стало совершенно невозможно. Как-никак стояло африканское лето.

Прошло пять суток со дня жуткой битвы в оазисе, после которой от отряда остались, что называется, рожки да ножки.

За эти дни еще девятерых, умерших от ран и яда хурсарков, схоронили в песках.

Пала и половина коней и верблюдов, еще с полдесятка животных пришлось прирезать, ибо они не смогли идти из-за незаживающих ран.

Это не считая того, что твари успели уничтожить почти все их запасы провизии, разорвав мешки и щедро обгадив их содержимое – то, что не успели сожрать.

По совету Рахотепа попытались навялить мяса убитых лошадей, но оно немедленно протухло. Видно, дело было все в том же яде, который впрыскивали в жертву отравленные зубы хурсарков.

Даниил даже предложил повернуть назад, но встретил спокойный, ледяной взгляд Джедефхора и не решился настаивать.

По подсчетам Несхи, им осталось два или три перехода до оазиса Кеф.

Но вот что они там будут делать в таком составе? Размахивать папирусом с печатью фараона и требовать выдать им пленников? Или ночью заберутся в покои главного жреца и, приставив к горлу меч, потребуют ключи от камер, а заодно и планы подземелий Тота? Да еще и самого Носатого в придачу…

Сидящий в тени холма Рахотеп (Даниил не переставал поражаться выносливости этого немолодого воина) вдруг встрепенулся, привстал, оглядываясь.

Затем проверил, как выходит меч из ножен.

Поднявшись, Данька понял, что обеспокоило командира отряда.

К ним бежал человек. Археолог узнал его. То был совсем еще юный солдат Яхмос, отряженный в дозор. Видимо, их ожидали крупные неприятности.

Горовой обнаружил, что все его спутники уже на ногах и держат оружие на изготовку. Даже Каи сжимал рукоять кинжала.

– Там… впереди… враги… – сообщил подбежавший парень, задыхаясь от напряжения.

– Что?! – в один голос выкрикнули Джедефхор и Рахотеп.

– Да, светлый принц, – Яхмос все еще не мог успокоить дыхание. – Кажется, сто или чуть меньше, я не успел выяснить, сбился со счета… Все с оружием, по-моему, ливийцы… Три… нет – четыре колесницы, десятка три лошадей, может, больше, ослы с поклажей… лучников не видно… Стоят, кого-то ждут… Все…

Юноша в изнеможении опустился на песок.

– А вдруг это мирный караван, купцы… – высказал робкую надежду Каи.

На него посмотрели, как на идиота все, не исключая даже и волчка.

– Надо отступить и потом обойти их стоянку, – вынес решение Рахотеп. – Возможно, и не нас ждут…

Он обернулся, чтобы отдать распоряжения, но тут над песчаными холмами прозвучали звуки боевых рогов и донеслось конское ржание.

Их обнаружили, и теперь со всей возможной скоростью неприятель шел сюда.

Кто же он, этот новый враг? Снова посланцы Просветленных? Потерпев неудачу с хурсарками, их противник на этот раз решил использовать обычных людей?

Даниил еще успел подумать, что сбываются его худшие страхи – в битве, затеянной ахку и нетеру, кровь суждено проливать только людям. С обеих сторон. Люди будут умирать за то, кому властвовать над ними?

Впрочем, это могли быть просто кочевники или разбойники, а не очередные наймиты пришельцев.

Возникшую было надежду, что если так, то, может быть, с ними удастся договориться миром, разрушил Упуат.

– Там, среди них, кто-то очень сильный. Не то чтобы связанный с акху, но… – доложил волчок, привстав на задние лапы и прильнув к уху археолога.

– Ты уверен? – почему-то спросил Даниил, торопливо взбираясь по осыпающемуся склону.

– Я не уверен, я это чую, – фыркнул Путеводитель.

– Всем подняться на холм, живо! – скомандовал Рахотеп. – Хоть колесницами не подавят! Готовьте стрелы! Принца и лошадей – в середину!

Они успели подняться на вершину и даже начать сооружать заграждения из тюков, когда между холмов показались всадники и бегущие вперемешку с ними пехотинцы. Скоро преследователи приблизились настолько, что стало возможным разглядеть их в подробностях.

– О, горе нам! – воскликнул кто-то в рядах воинов.

Стоявший поблизости Рахотеп зло пробормотал под нос несколько замысловатых ругательств, среди которых самым пристойным была «задница Сета».

И на то была причина. Их и в самом деле преследовали ливийцы.

Лучшие воины в ближайших окрестностях. Давние враги Та-Кемета и столь же давние союзники. Воинственные кочевники. С равным старанием грабящие окраины царства и истребляющие его врагов, если им заплачено. Кабы не их раздробленность и полное неумение подчиняться даже собственным вождям, быть бы Египту давно завоеванным.

Возможно и даже, скорее всего, эти люди не знали, кому служат.

Наверняка этим пустынным бродягам нет дела до разборок между небожителями и прочими высшими существами. Им лишь бы кого ограбить. А если это извечный неприятель, тем лучше.

Впрочем, какая теперь разница?

Рахотеп недрогнувшей рукой вынул из сундучка тот самый кувшинчик с ядом.

– Совсем мало осталось, – спокойно сообщил он. – Хватит ли на всех?

Командир не уточнил, кого именно он подразумевал под всеми, только ли врагов или…

Даниил обреченно оглядел поле скорой битвы.

Против почти сотни ливийцев, сытых и отдохнувших, было всего два десятка уставших, измученных воинов, переживших тяжелый путь и смертельную схватку. Почти все – раненые…

Надежды не было.

Парень посмотрел на Упуата, не выказывавшего беспокойства, и злая досада всколыхнулась в его душе.

Он что же, собирается занять выжидательную позицию, этот «небожитель»? Ведь уже пару раз нарушил «политику невмешательства». Мог бы помочь и теперь. Выговором больше, выговором меньше, не все ли ему равно? Тем более что против них выступают обычные люди. (Обычные ли, а не новое «усовершенствованное» порождение биотехнологий акху?)

А если с него, Даниила Горового, живьем начнут сдирать шкуру, что было нормальной для ливийцев практикой, Открыватель Путей тоже останется безучастным? Разве Даньке не была обещана помощь нетеру. Самое для нее время!

Хотя доселе он отовсюду слышал одни лишь обещания. Нетеру, акху, Древний Змей Горыныч – все сулили ему помощь и поддержку. И где обещанное? Или и здесь его принято три года ждать? Сыт уже всеми этими посулами по горло.

– Посмотрим, посмотрим, – отбрехивался Упуат на упреки москвича, показывая ему хвост.

Когда же Данька совсем его допек, он развернулся к парню мордой и зло оскалил клыки.

– Так, дражайший спасатель мира, ты меня уже вконец достал своими стонами! Помощь, помощь! Асам-то ты на что способен? Нет бы взять в руки остру сабельку…

– Меч! – угрюмо поправил археолог.

– Ну, меч, – согласился Путеводитель. – Да посечь-покрошить всех врагов в капусту. Или наложить стрелы на тетиву шелковую и пустить лихими соколами на супостата. Слабо?

Горовой потупился. В словах волчка была немалая доля истины. Что это он, здоровый, сильный парень, нацепил на себя шкуру дикой пятнистой кошки и прячется за чужими спинами? Стыдно. Не по-русски как-то. Ну, пусть перед ордой чудовищ заробел с непривычки. Но здесь-то не монстры, а люди.

– Дайте и мне чего-нибудь, – обратился он к Рахотепу.

Тот сначала не понял, чего именно хочет от него святой херихеб. А когда Данька уточнил, на измученном лице воина появилась широкая улыбка.

– Эй, друзья! – закричал командир громко. – Сам чародей Джеди решил взять в руки оружие! Сейчас он покажет этим шакалам пустыни, где их место! С нами Ра-Атум! С нами Птах, Сохмет и Нефертум! С нами великие боги Та-Мери!

Услышав его слова, отряд приободрился. Сам Джедефхор благодарно взглянул на Даньку и кивнул ему.

Взяв в руки большой египетский лук, археолог попытался припомнить, когда же это он в последний раз стрелял из подобного оружия. Наверное, прошлой зимой, когда сдавал последний зачет по исторической военной технике. Вообще-то ему нравилось возиться с луком и стрелами. И, по словам заведующего кафедрой тактико-специальной подготовки Романа Злотникова, «Из Горового вышел бы неплохой Робин Гуд, попади он в средневековую Англию».

Эх, тряхнем стариной!

Толпа врагов остановилась как раз в полете стрелы, время от времени потрясая копьями и что-то выкрикивая. По всей вероятности, что-то очень воинственное и нелестное для противников. В победе ливийцы, должно быть, не сомневались. С некоторым удивлением Даня узрел в этой толпе нескольких женщин, вооруженных, как и мужчины. Они тоже орали, размахивали оружием. А одна – уже в годах, видимо, от избытка чувств, повернулась к египтянам спиной и, задрав юбку, продемонстрировала свой тощий зад.

– Жаль, далековато, – бросил один из лучников. – Так бы уколол ее, что до самой Великой Зелени бежала бы!

Воины расхохотались.

Тем временем разбойники вовсе не спешили кидаться очертя голову на штурм холма, где засели египтяне.

И Горовой понимал, в чем тут дело.

Как бы то ни было, ливийцы были воинами опытными и понимали, что потери будут изрядные, а египтяне станут драться не на жизнь, а на смерть. Будь это обычная война, дело другое. Но сейчас они пришли сюда не геройствовать, а за добычей, которую желали взять, как можно меньше рискуя.

– Будут пугать, а потом предложат сдаться, – пробормотал Джедефхор, подтверждая подозрения археолога. – Знаю я эту породу, воевал с ними. И вместе с ними, и просто с ними, – добавил он. – Может, там кто-то из моих солдат…

Внезапно что-то изменилось. Ливийцы заволновались сильнее, засуетились, указывая куда-то в сторону потемневшего на востоке неба.

А через пару мгновений и египтяне услышали то, что взбудоражило врага.

В пустыне звучал частый перестук множества копыт.

Весь отряд, включая и Даниила, замер в ожидании. Если это пришла подмога к ливийцам, то жить им осталось считанные минуты. Только вот Упуат почему-то не выражал беспокойства.

Вот из-за барханов появились первые всадники.

Ливийцы заорали. И это был вопль недоумения и даже страха.

К ним широкой дугой мчались черные всадники на… полосатых скакунах.

А впереди летел светлокожий великан, чье лицо украшала развеваемая ветром огненно-рыжая борода.

– Это не ливийцы! – заорал Данила. – Мы спасены!

– Еще неизвестно, как бы не было хуже! – бросил Джедефхор.

Стрелой подлетели непонятные спасители к их холму.

Вблизи оказалось, что это чернокожие гиганты (любой из нубийцев, служивших в египетском войске, показался бы подростком в сравнении с ними), с длинными копьями, большими луками и мечами у пояса.

Эти луки тут же были наведены на ливийцев, в нерешительности остановившихся на месте.

А рыжебородый, выделявшийся ростом и статью даже среди своих высоченных соратников, спрыгнул со спины зебры («А говорили, они не приручаются») и подошел к египтянам, все еще не знавшим, как реагировать на все происходящее.

– Мое почтение сыну фараона Хупу, царственного собрата отца моего!

Рахотеп и Джедефхор недовольно насупили брови. Искажение священного имени живого бога пришлось им не по нутру.

– И его спутникам тоже привет! – закончил великан. – Я Наакон, сын Наакона, пятого царя этого имени, правящего страной Куш, которую некоторые чужеземцы, не знающие нашего языка, – легкая улыбка возникла на вполне негритянских губах рыжего, – именуют Эфиопией. А это, – жест в сторону по-прежнему готовых к бою всадников, – мои воины, прибывшие, чтобы сопроводить вас к вашей цели.

– Как ты нашел нас? – только и смог спросить Джедефхор.

И только потом добавил, словно спохватившись:

– Сын достойнейшего отца.

Наакон искренне рассмеялся.

– Разве на пальце у вашего чародея нет кольца моей сестры? Или ты думаешь…

В эту секунду со стороны ливийцев послышались воинственные вопли, удары в медные щиты, и беседа оборвалась сама собой.

Орда ливийцев двинулась вперед, готовясь перейти на бег. Но тут перед войском появилась одна из колесниц, на которой стоял, опершись на копье, крупный мужчина в немее и пестрой набедренной повязке. Такие передники Даниил видел только на египетских придворных, и вполне возможно, кому-то из них она раньше и принадлежала. Но вот откуда он раздобыл головной убор фараонов?

«Не иначе какую-нибудь царскую гробницу обчистил. С этих гиен станется».

Величественным жестом руки толстяк остановил своих подчиненных и хлопнул возницу по спине. Тот тронул поводья, и колесница проехала метров тридцать по направлению к позициям египтян и их нечаянных союзников.

Скудное одеяние предводителя ливийцев было украшено золотыми и серебряными подвесками, ярко блестевшими на закатном солнце, а в руке он держал отполированный до яркого блеска бронзовый меч. Вид у него, однако, был не грозный, а скорее комичный.

– Я военный вождь рода Асеми, Самасих, сын Самасиха! Обо мне слышали в Та-Кемете и в землях аму и хабиру. И в твои земли, вождь чернокожих, я тоже ходил и возвращался с добычей, – изрек он.

«Не иначе вместе с египетской армией», – подумал Данила.

– Я не боюсь тебя! Уходи. Я пришел за этими людьми, и не далее как сейчас они познают рабские колодки и страх смерти! Я жду!

И застыл в высокомерной позе, поставив ногу на плечо колесничего – молоденького стройного паренька лет пятнадцати.

– Это я пришел за этими людьми, и ты получишь их не раньше, чем падет последний из нас! – проорал в ответ Наакон.

Он явно не боялся и даже презирал заносчивого ливийца.

– Скажи, зачем тебе сдались эти жалкие псы? – спросил, изо всех сил напрягая голосовые связки, толстяк. – Они враги тебе и мне. Их нужно уничтожить, а сердца и печень этих вонючих египетских собак будут приятны моему богу…

Упуат при последних словах зло заворчал, и в его рыке Даньке явственно почудилось: «Ну, я тебе еще покажу собаку!»

– Значит, твой бог предпочитает собачатину? – издевательски рассмеялся Наакон. – Ну, тогда мой тебе совет: налови побольше шакалов, и ему будет еще приятнее!

Ливийцы вновь двинулись было вперед, поднимая оружие и издавая гневные крики. И снова яростный жест вожака отшвырнул их на прежние позиции.

– Я не уйду! – заорал в ответ Самасих, поднявшись во весь немалый рост на колеснице. – Зачем тебе губить своих воинов, о сын царя великого Куша?

Это всего лишь египтяне…

– Верно, зачем нам губить своих воинов! – оборвал Наакон его излияния (а ливийский вождь настроился, судя по всему, на долгую речь). – Давай решим наш спор, как принято среди мужчин и воинов – один на один, в честной схватке. Или ты испугался?

– Я согласен, – долетело с той стороны спустя несколько секунд.

– Сразимся пешими, без копий и щитов, – не давая ему опомниться, продолжил Рыжебородый. – Только на мечах, сила против силы. Пусть наши боги нас рассудят. Даниил не смог не восхититься Нааконом – как легко он взял этого типа «на слабо». Да еще божий суд сюда приплел!

– Только извини, биться будем без этих ваших черных мечей! – закричал ливиец с таким видом, словно поймал противника в ловушку. – Знаем мы эти штучки!

Кое-кто из темнокожих настороженно нахмурился, но Рыжебородый только пожал плечами.

– Будь по-твоему, о поклонник бога, что обожает тухлое мясо.

– Уважаемый, э-э, египтянин, – обратился он к Рахотепу. – Не дашь ли ты мне на время свой хепеш, чтобы я мог разделать вот того труса? Ему почему-то не хочется умирать от моего клинка…

– Хорошо, – не изменившись в лице, бросил старый вояка. – Возьми, храбрец. Этот меч немало таких, как он, отправил в царство Сета.

Рахотеп вытянул из ножен изогнутый клинок темной бронзы.

С благодарным кивком приняв меч, Наакон снял с пояса свой – прямой и широкий, тяжелый даже на вид, и зашагал вперед.

Навстречу ему уже спешил вожак ливийцев. Он так торопился, что не удосужился даже отдать колесничему свои пику и щит, а небрежно швырнул их на песок.

И египтяне с эфиопами, в этот момент ставшие единым целым, и ливийцы замерли в предвкушении схватки.

Напрягся и Даня. Сейчас перед ним, как в десятках виденных фильмов и виртуальных игр, сойдутся храбрые бойцы, скрестятся мечи, и не судейская коллегия или сообразительность игрока-хакера, а только храбрость, ловкость и сила решат: кому быть победителем. О том, что от исхода боя зависит и его судьба, Горовой почему-то забыл.

Но зрителей ждало разочарование. Никаких плясок и игры мечей не было. Схватка завершилась буквально в три вздоха.

Вот светлый и темный металл ударяются друг о друга. Вот меч ливийца летит куда-то в сторону. Вот могучий кулак Наакона встречается с челюстью вражеского вождя…

И вот уже гигант перекидывает через плечо обмякшее тело противника и не спеша идет к холму…

Внезапно Упуат сорвался с места, выскочил на гребень холма и зло, угрожающе завыл, обратив морду в сторону противника.

Несколько секунд Даниил (да, пожалуй, и все присутствующие) ощущали странное напряжение, повисшее в воздухе.

Из рядов эфиопов выскочил воин в странной белой раскраске, хлопнул перед собой на песок небольшой тамтам, занес над ним широкую ладонь.

Потом напряжение схлынуло, и из-за спин ливийцев донесся еле слышный топот копыт. Колесница, запряженная черной лошадью, казавшейся отсюда не больше божьей коровки, устремилась прочь, петляя между холмов.

Упуат, виляя хвостом, как ни в чем не бывало, вернулся к Даниле и улегся на песок, свернувшись калачиком.

К археологу быстрым шагом подошел чернокожий колдун.

Маг нубийцев был под стать своим соратникам – высокий, широкоплечий, мускулистый, как знаменитый боксер XX века Майк Тайсон. Росту в нем было, однако, куда больше, сильно за два метра. За его спиной вместе с ритуальным барабаном была приторочена здоровенная булава, усаженная бронзовыми шипами.

«Да, – вспомнил Данька свои слова об эфиопских колдунах, – такого, пожалуй, тамтамом по голове не стукнешь!»

– Там был очень сильный демон, – сообщил чернокожий чародей. – Не знаю даже, сумел бы я его остановить? Но он испугался твоей собачки!

– Аи, это был трусливый демон. Большой, но трусливый! Аи, он испугался простой собачки! – дурашливо ухмыляясь, захлопал себя по ляжкам эфиоп.

Но его глаза, как заметил Даниил, оставались умными и хитрыми. Парню даже показалось, что негр ему подмигивает.

Наакон, подойдя к их позиции, швырнул своего оглушенного противника наземь.

– Алимандра, Тави, займитесь им.

Два воина принялись умело связывать по-прежнему бесчувственного ливийца и, пользуясь случаем, содрали золотые и серебряные побрякушки, в изобилии украшавшие его набедренную повязку и головной платок.

Так же неторопливо Наакон вернул хепеш Рахотепу.

– Благодарю, – бросил он. – Твой меч – хороший меч и принадлежит храброму воину.

– Да и твой тоже неплох, сын царя, – уважительно ответил Рахотеп, протягивая Наакону его клинок.

Рыжебородый вытащил свое оружие из ножен, словно проверяя.

У Данилы едва не отвалилась челюсть – меч был выкован из темно-серого блестящего металла. Археолог даже не сразу понял, что перед ним редкостное и дорогое в этом мире железо. Но разве железо уже было известно?

Тут только он обратил внимание, что и наконечники копий у отряда Наакона, и ножи сделаны из этого металла.

У командира египтян загорелись глаза.

– Будь у вас побольше таких мечей, не знаю, что бы стало с Та-Кеметом, – бросил Рахотеп с завистью.

Наакон с улыбкой кивнул, и по выражению его лица Горовой понял, что уж в этом вопросе как раз никаких сомнений быть не может.

Он бросил взгляд в сторону противника.

Ливийский отряд гудел, размахивая руками, все еще не в силах переварить случившееся.

Впрочем, теперь это уже был не отряд воинов, готовых к схватке, а нестройная толпа, в момент лишившаяся вожака.

Затем из рядов ливийцев вышел весьма немолодой мужчина. Неторопливо пересек разделяющее противников пространство, игнорируя направленные на него копья и стрелы.

Судя по всяким амулетам и фигуркам, висящим на его поясе и шее, это был ливийский колдун или шаман.

Он неприязненно покосился на своего коллегу, еще более неприязненно, но при этом и с откровенным страхом – на Упуата, а затем с достоинством подошел к Наакону.

– Я Крух, главный чародей рода Асеми, которому ведомы тайны неба и земли, служитель великого Нгаа, Властелина Бури, – изрек ливиец, при этом уморительно задирая голову, дабы смотреть в лицо Рыжебородому. – Я пришел, чтобы узнать размер выкупа, за который ты, сын уважаемого нами царя южных земель, освободишь нашего вождя.

Его морщинистое лицо выразило наибольшее почтение, на которое этот представитель древнего клана разбойников только был способен.

– Выкуп будет такой, – сообщил Наакон. – Вся ваша стая убирается, чем дальше, тем лучше. Остаешься только ты, чародей, чьи умения могут сравниться только с длиной и силой твоего изношенного клинка… И эфиопы, и египтяне, поняв, что речь идет вовсе не о кинжале, висевшем на бедре шамана, дружно рассмеялись, по достоинству оценив двусмысленную шутку. – Ну и трое-четверо воинов, которые заберут с собой вашего вождя, когда мы придем туда, куда идем.

– Хорошо, – бросил ливиец. – Ты победил, и твоя воля. Мы уходим…

– Ты остаешься, – как бы между прочим напомнил Наакон. – Но я должен сообщить своим…

– Ну, так пусть кто-нибудь из ваших придет сюда, и ты отдашь ему нужные приказы, – увесистая рука темнокожего принца как бы по-дружески легла на плечо шамана.

– Будь по-твоему, – обреченно процедил ливиец и, подняв обе руки, выкрикнул несколько имен.

От толпы отделились три воина, как заметил археолог, тоже не первой молодости. Видно, самые авторитетные в этой банде. А может, просто папаши и дядья всей этой бессмысленно топчущейся на месте молодежи.

В несколько слов чародей объяснил им ситуацию, и они шустро вернулись к своим. Заметно, что не все остались довольны – кое-кто из юнцов попытался возражать и даже хвататься за меч, но, получив пару подзатыльников, живо унялся.

Колдун мрачно наблюдал, как уходят прочь его соплеменники.

– А кто это был с вами? – как можно более небрежно спросил Данила. – Ну, тот, что на своей колеснице припустился, как будто сам Змей-Апоп за ним гнался?

– Тебе-то что, египтянин? – хмуро бросил ливиец. – Если у тебя какие-то счеты с этим проклятым колдуном Нгаа, то не советую связываться с ним – его сила больше твоей. И даже моей, – добавил он со вздохом. – Даю тебе добрый совет, хоть ты его и не заслужил. Забудь о нем. Не в добрый час попался он нам на пути. Мы лишились добычи, ибо богатый караван, который мы стерегли, уже наверняка успел уйти; наш вождь опозорен, а я сам стал наполовину пленником. И все потому, что соблазнились его словами – взять в плен принца Египта и принести в жертву нашему богу сердце великого колдуна!

Как ни странно, Данька не испугался, узнав об участи, которую уготовил для него этот седой колдун.

– Кстати, о богах. Как там поживает уважаемый Нгаа, который изрыгает пламя и рычит, словно тысяча громов? – с невинным видом осведомился Данька, вспомнив о папирусе, показанном ему Гором.

– Тебе ли, чародей Джеди, продавшему все свои семь душ свирепым египетским богам, не знать, что Нгаа все еще не оправился от того подлого удара, что нанес ему силой твоих хозяев жрец Носатого Абул Хасаратх? Увы, наш бог болен и слаб… Но придет время, когда он восстанет в мощи своей и тогда…

Тут ливиец запнулся, сообразив, что находится в неподходящей для подобных пророчеств компании и обстановке. И без того уже к их беседе стали прислушиваться несколько египтян, да и как из-под земли появившийся черный шаман внимательно смотрел на него.

– А не фиг было соваться, куда не надо! – вдруг злобно процедил археолог.

Шаман отошел, возможно размышляя над тем, что означают непонятные, но, надо полагать, магические слова «не фиг»?

Горовой же подумал, что слава его, вернее, чародея Джеди, уже успела перешагнуть рубежи Та-Мери.

Вот только гордиться этим или сожалеть?