ГЛАВА 15
Марвин не собирался устраивать Фемаху допрос. Но и решать судьбу прежнего видящего, не узнав ответы на важные вопросы, он не хотел. Потому что после окончательного решения ему попросту не у кого будет спрашивать.
Если, конечно, Фемах не воскреснет в приемной кабине обители.
Однако первым разговор начал не Марвин.
— Слушайте, выходит, что наш верховный президент вовсе не президент? — До Графа только сейчас дошел смысл происходящего. — На самом деле он Фемах? Что-то я совсем запутался, ничего не понимаю.
— А и не надо понимания, — лучезарно улыбаясь, заверил его Фемах. — Тут, загермард, вера нужна. Я ведь когда президентом стал? Всего ничего, пару лет тому назад, когда понял, что государству без меня никак не обойтись. Подправил немного реальность, внес кое-какие изменения в воспоминания моих подданных, от бомжей до министров, и пожалуйста — никто не жалуется, все счастливы. А что еще нужно простому, незатейливому электорату? Крепкая рука, ведущая в светлое будущее, сытная еда, развлечения и твердая вера во что-нибудь. Например, в меня. Чем плохо, ребятушки? Бог я или не бог? — Фемах обвел гостей все тем же безмятежно-лучезарным взглядом, и Марвин понял, что гражданин бывший видящий окончательно сошел с ума.
Или, может, не сошел, а, наоборот, полностью выздоровел, спрятавшись от колдовства негора в выдуманном им мире. После чего осознал свое великое значение в этой реальности и по новой съехал с катушек, на этот раз навсегда — взяв на себя роль местного бога, творца и разрушителя в одном флаконе. Уверовав в собственное великое предназначение.
В любом случае — хоть так, хоть эдак — результат был один. Вернее, диагноз.
— Железочку положи, ладненько? — Фемах с лукавой улыбкой погрозил Марвину пальцем. — Не нужна она тебе, только смущать на глупые поступки будет. — Он повел пальцем вниз, и у Марвина сама собой разжалась рука: монтировка со стуком упала на бетонный пол.
«Отлично, — глянув на валяющуюся у ног монтировку, тоскливо подумал Марвин, — лучше некуда. Фемах считает себя богом, а комплекс как может ему подыгрывает. И чем больше он подыгрывает, тем больше Фемах считает себя богом. Черт, прям какой-то замкнутый круг. И вообще, не удивлюсь, если Фемах к тому же бессмертен, как и положено настоящему богу. Проклятье, хотел бы я знать, как можно убить бессмертного!»
— Кстати, гражданин всевершитель, вы типа в курсе, что здешняя реальность не настоящая, а полностью вами придуманная? — заботливо поинтересовался Далий, на всякий случай пряча посох за спину. Чтобы ему тоже не порекомендовали положить «ненужную палочку» на пол.
— Какая, загермард, разница, — отмахнулся от вопроса Фемах. — Для меня она самая настоящая и для вас тоже. И уж куда лучше унылой обители с ее мерзким колдуном Годлумтакати, пропади он пропадом.
— Это еще кто такой? — Далий непонимающе посмотрел на Марвина.
— Шеф. — Марвин сложил руки на груди, намеренно подтянув рукава рубашки, чтобы стал виден браслет.
Реакция Фемаха была ожидаемой: он кинул на артефакт жадный взгляд, на мгновение перестав быть добреньким сумасшедшим, но тут же спохватился и опять принялся излучать неземную святость.
— Бог, значит? — задумчиво сказал Марвин. — Тогда понятно, отчего секретный бункер выглядит как королевский будуар. Да, чувствуется своеобразный вкус, знаете ли. Мне бы и в голову не пришло.
— Я старался, — скромно ответил Фемах. — Ну, бог не бог, а властелин мира уж точно. — Вспомнив, кто здесь главный, он вновь сел в кресло и, никому не предлагая, налил себе вина. — Иногда, ребятушки, настолько устаешь от тяжких забот, что рад уединиться в милом сердцу месте, где можно спокойно отдохнуть от государственных дел. Сядешь под настроение в личный подземный вагончик и поедешь, помчишься в любимую сторонку… Ах, зачем я вам это рассказываю, только время отнимаю, — огорченно всплеснул руками Фемах. — Вы же, поди, на нем и приехали? Я ведь как чувствовал, еще вчера отправил вагон на «Сортировочную», для автоматической заправки. Пусть, думаю, на путях постоит, мне не к спеху, а оно вон как славно получилось! Надеюсь, вы в вагоне не оголодали? — Бог-президент чиркнул спичкой, раскуривая сигару. — Там припасов много, люблю, знаете ли, покушать в дороге. Помечтать, подумать. Помедитировать, то да се.
Граф издал резкий горловой звук, будто чем-то подавился; Марвин быстро посмотрел на него. Вид у спутника был неважный — лицо Графа побагровело, глаза налились кровью, уголок рта дергался в нервном тике. Казалось, еще чуть-чуть, и с ним случится удар.
— Ты не бог, — задыхаясь, сказал Граф, — и не Фемах, я-то помню, как он выглядел! Ты, загермард, адская тварь, вылезшая из подземного лабиринта. Колдовская мразь, промывшая всем мозги и занявшая чужое место! Так возвращайся же обратно в ад! — Он выхватил пистоль, но выстрелить не успел.
Фемах подался вперед, ткнул сигарой в сторону Графа и выкрикнул что-то короткое на неизвестном Марвину языке. Граф застыл в движении, точно окаменел, но это было не колдовство, это было нечто другое: он не превратился в холодную статую, он просто замер, подчиняясь тайному приказу.
Рука Графа опустилась, направив ствол оружия в пол.
Далий нарочно пошевелил за спиной посохом, украдкой посмотрел на Марвина — мол, что делать, начальник? Стрелять в гада или как?
Марвин отрицательно покачал головой, ему не хотелось торопить события. К тому же Граф был жив, что уже неплохо, а вот насколько здоров — это скоро выяснится.
Граф пришел в себя. Сунул пистоль на место, прокашлялся, сплюнул на пол. Удивленно покачал головой, пробормотал: «Надо же», — затем без опаски подошел к Фемаху. Остановился возле кресла, повернулся лицом к напарникам, сложил руки за спиной и с равнодушным видом уставился на Марвина с Далием.
— Это что, заклятие такое? — Далий несколько раз подмигнул, стараясь привлечь внимание Графа, но тот никак не прореагировал на его мимические упражнения. Похоже, Графу сейчас было плевать как на Далия, так и на Марвина. Ладно хоть стрелять в них не начал, но, как говорится, еще не вечер. Еще успеет в случае чего.
Марвин с досадой прикусил губу — подобный вариант он не предвидел. А должен был, уж слишком все гладко с Графом получалось. Ненормально гладко.
— Не заклятие, а кодовая фраза, активирующая первый слой памяти, — охотно пояснил Фемах, раскуривая угасшую сигару. — Настоящей, можно сказать, исходной. Дело в том, ребятушки, что мы с Графом в свое время заключили соглашение: он помогает мне, а я делаю его своим заместителем. Скажем, премьер-министром. Или даже младшим президентом, мне не жалко.
— Помогает в чем? — деловито поинтересовался Марвин, поняв, что у Фемаха хорошее настроение и он не против поболтать. Это было удачно, даже замечательно, потому что не надо было тянуть господина президента за язык — сам все расскажет, только задавай нужные вопросы. Разумеется, не в лоб, а вскользь, как бы между прочим.
— В поисках нового видящего, загермард, кого же еще. — Фемах захихикал, погрозил нахмурившемуся Марвину пальцем. Поставил на стол бокал, вытер губы салфеткой и продолжил довольным голосом: — Я вам не дурачок какой-нибудь, я все прекрасно соображаю! И просчитываю все ходы далеко вперед, да-да. Например, я знал, что комплекс не может надолго оставаться без видящего и что нужный обители человек вскоре там обязательно появится. А расторопный негор приберет его к рукам, натаскает, науськает и отправит за мной следом. Чтобы, загермард, вернуть меня в обитель и там окончательно свести с ума. Или убить, если не получится с возвращением. Он жутко злопамятный, наш замечательный дедушка шеф. — Фемах огорченно поцокал языком. — Лютый тип, хотя и рядится в белые одежды. Чернокожая бестия.
— Э-э-э… я вот слушал вас, слушал и ничего не понял, — обиженно сказал Далий. — Что такое «кодовая фраза», на фига она? И почему шеф — чернокожий негор? Никогда он не был негором, и кожа у него нормальная, серебряная, и уши правильно заостренные. Реальный поклеп, товарищ соврамши!
Фемах с интересом посмотрел на Далия, оценивая цвет его кожи, мельком глянул на уши, пожал плечами и перевел вопросительный взгляд на Марвина. Маскировочное колдовство обители здесь не действовало, поэтому Далий должен был выглядеть точно таким же, каким он видел шефа. То есть с серебряной кожей и острыми ушами. Но не выглядел.
Марвин многозначительно поиграл бровями и тихонько постучал себя пальцем по виску — но осторожно, чтобы Далий не заметил. Фемах понимающе кивнул, сочувственно развел руками, сказал в пространство: «Вот вам еще одна жертва колдуна-тирана», — и, погасив окурок в пепельнице, вернулся к разговору.
— Когда меня привели на допрос к Графу, тогда еще главе президентского отдела маготехнической безопасности, то я, братцы, не стал скрывать свои намерения. Потому что честность в некоторых случаях гораздо выгоднее лжи. Я объяснил господину Гринвичу свои намерения, — Фемах повел рукой в сторону застывшего по стойке «смирно» Графа, — пообещал ему невероятный карьерный рост, и мы ударили по рукам. После чего господин Гринвич исчез не только из всех чиновных реестров, но и из памяти бывших сотрудников, а на свет появился Граф, бродяга и пройдоха. Который конечно же не помнил о нашем уговоре, иначе это помешало бы ему выполнять мое задание.
— В смысле бродить по окраинам мегаполиса и выискивать прибывших из обители лазутчиков, понятно, — закончил за Фемаха Марвин. — Но одного сыскаря на всю столицу как-то маловато, не правда ли? Тем более ничего не знающего о своем предназначении.
— Неправда. — Фемах торжествующе заулыбался. — Ошибочка вышла, догадливый вы наш, явное недопонимание ситуации. Ведь заодно я дал Графу уникальное везение, да такое, что сам ему позавидовал, хе-хе. Глупо, конечно, — он осуждающе покачал головой, — властелину мира завидовать обычному горожанину. Но что было, то было. Слаб человек, ох слаб, даже когда он почти равен богу.
— Ясно. — Марвин устало переступил с ноги на ногу. Разговор затягивался, ему уже надоело стоять, но присесть все равно было некуда, не озаботился властелин мира стульями для гостей. Однако садиться на пол Марвин не собирался, совершенно невыгодная позиция в случае вооруженной разборки. А в том, что она будет, Марвин не сомневался. Скорей всего, не сомневался в том и Фемах, который, по его словам, просчитывал все ходы наперед.
— Везение-шмезение, — недовольным тоном сказал Далий. — Хрень какая-то. Это вам не кошелек с зарплатой и не булочка с изюмом, чтобы его можно было кому-то дать. Это, знаете ли, штука эфемерная, нематериальная, к рукам не прилипающая. Сомневаюсь я что-то, гражданин полубог, опять вы народу врете. Издеваетесь, ага. Выделываетесь.
Фемах уставился на Далия долгим взглядом — Марвин с досадой подумал, что все, конец беседе, что придется переходить к боевым действиям, а ведь как хорошо складывалось, — и внезапно расхохотался, громко, в полный голос. Махнул рукой в сторону Далия, хлопнул себя ладонями по коленям, вытер салфеткой намокшие глаза и сказал плачущим голосом:
— Ребятушки, да вы меня уморить решили! Ну нельзя же так, ну я же со смеху помру. Ах какая дивная непосредственность, — Фемах умиленно посмотрел на Далия, — какое незамутненное сознание. Ты, болезный мой, конечно, прав, но ведь как сказал! Прям обнял бы и поцеловал, но, боюсь, ты меня своим костыликом огреешь, хе-хе. — Фемах вдруг посерьезнел. — Вопрос, конечно, интересный. Я ведь, братики, вложил в Гринвича все старшие карты из колоды, да-да. Абсолютно все, до единой, ничего себе не оставил. Которые и дали нужный результат. Можно сказать, Гринвич-Граф стал моим живым самоходным сейфом. — Фемах повернулся к Графу, хозяйски повысил голос: — Верно говорю, а?
Граф нехотя кивнул и снова замер, по-прежнему безразличный к происходящему.
«Что ж, — с сожалением подумал Марвин, — в принципе Граф добился всего, чего хотел. Старшие карты под кожей, высокая должность тоже в кармане. Но близкий конец света, видимо, его больше не беспокоит. Хм, странно».
— А как же допросы техномагами, расчленение и всякое прочее? — Марвин уже знал ответ, он спрашивал, только чтоб убедиться в своей правоте.
— Небольшое изменение реальности, навсегда закрывающее вопрос о демоне-исцелителе, мир праху его. — Фемах без прежнего удовольствия налил и выпил бокал вина. — Теперь до кучи, чтобы не задавали ненужных вопросов, утомился я на них отвечать: лазутчика в обитель отправил я, лично, с заданием убить негора. Не люблю неотомщенного злодейства! Однако, как понимаю, затея провалилась… Или не очень, раз вы здесь? — Фемах невесело усмехнулся, похоже, он действительно устал: под глазами президента явственно набухли мешки, от крыльев носа до уголков рта обозначились длинные морщины. Казалось, что к концу беседы Фемах вдруг резко постарел, лет на десять — пятнадцать, не менее.
Только сейчас Марвин сообразил, что Фемах в возрасте — хотя и был моложе шефа-долгожителя. Но, видимо, ненамного. Не слишком.
— Эй, погодите закругляться, у меня суперважный вопрос напоследок, — спохватился Далий. — А чего это вы сами на себя не похожи-то? Граф, зараза предательская, описывал вас как плюгавого сморчка-хомячка, типа пальцем ткни, враз помрет.
— Элементарно, дружочек. — Фемах поставил бокал на столик, отодвинул его подальше. — Чтобы в случае самостоятельного расследования вы искали, хе-хе, соответственно описанию. Чтоб не обнаружили меня без его помощи. Сморчок-хомячок, хорошо сказано, да! Знаете, как-то на лету придумалось, когда Гринвича кодировал. Люблю экспромты. — Он взял из ящичка сигару, подумал и положил ее назад. — Курить, ребятушки, хоть и вкусно, но неполезно. А я собираюсь прожить еще очень много лет. В моем мире, в моем государстве.
— Вижу, вы не в курсе. — Марвин с сожалением посмотрел на Фемаха. — Поэтому должен сказать вам кое-что неприятное. По расчетам Гибаряна — надеюсь, вы его помните — ваш придуманный и постоянно растущий мир скоро достигнет максимального размера, а после разорвет обитель, в которой ему нет места. Конечно, при этом погибнут все. И вы в том числе.
Фемах в ответ лишь презрительно фыркнул, словно Марвин какую глупость ляпнул. А после сказал брюзгливо:
— Полная чушь, а не расчеты. Бред хронического алкоголика. Братцы, все ведь совсем не так, как вам сказали, все ведь совершенно иначе. Мой мир, — он широко повел рукой, — самый настоящий! И, загермард, куда жизненнее магокомплекса с его очистными задачами. Он растет, этот мир, вы понимаете? — Фемах сильно потер ладони, будто они замерзли. — Выедает мерзкую обитель изнутри, вбирает в себя ее мощь и возможности. Чтобы в конце концов заменить собой древний хлам под названием «Обитель черного дракона» и стать мостом, соединяющим иные реальности! Все те, что были подключены к комплексу. Если угодно — вселенским перекрестком, через который пойдет великое переселение народов. И конечно же великая торговля, хе-хе, как же без нее… Ну, и кто будет стоять над всем этим? Кто будет властвовать и управлять? То-то же. — Фемах торжествующе оглядел притихших напарников. Помолчал, продолжил ровным голосом: — Но для достижения моей цели, для окончательного уничтожения комплекса мне нужен браслет видящего, всего-навсего. Который вы столь любезно и принесли.
— Кто бы сомневался, — буркнул Марвин. — Браслет, понятно. Перекресток миров, тоже с пониманием. Но зачем надо было призывать сюда черного дракона обители — это для меня загадка.
— Э-э-э… в каком смысле — дракона обители? — начиная багроветь лицом, вкрадчиво поинтересовался Фемах. — Неуместные шуточки изволим шутить, да? Пугать? Не выйдет! Сейчас, миленький, ты отдашь мне браслет, а после мы посмотрим, кто из нас остроумней, по остаточному факту.
— Какие могут быть шутки. — Марвин глянул вверх, убедился, что крылатый силуэт по-прежнему выписывает над ними медленные круги. — Сами глядите, я ничего не выдумываю. — Он указал рукой в небо.
Фемах поднял лицо и, щурясь, уставился в блеклую высь.
— Однако наш гражданин полубог хоть и всесильный, но ни хрена не всезнающий, — язвительно заметил Далий. — Что, ребятки, определенно ставит под сомнение его божескую половину. Хотя по большому счету ее никогда и не было. Потому что без комплекса господин Фемах обычный ноль без палочки. Или того меньше.
Фемах опустил взгляд, в задумчивости побарабанил пальцами по подлокотникам кресла, а затем, слегка повысив голос, приказал:
— Мальчишку-наглеца убить.
Дальнейшее произошло слишком быстро, чтобы Марвин успел вмешаться: Граф выхватил пистоль и выстрелил в Далия. Навскидку, практически не целясь.
Однако напарник, давно ожидавший чего-нибудь подобного, успел перехватить посох в боевое положение и выстрелить одновременно с Графом — тоже навскидку, тоже не целясь.
И Граф, и Далий были мастерами своего дела. К сожалению.
Звук пистольного выстрела потонул в коротком реве посоха; страшный удар впечатал Графа в ограждение и швырнул вместе с битыми кирпичами далеко от башни. Марвин успел заметить, как Графа сначала расплющило о стенную кладку, а затем его останки полетели в облаке кирпичного крошева.
В любом случае медицинская помощь бывшему союзнику не требовалась, не нужна она покойнику. И даже старшие карты, залог бессмертия, вряд ли могли помочь Графу-Гринвичу. Разве что поднять его мертвое тело, чтобы оно продолжало бездумно бродить среди полудохлых нусов: оставшаяся часть кладки была густо забрызгана мозгами бедняги Графа.
Марвин посмотрел на Далия, но напарника рядом не оказалось. Лишь горка смятой одежды на полу, да валяющиеся рядом темные очки. Те, что очень понравились Далию.
Главным было то, что исчезло не только тело напарника, но и его посох — что подтверждало надежду Марвина на воскрешение в обители, вместе с взятым в руку предметом. А остальное было неважно, горевать по безвременной кончине друга Марвин не собирался. Скоро увидятся.
— Вот тебе и золото-бриллианты. — Марвин глянул на очки, собираясь подобрать их с пола. — Надо бы захватить, пусть человек порадуется.
— Стоять, загермард! — рявкнул Фемах. — Еще одно движение, и получишь пулю в живот! Я не позволю тебе так просто удрать к негору, сначала ты по-любому отдашь мне браслет! А после сдохнешь, обещаю. Я человек добрый, пристрелю как собаку.
Марвин посмотрел на доброго человека Фемаха.
Бывший видящий стоял возле опрокинутого столика, с наведенным на Марвина пистолем. Белый костюм Фемаха был залит на груди чем-то красным, и Марвин с облегчением понял, что все, конец проблемам, что Далий смог зацепить выстрелом и бессмертного владыку мира. И что дело осталось за малым — подождать, пока тот не отдаст концы. А после… Что случится после, Марвин придумать не успел.
— Это вино, — проследив взгляд Марвина, отрывисто сказал Фемах. — Не надейся. А теперь давай сюда браслет. — Он поманил к себе рукой. — Тихо, спокойно. Медленно снял, медленно подошел, медленно передал из рук в руки.
— Откуда пистоль? — Голос у Марвина звучал хрипло, видимо, он успел надышаться кирпичной пылью. — Граф ведь упал вместе с оружием… Ах да, — спохватился Марвин, досадуя на собственную несообразительность. — Президентская привилегия, разумеется. А почему бы тебе, полубог хренов, не попробовать отнять у меня браслет силой? Положи оружие на пол и двигай ко мне, разберемся по-простому. — Марвин горел желанием врезать Фемаху по морде, а там будь что будет. Хотя бы душу напоследок отведет.
— Не получится, — с сожалением ответил Фемах. — Браслет должен быть передан исключительно добровольно, иначе он уйдет назад, в хранилище. Проклятые условности! — неожиданно заорал Фемах. — Думаешь, я и сам не хочу тебя прибить? Такого агента погубили, цены ему не было! Ты же против меня сопля, дешевка, у меня опыт уличных драк, а не ваших салонных боев в спортзалах. — Он часто задышал, стараясь успокоиться; пистоль в руке Фемаха ходил ходуном.
— Тогда попроси своего хвостатого дружка. — Марвин указал взглядом вверх. — Говорят, драконы могут загипнотизировать любого, отчего ж не воспользоваться его умением? Или ее, а?
— Идиот, — остывая, огрызнулся Фемах. — Кретин. Загермард. Какого черта ты пристал ко мне с этим чудищем? Я понятия не имею, что ему нужно, я вообще его впервые в жизни вижу. Гони браслет, пока эта тварь нас не сожрала, иначе я ничего не смогу с ней сделать!
— А ты сам возьми. — Марвин протянул вперед руки; рукава рубашки съехали за запястья, открыв браслет. — Я не вооружен, ты с пистолем, чего бояться? Считай, это акт моей доброй воли. Так ведь тоже можно или нет?
— Не знаю. — Фемах угрюмо засопел, обдумывая ситуацию. Вновь посмотрел в небо, на кружащего в вышине дракона, и наконец решился. — Скажи следующее: я официально отказываюсь от браслета видящего и добровольно отдаю его Фемаху, с правом владения и применения. Также разрешаю ему снять браслет с моей руки.
— Без проблем, — кивнул Марвин.
Не торопясь, чтобы не ошибиться, он слово в слово повторил сказанное Фемахом. Потому что иначе было нельзя — Марвин не умел метать фаерболы прицельно, обязательно промажет. А вот выстрел в упор у него наверняка получится точным. И однозначно убойным, бог Фемах или не бог: полновесный армейский заряд не выдержала бы даже защита магокомплекса.
Фемах сделал первый шаг, и Марвин с холодной расчетливостью принялся вспоминать свое боевое состояние — не испуг, нет, а ту ярость, которая охватила его в военном крыловозе. Злиться у Марвина получалось гораздо легче, чем бояться: даже при всем желании он не смог бы испугаться по необходимости.
На втором шаге Марвин почувствовал, как у него нагреваются ладони, и заметил, как начинают светиться кончики пальцев, почти не видимо в солнечном свете — во всяком случае, для приближающегося Фемаха.
А на третьем шаге между противниками опустился дракон, обдав их сильным порывом ветра и заслонив небо высоко поднятыми крыльями. Марвин невольно попятился, прикрывая лицо остывающими ладонями; подхваченные воздушной волной очки Далия заскользили вниз по ступенькам лестницы.
Когда Марвин опустил руки, дракона перед ним уже не было. Вернее, не было запомнившегося ему небесного зверя: длинного, с узким хвостом и рогатой головой на вытянутой шее. Вместо него между Фемахом и Марвином стояло нечто жутковатое, напоминающее уродливую горгулью со стены какого-нибудь древнего собора. По мнению Марвина, бывший дракон смотрелся куда лучше его очеловеченного варианта — к тому же, судя по некоторым признакам, женского.
Горгулья сложила глянцево-черные крылья за спиной. Сохраняя равновесие, переступила с ноги на ногу, окинула людей ничего не выражающим взглядом и прорычала:
— Думаю, настала пора вмешаться в вашу интересную беседу.
Голос у твари был низкий, раскатистый; Марвин ожидал, что от клыкастой гостьи будет нести гнилостной вонью, как от крупного хищника-мясоеда, однако горгулья ничем не пахла. Вообще.
— Это что за живность? — возмутился Фемах, направляя пистоль на чудище. — Мало мне забот с браслетом, так нате вам, еще одна проблема на голову свалилась. А ну, кыш отсюда! Прочь, кому говорю!
Горгулья мельком глянула на Фемаха, затем мгновенно протянула когтистую руку и отобрала у него оружие. Аккуратно, не оставив на коже ни единой царапины. Смяв пистоль в кулаке, словно тот был из фольги, она небрежным жестом отшвырнула стальной комок в сторону.
— Загермард. — Фемах непроизвольно вытер ладонь об пиджак. — Чертова кукла. Да что ты такое?!
— Неужели не узнаешь? — Марвин сложил руки за спиной, подальше от соблазна. Не время метать фаерболы. — А ведь ты когда-то с ней бок о бок работал. Возможно, даже был в нее тайно влюблен, почему бы и нет — молодая, красивая. Только немая, бедняжка.
— Рипли? — сдавленным голосом просипел Фемах. — Чушь. Не верю.
— Дракон по имени Рипли, — вежливо уточнил Марвин. — Бессмертная сущность обители, удачно притворяющаяся человеком. Изначально, думаю, Рипли была чем-то вроде охранника, созданного, чтобы следить за порядком в магоочистном сооружении. Но со временем ей надоело быть одной, и она примкнула к людям. К пришлым работникам комплекса. Я верно говорю? — Марвин посмотрел в бездонные глаза горгульи. — Или в чем-то ошибся?
— Ты на редкость сообразителен, смертный. — Тяжелая пасть Рипли-горгульи шевелилась не в такт словам, отчего казалось, что ее дергают за веревочки откуда-то изнутри чешуйчатого тела. — Да, я бессмертна. Да, я дух обители. Да, я ушла к людям, поклявшись никогда не открывать им свою тайну. И не говорить ни с кем из них, чтобы ненароком себя не выдать. Но все изменилось, когда я узнала о растущем внутри особняка мире. О реальности, грозящей уничтожить комплекс.
— Ты глянь, еще одна спасительница нашлась, — уперев руки в бока, желчно сказал Фемах. — Честное слово, ну прям как тараканы, один за другим лезут и лезут. Не удивлюсь, если сейчас подлый негор самолично заявится. — Он поднял кресло, уселся в него и демонстративно закинул ногу на ногу. — Что бы вы там, ребятушки, ни затевали, я от своего не отступлюсь.
— Как хочешь, — повернув к нему черное лицо, равнодушно прорычала Рипли. — Я вовсе не собираюсь спасать обитель. Но и твоему миру-перекрестку тоже не бывать!
Марвин озадаченно потер подбородок, он не ожидал столь резкого поворота событий. И уж тем более странного заявления про обитель: похоже, Рипли замыслила какую-то хитрую игру с известной только ей целью. Марвину оставалось лишь наблюдать происходящее со стороны и помалкивать, держа свои сомнения при себе. Целее будет.
— Мне тысячи лет. — Голос Рипли стал задумчивым и оттого более похожим на человеческий. — Все эти века я провела в месте, где мне знаком каждый уголок и каждый этаж, известны все запрещенные и разрешенные к посещению залы. Я помню всех живших там и умерших, могу перечислить их по именам и рассказать о каждом удивительную историю. А еще я прекрасно знаю права и обязанности работников обители, ведь у меня седьмая, высшая ступень посвящения. Я — некоронованная королева «Обители черного дракона», ее закон и порядок. Знай же, заносчивый глупец, — Рипли обвинительно ткнула длинным пальцем в сторону нахмурившегося Фемаха, — ты до сих пор числишься в моем реестре как деятельный работник обители, с пятой ступенью посвящения и со спецдопуском в тайное хранилище. А потому я не могу позволить тебе своевольничать, нарушая установленные в особняке вековые законы. Кроме того, я не желаю, чтобы на месте обители возникла новая действительность! В которой я обречена навсегда оставаться в исходном облике, без возможности какой-либо трансформации.
Фемах всплеснул руками и с нескрываемым сарказмом протянул:
— Бла-бла-бла. Сколько можно нести пустые бредни, милочка. Если бы ты могла, то давно убила бы меня без всех этих громких заявлений. Хватит болтать, все равно ты ничего не можешь мне сделать! Потому что я не твой мелкий работник, королева ящериц, а бог своего мира. Чувствуешь разницу? Понимаешь, где ты, а где я?
— Ты прав, — кротко ответила Рипли, и Фемах настороженно заерзал в кресле, ожидая подвоха. — Я не могу убить служащего обители, на это у меня стоит жесткий запрет. Но могу попытаться остановить. Или помочь ему погибнуть от чужих рук. — Она повернула чешуйчатое лицо к Марвину. — Как, скажем, пыталась помешать двум своим работникам выйти на беглого видящего, чтобы они своими неумелыми действиями не ухудшили и без того тяжелую ситуацию. Чтобы, открыв мне дорогу в этот мир, вернулись назад в обитель — с них и этого было достаточно. Но, к сожалению, не преуспела. — Горгулья вновь уставилась на Фемаха темными провалами глазниц. — Однако их проступок ничтожен по сравнению с твоим, никем не уволенный работник. А потому я могу наказать тебя по всей строгости закона обители. По особой статье, которую ты не знаешь.
Фемах в ярости выскочил из кресла. Пнул его, отбросив к запачканному кровью ограждению, повернулся к Рипли и заорал, потрясая кулаками:
— Я — бог, никому не подвластный! Бессмертный, неуязвимый!
— А заодно подчиненный шефа Годлумтакати, — вполголоса сказал Марвин, хотя он зарекся лезть в разборку; похоже, ситуация начинала проясняться. — Негорская шестерка на побегушках. Принеси-подай.
Рипли быстро взглянула на Марвина и, как ему показалось, одобрительно кивнула. Но полной уверенности в том не было, мало ли что могло привидеться.
— Загермард, — ошарашенно пробормотал Фемах, эта очевидная мысль только что дошла до него. — Мелкий вонючий негор до сих пор мой начальник? Как унизительно для всемогущего творца… Эй ты, — он властно ткнул рукой в сторону горгульи, — немедленно увольняй меня из сотрудников обители. Что для этого надо подписать? — Фемах возбужденно пощелкал пальцами. — Ну-ка, давай сюда бумагу, или пергамент, или чего там требуется для расторжения договора.
— Только устное заявление твоего непосредственного руководителя, — любезно подсказала Рипли: голос у нее стал мягкий, едва ли не мурлычущий.
Для Марвина внезапная смена тона стала четким сигналом опасности, сейчас явно должно было произойти что-то плохое, но господин Фемах уже ничего не соображал от гнева.
— То есть озвученное решение шефа Годлумтакати. Кстати… — Рипли не глядя ткнула пальцем в сторону Марвина, едва не задев его длинным когтем. — У тебя в брючном кармане лежит дальнофон. Дай-ка его нашему увольняющемуся.
Марвин, не спрашивая, откуда та знает о дальнофоне, достал аппарат и, обойдя горгулью, сунул тяжелую коробочку в руки Фемаху.
— Верхняя кнопка — вызов, нижняя — отбой, — коротко пояснил он, отступая подальше в сторону. Потому что заранее был уверен, чем закончится беседа.
Фемах со злостью надавил кнопку, дождался слабого «алле» шефа, прижал дальнофон к уху и, страшно вращая глазами, заорал:
— С тобой, мерзавец, говорит Фемах! Да-да, тот самый! Немедленно увольняй меня из работников обители, иначе тут кое-кому несдобровать… Что? Какой Далий? Это который со стреляющим костылем? Плевать, что он воскрес, какое мне до него дело… Да, они здесь, твой видящий и девица Рипли, та еще тварь… Некогда объяснять, просто уволь меня, иначе я обрушу всю свою божескую мощь на этих выродков! Что? — Фемах умолк, прислушиваясь. А затем надменно процедил: — Повтори то же самое, но громче. — Он с торжествующим видом протянул дальнофон в сторону Рипли; из круглой решетки донесся на удивление хорошо различимый голос негора:
— Данной мне властью я официально увольняю сотрудника Фемаха из состава работников «Обители черного дракона». — Шеф хотел сказать что-то еще, было слышно, как он набрал воздуха, чтобы продолжить фразу, но Фемах нажал на кнопку отбоя.
— Этого достаточно? — злорадно поинтересовался он. — Или нужны какие-нибудь дополнительные подтверждения?
— Вполне, — заверила его Рипли, после чего молниеносно ударила Фемаха когтем в лоб: острие вышло из затылка уволенного видящего, словно там внезапно вырос узкий рог. Вырос и исчез — Рипли выдернула коготь из головы, посмотрела на упавшее тело, а после с некоторым изумлением сказала: — Надо же, я и не думала, как это просто. Знаешь, — она посмотрела на угрюмо молчащего Марвина, — я давно мечтала получить возможность убивать. Порой она так необходима для поддержания в рабочем коллективе порядка и взаимоуважения! А теперь, — Рипли вытерла коготь об пиджак Фемаха, — основной запрет снят. Сломлен, разблокирован. Ведь никто из моих создателей не предусматривал невероятного варианта увольнения в организации, где уволенных не бывает по определению. Тем более что формально это событие произошло в другом мире, чего тоже не может быть. Забавно получилось, не правда ли? — Она настороженно повернулась к Марвину. — Почему молчишь? Чем-то недоволен? Вы же собирались убить Фемаха, я в курсе, у драконов тонкий слух.
— Не то чтобы я недоволен. — Марвин неохотно посмотрел в темные глазницы горгульи. — Мне не нравится, как именно это случилось. И какие могут быть последствия от снятия запрета на убийство. Что-то мне не очень хочется работать там, где тебя могут прикончить во имя дисциплины. Кстати, — он перевел взгляд на лежавшее у ног Рипли тело, — почему Фемах не исчезает? В смысле не переносится в приемную кабину. Из-за того, что его уволил шеф?
— Нет. — Горгулья зашлась в лающем хохоте. — Фемах больше не оживет потому, что его убила я! Ведь я — прокурор, адвокат и палач в одном лице, мое решение неоспоримо. Короче, я убиваю раз и навсегда, без возможности посмертного оживления… А насчет последствий не беспокойся, — заверила она Марвина. — Какие могут быть последствия для тех, кто и без того почти мертв.
— Не понял. — Марвин с силой потер ладони, нарочно их разогревая; разумеется, Марвин врал, ему давно уже стали понятны намерения Рипли. Он даже успел обдумать, что делать дальше, но нужно было отвлечь горгулью — не менее сумасшедшую, чем покойный Фемах. А то и более безумную, давным-давно свихнувшуюся от своего тысячелетнего одиночества.
— Чего же тут непонятного. — Рипли дробно постучала когтем о коготь, звук получился угрожающий, неживой. — Мне важно, чтобы этот мир рос и дальше, без хитроумного воздействия Фемаха. Тогда он попросту уничтожит обитель, вместе с вами. И вместе со мной. — Горгулья опять зашлась в пугающем смехе. Внезапно перестав смеяться, она мрачно продолжила: — Я много раз пыталась покончить с собой, но на свою беду я действительно бессмертна. Ты не представляешь, человек, как это мучительно — знать, что выхода нет, что впереди бесконечное существование в давно осточертевшей обители. И никакая психокабина не в силах мне помочь! Как ни глуши в ней свои воспоминания, но через десяток-другой лет вновь осознаешь, кто ты на самом деле и что тебя ждет впереди. А от этого, поверь, жизнь становится еще невыносимее.
Марвин задумчиво прищурился: похоже, Рипли в расстроенных чувствах сказала куда больше, чем хотела. Проговорилась о затаенном, не предназначенном для чужих ушей.
— Психокабина? Это, случаем, не та, что спрятана за стеной возле кабинета шефа? — Марвин внимательно следил за реакцией горгульи и не ошибся — Рипли вздрогнула будто от удара.
— Откуда ты знаешь? — В голосе Рипли чувствовался испуг. — Я ведь замуровала ее пять веков тому назад, подальше от соблазна вновь воспользоваться магией беспамятства! Потратила уйму времени и отвлекающих талисманов, чтобы никто и никогда не подумал заглянуть за ту стену. Потому что нет ничего страшнее, чем жить многие годы в блаженном неведении и вдруг разом вспомнить прошлое… Как ты узнал о кабине?!
— Я здесь ни при чем, — честно признался Марвин. — Это Гибарян постарался. Вычислил по нетрезвости. Ну, ты же его знаешь.
— Вот мерзавец, — с чувством сказала горгулья. — Впрочем, теперь это не принципиально. Главное уже сделано, осталась крохотная мелочь. Можно сказать, формальность.
— Какая? — Марвин присел на корточки возле Фемаха и взял его за руку, делая вид, что на всякий случай проверяет пульс. Пульса, разумеется, не было и быть не могло, при таком-то ранении.
— Твой браслет. — Рипли приставила коготь к спине Марвина, несильно кольнула его под левую лопатку. — Для полной уверенности, что больше сюда никто не заявится. Особенно хитромудрый негор, гораздый на нестандартные решения. Он единственный, кто может помешать моим планам.
Марвин почувствовал, как правая ладонь начинает пылать жаром, и торопливо сжал ее, чтобы не выдать себя засветившимися пальцами.
— Конечно, — не оборачиваясь, кивнул Марвин. — А ты не убьешь меня? — Он постарался, чтобы вопрос прозвучал как можно наивнее. — Очень не хочется умирать раньше всех остальных. Тем более насовсем.
— Не сомневайся, — знакомым мурлычущим тоном пообещала горгулья, убирая коготь. — Давай сюда браслет.
— Тогда никаких проблем. — Марвин покрепче сжал левой рукой запястье покойного Фемаха. — Секундочку. — Он приложил обжигающе-горячую ладонь к своему виску и не колеблясь пустил в голову фаербольный заряд.
…Марвин очнулся оттого, что у него замерзла спина, а на грудь навалилось что-то тяжелое, мешающее дышать. Первым делом Марвин столкнул с себя это непонятное тяжелое, затем, кряхтя, встал и осмотрелся, стараясь понять, где он находится. И хотя у Марвина гудело в голове, он сразу узнал эту камеру — наспех скроенную из кусков листового железа и усыпанную головками клепок.
— Значит, я умер, — хрипло сказал Марвин. — Какие у нас еще новости?
Он глянул на руку — костяной браслет был на месте, — а затем посмотрел под ноги. На то, что мешало ему дышать и что Марвин сбросил с себя. На грузного человека в белом костюме, с черной дырой во лбу и с зажатым в руке дальнофоном.
— Надо же. — Марвин внезапно вспомнил, что с ним случилось. Он злорадно усмехнулся. — К черту переживания, ребятушки, каждый получил по заслугам. — Переступил через тело и, встав на колени, принялся осматривать дальнюю часть кабины.
Как Марвин и предполагал, карманные часы действительно были здесь, он просто не заметил их в прошлый раз. Что было немудрено: плоский артефакт завалился в щель между полом и задней стенкой, насмешливо поблескивая оттуда едва приметным золотым краешком. С большим трудом, обдирая мизинец о железные края и безостановочно рыча: «Загермард!» — Марвин все-таки сумел вытащить часы из ловушки.
Забрав из коченеющей руки Фемаха дальнофон, Марвин вышел из камеры и огляделся.
На этаже ничего не изменилось: уходящие в бесконечную даль ряды дверей, блеклые самосветные лампы, портреты бородатых старцев на стенах да потускневший от пыли паркетный пол. И мертвая, ничем не нарушаемая тишина.
— Дом, милый дом, — пробормотал Марвин, беря со столика дежурный комплект одежды. — Никогда бы не подумал, что буду рад этому долбаному коридору.
Он разорвал зубами край целлофанового пакета, натянул на себя штаны и футболку, но, когда наклонился за матерчатыми туфлями, пол под его ногами вздрогнул. По коридору прокатился тяжелый гул, от которого у Марвина сжалось в груди, а портреты на стенах закачались сами по себе. Из пола там и тут с петардным треском начали вздыбливаться дубовые паркетины, превращая коридор в сплошную полосу препятствий; откуда-то издалека, из-за запертых дверей, вдруг донеслись тоскливые звуки, похожие то ли на хоровой стон, то ли на волчье завывание.
Марвин глянул на лежавшее в кабине тело, понимающе покачал головой. Коридорный погром означал только одно: мир Фемаха, оставшийся без своего творца, исчез. Схлопнулся, пошатнув весь необъятный комплекс — от неведомого Марвину основания до самых неизвестных ему верхних этажей.
Что стало с Рипли, спаслась она или погибла вместе с пропавшим миром, Марвин не знал. Но опасался, что горгулья выжила, иначе бы обитель не отделалась одним лишь землетрясением. Иначе бы тут началось такое!.. Марвин даже не хотел представлять себе — какое.
— А вот сейчас, братцы, здесь и впрямь становится жутковато.
Марвин надел туфли, прихватил со столика часы с дальнофоном и, аккуратно переступая через частокол паркетин, подошел к двери лифта. Как ни странно, ожидать кабину ему не пришлось, она уже была на месте — словно ее отправили сюда заранее. Чтобы воскресший видящий не терял зря времени.
Случившаяся тряска не прошла для лифта бесследно: кабина шла медленнее обычного, то и дело сильно вздрагивая, с повторяющимся скрежетом где-то под полом. В иные времена Марвин в нее и носа бы не сунул, но сегодня выбирать не приходилось.
Марвин нажал кнопку дальнофона. Шеф откликнулся сразу, наверное, держал переговорник наготове:
— Марвин? Ты где?
— Был в прототипе, еду к вам. — Марвин глянул на зарешеченное окошко двери: за мутным стеклом лениво проплывали тени этажных перекрытий. — Только что сел, буду минут через двадцать. Лифт, зараза, еле-еле ползет.
— Что с Фемахом? — Шефа не интересовало, как и почему погиб Марвин. — Есть результаты?
— А разве вы их не заметили? — усмехнулся Марвин. — По-моему, вполне себе результаты. На всю обитель слышные.
— Мнэ-э… — задумчиво протянул негор, — вон оно чего. Понятно, вопросов больше нет. А где тело?
— В прототипе. Я не стал тащить с собой, есть дела поважнее. — Марвин посмотрел на часы, вновь сжал их в кулаке. — Шеф, Далий говорил вам про Рипли?
— Вроде бы да. — В голосе негора звучало нетерпение. — Если жива, то вернется, куда денется. Марвин… мнэ-э… не морочь мне голову, тут после землетрясения столько всего навалилось, не знаю, за что хвататься. Приедешь, напишешь докладную записку. А теперь извини, прерываю связь. — Негор зашуршал пальцем по кнопке выключения, и Марвин заорал что было мочи:
— Шеф, стойте! Не отключайтесь! Есть важная информация о том, что случилось после гибели Далия. О чем он не мог вам рассказать.
— Ладно, говори. — Голос шефа стал настороженным. — Но учти, если ты решил скоротать время поездки пустой болтовней, то…
— Шеф, просто молчите и слушайте, — жестко сказал Марвин. — Пожалуйста.
Не ожидая ответа, он начал рассказ. Без лишних подробностей, только о самом главном. Чтобы было понятно, что станется с шефом, Жанной, Далием и Гибаряном, если Рипли вернется в обитель. А что она вернется, в этом Марвин не сомневался. Вопрос только — когда?
Хотя Марвин и старался говорить сжато, однако, когда он закончил, кабина лифта успела преобразиться — став шире, украсившись зеркальными стенами и стальными поручнями. Судя по изменениям, лифт прошел уже около трети пути: хотел того шеф или нет, но время Марвину он все же скоротал.
— Так-с, — мрачно протянул негор. — Это, конечно, меняет дело. Мнэ-э… какие будут соображения? Ты ведь единственный, кто видел Рипли в ее боевом обличье, говорил с ней. Что посоветуешь?
Марвин глянул на свое отражение в зеркале. Отражение ему не понравилось — слишком бледное лицо, темные круги под глазами и ввалившиеся щеки, будто он неделю мешки ворочал. Возможно, в этом было виновато потолочное освещение, возможно, хроническое недоедание за последние дни. Или, что тоже вероятно, посмертное оживление в камере. В любом случае боец из Марвина был сейчас никудышный. Ткни когтем, и свалится, даже увернуться не сможет.
— Шеф, я нашел в прототипе часы. Те самые, золотые. — Марвин показал отражению средний палец, оно ответило ему тем же. — У вас есть идеи, как их можно использовать против Рипли?
— Что еще за часы? — раздраженно отозвался негор. Марвину было слышно, как он зажег спичку и, недовольно сопя, раскурил трубочку. — Умеешь ты перескакивать от важного ко всякой ерунде.
— Помните, мне однажды голову отрубили? — Марвин потер шею в месте бывшего среза. — Призрачный воин-сэмурай, охраняющий артефакт от чужого вмешательства. Вы мне тогда еще строгий выговор вкатили.
— А, вон ты о чем. — Голос негора стал бодрее, в нем почувствовалась знакомая Марвину лекторская интонация. — Редчайший артефакт из серии хроносейверов, конечно, помню! Магическое устройство, позволяющее создавать контрольную точку на линии жизни владельца, чтобы тот в случае необходимости мог вернуться в отмеченный момент. Обычно хроносейверы использовали перед опасными экспериментами. Или перед дворцовыми переворотами, или перед рискованными финансовыми вложениями, или… — Шеф затянулся дымом, сплюнул попавший в рот табак и продолжил: — Мнэ-э, в общем, когда был неизвестен конечный результат действия. Ну в основном да-да. Хотя я слыхивал и о других вариантах применения устройства, не по назначению, но это скорее из области теоретических допущений. Что-то вроде одноразового переброса во времени, без возможности возврата к контрольной точке. Собственно, на практике никем не применяемая функция.
— Машина времени, ясно. В книжках читал. — Марвину было все равно, его не интересовали уникальные возможности артефакта. По правде говоря, ему вообще было на них наплевать — заумная игрушка для заумных колдунов, не более.
— Какая еще, к чертям, машина времени, — немедленно рассердился негор. — Говорю же — хроносейвер! Твоя идиотская машина принципиально невозможна, потому что позволяет вмешиваться в основы исторических процессов и создавать логические парадоксы. А хроносейвер лишь слегка корректирует текущую… мнэ-э… личную реальность в нужную владельцу сторону. Хотя, конечно, здесь тоже возникает ряд вопросов по этичности так называемой коррекции. Она ведь тоже разной бывает.
— Значит, никаких боевых идей по поводу часов нету, — разочарованно протянул Марвин. — Жаль. Тогда как насчет того, чтобы отмотать время назад, на недельку-другую, и упечь Рипли в спецкамеру? Куда всех сумасшедших сажают. Загодя, чтобы бед не натворила.
Ответить негор не успел: в дальнофоне оглушительно загудело, Марвин едва успел отнять переговорник от уха. И лишь когда звук неожиданно исчез, понял, на что было похоже гудение — на выстрел посоха Далия. Дальнофон не мог передать всю полосу звучания, но Марвин знал, что не ошибся.
Рипли вернулась в обитель.
Марвин вновь поднес коробочку к уху — в ней было тихо, пропали даже обязательные эфирные помехи. Казалось, что в переговорнике вдруг закончилась магическая энергия, чего просто не могло быть. Но могло случиться, если уничтожен второй аппарат.
— Будь ты проклята, Рипли, — с горечью сказал Марвин. — Будь проклята.
Он положил ненужный дальнофон на пол, сел рядом на корточки. И просидел, прислонившись спиной к холодному зеркалу, до самой остановки. До тех пор, когда открылись двери и приятный женский голос объявил что-то на незнакомом Марвину языке.
— Отстань, — вставая, вяло огрызнулся Марвин. — Без тебя тошно.
Он прошел по тамбуру и остановился перед каменной перегородкой со стальной плитой-дверью. Постоял, думая, что делать дальше, но никаких стратегических идей в голову не приходило. Решив действовать по обстоятельствам, Марвин приложил ладонь к черному отпечатку на плите, дождался, когда она уедет в сторону, и крадучись вошел в зал собраний.
В просторном зале было слишком тихо, как в коридоре с кабиной-прототипом. Тихо, безжизненно и сумрачно — самосветные лампы на зеркальном потолке едва светились, словно в них тоже, как и в дальнофоне, закончилась магическая энергия. Или вот-вот должна была закончиться.
Марвин замер, настороженно прислушиваясь к тишине и готовый сорваться с места при любом подозрительном шуме. Поэтому щелчок вставшей на место плиты прозвучал для него как пистольный выстрел — он отшатнулся в сторону и едва не упал, поскользнувшись на чем-то вязком, невысохшем. Марвин посмотрел вниз — глаза уже привыкли к слабому освещению — и едва слышно выругался, хотя ему хотелось заорать в полный голос. Пол под ногами Марвина был испачкан длинными темными полосами, словно здесь протащили кого-то истекающего кровью.
Марвин медленно зашагал вперед, оглядываясь по сторонам и ожидая, когда наконец появится Рипли. Когда она выскочит из какого-нибудь темного угла, чтобы нанести ему смертельный удар когтями или попросту оторвать голову. Однако время шло, а горгулья все не появлялась.
Может быть, Рипли была занята какими-то срочными делами, решив, что видящий все равно никуда от нее не денется… Или наблюдала за ним издали, играя в захватывающую игру «кошки-мышки». В которой ею заранее были распределены роли охотника и жертвы, с вполне предсказуемым финалом. Несомненным для Рипли, но не для Марвина.
По левую сторону зала, у стены, высилась груда обломков, в которой Марвин с трудом узнал остатки стола и кресел для собраний. В самой же стене темнела здоровенная вмятина, словно туда с размаху врезался чугунный шар — из числа тех, которыми ломают старые дома. Но это был всего лишь след выстрела из посоха Далия, не менее разрушительный, чем удар шара, и малополезный в разборке с быстрой Рипли. Все равно что из пушки по воробьям.
Марвин насчитал с десяток глубоких вмятин на стенах и несколько штук на потолке, а после считать бросил. Потому что увидел валяющийся на полу посох ифрита — переломленный пополам, угасший, навсегда потерявший свою боевую мощь. Пол вокруг посоха был залит темным, и Марвин обошел глянцевую лужу стороной.
Собственно, искать кого-то из выживших смысла не имело — с горечью понял Марвин. Никто в особняке не успел подготовиться к нападению горгульи: оружие было только у Далия, и то потому, что он с ним не расставался. А умение шефа устраивать врагам сердечный приступ Марвин во внимание не принимал. Да и есть ли сердце у Рипли?
Марвин прошел через зал. Не отвлекаясь на поиски погибших, он направился дальше, к кабинету шефа. К стене с талисманами-амулетами, за которой таилась древняя психокабина, единственная возможность обуздать кровавого духа обители. Милую, безобидную девушку Рипли, которая так нравилась Далию.
Едва Марвин вошел в облицованный черным мрамором коридор, как у него вновь появилось неприятное чувство внутренней зябкости. Странное и необъяснимое ощущение, которое Марвин всегда испытывал в мрачном тупике, слишком напоминающем городской колумбарий. Но, скорей всего, это было действие колдовских артефактов, вызывающее непреодолимое желание побыстрее отсюда убраться.
Марвин прошел мимо двери шефа, на секунду-другую остановился возле пролома в стене — неровный проем в человеческий рост, с россыпью мелких осколков под ногами — и, переведя дух, шагнул в комнату. Он не опасался наткнуться там на Рипли, не пойдет она по собственной воле к ненавистной психокабине. Если, конечно, в том не будет крайней необходимости.
Теперь такая необходимость появилась.
Марвин бегло осмотрел кабину, она и впрямь ничем не отличалась от привычного ему прототипа. С той лишь разницей, что была сделана на совесть, а не абы как и из чего придется: гладкие, идеально подогнанные листы железных стен, пола и потолка. Как говорится, бритвенное лезвие в стыки не вставишь.
Красная кнопка на внутренней стенке кабины напоминала выпуклую шляпку гриба: ее хотелось потрогать, а лучше всего надавить на нее. И посмотреть, что из этого получится. Марвин не знал, как работает устройство, но надеялся, что оно запускается мгновенно, сразу после нажатия кнопки. Это было очень важно для задуманного Марвином плана, почти нереального и явно самоубийственного. Но другого варианта просто не существовало.
Идея была простой, проще некуда: заманить Рипли в психокабину и включить устройство. И все. Но как это сделать на практике, Марвин понятия не имел. Разве что поработать приманкой, стоя в кабине и дразня издали горгулью. А когда она, потеряв от злости боязнь перед кабиной, кинется на обидчика — мгновенно уступить ей место, одновременно нажав кнопку пуска.
Впрочем, здесь тоже были сомнительные моменты: а поместится ли горгулья в небольшой, рассчитанной на обычного человека кабине? А как быть, если Рипли сейчас вообще в драконьем обличье? Размеры залов вполне позволяют… Последний вариант Марвин тут же отбросил — не влезет дракон в тупиковый коридорчик, как бы ни старался. Значит, оставался только вариант с горгульей. Что, по правде говоря, его тоже не радовало.
Рипли появилась в коридоре внезапно, возникнув бесшумным силуэтом на фоне тусклого зала собраний. Смотрелась она до дрожи жутко и до оторопи эффектно: Рипли опять изменилась, став похожей на себя прежнюю, до побега из обители. Но с бликами потолочного света на блестящей чешуе и с растущими из рук — над сжатыми в кулак пальцами — двумя сабельно-длинными когтями. Черное оформление коридора лишь подчеркивало полузвериную красоту девушки, не давая отвести от нее взгляда; не ожидавший подобного зрелища Марвин застыл будто в столбняке.
И именно в этот момент он вдруг понял, что надо делать. Как остановить Рипли. А если повезет, то и привести ее в нормальное состояние.
Главное при этом — не погибнуть самому, пусть даже с восстановлением в прототипе. Второго шанса у него не будет.
— Марвин! — звонко крикнула Рипли. — Ты здесь, видящий? — Она провела когтем по мрамору стены, оставив на нем глубокую борозду; звук получился настолько скрипучий, что у Марвина заныло в животе. — Ты знаешь, Марвин, я ведь слабею, — пожаловалась Рипли, медленно идя к пролому в кирпичной кладке. — С каждым убийством мне становится все хуже и хуже. Я уже не могу стать драконом. И не могу быть боеформом. И это хорошо, — задумчиво сказала она. — Значит, если я убью тебя, последнего из здешних, то наконец смогу освободиться.
— От чего освободиться, Рипли? — Марвин говорил негромко, но коридор усиливал каждое его слово. — От жизни? Заодно уничтожив множество миров, привязанных к магокомплексу? Не слишком дорогая цена за твою смерть?
— Не слишком. — Рипли неохотно, словно заставляя себя, рассмеялась. — Мне все равно, видящий. Все равно.
— А если ты не умрешь после моей гибели? — Марвин шагнул к пролому поближе: Рипли добрела уже до середины коридора, пора было начинать действовать. — Об этом ты не думала? Останешься в обители одна, совершенно беспомощная даже с твоей седьмой ступенью посвящения.
— Думала, — спокойно ответила Рипли. — На смену вам придут другие, обитель никогда не пустует. И тогда я сделаю что-нибудь иное. Но своего добьюсь. У меня в запасе очень много времени, Марвин.
— Этого-то я и опасался. — Марвин нажал кнопочку сбоку корпуса часов. А когда крышка с мелодичным звоном поднялась, присел и сильным толчком отправил их по полу в сторону Рипли. Часы заскользили по затоптанному мрамору, как по старому ноздреватому льду, быстро теряя скорость: золотой кругляш остановился в нескольких шагах перед Рипли. На что Марвин и рассчитывал.
Сразу после броска Марвин нырнул в психокабину, откуда продолжил следить за происходящим в коридоре. Потому что там вот-вот должен был появиться безжалостный воин-сэмурай, охраняющий часы-артефакт от чужого вмешательства. Тот самый, что снес Марвину голову с плеч.
Если артефакт экранируется железом, из которого сделаны стенки кабины, то почему бы Марвину не оказаться невидимым для артефакта? Вернее, для призрачного охранника, который должен убить открывшего часы.
Рипли остановилась, рассматривая нежданную посылку — склонив голову набок, с застывшим безучастным взглядом. Лишь теперь Марвин понял, насколько она ослабла: будь Рипли в облике дракона или горгульи-боеформа, она бы никогда так не отреагировала. То есть никак.
За проломом в стене будто раздвинулся невидимый занавес, выпустив в коридор полупрозрачного воина-сэмурая. Марвин увидел его со спины, защищенной металлическими пластинами, а потому — обрадованно понял он — затея с экранирующим железом удалась. Не заметил ничего боевой призрак, будь он неладен со своим длинным мечом.
Словно в ответ на его мысли воин-сэмурай оглянулся и посмотрел на Марвина пустыми глазницами над железным, закрывающим половину лица щитком. Хотя нет, не на Марвина, а туда, где была нажата кнопка. В то место, откуда выкатились часы.
Марвин опустил взгляд и вжался спиной в стенку, ощущая сквозь футболку ледяной холод металла. «Не гляди», — шепнул ему какой-то внутренний голос, Марвин и не стал глядеть. Не дурак ведь.
В коридоре пронзительно, почти на грани слышимости завизжала Рипли. Но не от боли или испуга, не было в крике этих чувств; Марвин не удержался и посмотрел. Осторожно, прикрывая глаза ладонью, будто от яркого света. Не хватало еще, чтобы сэмурай вновь обратил на него внимание.
Воин не нашел того, кто его вызвал. А потому, как и надеялся Марвин, обрушил свой меч на Рипли… Точнее, хотел обрушить, однако Рипли ускользнула из-под клинка, нанеся воину-сэмураю ответный удар когтями: в коридоре затеялась нешуточная битва!
Марвин смотрел на бой — слишком быстрый, чтобы уловить какие-то детали, — и не верил своим глазам. Рипли не могла видеть призрака, не было у нее ни дара видящего, ни нужного браслета, однако дралась она так, словно воин-сэмурай был перед ней во плоти. А не в призрачном до невидимости состоянии.
Марвину доводилось слышать о бойцах таинственной организации нэндзу, умевших сражаться в полной темноте — ориентируясь только на звуки и движение воздуха, создаваемые противником. Но он всегда считал это умение обычной выдумкой, не более. Экзотическими враками, охотно тиражируемыми дешевыми книжками о похождениях спецагентов и археологов-кладоискателей. Однако то, что Марвин сейчас видел, не было ни враками, ни постановочным боем.
Узкий клинок с шелестом рассекал воздух, неутомимый и обманчиво невесомый; Рипли отражала выпады, ловко используя когти — не менее твердые и не менее острые, чем меч сэмурая. И при любой возможности нападала ответно, нанося самые неожиданные удары. Казалось, что к Рипли вернулись ее силы: Марвин нисколько не удивился бы, превратись она вдруг в горгулью. В неуязвимого боеформа, чтобы уничтожить невидимого врага.
Мало ли чего случается в стрессовых состояниях, когда организм работает на пределе. Желание смерти — одно, а инстинкт выживания — совсем другое.
Сражение начинало затягиваться, оба противника стоили друг друга. И хотя битва продолжалась столь же яростно, как и раньше, в прежнем скоростном темпе, Марвин ухитрился отвлечься от происходящего — он вспомнил о часах. Черт его знает почему: артефакт вроде бы уже сыграл свою роль, натравив призрачного сэмурая на Рипли. Но отчего-то Марвину казалось очень важным, чтобы колдовской механизм не пострадал.
Часов в коридоре не было, куда-то подевались. Не обращая внимания на опасность, Марвин выбрался из своего укрытия — все равно сэмураю и Рипли не до него, — на четвереньках подполз к стене и, осторожно высунув голову, осмотрел пол перед проломом. Увы, артефакта здесь тоже не оказалось.
— Вот черт, — забывшись, громко сказал он. И испуганно посмотрел на сражающихся.
Призрачный воин, оттеснивший Рипли почти к выходу из коридора, оглянулся. Внезапно потеряв интерес к сражению, он повернулся к девушке спиной и быстро зашагал к пролому: вложенный в сэмурая приказ оказался сильнее здравого смысла. Хотя какой может быть смысл у нежити, подчиняющейся только программе-инструкции!
Марвин не успел встать на ноги, чтобы опрометью рвануть назад, в спасительную кабину, когда Рипли в несколько прыжков догнала уходящего сэмурая. С хриплым выдохом она скрестила сабельные когти на шее призрака и одним сильным движением отстригла ему голову. Марвин невольно глянул на пол у ног воина, но ничего там не увидел: голова стражника исчезла еще в падении. Мало того, пропало и обезглавленное тело — тихо, по-будничному растворилось в воздухе, не оставив после себя даже легкой дымки.
— Ох, не могу больше! — произнесла Рипли в изнеможении и упала на пол.
Марвин со смешанным чувством смотрел на то, как меняются черты девушки, как исчезает угольно-черная чешуя и как втягиваются в руки сабельные когти. Словно наблюдал сжатую до минуты природную эволюцию из зверя в современного человека… В глубине души Марвин сочувствовал Рипли — духу обители, невыносимо уставшему от своего бессмертия и отчаявшемуся найти упокоение. Наверное, поэтому Марвину не нравилось то, что он собирался сделать. Но иначе поступить он не мог.
Марвин подошел к потерявшей сознание девушке и взял ее на руки. Легенькая Рипли — обнаженная, в синяках и частых порезах — весила не больше, чем положено подросткам ее возраста. Казалось невозможным, что это юное создание с едва наметившейся грудью могло становиться устрашающе громадным драконом. Или безжалостной горгульей. Или подвижным как ртуть воином-нэндзу.
Бережно неся духа обители, Марвин подошел к психокабине. Осторожно положив Рипли рядом с магическим устройством, он снял с себя футболку, расстелил ее на железном полу. А после, тяжело вздохнув, перенес девушку на импровизированную подстилку, нажал кнопку-грибок и отступил от кабины на пару шагов. На всякий случай, чтобы и самому не оказаться в роли пациента.
Внутреннюю часть кабины залило темно-фиолетовым светом, неярким, но странно обжигающим взгляд, заставляющим немедленно отвернуться. Марвин не стал противиться, нечего смотреть куда не надо; оставив психокабину за спиной, он вышел в коридор. К тому же надо было попробовать отыскать часы — Марвин очень надеялся, что хроносейвер все же не был растоптан во время сражения. Иначе бы он давно заметил разбросанные по полу останки, всякие колесики-пружинки, не говоря уже о приметном золотом корпусе.
Хроносейвер нашелся в зале собраний, неподалеку от входа в коридор. По-прежнему открытый, он загадочно поблескивал серебряным циферблатом в свете угасающей потолочной самосветки. Марвин подобрал часы, окинул зал грустным взглядом: где-то там, в уходящих из зала коридорах, лежали его друзья. Навсегда мертвые, без возможности воскрешения. Пусть и не самые лучшие на свете люди, как шеф, или Жанна, или отмороженный на всю голову аналитик Гибарян, — но все они по-любому не заслуживали подобной участи. А уж тем более не заслуживал ее Далий.
Марвин взвесил на ладони увесистый хроносейвер: он наконец-то сообразил, почему беспокоился о его сохранности. Как говорится, лучше позже, чем никогда.
— Что там говорил шеф про эту чертову хроновину? — негромко сказал Марвин, стараясь вспомнить лекцию негора. — Что-то вроде… э-э-э… про одноразовый переброс во времени без возврата к контрольной точке. Звучит заумно, но почему бы и нет? Хуже все равно не будет. — Он повернулся и, не оглядываясь, отправился назад, к кабинету шефа.
В кабинете ничего не изменилось, да и не могло измениться: шеф был не из тех, кто любит перемены. На стенах по-прежнему темнели маски цвета запекшейся крови, с развешанными между ними копьями; в дальних углах, как прежде, высились туземный горшок-барабан и статуя из черного дерева.
Массивный стол шефа тоже стоял на прежнем месте — с россыпью картонных папок по зеленой столешнице, все с грифом «совершенно секретно» — и непременной пепельницей на свободном пятачке сукна. Казалось, что негор только что вышел из своего кабинета и вот-вот вернется. Например, за забытой трубочкой или кисетом с табаком.
Марвин отодвинул кресло и уселся на рабочее место шефа. Небрежно смахнув папки со стола, он положил перед собой часы. Подумал и добавил к ним снятый с руки браслет, в нем теперь тоже не было необходимости.
Пошарив в ящиках стола, Марвин достал чистый лист бумаги и карандаш. Изредка поглядывая на золотой кругляш с откинутой крышкой, он начал вспоминать, сколько дней провел в обители. Хотя это было не принципиально, ведь достаточно было вернуться в прошлое всего за пару дней до его ухода в мир Фемаха, чтобы решить все вопросы. И чтобы не дать Рипли удрать в выдуманную реальность.
Память у Марвина была прекрасная, он вообще редко что-либо забывал. Разве что какие мелочи. Да и то лишь после крепкой выпивки.
Но Марвин нарочно оттягивал момент, когда придется взяться за хроносейвер. Потому что прекрасно понимал, что ни черта он в этом механизме не разберется, что все его попытки наладить устройство или сломают хроносейвер, или убьют его самого. Или сделают еще что-то более худшее, хотя что может быть хуже смерти? Марвин и сам уже три раза умирал, опыт есть.
Однако оттягивать больше было нельзя — все дни оказались подсчитаны, ко многим из них даже написаны комментарии. Исписанный с двух сторон лист заканчивался жирно нарисованным числом «тринадцать». Именно столько дней и провел Марвин в «Обители черного дракона». Ну, плюс-минус полдня или что-то в этом роде, не мог же он запомнить все поминутно.
Марвин пододвинул к себе хроносейвер и, подперев голову руками, уставился на серебряный циферблат.
Две ажурные стрелки колдовского механизма показывали три часа дня ровно. Или три часа ночи. Или три невесть чего — цифры на диске были Марвину незнакомы. Скорее всего, они напоминали иероглифы, нарочно упрощенные, без лишних черточек-закорючек, но это нисколько не облегчало их понимание.
Левее и правее оси стрелок находилось по четыре выступающих из циферблата ребристых колесика. И на каждом из них были все те же крохотные до неразличимости значки-иероглифы. А в самом низу серебряного диска, возле золотого ободка корпуса, алела маленькая рубиновая кнопка с вмятиной для удобства нажатия.
— Проклятая железка, — уныло пробормотал Марвин, без какой-либо надежды вглядываясь в непонятные значки. — Тут что, иголкой все настраивать нужно? Никакого удобства для потребителя. — Он пошарил в ящике стола, нашел скрепку, разогнул ее и застыл над часами, не зная, что дальше делать. Что куда крутить и чего зачем нажимать.
— Дяденька, — совсем по-детски сказал кто-то неподалеку, — а где я?
Марвин поднял голову: в дверях кабинета стояла Рипли. Она успела надеть оставленную Марвином футболку, чересчур большую для нее: футболка напоминала мешковатое платье, короткое, сильно выше колен. Но все же одежда. Все же не голая.
— В «Обители черного дракона», — севшим голосом ответил Марвин, разглядывая обновленную Рипли. Вылеченную, напрочь забывшую и о магокомплексе, и об обители, и, что главное, о своих горестях.
Рипли смотрелась замечательно, просто великолепно. Никаких ушибов, никаких порезов и царапин. Казалось, что девушка только-только проснулась — выспавшаяся, ни о чем не тревожащаяся и оттого счастливая. И по-прежнему не расчесанная, с торчащей во все стороны короткой стрижкой.
— Обитель? — тонким голоском переспросила Рипли. — Ой, что-то припоминаю. Здесь много интересных игрушек, я знаю. А вы кто?
— Я — Марвин, — откашлявшись, сказал Марвин. — Работаю здесь.
— Марвин? — Рипли прикусила губу, стараясь вспомнить. На миг ее взгляд помрачнел, но тут же вновь стал безмятежным. — Нет, не помню. А что это у вас за головоломка? — Она подошла к столу, нагнулась над часами.
Марвин почувствовал, как от Рипли пахнет чем-то приятным, чем-то чистым и свежим. Словно она только что вышла из-под душа.
— Да вот, — неопределенно ответил Марвин. — Именно что головоломка. Непонятная. Пытаюсь разобраться.
— Это же очень просто, — обрадовалась Рипли, — я с такой уже когда-то играла. — Марвин не стал выяснять, когда и где. — Для начала все колесики надо выставить в особую линеечку и обнулить дату красной кнопочкой. Это чтобы плохого не получилось. А затем передвинуть стрелки…
— Знаешь что, сделай-ка сама. — Марвин пододвинул к ней хроносейвер и скрепку. — Покажи на примере. — Он ткнул пальцем в исчерканный лист с итоговым числом. — Пошагово, для непонятливых.
— Ага, — охотно согласилась Рипли, — делаем так, так и так. — Она быстро застучала скрепкой по колесикам, иногда надавливая на рубиновую кнопку. Наконец в часах что-то мелодично звякнуло, и девушка положила их на стол.
— Ну, что теперь? — настороженно спросил Марвин, беря хроносейвер в руку. — Я, честно говоря, ничего не успел понять. Придется повторить, но медленнее. И с другой датой.
— А теперь, дяденька Марвин, надо вот как, — не слушая Марвина, увлеченно сказала девочка Рипли и ткнула скрепкой в рубиновую кнопку.
— Стой! — хотел было крикнуть Марвин, но было уже поздно.
* * *
Марвин стоял в казино, рядом с зарешеченной кассой. В дорогом вечернем костюме, с оттопыренными пачками гульдов карманами пиджака.
В казино шла ночная жизнь: там и тут позванивали мелочью выстроенные рядами игровые автоматы, где-то за ними часто постукивали шарики рулеток — чего Марвин не мог слышать, но слышал. Между стойками для игры в карты сновали официанты с шампанским на подносах; по залу бродили скучающие игроки, те, кто еще не выбрал себе развлечение по вкусу, и те, кто уже проигрался в пух и прах.
Звонки автоматов, беспрерывное шарканье многих ног, шелест разговоров, тяжелый после обители воздух. Набитые деньгами карманы. И два охранника, стоявшие к Марвину спиной: они заинтересуются им минут через пять, когда получат указание по переговорникам.
Сейчас можно было смело уходить, Марвин вполне успевал, да и дверь была неподалеку — стеклянная, с золотыми буквами названия казино. Достаточно было сделать десяток шагов, чтобы раствориться в ночной темноте улицы, там взять такси и уехать к себе домой богатым. Даже очень, очень богатым. А после организовать доходное дело, купить, например, пиццерию или небольшой ресторан. И жить долгие годы припеваючи, вспоминая «Обитель черного дракона» как страшный сон — с ее живыми коридорами, гулкими залами и неразгаданными тайнами. А со временем вообще забыть про нее, выкинув из памяти как ненужное, постороннее.
Забыть педантичного шефа-негора, занудную Жанну, пьяницу Гибаряна и бессмертного духа обители Рипли. И весельчака Далия.
А можно было повторить весь путь по улицам — с погоней, стрельбой и бронированной кабиной трудоустройства. Чтобы вновь оказаться в обители, но уже не только видящим, но и знающим. Знающим наперед, что надо делать, чтобы эти люди остались живы. Чтобы вылечить еще не научившуюся убивать Рипли и чтобы без ненужных последствий уничтожить мир Фемаха.
Чтобы «Обитель черного дракона» осталась цела.
На окончательное решение у Марвина оставалось не более минуты.
Марвин задумчиво почесал подбородок. Вздохнул, плюнул на пол, растер плевок подошвой. И, сказав: «Да иди оно все конем», — слегка вытащил из нагрудного кармана удачливую кроличью лапку. Чтобы была хорошо заметна охранникам.
Потому что Марвина ждали друзья, с ним еще незнакомые.
И ждала навсегда нужная Марвину работа.
Хотя и посмертная.
Назад: ГЛАВА 14
На главную: Предисловие
