Книга: Тьма. Испытание Злом
Назад: Глава 29, в которой речь идет о душевных страданиях и охоте на кабана
Дальше: Глава 31, в которой Йорген сожалеет о минувших временах, Кальпурций чудом остается в живых, а добрая репутация светлых альвов оказывается подорванной окончательно

Глава 30,
в которой Семиаренса Элленгааля ждет неприятная встреча и еще более неприятное объяснение, едва не стоившее ему жизни

Наверное, когда-то этот вид был очень живописным. Он открывался с высокого холма, а может, с древнего кургана (что гораздо хуже, опаснее!). У подножия протекала река, не слишком широкая, обмелевшая, но судоходная в прошлом – обугленный остов торговой ладьи лежал на дальнем берегу. Слева, за полосой выжженной травы, вставал лес, тоже основательно подпорченный огнем. У сосен были опалены стволы, но все-таки они жили, высились над погибшим подлеском и мрачно шелестели на ветру. И как-то сразу становилось ясно: лучше в тот лес не ходить, если жизнь дорога.
Прямо впереди были поля. Когда-то были, когда-то поля. Теперь – просто равнина со смутно угадывающимися прямоугольными очертаниями межей. А за бывшими полями, у излучины, раскинулся огромный город: обводной ров, крепостные стены, за ними – дома высокие, белокаменные и башни со шпилями. Красота! Но тоже – бывшая. Даже издали были видны огромные дыры в крышах, до основания развороченные строения и кварталы, выгоревшие целиком.
– Ох, погулял здесь, похоже, крупный дракон лет эдак пять назад! – определил Йорген. – Характер разрушений типичный…
– Мне казалось, драконы не принадлежат Тьме… – удивился просвещенный силониец. – Это древние природные создания, живущие вне представлений о Добре и Зле…
– Ну Тьме-то он, может, и не принадлежит, но жрать-то ему хочется! – усмехнулся ланцтрегер. – Привычной добычи не стало, вот и пришлось на город нападать.
– А какая у него привычная добыча? – Фруте стало любопытно, он вдруг понял, что, несмотря на прекрасное образование свое, слишком мало знает о драконах.
Йорген ответил важно:
– Скажем, так. Он ест все, что движется, состоит из плоти и крови и не имеет привычки бить из тяжелой катапульты ядрами с отравленными шипами. Главные кормовые угодья для драконов – это человечьи деревни. Там и скот, там и люди беззащитные. А в города они только от большой нужды лезут – в неурожайные годы, в войну, после моровых поветрий… Знаете что? – Он вдруг перебил сам себя. – Мне кажется, в этом городе еще есть жизнь! Во-он там, видите? Это огороды! Ой, мне кажется, там капуста растет! – Он умоляюще взглянул на спутников. Спасительная кабанятина успела надоесть до тошноты, так хотелось чего-нибудь другого, растительного!
– Надо пойти туда, может, удастся солью разжиться! – поддержала Гедвиг. – Чары чарами, а мясо лучше бы засолить. А может, и хлеба на него выменяем.
Это был аргумент! Даже Семиаренс Элленгааль не смог устоять, хотя идти в этот город ему очень, очень не хотелось. Он уже был там – десять лет назад…

 

Белый Фальк – так он назывался. Некоронованная столица земель Со. На сотни лиг вокруг не встретишь города богаче и краше. Все торговые пути сходились в нем, золото текло рекой. Только из камня строили здесь дома – ни одной деревянной лачуги, даже на самых окраинах. А народу жило – страшно представить – чуть не шестьдесят тысяч!!! В общем, дракону в свое время нашлось чем поживиться… Ох, что-то там творится сегодня? Семиаренсу Элленгаалю было жутко до дрожи.
…Даже страшное темное десятилетие не смогло полностью стереть следы былого величия Белого Фалька. И лежа в руинах, город восхищал. Очевидно, к возведению его приложили руку силонийские и эренмаркские зодчие. Первым принадлежали богатые дома с колоннадами и внутренними двориками, вторым – взлетающие в небо острые шпили башен. Кальпурций смотрел – и удивлялся, как органично сочетаются в Фальке два архитектурных стиля, ранее казавшиеся ему совершенно несовместимыми. Не выбивались из общей картины и постройки третьего типа – довольно массивные, приземистые, с маленькими оконцами и почти плоскими крышами. Правда, значительная часть городских зданий лежала в руинах, но это были именно руины – живописные и благородные, – а не безобразные развалины.
И среди них копошилась жизнь. Вот она-то была безобразна. Голодная, нищая, грязная и вонючая, она пыталась подражать жизни обычной, мирной. Люди занимались ремеслом: портные перекраивали одну рвань в другую, что-то мастерили гончары и плотники. Ковали оружие кузнецы. Были открыты торговые лавки. Правда, в те из них, где товара было много – и какого богатого! – покупатели заглядывали редко. У дверей же, где полки стояли пустыми, неизменно толпился оборванный и злой народ – здесь торговали едой.
В городе сохранилась даже какая-то власть, писались указы и вывешивались на столбах:. «О недопущении присвоения имущества покойных без письменного разрешения Управы», «О недозволенном выпасе скотины в Священном саду», «О рыболовной и прочих повинностях», «О пресечении людоедства и трупоедства» и прочие в таком духе. Была своя стража, гоняла тварей, как могла, и ловила воров. Кто-то судил их и казнил – на площади стояла большая окровавленная плаха. Кто-то учил детей (десятилетних и старше, малышей не было вовсе). Кто-то по утрам убирал с улиц трупы и сжигал. В общем, порядок был.
И соль была, даже в избытке. Пожалуй, это единственное, в чем город не испытывал нужды, благодаря соляной шахте, расположенной неподалеку… Эх, знать бы о ней раньше – можно было и в город не ходить, на неприятность не нарвались бы.
Виноватым в случившемся оказался Семиаренс Элленгааль, излишняя его доброта.
Изможденный и дряхлый дед сидел на нижней ступени мраморного крыльца, обхватив иссохшими руками острые голые колени, торчащие из прорех штанов. У деда было темное сморщенное лицо, всклокоченная борода с застрявшими в ней щепками и соломинами, бесцветные глаза и один-единственный зуб, выпирающий изо рта. Рядом лежала клюка и глубокая глиняная миска, в нее дед собирал милостыню. Не деньгами, конечно, едой. Были в миске рыбьи кишки, очистки репы, какая-то ботва – все вперемешку, и синие мухи роем вились над ней.
И сердце светлого альва не выдержало. Скинул мешок, достал добрый кус кабанины, положил с поклоном: «Прими, почтенный старец!»
И вдруг в ногу его вцепились костлявые пальцы.
– Стой, нелюдь!!! Я вспомнил тебя!!! Лю-ди-и!!! Держи-и-и!!! – Удивительно громкий и резкий голос оказался у нищего.
И – налетели в мгновение ока со всех сторон, схватили.
– Кто таков? В чем повинен? Вор?!
– Слушайте меня, люди Белого Фалька! – потрясая клюкой, выпрямившись во весь рост, каркал старик. – Я знаю! Я видел этого нелюдя! Десять лет назад он в числе шестерых таких же проходил этой дорогой! Они заявились в мою библиотеку! Им нужна была карта, они искали путь в скалы Хагашшая! Я прогнал их прочь тогда, пригрозив стражей, и они покинули наш город! А недели спустя наступила Тьма! Это нелюди с севера навлекли Зло на наши земли! Бей!!!
Слабые, истощенные, но их было много. Они забили бы его насмерть. Отбить? Да с этим двое воинов, маг и ведьма справились бы легко. Но у всех четверых мелькнула одна и та же мысль: а если старик сказал правду?! По сути, что знают они о спутнике своем, кроме того, что был он беглым каторжником и таном чужого, скрытного народа? Возможно, он и не сделал ничего ужасного на самом деле и обвинен облыжно. Но единственная жизнь его стоит ли жизней десятков несчастных людей?
Нет, они не хотели крови. И тогда Йорген сделал то, что сделал когда-то его отец, отбиваясь от озверевшей с голодухи черни, – размахнулся и швырнул кусок мяса в толпу. И еще кусок. Толпа ахнула. Толпа рванулась…
Бежим!!!
И бежали они, бежали, а город был такой большой… «Держи вора!!!» – неслось вслед. Люди, позабыв обо всем, дрались за очередной кусок, вырывали друг у друга руками и зубами, валяли в пыли и сами валялись, им на смену спешили новые…
Остатки мяса были потрачены на привратников. Покинуть городские стены преследователи не осмелились. Метнули несколько ядер из легкой катапульты, в цель не попали и на том успокоились. Но беглецы только у самого леса остановились перевести дух, и Гедвиг Нахтигаль спросила с досадой, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Ну и зачем нам теперь, по-вашему, столько соли?! А?!
– Может, в другом городе продадим? Или другую съедобную тварь встретим? – тут же придумал скорый на суждения Йорген.
– Одно и то же чудо два раза подряд не случается! – сердито бросила ведьма.

 

Они отошли от города на целую лигу, когда ланцтрегер фон Раух вдруг резко обернулся к Семиаренсу Элленгаалю и без всякого предисловия потребовал:
– Теперь рассказывайте.
Голос его прозвучал незнакомо, лязгнул металлом. Светлый альв удивленно взглянул: добрые боги, на месте очаровательного мальчика-полукровки стояло совсем другое существо! Нифлунг – надменный, холодный, опасный.
И взгляд у него был тяжелый, непроницаемо-равнодушный.
Такими глазами глядят палачи сквозь прорези в колпаках: ни интереса, ни ненависти, ни сочувствия. Ничего личного – только работа. Кричи, проклинай, умоляй, плачь – ничего не изменишь, конец один.
Такими глазами глядел ланцтрегер фон Раух на тех, кого приводили в гарнизонный каземат на допрос с пристрастием. Потому что была у Ночной стражи еще одна обязанность, тайная и страшная.
Так случается, что налетит человек по ночному времени на темную тварь, и оружия нет при нем, и стража далеко – не докричишься. Что остается? Только помереть? Нет. Есть способ остаться в живых, да только он хуже смерти, и мало кто решится на такое. Всего четыре слова: «Я верный слуга Тьмы» – и отойдет тварь, опустив голову, как побитая собака, собравшаяся укусить да сама получившая палкой по хребту. Всего четыре слова – и будет человек жить, как жил прежде. Днем. А что будет ночью – никто не знает, и сам он не узнает никогда. Просто поселится в теле вторая, темная душа и будет творить что ей вздумается, но уж никак не добро.
И если вдруг перемрут у человека в короткий срок сначала дети один за другим, потом старики-родители, потом любимая жена – не смотри, что он горше всех рыдает на могилах, зови Ночную стражу. Они разберутся, у них есть способы.
Хотя, бывало, и не разбирались, при старом начальнике. Сгоряча отхватят только что осиротевшему человеку голову, а из шеи не черный дым пойдет, а обычная кровища. И назавтра мор уже по всему городу, покойников телегами везут. Поспешили, значит, просчитались.
При Йоргене фон Раухе таких непоправимых ошибок не было ни разу, он лично следил. В гарнизоне считали, у нового начальника особое чутье, потому что сам по природе от Тьмы недалек и колдовство у него в крови. Бывало, только заглянет в пыточную и с порога: «Гоните вы этого дурака в шею, какая там вторая душа – уже и первую, наверное, пропил!» И верно! Отпустят под надзор, и окажется, что ничего дурного человек по ночам не творит, дрыхнет беспробудно сном праведника. Но чаще случалось наоборот: растянут почтенного горожанина, он и все клятвы переберет, и всех Дев Небесных поименно перечислит, и молитвы будет петь, и землю есть. А начальник свое: «Рубите!» И – черный дым клубами, и смрад нестерпимый…
Один только раз допустил промах ланцтрегер – цвайзеля отпустил. Сам поверить не мог, и никому не верилось, очень редкий был случай. Почему-то чаще всего в прислугах у Тьмы оказывались мужики сорока – пятидесяти лет, торгового сословия. Молодые парни – не в пример реже. Женщины семейные – никогда, независимо от возраста и количества детей. Только бездетные старухи – вот с этими беда, очень трудно бывает выявить. Мрет в округе народ, а откуда зло идет – не разберешь. Иногда дети попадались, по недомыслию, но они признавались сразу, и лишнюю душу у них мог вывести хороший колдун.
А в тот раз осиротела девушка шестнадцати лет, дочь городского архивариуса. Разом лишилась отца, деда и трех младших братьев, которым была вместо матери. Убивалась страшно, идти сама не могла. Конвоиры друг другу в глаза не глядели. Допрашивали кое-как, да она и говорить не в силах была, только плакала. «Отпустить под надзор!» – не своим голосом бросил начальник и ушел. А ночью поймали ее, когда лезла к соседке в окно, голая и страшная. Пока брали – трех солдат порвала когтями в кровь…

 

– Ну что же вы? Мы ждем! – Никаких чувств, только работа. – Что за дела с Тьмой? Мы имеем право знать.
Да, они имели право. Давно надо было им рассказать, но не мог решиться. Теперь отступать было некуда.
– Сядем. Я расскажу.
И он рассказал все как есть.
…Светлые альвы – древний и мудрый народ. Множество тайн ведомо им, и одна из них – тайна пещеры Хагашшая.
Раз в тысячу лет в мир приходит Тьма. И это не Зло. Это ИСПЫТАНИЕ, богами посланное или кем-то, кто выше богов… Раз в тысячелетие судьба заносит случайного путника под мрачные своды заповедной пещеры Хагашшая, и он, сам того не желая, отворяет Тьме путь. А дальше живые должны доказать, что достойны своим миром владеть. Иначе он будет отдан мертвецам…
Светлые альвы – гордый народ. Точнее сказать – возгордившийся. Десять лет назад они решили, что имеют право вмешиваться в ход вещей наравне с богами. Они рассудили так: впервые в истории своей мир наш достиг небывалого процветания – отдохнул от крупных войн, оправился от чудовищных моровых поветрий. В землях людей пришли к власти неглупые и дальновидные монархи. Прекратили извечную свою вражду колдуны, научились объединяться в гильдии и действовать сообща. Даже силы природы были милостивы к живущим: неурожаев, потопов и прочих бедствий не случалось на памяти целого поколения!
Но долго ли продлится это благоденствие? Что-то будет через десять лет, когда мир неизбежно захлестнут орды Тьмы? Вступит ли он в эпоху мрака сильным, крепким, готовым к любым испытаниям или, наоборот, измученным и ослабленным, не способным к борьбе за жизнь? На этот вопрос карты фатума не пожелали дать ответ. Так стоит ли ждать десять лет, усомнились тогда светлые альвы. Почему бы не ускорить наступление темных времен, приблизив тем самым и окончание их? Древние хроники пишут: в былые тысячелетия мир выходил из испытания едва живым, исчезали целые царства, и народы вымирали, и города были стерты с лица земли. Теперь потери можно свести к минимуму. Если поторопиться…
Десять лет назад искать путь к роковой пещере отправились шестеро. На них указали карты фатума, и Семиаренс Элленгааль оказался в числе тех, кто должен был взять в свои руки судьбу мира. Открыть путь Тьме и по прошествии лет обернуть ее вспять, сразившись во мраке хагашшайского подземелья с тем, кому выпадет на тот момент ее олицетворять. Но врут, врут карты фатума «как сивый мерин», даже если они самые подлинные. Все пошло не как должно, не как предсказано. За два года до конца десятилетнего срока погибли один за другим, нелепо и страшно, пятеро, а шестой, Семиаренс Элленгааль, угодил на каторгу! Линии фатума сместились, и судьба всего живого была вверена другим…
– То есть нам! – торжествующе вымолвил маг Легивар.
Другие долго не могли ничего вымолвить.

 

Это было слишком трудно осознать. Получалось, все минувшие годы они должны были жить в совсем ином, светлом и процветающем мире. Получалось, у всех тех, кто умер за это время от голода и болезней, кто погиб в клыках чудовищ на городских улицах, кто пал в боях, кто даже родиться не успел, было украдено десять лет жизни. Счастливой жизни, спокойной и сытой!
И кто же обрек их на смерть? Темные твари, жрущие чужие жизни? Дурные боги, которым молятся пожиратели ящериц? Нет! Светлый, древний и мудрый народ, мерило добродетели этого мира! С этой мыслью было просто невозможно смириться. Перевернулось все в душе.
Ведьма Гедвиг Нахтигаль до боли закусила губу – ей хотелось плакать… да что там плакать – выть по-звериному. Две маленьких сестры были у нее когда-то, Агда и Магда звали их. Шел третий год Тьмы. Служанка забыла запереть окно на железный засов. Больше малышек не видел никто и никогда. Обе были урожденные ведьмы – не спасло. Вышли сами на зов ратфангера, не смогли устоять… Сейчас им было бы по двенадцать лет… На третий год своевременной Тьмы – пятнадцать! Над такими уже не властен ратфангер, они остались бы жить!..
Все-таки она не выдержала, уткнулась лицом в плечо Кальпурция и разрыдалась, тихо и зло. Смущенный силониец принялся очень осторожно гладить ее по волосам. Вообще-то обращаться с плачущими девушками он умел – ему не раз приходилось утешать сестру. Но любимую – впервые, было страшно допустить какую-нибудь неловкость. От умиления и трепета он про все мировые проблемы позабыл и вздрогнул от неожиданности, когда ланцтрегер фон Раух объявил:
– Знаете что! Я его сейчас сам убью!
И никто ему не возразил.
Семиаренс Элленгааль был готов к такому повороту, предупредил спокойно:
– Я буду защищаться.
Но нифлунг-полукровка ответил устало и равнодушно, будто не о жизни и смерти шла речь:
– Глупости. Вы всегда сражаетесь, как воин на поле боя. А я буду не сражаться, я буду убивать вас, как убиваю тварей. Вы так не умеете, вам со мной не справиться.
– Верно, – согласился альв. – Не справлюсь. Поэтому прошу об одном. Не делай этого прямо сейчас, дай мне немного времени. Три часа хотя бы.
– Зачем? – спросил Йорген подозрительно.
Он чувствовал, как желание убивать постепенно угасает в его душе, и жалел, что затеял этот разговор. Надо было рубить сразу, без предупреждения, а не «фаласофию разводить», как говаривал разводящий Картен Кнут, если кто-то из молодых гвардейцев не мог решиться поднять руку на самку шторба…
– Я надеюсь, что ты передумаешь, – обезоруживающе честно ответил тан. – Клянусь, что не убегу и ничего не стану предпринимать для спасения. Но прежде чем ты примешь окончательное решение… Не подумай, что я оправдываюсь, я готов нести ответственность за свой народ. Просто хочу, чтобы ты знал, чтобы все вы знали. Лично я, Семиаренс Элленгааль, был против нашего вмешательства в ход истории. Видят боги, я делал все, что мог, чтобы его предотвратить. Но решение было принято, и мне оставалось лишь выполнить приказ… Все мы иногда должны просто выполнять приказы…
Теперь он обращался скорее к себе самому. Печальный, одинокий альв, вынужденный нести ответственность за решение целого народа… Да, нелегко будет его убивать.
– И еще одно я хочу сказать вам, братья фон Раух. Ваша мать, Светлоокая Айлели, на коленях умоляла Совет одуматься. «Я хочу, чтобы мои мальчики успели вырасти!» – плакала она.
При этих его словах болезненно, как от удара хлыстом, вздрогнул юный Фруте.
…Три часа Йорген усердно разжигал ненависть в душе. Точнее, старался помешать ей угаснуть.
Убитых соратников вспоминал. Столько их было за десять лет, что лица слились в одно и имена смешались… Но среди всех этих лиц и имен – ни одного по-настоящему близкого. Добрых друзей и любимых родственников хранили Девы Небесные, они – тьфу-тьфу, не сглазить – были живы…
Попытался представить мир без Тьмы: счастливое детство, которого был лишен… каким оно могло быть? Картинка вышла смутной. В воображении нарисовались упитанные розовощекие детишки в коротких и пышных пажеских штанишках (Йорген в детстве такие под страхом смерти не надел бы). Они резвились на ослепительно-зеленой лужайке в обществе молодой декольтированной пастушки с дудочкой и ее подопечных овечек (было у него в коллекции такое фарфоровое блюдце, гизельгерской работы, Дитмар ругался: «Где ты раздобыл эту безвкусицу? Спрячь, не позорься!»). В общем, идиллии не вышло, такого счастья он не хотел.
Перестал думать о личном, стал мыслить масштабами государства. Вымершие деревни, разоренные города, голод, горе, страх… Десятилетием раньше – десятилетием позже… Неизбежно – вот в чем суть.
С другой стороны, десять лет назад у власти был Хаген Мудрейший. Нельзя сказать, что судьба далеких северных провинций так уж сильно его тревожила, но какая-то помощь все-таки шла по его распоряжению в ответ на отчаянные депеши из погибающего от голода Моосмоора и залитого кровью Нидерталя. Трудно угадать, как поступил бы на его месте молодой король Видар. Скорее всего, сначала заплакал бы, а потом, увлеченный рыцарским турниром или псовой охотой, позабыл отдать нужный приказ. Не выстоял бы, пожалуй, Нидерталь, не сдержал Тьму, и пали бы следом земли Запада… Получалось, правы были светлые альвы, раздери их вервольф?!
– Ну, что ты решил? Будешь его убивать? – спустя некоторое время тихонько спросила Гедвиг.
– Не знаю, – вяло откликнулся ланцтрегер. И – чуть оживленнее: – Хочешь, я сделаю это для тебя?
Девушка отрицательно покачала головой и снова расплакалась, на этот раз без злости. У Йоргена сестер не было, утешать прежде никого не приходилось, но он удивительно хорошо, без лишнего трепета справился с задачей: по головке погладил, в щечку чмокнул, слезы вытер… С ним было легко. И оба как-то успокоились, страсти в душе улеглись.
Три часа спустя об убийстве никто не заговорил.
Они не знали, что ВСЕЙ ПРАВДЫ светлый альв им так и не сказал.
Назад: Глава 29, в которой речь идет о душевных страданиях и охоте на кабана
Дальше: Глава 31, в которой Йорген сожалеет о минувших временах, Кальпурций чудом остается в живых, а добрая репутация светлых альвов оказывается подорванной окончательно