Глава 28,
в которой от меча погибает прожорливый кур, ланцтрегер фон Раух уподобляется сиротке Эвелине и в результате ему приходится расстаться с беспечной юностью…

На пятые сутки Тьмы степь стала сменяться редколесьем и степные твари лесными соответственно.

Первых наши друзья успели перевидать немало.

Были среди них и хорошо знакомые, те же вездесущие гифты к примеру. Были и похожие на знакомых. С виду вроде бы вампир, но не носферат, не шторб – другой породы. Отрубишь ему голову – лезет из раны во все стороны шустрая мелкая дрянь, смахивающая на облезлых крыс, и лови ее, чтобы не разбежалась! Встречались и вовсе неведомые чудища, сделанные по большей части на основе домашней скотины. Бараны с хищными клыками и умом извращенным, но не уступающим человеческому. Призрачные скелеты лошадей – эти водились только в темноте. Огромные – в два человеческих роста – петухи, голые, с синюшной пупырчатой кожей, омерзительные до невозможности!

Называлось сие нелепое создание – кур. Еще сам солтес Трех Холмов, провожая в путь, предупреждал: «Особливо берегитесь кура». Да, этого надо было беречься! Таким уж создала его Тьма, что сытости он не знал, стремился сожрать все подряд, невзирая на форму, размер и уровень боевой подготовки. Ел до тех пор, пока не заканчивалась еда или пока не лопалось брюхо. Тогда кур издыхал, но до этого доходило редко – не так уж много добычи водилось в искалеченной Тьмой степи. К тому же ее еще догнать нужно было. Другие темные твари вовсе не стремились послужить пропитанием для своего ненасытного собрата. Но не всем везло. Когда кур налетел, выпятив объемистое пузо, нелепо раскорячив культи крыльев, клокоча длинным тонким горлом, жадно раззявив клюв, вращая бессмысленными круглыми глазами, и Йорген одним красивым взмахом меча распорол его утробу – оттуда чего только не повывалилось. В куче полупереваренных остатков удалось различить головы и конечности по крайней мере пяти крупных, в рост человека, тварей. Это не считая разной мелочи и предметов вовсе несъедобных, вроде хорошего чугунного котелка, маленькой деревянной скамеечки и отреза плотной ткани с рисунком «огурец».

– Вот это прорва! – с восхищением присвистнул Йорген, вороша мечом смрадную кучу. – И как в него столько поместилось!

– Йорген, друг мой! – простонал Кальпурций, с трудом сдерживая рвотные позывы. – Ну что за необходимость копаться в этой мерзости? Неужели тебе самому не противно?

– Противно! – охотно согласился Йорген, чтобы не выглядеть слишком уж толстокожим, на самом деле ему было все равно. – Но меня Гедвиг просила подсчитать. У нее профессиональный интерес, а сама она не может.

– Правда?! – вскричал силониец, мгновенно позабыв собственные горести. – Давай я тебе помогу! Смотри: голова! Ты ее посчитал, не забыл?..

«Вот она – любовь!» – усмехнулся про себя ланцтрегер.

…Кроме нелепого кура, они изничтожили еще множество всяких тварей. Но только тех, кто сам на них нападал. Сытых не трогали – пусть живут пока, зачем на рожон лезть? «Мы должны бороться не с последствиями, а с причиной Зла», – важно изрек по этому поводу маг Легивар и был немного удивлен, что спорить с ним никто не стал.

Как ни странно, но то, что в землях Тьмы чудовища не боялись солнца и охотиться могли круглые сутки, имело свою положительную сторону. Ночь была опасна, но не страшнее дня и вроде бы даже мирной казалась, особенно в сравнении со страшными атаками тварей на спящие города Запада.

– А говорили: «Тьма! Тьма!» – удивлялся вслух Кальпурций. – Ничего особенного! Здесь даже спокойнее, чем у нас… в смысле у вас! – Родную Силонию он в виду не имел. – По крайней мере по ночам спать можно!

– Это называется «глубокие тылы противника», – пояснил ланцтрегер фон Раух. – Вспомни наш разговор об утках. И потом, может быть, здесь и спокойно, но жизни-то нет! Истреблена под корень!

Да, жизни не было. Были мертвые селения, укрепленные не хуже Трех Холмов, но выеденные изнутри до последнего жителя, и села, вымершие от чумы, – ветер до сих пор развевал обрывки черных полотнищ на стенах. Встретился один полузаброшенный город, населенный голодными безумцами, настолько утратившими человеческий облик, что по сравнению с ними даже шторб показался бы импозантным красавцем. Они держались небольшими стаями и пытались нападать, хотя от истощения едва стояли на ногах – настоящие ходячие скелеты. Сколько-то их пришлось убить вынужденно. Магический жезл получил новую порцию загубленных жизней, вновь напитался кровью. Потом долго не хотелось разговаривать, было стыдно и тошно. С тех пор в города и поселки больше не лезли, обходили далеко стороной.

Возле брода через широкую реку со странной маслянисто-черной водой встретился зойг, очень заморенный и вялый – видно, нынешних обитателей степи его слезы и мольбы не умиляли. Не попалась в ловушку и Гедвиг Нахтигаль. Хоть и принадлежала она, по определению гамрского привратника, к «бабьему населению», но зло почуяла сразу, на то и была ведьмой. Не почуял опасности боевой маг Легивар, кинулся спасать дитятко. Йорген фон Раух потом долго мстительно хихикал, наблюдая эффектный фонарь под глазом друга Тиилла.

За что и воздали ему Девы Небесные по заслугам – не потешайся над чужой бедой! На переправе высунулась из черной воды костлявая рука, ухватила за ногу и потащила вглубь. Ногу спасти удалось. Сапог – нет, канул в пучине. Думаете, смешно? А попробуйте сами отыскать замену посреди мертвой, не первый год как обезлюдевшей степи!

– Не представляю, как теперь быть! Просто не представляю! – сокрушался разутый на одну ногу ланцтрегер, шевеля мокрыми пальцами. – Придется ходить по миру голым и босым. Как сиротка Эвелина!

Существовал в западном фольклоре такой известный персонаж: девушка редкой красоты, но бедная настолько, что «ходила в мешковине, по снегу босиком». Впрочем, дальнейшая судьба сиротки сложилась совсем неплохо: проезжий король опознал в ней родную дочь, похищенную злодеями из колыбели, забрал с паперти во дворец, «одел в парчу лиловую и в золото обул» (что для нас особенно интересно!), а под конец удачно выдал замуж за прекрасного принца. Но Йорген фон Раух на такую завидную перемену в жизни, сами понимаете, не рассчитывал и возместить потерю мог единственным способом: найти подходящий труп и забрать его обувь себе. А до тех пор вынужден был ковылять по колкой траве, кое-как обмотав ногу рогожей, снятой с жезла.

Конечно, ему было неудобно. Однако и нестерпимых мук он, положа руку на сердце, тоже не испытывал. Но такой уж странный характер был у Йоргена фон Рауха, что страдания настоящие он ото всех скрывал, терпел до последнего, пока попросту не сваливался. Зато из-за какой-нибудь ерунды мог целую трагедию разыграть – развлекался он таким образом. Вот и на этот раз шел и хныкал, жалуясь на горькую свою участь, а Гедвиг с Кальпурцием его утешали и уговаривали потерпеть.

Добился того, что благородный силониец, проникнувшись состраданием, предложил ему собственную обувь. И тут Йоргену вдруг резко полегчало: «Должно быть, я привык!»

Но привычка привычкой, а воевать со Злом в сапогах сподручнее. Затем они в тот город и полезли – обувь искать. Нашли. И не только сапоги, еще кое-что, совершенно неожиданное.

– Чудесный город! Просто превосходный! – радовался Йорген, примеряя одну пару за другой: как известно, проблема выбора – одна из самых сложных проблем. – Мечта, а не город!

И неважно, что в этом превосходном городе их несколько минут назад едва не сожрал здоровенный серый паук, особенно отвратительный тем, что вместо специфической головы со жвалами, причитающейся любому уважающему себя членистоногому, он имел печальное человеческое лицо. Зато, спасаясь от него, они залетели ни много ни мало в сапожную мастерскую! Да еще какую! Не бедняцкие опорки тачали здесь, а великолепные, изящно кроенные сапоги, такие, что и королю впору! Судя по слою пыли, запорошившей все вокруг, жизнь в городе прервалась много лет назад, но тонко выделанная кожа совершенно не пострадала от времени, оставалась гибкой и мягкой – бери и носи! Правда, большая часть непроданного товара имела непомерно длинные носы и множество излишеств в виде серебряных пряжек и бантов на подъемах – видно, мода времен короля Густава в здешних краях еще не успела отжить свое. Но отыскался и десяток-другой современных тупоносых пар, одна лучше другой, так что у Йоргена буквально глаза разбежались. Прежде он был совершенно равнодушен к собственному гардеробу: что выдавалось на службе, в том и ходил, пока Дитмар не брал его за шиворот и не вел к своему портному, потому что неприлично являться в солдатской куртке ко двору. Но вот хлебнул горя – и отношение изменилось. Увлекся обувным вопросом! Перемерил все подряд, и все пришлось впору, ну или почти впору. Как быть, на чем остановиться?

– Бери несколько, мало ли что, – посоветовала практичная Гедвиг. – Надо всем взять по паре про запас.

Взяли. Но не все. Черный Легивар отказался «мародерствовать». Ведьма посмотрела на него как на глупенького, но спорить не стала, зато Йорген что подумал, то и высказал прямо: «Ну и дурак! Просто ты давно босиком не ходил». Бакалавр болезненно вздрогнул. Привыкнуть к простоте нравов северян он еще не успел.

– …Ну что, уходим наконец? – нетерпеливо осведомился ланцтрегер, закидывая за спину мешок. – Можно подумать, вы здесь жить собрались!

Гедвиг даже ахнула от такого нахальства:

– Нет, вы только послушайте его! А кто дольше всех возился с примеркой?! Да я на свой первый бал в семинарии собиралась быстрее, честное слово!

Ланцтрегер фон Раух счел замечание некорректным.

– Эх! Сравнила бал с дальним и опасным походом! На бал я собираюсь вообще мгновенно. Чего там – куртку сменил, и вперед.

– К твоему сведению, дамы перед балом сменой куртки отнюдь не ограничиваются, – заметила ведьма холодно и, развернувшись, направилась к выходу. Шагнула за порог… но, взвизгнув, отскочила назад и с треском захлопнула дверь.

Потому что за порогом сидел паук. Про него успели позабыть в пылу обувных страстей, а он ждал.

– Прикончить его пора, в конце концов! – рассердился Кальпурций Тиилл, он и обычных-то пауков с детства терпеть не мог за их безобразный облик и хищный нрав, а колдовских – тем более.

– Ох, даже не знаю, – вдруг засомневался Йорген. – У него такое скорбное лицо!.. Хорошо-хорошо! Молчу! Только не бейте! – Это друг Тиилл, потеряв терпение, замахнулся на него сапогом.

Надо заметить, скорбноликий паук оказался тварью трусливой. Пустился наутек, как только сообразил, что из охотника превратился в жертву. Почему они, вопреки обыкновению, стали его преследовать? Трудно сказать. Должно быть, вошли в азарт.

Чудовище скачками неслось по улицам, взметая клубы пыли, петляло подворотнями. Оно довольно осмысленно пыталось сбить противника со следа – должно быть, Тьма и его не обделила зачатками разума. Но враг не отставал, гнал до самого логова, устроенного в гулком и мрачном подвале городской ратуши, среди каменных усыпальниц почивших столетия назад градоправителей и прочих важных персон. Там чудовище дало последний в своей жизни бой.

Любое загнанное в угол существо будет сражаться с удвоенной яростью, и темная тварь исключением не была – прежде чем удалось ее уложить, десять раз пожалели, что связались!

…Потом уже не жалели, конечно. Подумать страшно, что было бы, если бы не связались!

Нет смысла описывать тот бой подробно – все равно ничего толком видно не было. Единственным источником света в подземелье служил наконечник жезла, этого не хватало для человеческих глаз. Йорген и паук находились в положении более выгодном, они видели друг друга более ли менее отчетливо. Остальные сражались почти вслепую, били на звук, рискуя зарубить друг друга, пока боевой маг не догадался засветить под потолком огненный шар. Сразу стало веселее, и Кальпурций Тиилл эффектно всадил меч промеж печальных глаз чудовища. Лицо твари исказилось злобой, из перекошенного рта вырвался вопль, конечности судорожно дернулись несколько раз – и все было кончено. Силониец выдернул меч из раны и брезгливо вытер бархатной занавесью, потому что кровь у твари оказалась ярко-желтой и воняла раздавленными жуками.

– Интересно, как эта зараза называется? – спросил Йорген, присев на корточки перед тушей и заглядывая в перекошенное лицо.

Кальпурций пожал плечами в ответ:

– Вряд ли ей успели дать название… А если даже и было оно – мы никогда не узнаем.

– Значит, надо придумать новое! – решил ланцтрегер, и такой увлекательной показалась вдруг его идея, что все на минуту задумались, примолкли…

И в наступившей тишине услышали человеческий стон.

Откуда-то сбоку и снизу шел звук.

– Туда!!! – Силониец и бакалавр рванулись вперед, едва не сбив друг друга с ног.

– Куда?!! – Ланцтрегер бесцеремонно сцапал обоих за шиворот и дернул назад. – А вдруг ловушка? Мало ли кто еще может тут гнездиться? Осторожнее надо!

Боевой маг смерил Йоргена презрительным взглядом, будто желая упрекнуть в трусости. Кальпурций Тиилл пристыженно вздохнул: получалось, история с зойгом ничему его не научила! «Впредь надо быть умнее!» – сурово сказал он себе.

Медленно, держа наготове оружие, крались они на звук.

Рядом с первым залом, но на пять-шесть эллей ниже уровнем, располагался второй, еще плотнее заставленный каменными гробами. «Вот что, если изо всех шторбы полезут? – мелькнула отчаянная мысль у шагавшего впереди Йоргена. – Тогда точно конец!»

Нет, не полезли, хвала Девам Небесным. Шторбы водились тут прежде – тяжелые резные крышки многих гробов оказались сдвинутыми ровно настолько, чтобы было удобно вылезать изнутри. Но теперь никого не было, должно быть, всех подъел печальный паук. Не зря же он именно здесь устроил свое логово, вероятно очень уютное с паучьей точки зрения: кругом паутина клочьями, косточки, черепушечки, чьи-то сухие тельца…

И посреди всего этого безобразия – двое! Стоят, пошатываясь, друг друга поддерживая, лиц не видно в темноте. Неужели все-таки шторбы?!

– Эй! Вы кто?! Вы живые?! – страшным шепотом окликнула Гедвиг.

Вопрос был праздный. Любая ведьма умеет на глаз отличить больного человека от здорового, не говоря уж о живом и мертвом. И даже в том случае, когда покойник ходит и разговаривает под влиянием темных чар, она его с живым ни за что не спутает. Гедвиг знала: эти двое живы и по большому счету здоровы. Другое дело, к роду человеческому один из них не принадлежит вовсе, другой – лишь наполовину. Все это она прекрасно видела, но зачем-то уточнила глуповато, должно быть на нервной почве:

– Не шторбы, нет?

…Казалось бы, чего хорошего можно найти в шторбах? Отвратительно вульгарные твари с тупыми синюшными физиономиями, торчащими клыками и дурным взглядом красных глаз. Но в тот момент Йорген фон Раух готов был дорого заплатить за то, чтобы именно шторбами оказались эти двое, а не теми, кем были на самом деле. Не светлыми альвами! Уточним для ясности: ничего против этой расы в целом ланцтрегер не имел. Беда в том, что один из них был тем самым «утопленником», встреченным в самый первый день пути, – ну да и боги бы с ним! Второй – вот ужас! Йорген в первый момент собственным глазам не поверил, решил – наваждение. Оно стояло перед ним, пошатываясь, таращило перепуганные глазищи…

– ТЫ?!! – выдохнул ланцтрегер и опустился на крышку гроба – ноги вдруг не захотели держать. – ПОЧЕМУ ТЫ ЗДЕСЬ?!!

Спутники ошеломленно переглянулись.

– Вы что… знакомы? – уточнил Кальпурций осторожно, на Йоргена было страшно смотреть, цветом лица он сравнялся если не с мертвым пауком, то с паучьими пленниками уж точно.

– Еще бы мы не были знакомы! – жутко рассмеялся ланцтрегер. – Рекомендую: Фруте фон Раух, богентрегер Райтвис, мой младший брат по отцу… ТАК ОТКУДА ТЫ ЗДЕСЬ ВЗЯЛСЯ, НЕГОДНИК, ГОВОРИ!!!

Юноша испуганно молчал.

…Это было ужасно. Хуже и вообразить было нельзя, хоть и пережил Семиаренс Элленгааль, младший тан светлых альвов Нидерталя, на своем веку множество невзгод… Когда чудовище, обездвижив их ядом, затащило в свое логово и бросило среди трупов, он решил: все, конец. Но страха за собственную жизнь не чувствовал, лишь досаду (попались глупо: зачем было лезть в этот город, заведомо мертвый?) и жалость к спутнику своему, так мало прожившему на этом свете. Еще было отчаяние: если погибнет юный Фруте, некому будет остановить Тьму. Но была и надежда: если свершилась одна перемена в линиях фатума, почему бы не случиться второй?

Видят боги, лучше бы так оно и вышло!

…Их было четверо. Молодой человек, случайно коснувшийся запретного. Нифлунг-полукровка, уже стоящий одной ногой во Тьме. Потомственная ведьма, способная от природы на дела гораздо более темные, чем простое родовспоможение. Честолюбивый и самонадеянный колдун, опасный не силой, но слабостью своей. Один из них, возможно сам не ведая о том, нес гибель собственному миру. Но кто именно? В этом Семиаренс Элленгааль теперь не сомневался. И не удивлялся больше, почему карты фатума назначили ему в спутники не опытного мага или воина, закаленного в боях с Тьмой, а нежного, чувствительного мальчика, совершенно не подготовленного к тяготам дальнего похода и опасностям вечной ночи.

Просто они оказались братьями – вот что связывало их.

И один другого должен был убить – вот о чем карты фатума так долго молчали.

Это было УЖАСНО…

– Знаете что, – Кальпурций Тиилл почувствовал, что пора брать ситуацию в свои руки, потому что молчание уж слишком затянулось, – давайте-ка выберемся наверх и там всё выясним, а здесь нам задерживаться ни к чему. Эти подземелья годятся разве что для шторбов, а мы таковыми, хвала Девам Небесным, пока не стали… Йорген, друг мой, слезай с саркофага, мы уходим!

Тот покорно слез. Вид у него был совершенно убитый. Потому что знал: не будет ему отныне радости в жизни, не будет! Кончилась пора беспечной юности, пришло время забот и тревог.

– Честное слово, лучше бы мы вас не находили тогда, на берегу! – в сердцах выпалил он прямо в лицо альву.

Учтивый и благородный Кальпурций был в ужасе, но Семиаренс Элленгааль не обиделся. Почему? Да потому что он сам так считал. Лучше ему было сгинуть в пучине морской, не исключено, что история пошла бы тогда совсем другим путем.

– …Я не знаю, с какой целью вы пришли в эти проклятые богами края, и не желаю знать! Это ваше личное дело, каким способом вы собираетесь расстаться с жизнью – утопитесь в море, пойдете на прокорм печальному пауку или еще что-нибудь интересное придумаете! Но зачем вы потащили с собой Фруте? – Йорген достаточно хорошо знал младшего брата, чтобы не заподозрить в нем инициатора этого безумного предприятия. – Неужели не нашлось более подходящей компании для…

…«самоубийства» – хотел сказать он, но брат, дотоле упорно молчавший, вдруг перебил его запальчиво:

– А я, по-твоему, чем не подхожу?!

– Хотя бы возрастом! – прорычал ланцтрегер.

– Мне пятнадцать лет! – возразил Фруте, гордо вскинув подбородок, тощая цыплячья шейка его смешно вытянулась. – Когда нашему отцу было пятнадцать, он уже имел сына!

– Скажите, какое хитрое дело! Любой дурак может с бабой… – Тут Йорген вспомнил про Гедвиг и осекся. – Короче, если бы ты тоже сына завел, я бы не возражал. Пожалуйста. Хоть десяток! Приживать детей – это не с темными тварями сражаться! Вас чуть не съели сегодня! Не успей мы вовремя – что тогда?!

Вопрос остался без ответа, Фруте гнул свою линию:

– Когда пятнадцать было тебе, ты возглавлял оборону Фаннебурга, и о том до сих пор поют в песнях…

– Ерунда! Ничего особенного в Фаннебурге не было, просто случился рядом менестрель и раззвонил на весь свет, чтоб его…

– Но ты воевал с Тьмой много лет, разве не так? Почему же мне нельзя?! Скажи!

– Я – другое дело! И нечего на меня смотреть!

– Почему? Думаешь, я настолько хуже тебя?

– Я думал, что ты лучше! Что ты способен на большее, чем тупое истребление ночной дряни! Я думал, у тебя будет сосем другая жизнь, что ты станешь выдающимся философом или там поэтом, унаследуешь отцовский ландлаг, сделаешься канцлером или советником при дворе… А ты… Ты хочешь все разрушить, хочешь стать как мы с Дитмаром… Ловкие приспособления для истребления чудовищ – и больше ничего!!! Да если… – Он шумно перевел дух. – …если они, чудовища эти, наконец на свете переведутся, я лично вообще не представляю, что буду делать и как жить. Ты таким хочешь стать, да?!

– Нет. – Фруте старался придать голосу уверенности и твердости, но он предательски дрожал. – Я не стану приспособлением! Я не собираюсь тупо истреблять тварей. Я должен уничтожить Тьму. На меня указали карты фатума, я избран для этого подвига. И тут уже ничего нельзя изменить. Я пойду до конца, брат!

«Девы Небесные!!! – простонал про себя Семиаренс Элленгааль. – Если бы ты знал, мальчик, что ждет тебя в конце! Если бы вы оба знали…»

– Ничего подобного, можно изменить! Карты фатума лгут как сивый мерин, это всем известно!

– Это смотря какие карты и в чьих руках! – вскипел юноша. – Ты что, воображаешь, будто я к зегойнам гадать ходил, как девка, засидевшаяся в невестах? Речь идет о подлинных картах фатума! Светлые альвы…

Но Йорген ничего не желал слушать.

– Плевать мне и на карты, и на фатум, и на светлых альвов в придачу! Зачем ты с ними вообще связался?! Не о себе, так о родных хотя бы подумал!

На это младшему брату было что возразить.

– Матушка и отец согласны, они считают борьбу с Тьмой достойным делом. Они благословили меня! – вскричал Фруте торжествующе, ему казалось, этот аргумент должен решить дело.

Не тут-то было! Ланцтрегер Эрцхольм отступать не привык.

– А Дитмар? Что он сказал?

– Ну… – замялся Фруте.

– Понятно. Дитмара, как всегда, не спросили. Мало он в юности из-за меня горя хлебнул, теперь и ты туда же?! – Тут Йорген с трагическим видом плюхнулся на обломок каменной стены (вышеописанный разговор происходил уже наверху, у входа в ратушу). – Да, теперь мне все ясно. Это кара! Это Девы Небесные прислали мне тебя в наказание за то, что бедный Дитмар в юности был вынужден слишком часто тревожиться и страдать из-за меня. Но видят боги, это было по крайней мере не по моей вине. Я этого не хотел! А ты…

– И я не хотел! Это карты фатума, ты должен понять!!!

Бедный юноша уже чуть не плакал. Йорген сидел, отвернувшись от мира, расстроенный и бледный, поэтому Кальпурций решил снова вмешаться – на правах будущего родственника.

– Тебе надо успокоиться и смириться с неизбежным. Дети рано или поздно взрослеют, ничего тут не поделаешь! – Он покровительственно похлопал друга по плечу. – Фруте уже не ребенок, он вправе…

Йорген отдернул плечо.

– Вот именно – рано! И вообще, я не говорю, что он ребенок. – На нервной почве Йорген сам себе противоречил. – Я говорю, что мечом он владеет… – чуть не сказал «паршиво», но вспомнил, что у брата это самое больное место, и вовремя поправился: – …недостаточно профессионально для противостояния незнакомым тварям. И вообще, что-то многовато становится избранных на единицу площади, не находите?

И тут неожиданно для всех подал голос маг Легивар, сказал очень спокойно и рассудительно:

– Не знаю, как вы, господа, но лично я нахожу это вполне объяснимым и закономерным. Как известно, окружающий нас мир населен некоторым количеством добрых богов. Судя по всему, каждый из них призвал своего, так сказать, «представителя» для борьбы со Злом. Возможно, они сделали это преднамеренно, посчитав Тьму явлением слишком масштабным, чтобы смертный мог с ним справиться в одиночку. Или же просто не договорились меж собой. В любом случае каждый из нас избран, и если мы будем действовать сообща, то с большей вероятностью добьемся успеха. Вы, разумеется, согласны, господа?

Он не видел причин, почему бы «господам» возражать. Лично его только что им же сочиненная теория устраивала как нельзя лучше, позволяла вновь возвыситься в собственных глазах.

Но у Йоргена были иные приоритеты.

– Лучше бы ваши добрые боги боролись со Злом сами, а чужих младших братьев не втягивали! На свете пруд пруди смертных, зачем призывать сразу двоих из одной семьи?!

– Один от альвов, другой от нифлунгов, – тихо предположила Гедвиг.

Черного Легивара она недолюбливала, но идею его сочла здравой.

– Неужели у них не нашлось для этого чистокровного альва и чистокровного нифлунга?! Что, свет клином сошелся на братьях фон Раух?!

«Сошелся! Именно – сошелся!» – подумал Семиаренс Элленгааль и рассмеялся так горько, что невольно привлек к себе общее внимание. На него посмотрели испуганно, но ничего не спросили – постеснялись.

– Ланцтрегер, – снисходительно вздохнул боевой маг, – разве не учили вас в детстве, что смертным не дано постичь промысел богов? И уж тем более нет смысла его оспаривать! Мы все здесь неслучайно, и не в нашей воле что-либо изменить… Ответьте лучше: принимаете ли вы мое предложение?

Окружающие молча кивнули.

– Делайте что хотите! – плюнул Йорген.

Он и сам устал спорить. Бакалавр прав, что толку сотрясать воздух, когда дело уже сделано: по божьему ли промыслу, по собственной ли дурости, но Фруте затесался во Тьму. Не брать же его за ручку и вести домой, бросив на произвол судьбы будущего… шурина, что ли, и его возможную жену? Остается одно: насколько это возможно, обеспечить брату безопасность. Для этого необходимо как минимум быть рядом…

– Делайте, что хотите! – повторил он. – А ты, братец, имей в виду! Если тебя какая-нибудь тварь, тьфу-тьфу, чур меня чур, сожрет…

– …домой не возвращайся! – хихикнула ведьма, что-то свое припомнив.

Но Йорген был не настроен шутить.

– Нет! Тогда я сам домой не вернусь!