Глава X
НОЧЬ В МУЗЕЕ
До закрытия музея оставалось около четырех часов. Это время Корсаков и Бурьин решили потратить на то, чтобы обойти все залы и закутки, изучив их расположение. Ведь в следующий раз они окажутся здесь ночью.
Корсаков уже пожалел, что впутал в это дело Никиту. Великан ходил по музею с мрачным видом, насупившись, сложив на груди руки, совершенно, даже для отвода глаз, не обращая внимания на картины, зато, увидев какой-нибудь малозначительный предмет для служебного пользования — огнетушитель, пустое ведро или внутренний телефон, как коршун кидался к нему и начинал назойливо рассматривать. Он явно наслаждался новой для него ролью взломщика, даже достал из кармана кожаной куртки темные очки и надел их, довольный своей маскировкой. Алексей подумал, что более кинематографического жулика трудно себе представить.
Впрочем, случайно увидев свое отражение в стеклянной раме одной из картин, Корсаков и сам нашел, что выглядит неестественно и напряженно. Он заставил себя улыбнуться, но от этого стало еще хуже.
— Смотри, пособие для начинающего взломщика! Они все делают, чтобы облегчить нам работу — радостно крикнул Бурьин.
Он подбежал к стене и уставился на план эвакуации при пожаре с подробной схемой всех залов, запасных выходов и служебных помещений на этаже.
— Перерисуем? — предложил Никита и стал шарить по карманам в поисках ручки. — Вот досада, писать нечем… Девушка, можно вас на минуточку? У вас ручки нет? А бумаги? Тоже нет? А что вы тогда в музее делаете? Эй, куда мы уходите? Я же с вами не знакомлюсь!
— Зачем тебе срисовывать план второго этажа, когда наш зал на первом? — Корсаков оттащил дружка от схемы за рукав. — Все, что нам нужно, это найти тихое местечко, спрятаться туда незадолго до закрытия и, не высовываясь, просидеть несколько часов. Потом вылезти, осмотреть статую — сигнализации на ней нет, это же копия, едва ли очень дорогая, — после чего снова спрятаться и подождать открытия музея. Далее смешаться с посетителями, и все. Никакого взлома не будет, и при хорошем раскладе все пройдет без осложнений.
Бурьин посмотрел на него так, будто он сморозил совершенную глупость.
— Сразу видно, ты дилетант, а для дилетанта все просто. Ты хотя бы детективы когда-нибудь читал?
— Агату Кристи?
— Кристи? — фыркнул Бурьин. — Можно подумать, эта старушонка разбиралась в ограблении русских музеев! Нет, ты почитай какие-нибудь детективы из русской жизни. Например, «Мент-удавленник», «Нож в спину», «Гроб для агента», «Образ с глушителем»… Узнаешь массу нового о работе наших правоохранительных органов и спецслужб. Например, как насчет принципа избыточной информации?
— Первый раз слышу, — сказал Корсаков.
— То-то и оно. Собираешься влезть ночью в музей, а не знаешь элементарных вещей! Таких лохов, как ты, убивают в первом же деле. Ладно, так и быть, объясню. Например, ты хочешь грабануть банк…
— Я не хочу.
— Я сказал, например, — отмахнулся Никита и перешел на театральный шепот, слышный, как казалось Корсакову, во всех уголках зала. — Значит, так, ты хочешь грабануть банк, но одного желания мало. Вначале нужно собрать всю, какую возможно, информацию об этом банке. Часы работы, систему охраны, имена сотрудников, графики дежурств. Короче, все, вплоть до того, есть ли у директора банка дети и в какую школу они ходят.
— А про детей зачем?
— На всякий случай, для избыточной информации, — объяснил Никита. — Нужно знать в сто, в тысячу раз больше, чем может понадобиться! Тогда банк твой. Тащи оттуда деньги, сейфы, даже диван, на котором дрыхнет охранник, — и все пройдет великолепно.
— И где ты возьмешь эту избыточную информацию в нашем случае? — нетерпеливо спросил Корсаков.
— Это будет непросто, — самоотверженно вздохнул Бурьин. — Избыточная информация собирается годами. Нужно пролистать сотни книг, побеседовать с тысячами людей, съездить в архитектурный комитет, изучить схемы коммуникаций, возможно, даже жениться на какой-нибудь из сотрудниц…
— Жениться?
— А ты как думал? Дело требует жертв. Жениться, для маскировки произвести на свет несколько штук детей… но это мы предоставим тебе.
Они прошли всех импрессионистов и углубились в череду античных залов. Хотя на улице стояла жара, здесь было прохладно и влажно, пахло то ли старым гипсом, то ли сыростью.
Посетителей у скульптур, как всегда, было мало. Только около копьеносца сидели две молоденькие художницы с альбомами, всецело поглощенные рисованием, а в другом конце зала прыщавый подросток любознательно разглядывал пышный торс Афродиты. Видя, что время идет, а подросток не уходит и торчит у статуи как приклеенный, Бурьин подошел к нему и тоже уставился на Афродиту.
— Молодой человек, я вижу, вы большой ценитель женской красоты. И что же вам нравится в женщинах больше: душа или тело?
Мальчик оглянулся, хихикнул и убежал.
— Зачем ты его спугнул? Когда ты наконец станешь серьезнее? — спросил Корсаков.
— Ты говоришь, как моя мамочка, — расхохотался Бурьин. — Могу я получить удовольствие от кражи века? Ну ладно, шутки в сторону. Давай искать тихое местечко, где нам предстоит свить свое бандитское гнездышко.
Как они и думали, тщательнее всего охранялись входы и выходы из музея, служебные помещения, подвал и чердаки. Но если за сохранностью картин, стоивших баснословных денег, следили, то к мраморным и бронзовым статуям, по большей частью являвшимся копиями, не было подведено даже самой элементарной сигнализации. И это понятно. Едва ли кто-нибудь, даже при наличии сильного желания, смог бы незаметно пронести статую, весящую за сто килограммов, через центральный вход.
— Кому нужны эти глыбы? — фыркнул Никита, убедившись, что смотрительницы поблизости нет. — Куда проще стащить гипсового пионера с допотопного московского фонтана.
Неожиданно Алексей замер. На постаменте, за колоннами, стояла огромная гипсовая гробница римского императора. Ее лепные барельефы изображали путешествие душ усопших через реку.
Зал оказался совсем маленьким. В нем ничего не было, кроме этой печальной гробницы и нескольких миниатюрных сфинксов.
Бурьин постучал по гробнице кулаком, проверяя, насколько она прочная, а затем поднялся на цыпочки и отодвинул тяжелую крышку. На дне, где, по идее, должен был обрести свое последнее пристанище император, валялось только несколько конфетных фантиков.
— Ну как, есть там мумия? — спросил Корсаков, наблюдая, как Никита пытается перелезть через гипсовую стену монумента.
— Пока нет, но скоро будет! — Бурьин исчез в гробнице. Оттуда донеслось его озабоченное пыхтение, будто большая ворона топталась в гнезде.
Примерно через минуту он гулко крикнул из усыпальницы:
— Эй, Лешка, ты еще здесь? Ты еще меня не совсем похоронил?
Корсаков поднялся на пьедестал и заглянул внутрь. Никита, поджав под себя ноги, сидел в одном из углов гробницы, а в другом углу было еще много места.
— Решил насовсем тут поселиться? — поинтересовался Корсаков. — Вылезай! До закрытия музея еще куча времени. Пойдем перекусим и купим фонарь.
— Постой! Еще рано! — заупрямился Никита, которому, судя по всему, чем дальше, тем больше нравилась гробница. — Задвинь меня крышкой, я хочу проверить, чем здесь дышат.
— Вылезай, потом проверишь! Никита махнул ему рукой:
— Исчезни! Задвинешь меня или нет, лучше я сам задвинусь.
Он взялся за край гипсовой крышки гробницы и потянул ее на себя. С легким стуком крышка встала на место.
Неожиданно Корсаков услышал приближающиеся голоса. Он поспешно спрыгнул с постамента и сделал вид, что любуется лепными украшениями потолка.
— А теперь прошу пройти в этот зал… Мы находимся в зале римской истории…
Из-за колонн показалась группа школьников. Дети окружили гробницу и уставились на барельеф с рекой Лета. Алексей понадеялся, что Никита услышит голоса и все поймет, если, конечно, гипсовые стенки не скрадывают звуков.
— Из какой вы школы? — спросил он так громко, как будто с детства был глуховат да к тому же разговаривал с кем-то, стоявшим на балконе шестнадцатого этажа. — Из Сократовской гимназии для вундеркиндов! — гордо сказала пожилая учительница и вдруг, озабоченно оглянувшись, закричала: — Ваня Медведев! Где Ваня Медведев? Опять потерялся?
— Вот он, Анна Васильевна! — затараторили юные вундеркинды. — Ваня, иди сюда!
В зал вбежал прыщавый подросток, тот самый, что разглядывал статую Афродиты. Он покосился на Корсакова, шмыгнул носом и встал рядом с учительницей.
Экскурсовод раздвинул гимназистов и протиснулся к гробнице.
— Тише, дети! Перед нами усыпальница римских императоров середины первого тысячелетия до нашей эры. Обратите внимание на ее размеры. Они должны были подчеркнуть значимость императорской власти и близости императоров к пантеону богов. Существует легенда, что лунными ночами дух императора выходит из усыпальницы и бродит, скорбя об утраченном величии Рима…
Вундеркинды затаили дыхание, с любопытством глядя нагробницу.
— А теперь обратите внимание на барельефы… Корсаков отошел в угол зала и присел на холодную скамью.
Все-таки, размышлял он, греческая и римская культуры были в чем-то более светлыми, чем культура Средневековья. Даже античные гробницы отличаются от средневековых, настолько в них меньше страха и пугливой подавленности. И едва он об этом подумал, как тотчас в памяти возникла темная застывшая фигура с острым костяным подбородком.
Исчерпав все сведения о римской усыпальнице, экскурсоводувел юных гениев из зала. Гении уходили, полные рвениянабивать свои свежие головы знаниями. У гробницы остался все тот же любознательный Ваня Медведев, который опять отбился от однокашников.
Мальчик задумчиво прохаживался вокруг гробницы, проявляя к ней повышенный исследовательский интерес В одном месте он остановился и потрогал пальцем пыльный след, оставленный на постаменте. Корсаков покосился на свои туфли и подумал, что неплохо бы вытереть подошвы.
— Тебе не пора догонять остальных? — спросил он вундеркинда, подходя к нему.
— Я хочу выяснить, есть ли там призрак. — Мальчик подпрыгнул и попытался ухватиться за край гробницы.
— Не трогай экспонаты! Откуда там быть призраку, ведь это копия!
— А вдруг это зеркальная трансформация?
— И ты не боишься? А что, если призрак тебя схватит?
— Днем? Днем призраки не выходят! — не очень уверенно сказал вундеркинд.
В этот миг крышка усыпальницы приподнялась, и за край ухватилась огромная ручища.
— Все ушли? Ну и духотища здесь! — прозвучал низкий загробный голос.
Ваня Медведев издал стонущий вздох, попятился, споткнулся о ступеньку, упал, вскочил и опрометью бросился наутек. Бурьин с хохотом выбрался из гробницы и задвинул крышку.
— Снова юный поклонник пышных форм? Ему можно только позавидовать — сегодня он узнал массу нового и о женщинах, и о потустороннем мире.
Часов около пяти вечера они вновь были в музее, причем Корсаков выглядел несколько располневшим из-за спрятанного под пиджаком пакета с инструментами. Недалеко от центрального входа Алексей заметил двух милиционеров, один из которых был даже с автоматом.
— Я отлично знаю, как работает этот народ, — усмехнулся Бурьин. — После закрытия они обойдут залы, все проверят, поставят на сигнализацию, а потом спустятся вниз, послушают радио и завалятся спать. А после будут через каждый час или два докладывать по телефону, что все в порядке, без происшествий. Ну ночью у них, может, еще будет проверка. Приедет капитан на машине, скажет пароль — «Вымпел» или «Абрикос» — потопчется и уедет. Ну это если, конечно, сигнализация не сработает…
— Откуда ты все знаешь? — удивился Корсаков.
— А что тут такого? Думал, государственная тайна? — презрительно фыркнул Никита. — Ограбить музей — все равно что отобрать у ребенка конфетку.
— Сплюнь — сглазишь!
Они прошли мимо греческого копьеносца и заглянули в маленький зал. Усыпальница римских императоров слегка отливала желтизной при тусклом свете ламп дневного освещения.
Корсаков обошел гробницу и, отодвинув крышку, опустил в нее пакет. Ломик глухо стукнул о гипсовое дно. Алексей наступил на барельеф и перебросил ногу в гробницу.
— Добро пожаловать в новый дом! — сказал он и взялся за крышку.
В соседнем зале послышались голоса:
— Девушка, музей скоро закрывается. Приходите завтра к десяти.
Алексей вцепился в крышку, чтобы она не брякнула, а Никита, оттолкнувшись от пола и перевалившись животом через край, кувыркнулся в гробницу.
— Подхватывай с той стороны! — прошипел он.
Они приподняли гипсовую крышку и бесшумно опустили ее. В гробнице стало темно. Ощупывая стенки руками, авантюристы присели на дно усыпальницы.
Через некоторое время донеслось размытое шарканье тапочек. Похоже, смотрительница даже не стала углубляться в зал, а просто заглянула в него из-за колонн и отправилась дальше.
— Ушла? — прошептал Никита.
— Кажется, да.
Сквозь узкие щелки по краям крышки пробивался свет.
— Фонарик у тебя? — услышал Алексей нетерпеливый шепот Никиты. — Включай!
При ярком свете фонаря, луч которого разбрызгивался о дно гробницы, Корсаков увидел, что Никита сидит напротив, скрестив ноги по-турецки, и обмахивается воротом куртки.
— Эта комнатка рассчитана только на одного жите ля, — сказал Бурьин. — Ну жарища!
В усыпальнице становилось душно. Древние скульпторы, продумавшие мельчайшие детали внешнего оформления и вырезавшие прекрасные барельефы, явно не рассчитывали, что обитатели гробницы станут дышать.
— А не открыть ли нам форточку? — Корсаков слегка приподнял крышку гробницы, подложив под нее ломик. Он надеялся, что снаружи легкий перекос крышки не будет заметен.
Теперь в гробницу поступал хоть какой-то воздух, и стало не так душно. Зато им пришлось выключить фонарик, чтобы его свет не заметили снаружи.
Корсаков закрыл глаза и стал тщательно продумывать каждый шаг. В какой части статуи может находиться тайник? Ему захотелось еще раз перечитать ночное послание, но в гробнице для этого слишком темно.
Двигать бронзовую статую и осматривать ее придется очень осторожно, так как поблизости от зала находится круглосуточный пост охраны. Алексей вспомнил, как далеко разносятся по гулким плитам шаги, и пожалел, что они не запаслись войлочными тапочками с завязками, вроде тех, что до сих пор выдаются при входе в некоторые дома-музеи.
Снаружи послышался глубокий вздох и лязг чего-то металлического. Авантюристы напряглись, но почти сразу догадались, что в зал вошла уборщица и поставила ведро на плиты пола. Потом донесся звук выжимаемой тряпки и деревянный стук швабры.
Корсаков посмотрел на светящиеся стрелки своих часов:
половина девятого. Он осторожно привстал и чуть приподнял крышку. Седенькая старушка в коричневом халате, с ножками треугольничком, повернувшись к гробнице спиной, энергично, с одышкой, вытирала тряпкой ступеньки. Через каждые две ступеньки она с трудом разгибалась, с лязгом придвигала к себе ведро и выжимала тряпку.
«У нас все делают старушки, — неожиданно подумал Корсаков. — Выносят горшки в больницах, чистят туалеты сидят в будках в метро, обслуживают в гардеробах и так далее. Россия — империя работающих старушек».
Вымыв зал, уборщица подхватила ведро и ушла на своих стреуголившихся ножках, а авантюристы остались в гробнице. Часа полтора все было спокойно, потом по соседнему залу бодро прокатились чьи-то гулкие шаги. Кажется кто-то из охранников заглянул и в этот зал, но по ступенькам не спускался.
— Поставил второй зал на охрану?
— Да.
— Ключи все сдали?
— В дежурке.
— Ладно, пошли…
Вскоре свет в зале погас, музей перешел на ночное освещение, и осталась гореть только дежурная лампа над входом в зал.
— Я же говорил, они склепы не осматривают, — облегченно прошептал Корсаков.
— Это и ежу понятно. У них тут тридцать залов, куча подсобок, чердаки и подвалы. Будут они выкладываться. — Бурьин, хмыкнув, на мгновение зажег фонарик.
Они просидели в гробнице еще довольно долго, давая охранникам возможность устать и улечься.
Бурьин утверждал, что у каждого уважающего себя ночного сторожа должна быть как минимум раскладушка, которую по утрам он прячет куда-нибудь в дальний угол или шкаф.
Корсаков был уверен, что в эту ночь не сомкнет глаз, но потом незаметно задремал, а вскоре почувствовал, что его расталкивают.
— Уже скоро три! — услышал он голос Никиты. — Вставай! Или отоспимся здесь до утра, а потом поедем и гостиницу?
Алексей потянулся. Во рту был неприятный привкус. В горле першило от гипсовой пыли, рассеянной в воздухе.
— А ты что делал, спал? — спросил он у Бурьина.
— Нет, в носу ковырял. Ладно, полезли.
Бурьин приподнял крышку и осветил лучом фонаря по стамент гробницы. Они сняли с усыпальницы крышку и, прислонив ее к стене, вылезли. Подсвечивая себе путь фонариком и стараясь высоко не поднимать луч, они крадучись поднялись по ступенькам и выглянули из-за колонн.
Вдруг Никите показалось, что рядом с колонной кто-то стоит, и он резко подался назад. Но это была всего лишь длинная тень статуи Аполлона с вытянутой над головой рукой. При свете фонаря тени статуй шевелились, сами статуи казались живыми. Проходя вдоль длинной стены, Бурьин на мгновение поднял луч, и из темноты выплыло перекошенное белое лицо галла, убивающего себя и свою жеиу.
Авантюристы подошли к двустворчатым дверям зала, за которыми начиналась парадная лестница. Корсаков приложился к дверям ухом и прислушался: кажется, все тихо. Тогда он натянул перчатку и осторожно надавил на ручку. Вначале ему показалось, что сработал датчик сигнализации, но потом понял, что так скрипнуло дерево.
Никита потушил фонарь. Приятели вышли на галерею. Вниз вела длинная лестница, покрытая ковром. Направо по этажу тянулся ряд запертых и опечатанных залов с картинами. У главного входа в музей на столе горела лампа, рядом с которой стоял телефон. На сдвинутых стульях у стола спал охранник.
Авантюристы переглянулись. Пожалуй, теперь им предстояло самое сложное. Для того чтобы попасть в средневековый зал, они должны были спуститься по парадной лестнице и у столика с лапой повернуть налево.
Приятели шагнули на ковер и начали медленно красться вниз, чутко ловя все звуки. Когда до входа в средневековый зал оставалось всего несколько ступенек, старшина вдруг заворочался.
Бурьин замер, приготовившись в прыжке преодолеть расстояние до охранника, прежде чем тот дотянется до автомата или телефона. Но старшина несколько раз моргнул в темноту, перевернулся на другой бок и снова захрапел.
Приятели благополучно пробрались в зал Средних веков. Ни одна из ламп не горела. В сумраке едва различимым был огромный силуэт Давида. А уж Плакальщик, скрытый в узком проходе в глубине зала, совершенно затерялся во мраке. Казалось, закутавшись в черные складки своего плаща, он терпеливо поджидал их, улыбаясь тонкими бронзовыми губами.
Включать фонарь было опасно, и авантюристы двинулись вслепую, стараясь ориентироваться по белеющей громаде Давида. Никита, шедший первым, споткнулся в темноте о стул. Каким-то чудом он успел подхватить его, прежде чем стул упал, и шепотом выругался.
Корсаков повернул чуть в сторону и шагов через десять у ткнулся в стену. Еще несколько шагов в темноте, и он нашарил чье-то ледяное лицо. Плакальщик!
— Нашел? — донесся до него шипящий шепот Никиты.
— Да.
Рядом вынырнул Бурьин и ощупал складки плаща Плакальщика.
— Ты прав, это он. Включить фонарь?
— Не вздумай! Оттащим его за угол, там свет не будет виден. Погоди, я отмечу, где он стоял.
Корсаков посчитал шаги от стены и еще раз от ниши.
Они подхватили бронзовую статую, оказавшуюся необыкновенно тяжелой, за ноги и за голову и потащили ее по узкому проходу мимо склепа с вырезанным из дерева рыцарем. Сразу за склепом, отделенный узким коридорчиком, начинался и зал с гравюрами.
За поворотом они положили Плакальщика на пол и включили фонарь. Луч скользнул под темные складки капюшона, высветив наконец то, чего они так и не смогли увидеть днем: маленькое, почти детское, но вместе с тем старческое лицо плакальщика. Всего только капюшон и скрытое в его складках резко очерченное лицо, но плакальщик был куда страшнее всех новоизобретенных героев ужасов с их выпущенными кишками, содранной кожей когтями, язвами и забитыми в головы гвоздями. Неизвестный скульптор, создавший Плакальщика, возможно, был сумасшедшим, но он, несомненно, что-то знал…
Они осмотрели каждую складку плаща статуи, ощупали капюшон. При свете фонаря бронза казалась монолитной, ни единого даже малозаметного стыка или шва, который бы намекнул, что где-то внутри существует потайной ящичек.
Корсаков простучал всю статую ручкой отвертки, но на слух звук казался совершенно однородным.
— А, чтоб тебя…
Луч фонаря снова скользнул по острому подбородку. Показалось, что губы статуи изогнулись в усмешке, но это лишь игра теней.
— Малосимпатический старичок! Похоже, он не собирается делиться с нами своими секретами.
— Да, с этим нытиком предстоит еще повозиться, — согласился Бурьин и перевернул статую другой стороной. Но со спины статуя Плакальщика был столь же монолитной, и осмотр плаща ничего не дал.
Минут через двадцать друзья отказались от поисков и встали, чтобы немного передохнуть.
— Да, монашек так просто не расколется, — сказал Никита. — Знаешь, о чем я подумал? А что, если в той бумажке речь идет о подлиннике, а это-то копия?.
— Но Федя искал именно в копии. Он не гонялся за древностями, специализировался на начале двадцатого века: рылся в архивах, изучал историю купечества. Что-то заставило его три дня подряд ходить в музей и осматривать плакальщика. Именно копию, а не оригинал. И он нашел что-то и позвонил.
Бурьин задумчиво хмыкнул:
— Звучит заманчиво. Значит, мы ищем спрятанный купеческий сундук с драгоценностями. А откуда ты знаешь, что Громов его уже не вынес? Об этом узнали, и его убили.
— Нет, не похоже… Сундука здесь явно быть не может. Ты же читал дневник. Федя был в музее всего за два дня до смерти, к тому же днем, а не ночью. Вряд ли у него была возможность тщательно осмотреть статую. К тому же если бы он и нашел что-то, то не смог бы вынести это из музея на глазах у охраны.
Приятели снова хотели включить фонарик, но тут в соседнем зале завыла сигнализация. Авантюристы замерли, щурясь от вспыхнувшего вдруг яркого света.
— А, черт! — шепотом выругался Бурьин. — Нынче везде конкуренты! Похоже, не одни мы грабим музей этой ночью.
Из полуподвала послышались крики разбуженных охранников и топот их ног.
— Матвеев, это у тебя на участке?!
— Опять эта хреновина сработала в четвертом зале!
— Пошли посмотрим. А ты звони в дежурку, а то вышлют патруль.
— Ставь статую! — прошипел Корсаков. В эту минуту у него вдруг пробудился какой-то сверхинстинкт, древний и мудрый инстинкт охотника.
Вместе с Никитой они поставили бронзовую статую возле гравюр и, пробежав по коридору, нырнули в закуток экологического плаката. Конечно, среди гравюр Плакальщику было не место, но поставить его требовалось, иначе, находящийся в горизонтальном положении, он немедленно привлек бы внимание сторожей.
Авантюристы прижались к стене. Выла сигнализация, а тут еще Корсаков сообразил, что они забыли в проходе пакет. Он толкнул Никиту и прошептал без звука одними губами: «Па-кет!» Тот понял и нахмурился, но выглядывать было поздно. Мимо статуи уже прогрохотали шаги охранников, торопившихся в четвертый зал и сейчас слишком занятых, чтобы смотреть.
Как только они пробежали, Алексей быстро выскочил и схватил пакет. Он еще заметил спину охранника, мелькнкнувшую в соседнем зале.
— Дежурная, алло! Алло, дежурная! — кричал кто-то в трубку.
Примерно через полминуты охранники вернулись. Сирена продолжала выть.
— Матвеев, ну что? — крикнул начальник охраны. — Скажи, пусть выключают! Двери опечатаны!
— Точно опечатаны?
— Дежурная, капитан Онуфриенко, объект третий… Выключите сирену! Осмотрели, печати в порядке… Да, отбой.
Через некоторое время вой сигнализации смолк.
— Ну, наконец-то заглохла! — крикнули из соседнего зала. — Сказали, чтобы написали докладную о происшествии.
— Я выключаю главное освещение?
— Выключай на…
Из зала с гравюрами, где стоял Плакальщик, послышалось чертыханье.
— Ну чего там еще?
— А, чтоб… наставят всяких уродов! Чего гогочешь?
И смех второго охранника удалился по направлению к лестнице. Свет погас.
Авантюристы выждали минут тридцать, а потом вернулись к Плакальщику. Для большей безопасности они перенесли статую в зал плакатов и опустили ее на ковровую дорожку.
— Уже четыре. Скоро запоют петухи, и придется возвращаться в гробницу. — Корсаков взглянул на светящиеся стрелки часов.
— Успеем. Давай осмотрим подставку. — Никита направил луч на массивное подножие скульптуры.
Корсаков уже без всякой надежды склонился над статуей и ощупал холодную с шероховатостями бронзу, как вдруг там, где узкие мыски крепились к подставке, палец нащупал едва заметное углубление — так и есть, в бронзе была хорошо закрашенная щель.
— Иди сюда! — свистящим шепотом позвал Алексей друга, выхватывая у него фонарь. Лицо у Бурьина было потным.
— Как же мы сразу не догадались! Помнишь, в расшифровке: «Ты стой на страже тайны!» Речь шла о подставке!
— Как эта штука называется? Не отпиливать же нам ему ноги?
— Что-нибудь придумаем! А ну дай-ка сюда ломик! — Бурьин попытался расширить отверстие, но оно оказалось для ломика слишком узким.
— Погоди, так мы всю статую покорежим! — Корсаков отодвинул великана от Плакальщика.
Он опасался, что если они повредят бронзовый слепок, то смотрительница утром сразу вспомнит о них. К тому же почему-то он был уверен, что тайник открывается совсем просто, без применения силы и механических средств.
Алексей поставил статую вертикально, уперся ногой в подставку и, ухватив за плечи Плакальщика, попытался повернуть его по часовой стрелке. Статуя казалась намертво приваренной к своему подножию, но когда он приналег против часовой стрелки, то почувствовал, как Плакальщик слегка подался.
— Вращается! Никита, помоги!
Бурьин всей тяжестью навалился на подставку, и им удалось провернуть Плакальщика. Никита нетерпеливо направил луч в нишу, образовавшуюся под ногами статуи.
Тайник оказался совсем небольшим. Никита просунул в него руку, пошарил и вытащил маленькую плоскую шкатулку. Полированное дерево, из которого она была вырезана, отлично сохранилось.
— Не слишком много в ней сокровищ, разве что бриллианты окажутся, — с сомнением проворчал Бурьин.
Он хотел взломать крышку шкатулки лезвием ножа, но Корсаков остановил его:
— Вначале выберемся из музея. В тайнике больше ничего нет?
И Никита снова просунул руку в тайник под статуей.
— Не-а. Одна пыль, причем не просто пыль, а вековой давности, — сказал он, разглядывая перчатку.
— Ладно, надо спешить. — Корсаков навалился на статую и вернул Плакальщика в первоначальное положение. Теперь механизм немного разработался и проворачивался легче.
Он внимательно осмотрел бронзовый слепок. Никаких следов их вмешательства заметно не было, кроме небольшой царапинки от ломика на подставке, но едва ли кто-нибудь из служащих обратит на это внимание, если друзьям удастся поставить статую на место и без приключений выбраться из музея.
Никита сунул шкатулку за пазуху и посмотрел на часы.
— Петухи пропели, пора сматываться. Нытик, иди к папочке! — И Бурьин подхватил Плакальщика за голову.
В зале Средних веков Корсаков отсчитал нужное количество шагов от стены, и на это место они поставили статую.
С Плакальщиком пора было прощаться. Осторожно пробираясь к выходу из зала, уже у самой лестницы, они оглянулись.
В сероватом предутреннем освещении монах уже не казался страшным, но теперь в облике у него появилось что-то затаенно-злорадное. Будто он знал что-то такое, чего не знали они, и смеялся над ними.
Безо всяких приключений Корсаков и Бурьин пробрались в гробницу и провели в ней несколько часов до утра, вскоре после открытия музея благополучно покинули его и направились к метро. На дне пакета, завернутая в газету, лежала запертая шкатулка.
